Возрождение

      Когда Шерлок был мёртв, немало времени он провёл, будучи норвежцем по фамилии Сигерсон. Вообще он не пытался провернуть это прямо в Норвегии — даже тогда его самоуверенность не простиралась так далеко — но у него всё ещё водились знакомые в Норвегии, а у одного из них имелся летний домик.       Шерлок прибыл в домик гораздо позже, чем планировал, поэтому фьорд внизу подёрнулся сизой тенью. Указания, которыми снабдил его хозяин, имели смысл только, если вы прожили в этой местности всю жизнь, а ещё пропала сотовая связь, как только он свернул с главной дороги. Домик оказался крошечным с красными стенами и крышей из дёрна. Шерлок бросил свои вещи в гостиной, прошёлся по комнатам, изучая расположение: спальня, ванная, кухонный закуток. Почти ничего в шкафчиках. Он открыл стеклянные двери и вышел на каменистую возвышенность с видом на фьорд. Пока Шерлок не глянул вниз на тёмную воду, то не вполне осознавал, зачем приехал сюда.       Вниз с уступа вели ступеньки, и он направился по ним, осторожно спускаясь по крутому склону, пока не очутился на берегу. На гальке краснел лодочный сарай с маленькой рыбацкой лодкой и несколькими каяками. Шерлок присел и опустил пальцы в воду: студёная. Он задался вопросом, насколько здесь глубоко.       Подъём назад оказался изнурительным. Большую часть взрослой жизни Шерлок продержался на сочетании хорошей наследственности, регулярных посещений додзё и наплевательского отношения к режиму и составу питания, но два огнестрельных ранения и последующая попытка уничтожить себя наркотиками нанесли огромный ущерб здоровью. К тому времени, как он добрался до домика, Шерлок задыхался, а пот ручьём лился по спине и ногам. Он сбросил пальто, рухнул в кресло с куда меньшим изяществом, чем изобразил бы, если бы за ним кто-то наблюдал, и подвёл итоги. Он находился один в месте, которое по ощущениям казалось краем света, его жизнь лежала в руинах, а сам он пребывал в ужасной форме. Всё это могло показаться последней каплей, но осознание стало для Шерлока облегчением: по крайней мере, появилась точка отсчёта.       Следующим утром Шерлок вернулся в город. Он купил обувь и одежду для бега. Походные ботинки, толстые носки, штаны с большими карманами, шерстяной свитер и анорак. Отправился по магазинам и накупил еды: овощи, чай, продукты, которые назывались «цельнозерновыми» и «органическими» или смахивали на те, что раньше покупал Джон в приступе здорового образа жизни. Приобрёл флягу для воды и рюкзак. Затем загрузил все покупки и поехал обратно.       Первые дни оказались сущим адом. Шерлок никогда не думал о своём теле так много, за исключением тех случаев, когда оно подавало неудобные сигналы о своих потребностях. А теперь тело требовало всё внимание. Что стало облегчением, поскольку отвлекало от любых мыслей кроме «ещё одна миля, ещё один холм». Болело в таких местах, в которых он даже не подозревал наличие мышц. На третий день ему пришлось отыскать магазин с пластырями, так как волдыри начали кровоточить сквозь носки. Он бегал, лазил по скалам, снова бегал, ел и спал. Каждый день он продвигался чуть дальше: ещё одна миля, ещё один холм.       На пятый день, когда Шерлок только начал свою дневную пробежку, лёгкая туманная морось принялась сгущаться до настоящего ливня. Шерлок вздохнул, опустил голову и двинулся дальше. Он мрачно думал, что когда-то был изящным и грациозным. Прыгал не глядя, летал, не зная, куда сядет, приземлялся легко, как кошка. А теперь стал болезненным увальнем, неуклюже плетущимся вдоль этого проклятого грязного склона горы, не имея более благородной цели, чем укрыться от дождя. Как только Шерлок подумал это, то опёрся на левую лодыжку, та подвернулась, вспыхнув болью, и он рухнул на слякотную тропинку.       С минуту Шерлок просто лежал, чтобы понять, насколько сильно пострадал. Боль в лодыжке словно светом сверхновой затмевала всё в непосредственной близости, но он знал, что рёбра не сломаны — эта особая хрусткая боль была давней знакомой ещё до их последней встречи на конце джоновой ноги. Рука болела. Шерлок сморгнул дождь и посмотрел на неё: всего лишь царапина на ладони. Поморщившись он поднялся, обхватил руками повреждённую лодыжку, а затем, сам не зная, что собирается сделать, открыл рот и завыл. Это был бессловесный рык чистой животной ярости, как ни странно, приятный, поэтому Шерлок снова взревел, выкрикивая гнев в безразличный дождь и ветер. Шерлок внезапно испытал слепящую злобу ко всему: к себе за падение, к горам, к родителям, брату, сестре, к Мэри за то, что умерла, и к Джону за то, что тот ненавидел его. Когда Шерлок взял передышку, то ощутил горячие дорожки слёз, и взъярился из-за этого ещё сильней и крикнул ещё громче, а затем снова и снова, и снова, потому что его так чертовски задолбало плакать.       В конце концов он стих. Когда горло засаднило слишком сильно, чтобы бушевать, Шерлок осел, сложив лоб на поднятое колено, всё ещё сжимая руками пострадавшую лодыжку. Он не открывал глаз, но чувствовал, как дождь безжалостно барабанит по плечам. В глубине души теплилась слабая надежда, что приедет Майкрофт на Ленд Ровере и заберёт его, а когда этого не произошло, Шерлок испытал усталое раздражение.       «Хорошо», — думал он, тщетно пытаясь утереть нос промокшим рукавом. «Вот и всё. С меня хватит. Больше никаких слёз. Единственный выход из этого — двигаться вперёд».       Шерлок набрал в лёгкие воздуха и приподнялся. Бедро болело там, где Шерлок ударился им при падении, но он проигнорировал боль и на пробу попытался ступить на левую ногу. Какое облегчение: нога выдерживала вес. Просто растяжение, а он знает, как справляться с растяжениями. Шерлок поискал глазами домик, который расплывчато краснел в отдалении, стиснул зубы и побрёл назад.       На утро лодыжка распухла, обрадовав уродливым оттенком фиолетового. Шерлок с минуту восхищался им, а затем, не обращая внимания на боль, втиснул ноги в походные ботинки. Раннее вставание и комплекс двигательных упражнений, — звучал голос Джона в голове, а походные ботинки послужили хорошим бандажом. Стоит воздержаться от бега на несколько дней, но травма не остановит его: единственный выход — это двигаться вперёд.       Днём Шерлок шатаясь спустился с горы и присмотрелся к каякам. Он никогда не плавал на них, но видел других пловцов на фьорде: дело не казалось слишком сложным. Прошлой ночью шторм пролился дождём, и день выдался ясным и солнечным, свет бриллиантами искрился на фьордах. Шерлок снова задался вопросом, насколько здесь глубоко. Фьорды, вырезанные ледником тысячи лет назад, могут оказаться глубже моря. Что ж: если ему было суждено утонуть в детстве, значит, он прожил дополнительные тридцать лет, и некоторые из них выдались неплохими. По крайней мере, смерть будет быстрой. Шерлок захромал к сараю и спустил каяк на воду.       Ветер дул в лицо, что вызвало новую боль в руках и плечах, не такую уж и неприятную. Когда Шерлок наконец повернул обратно, и ветер подул в спину, а позднее солнце позолотило воду, то на мгновение он снова полетел, скользя по воде, как когда-то давно мечтал вместе с Редбердом. От неожиданного и чистого восторга Шерлок громко рассмеялся.       Той ночью он достал свою скрипку.       Через несколько дней Шерлок поехал в город, чтобы пополнить запасы. Нотной бумаги не нашлось, но женщина в магазине сказала, что может загрузить шаблоны из интернета и распечатать, если он даст ей час, поэтому Шерлок отправился в кафе, где взял кофе и торт. Затем он решил проверить свой телефон, который зарядил вечером накануне на случай появления сигнала.       Сначала почта: почти нет неоткрытых, почему? А, Джон рассылал что-то вроде автоматического ответа: Мистер Шерлок Холмс в настоящее время не в Лондоне, но он посмотрит ваше сообщение, когда вернётся. Если вы находитесь в опасности, пожалуйста, обратитесь в полицию. Что ж, по крайней мере, это ответное сообщение не обязывало его что-то делать с письмами. Джон отметил некоторые, которые, должно быть, счёл многообещающими, и Шерлок по привычке просмотрел их: нет, очевидно, скучно, хммм. Возможно. Он проверил голосовую почту. Молли: «Просто хотела пожелать тебе хорошего путешествия, Джон сказал, ты уехал». Он перезвонит ей, когда вернётся. Медсестра из нефрологии просила его перенести запись, так как он пропустил приём — проклятье, совсем вылетело из головы. Ну что теперь, ничего уже не поделаешь. Горстка сообщений: от Майкрофта «Наслаждаешься крумкаке?», на которое Шерлок закатил глаза, и два от Джона «Как дела» и «Надеюсь, дела у тебя в порядке, тебя не похитили или ещё что, напиши, как будет возможность». Шерлок улыбнулся, доел торт и набрал номер. Джон взял трубку после первого гудка.       — Шерлок!       — Прости, что не позвонил раньше, там, где я остановился, нет связи.       — А где ты остановился?       — В Норвегии. На фьордах.       — В Норвегии! — Джон рассмеялся, и Шерлок не смог не улыбнуться в ответ. — Шерлок, на дворе сентябрь. Никто осенью не покидает Англию ради Норвегии! Люди отправляются в Италию или Грецию, или, возможно, на Ибицу. Чем ты занимаешься в Норвегии?       «Мне было нужно бросить вызов самому себе», — подумал Шерлок, но сказал лишь:       — На Ибице я бы обгорел.       — Наверное, — Шерлок всё ещё слышал улыбку в его голосе, но затем тот спросил более серьёзно. — У тебя всё хорошо?       — Замечательно, — и тут же вспомнил. — Ох, я пропустил приём у нефролога. Совсем забыл, пока не включил телефон сегодня. Это же не страшно?       — Ммм… скорее всего, нет. Вот что я скажу, сходи в аптеку или что там у них есть, купи несколько тех полосок, помнишь, которые у тебя были, когда ты выписался из больницы? Сделай несколько тестов. Если увидишь кровь или белок, вернись обратно в цивилизацию и позвони мне.       — Хорошо. Как Рози?       — Чудесно… ну, на самом деле, она простудилась, чёртова зараза ходит в садике…       — Я думал, Майкрофт искал ей няню?       — Да, я ещё не выбрал ни одной. Поэтому у нас выдалась пара тяжёлых ночей, но ничего серьёзного.       — А ты? — Шерлок всегда испытывал неловкость, задавая такие вопросы. — Ты в порядке?       — У меня всё хорошо. Продолжаю заниматься Бейкер-стрит. Мы с миссис Хадсон решили сделать перепланировку в оставшемся доме, поскольку ты больше не изводишь рабочих, поэтому я кучу времени потратил на то, чтобы помочь с той —       — Какого рода перепланировка? — с подозрением спросил Шерлок.       — Твои комнаты трогать не станем, не беспокойся. Ну, в кухне, но ты уже знал об этом, или мог бы знать, если бы лучше слушал, когда я говорил об этом.       — А что не так было с кухней раньше?       — Каждый раз, когда мы говорили об этом, ты выражал недовольство, — с раздражением проговорил Джон. — Миссис Хадсон не собирается вечно готовить для тебя, а поскольку ты буквально превратил кухню в лабораторию, то не протянешь остаток жизни на чае и чипсах.       Так как Шерлок сам недавно пришёл к тем же выводам, то не смог придумать, что на это ответить.       — Что ж, уверен, у вас отлично получается.       — Ага, тебе понравится, — радостно сказал Джон. — Я прямо сейчас нахожусь здесь, и мне нужно вернуться к рабочим на случай, если они найдут ещё одну твою нычку.       — Я думал, что вычистил все, — искренне удивился Шерлок.       — Ты пропустил одну в задней стенке пожарного выхода… там было ужасно пыльно, похоже, она осталась с тех времён, когда тебя не было. Я позаботился о ней.       — Спасибо. Передавай Рози привет.       — Передам.       Шерлок отнёс телефон от уха, чтобы разъединиться, когда услышал, как Джон сказал «Скучаю по тебе» так тихо, что Шерлок подумал, что не расслышал правильно.       Он быстро поднёс трубку обратно.       — Что?       После короткой паузы Джон шумно вдохнул.       — Я скучаю по тебе.       — Я…       — Шерлок, всё в порядке. Делай то, что до́лжно. Просто… позвонишь, когда у тебя снова будет связь?       — Позвоню, — Шерлок сглотнул. — Я тоже по тебе скучаю.       У Шерлока установился распорядок. Он вставал, отправлялся на пробежку, завтракал, наблюдая, как солнце карабкается по склонам холмов внизу. Затем совершал долгую прогулку в горах или сплавлялся на каяке, взяв обед с собой. Когда Шерлок возвращался днём, то недолго отдыхал, а затем снова выходил на улицу. По вечерам работал над музыкой. Становилось легче. До сих пор всё болело, но теперь, когда на то, чтобы переставлять одну ногу за другой, не требовалась вся его концентрация, Шерлок смог думать о музыке, а размышляя о музыке, он смог думать о своих потерях.       — Я проверил полоски, — доложил Шерлок. — Ни крови, ни белка. Мне стоит продолжать?       — Ты же проводил тест первым делом с утра, так?       Шерлок закатил глаза, пусть Джон и не мог его видеть.       — Я делал всё в точности, как после выписки, да, это несложная процедура.       — Да, хорошо. Тогда вот что. Проверяйся примерно раз в неделю после возвращения с вершины горы или куда ты взбираешься, чтобы позвонить мне. Когда вернёшься, сдадим анализ крови, проверим почки, и если всё окажется в порядке, то, полагаю, ты здоров.       Шерлок слышал шум машин и лёгкое эхо, когда Джон говорил: тот находился на улице, но зашёл в дверной проём, чтобы принять звонок от Шерлока.       — Я написал музыку, адажио, на самом деле своего рода реквием. Для Мэри. Я начинал работать над композицией раньше, но получилась ерунда, да и та версия сгорела во время взрыва, так что я написал новую. Думаю, возможно, когда-нибудь, если захочешь, я бы сыграл её для тебя. Но если не захочешь слушать, всё в порядке, я пойму. Тогда я мог бы записать её в нотах, может, Рози когда-нибудь захочет оставить её себе.       — Конечно, я хочу послушать! — Джон обрадовался больше, чем Шерлок ожидал, плечи сразу расслабились — он и не подозревал, как сильно напрягся. — Я буду рад, если ты передашь мне ноты. Знаешь, я до сих пор храню свадебный вальс. Он лежит в банковской ячейке.       — Хорошо, — сказал Шерлок. Он улыбнулся, и подумал, что Джон вероятно услышал это по его голосу. — Я сделаю письменный экземпляр.       Они поболтали ещё немного, обо всяких пустяках, а затем Шерлок сказал:       — Пожалуй, мне пора. Нужно заказать побольше нотной бумаги, прежде чем я отправлюсь по магазинам.       Он убедил себя, что Джон не скажет этого снова, подготовился и не собирался расстраиваться, но Джон произнёс это так, словно говорил всегда:       — Ладно. Береги себя. Я скучаю по тебе.       И Шерлок, широко улыбаясь, поднял подбородок и чётко проговорил в ответ:       — Я тоже скучаю по тебе.       На следующий день Шерлок записал адажио нотами, после того как осеннее ненастье прервало его поход. Он внёс несколько последних штрихов, но, по сути, работа была окончена. Завершение ощущалось скорее как обещание, чем прощание: Я никогда не забуду тебя. В меру своих возможностей и в той степени, в которой мне позволено, я буду присматривать за твоей дочерью всю свою жизнь. Когда Шерлок сложил бумагу и посмотрел в окно на дождь, то вспомнил другой дождливый день на Бейкер-стрит, когда убирал телефон Ирен Адлер в ящик своего стола. Он ощутил то же чувство завершённости, словно перевернул страницу с чем-то важным, но теперь оконченным. Возможно, Элла оказалась права насчёт траура.       Шерлок всерьёз взялся за перестройку чертогов разума. Больше никаких подвалов или подземелий, — всё наверху, открытое свету. Он сочинял музыку быстрее, чем успевал записывать, и некоторые композиции — для Редберда и для Майкрофта — остались лишь в голове. Однако он записал музыку для Виктора. Шерлок купил бутылку рома, опустошил и высушил её. Затем туго свернул бумагу и поместил свёрток внутрь. Ранним утром он взял каяк и, всю дорогу подгоняемый ветром, поплыл к устью фьорда, где тот впадал в великое Северное море, а затем со всей силы бросил бутылку. Возможно, та набрала воды и утонула, возможно, её прибило к берегу в нескольких метрах. Шерлок не стал смотреть, он развернул каяк и принялся грести назад, ощущая тепло солнца на плечах.       Теперь, став сильнее, Шерлок начал наслаждаться тем, что жил в своём теле. Он спал лучше, чем все эти годы, а сплав на каяке оказался неплохим развлечением. Горячий душ, мягкая постель — эти удобства приносили блаженство, которое он раньше даже не признавал. И еда! Еда оказалась вкусной. Его пища вряд ли соответствовала мишленовским стандартам — Шерлок ел довольно много консервов — но он всегда испытывал голод, а банки обладали восхитительным вкусом. А в кафе всегда подавали торт, который стоил всех ожиданий, думал Шерлок, поджимая пальцы в неосознанном предвкушении. Что он пытался доказать все эти годы, удерживая себя от чувственных удовольствий?       — Большие новости, — сказал Джон. — Я нанял няню. Никогда не догадаешься, кто это.       Шерлок наморщил лоб. Неужели Джон когда-то обсуждал кандидаток с ним? Если да, то он не обратил ни малейшего внимания.       — Кто?       — Талита.       — Которая из них Талита?       — Ни одна. Талита — это девушка, которая стояла в расписании Эллы между мной и тобой.       Шерлок моргнул. Анорексичная бывшая гимнастка?       — Ты не можешь нанять её!       — Почему нет? — явно напрягся Джон.       — Она сломлена! Ходит к аналитице! Рози нужна идеальная персона в качестве няни, ведь ты достаточно сломлен.       — Твои навыки межличностного общения в самом деле требуют серьёзных доработок, — ответил Джон. — Но как это и бывает, я прекрасно понимаю, что ты имел в виду. И ты ошибаешься. Все кандидатки Майкрофта — идеальны, в том-то и загвоздка: только от просмотра их дел я чувствовал себя полным неудачником. Если бы я нанял одну из них, то уже через неделю опять бы взялся за выпивку. А Талита… на самом деле она отличная няня, у неё превосходные рекомендации, просто предыдущая работа ей не подходила: четверо детей, мать не в себе, постоянный хаос. Ей нужно, чтобы за ней самой немного приглядывали, следили, что она питается. Это я могу. И хочу. Я говорил правду, Шерлок: не хочу больше быть тем парнем, который не знает, как зовут его соседей, и причиняет боль своим друзьям. Я хочу стать… хочу больше походить на мужчину, который всю ночь прогулял с незнакомой женщиной только потому, что знал, что она в беде.       Шерлок тут же сбросил последнее предложение со счетов — Джон всегда считал его более благородным, чем тот на самом деле являлся — и обдумал остальное. В словах Джона имелся смысл: тот всегда проявлял себя с лучшей стороны, когда кто-то нуждались в нём. Возможно, поэтому Джон стал заглядываться налево — из-за полной самодостаточности Мэри он подсознательно чувствовал себя лишним… Такой вывод ему определённо не понравится услышать.       — Полагаю, с ней всё будет хорошо, — сказал Шерлок наконец. — Расстройства пищевого поведения зачастую идут в связке с перфекционистскими наклонностями и обсессивно-компульсивными расстройствами, могло быть и хуже.       — И она не станет таскать моё печенье, — сказал Джон. — В отличие от некоторых.       Шерлок нахмурился.       — А печенье не было общим?       — И в этом весь мой лучший друг, — ласково проговорил Джон. — Нет.       Ещё в Лондоне даже думать об Эвр казалось опасным: предпринимать что-либо только в контролируемых обстоятельствах в присутствии Майкрофта или Эллы. Теперь, когда Шерлок более прочно заземлился в реальном мире, монстры в голове больше не казались такими пугающими.       Он начал с музыки, как и всегда, но как будто не мог уловить её верно. Эвр стала его зловещей тенью, частью его самого, какой не были никто — даже Мориарти — и музыка всегда звучала неправильно: вторая скрипка без мелодии. Поэтому Шерлок вернулся к тому, как подталкивал себя в самом начале: ещё одна миля, ещё один холм, — позволяя чертогам разума выстраиваться самостоятельно вокруг него, пока он трудился в поте лица. Это сработало. «У меня есть сестра», — думал Шерлок, наклоняясь к веслу. «У меня есть сестра», — с трудом взбираясь по крутой тропинке. «Она сумасшедшая, гениальная, смертоносная и опасная, и она любит меня в своеобразной и извращённой манере. Она не такая, как я бы хотел. Но она такая, какая есть».       Музыка начала являться, проникая сквозь кромки сознания, а когда дни пошли на убыль, Шерлок стал понимать, каким образом мог бы сплотить семью снова, если бы захотел.       Одним морозным днём в октябре он вскарабкался на последний участок тропы — больше скалолазание, чем поход — и встал на вершину гребня с видом на конец фьорда. Шерлок находился в добрых десяти километрах от домика, так далеко он ещё не заходил, и определённо не взбирался так высоко. Он видел весь путь, начиная с туманного устья фьорда, куда отправился на каяке, чтобы пустить по морю реквием по Виктору. Шерлок усмехнулся и сделал большой глоток из фляги с водой. Он прошёл от одного конца фьорда до другого: от самой высокой горы до широкого холодного моря, и принял всё, что фьорд мог ему бросить, покорив его.       Затем Шерлок глянул вниз в бездонную глубь полуночной воды и подумал «несовсем».       Тем вечером Шерлок стоял у стеклянной двери, выключив свет и вглядываясь в ночное небо. Луна ещё не взошла, а звёзды сияли и ярко вспыхивали, отражаясь на спокойной глади фьорда внизу. Шерлок положил скрипку на плечо и свободно опустил смычок на струны. Он не сочинял и не раздумывал, что бы сыграть дальше, он ждал, что ему скажет музыка. Шерлок закрыл глаза, прислушиваясь, а затем мягко провёл смычком по третьей струне: вопрос. Что-то в тембре всколыхнуло воспоминания, и он двинул смычком назад, положив палец на середину струны: третья и вторая, затем четвёртая, от четвёртой к первой. Да. Шерлок остановился, затем вернулся к вступлению адажио. Шерлок много лет не исполнял эту часть, предпочитая более оживлённые отрывки из классического репертуара — Бах, Моцарт, Вивальди. Возможно, он исполнял с кучей ошибок, но это не имело значения. Шерлок сыграл мелодию до конца, от медленной мольбы до отчаянного бега аккордов, а когда закончил, то отстранил смычок, позволив последней тоскливой ноте замереть в воздухе.       Шерлок закрыл глаза и не двигался. Он чувствовал всё до последней клеточки и молекулы в теле, ощущал вибрацию музыки барабанными перепонками, покалывание звёздного света кожей.       Шерлок не был идиотом. На этот раз он знал, какой вопрос не задал. Всякий раз когда он наслаждался прикосновением тёплой воды к коже, приятной болью в натруженных мышцах, слизывал крем с вилки, незаданный вопрос витал в воздухе. Шерлок подумал, что возможно готов наконец задать его.       На следующий день Шерлок последовал привычному распорядку: пробежка, завтрак, каяк, пробежка. Для дневной пробежки он выбрал тропу вдоль моря, а по дороге назад свернул с холма на тропинку, петлявшую вниз к фьорду. Шерлок редко бегал по ней, поскольку опора была неровной и рискованной, но он знал, что тропа вела к скалистому мысу у воды прямо возле лодочного сарая. Когда он добрался до длинного уступа, то не замедлился и не ускорился, а просто сбежал прямо с края и погрузился в воду.       Когда ледяная толща сомкнулась над головой, у Шерлока одновременно возникло три мысли:       • БЛЯДЬ       • Это чудовищный просчёт. Мышцы сведёт от переохлаждения, и я утону, не доплыв даже до поверхности.       • ДВИГАЙ       Шерлок задвигался. Он не предпринимал попыток плыть к берегу, потому что понятия не имел в какой тот стороне, но просто забился отчаянно и конвульсивно, чтобы выглянуть над водой. К счастью приливной поток толкнул Шерлока в верном направлении, и когда он вынырнул, то ударился голенью о камень, достаточно сильно, чтобы испытать боль, несмотря на то, что уже стал терять чувствительность в конечностях. Он выбрался на бугристую гальку и рухнул лицом вниз.       Несколько минут Шерлок просто лежал, сотрясаясь от холода и остаточного адреналина, пока здравый смысл не поднял его на ноги. Конечно же, он не захватил ни полотенца ни сухой одежды, так что пора возвращаться в убежище, пока не отморозил яйца. Поднимаясь по шаткой деревянной лестнице, Шерлок понял, что невероятно, но он хихикает: из-за шока, а, может, просто от радости, что вода не убила его, и он остался жив.       К тому времени, как он вернулся в домик, пальцы онемели настолько, что он не смог расстегнуть ни одной застёжки, поэтому Шерлок просто скинул ботинки и встал под душ полностью одетый. Он даже не мог сказать, насколько горячей была вода — лишь заметил, что кожа покрылась занятным разноцветьем белого, красного с отдельными участками синего — поэтому осмотрительно сделал поток немного потише, чтобы случайно не ошпариться. Прошло добрых десять минут, прежде чем Шерлок смог снять одежду. Обнажённый, он улыбался и несколько секунд стоял, подставив лицо под струи, подрагивая от покалывающего чувства, что он жив. А затем впервые в жизни опустил руку вниз и прикоснулся к себе.       Шерлок прошлёпал на кухню, согретый, сухой и потрясающе голодный. Он вылил суп в сотейник, и, пока тот разогревался, съел яблоко, нарезал тарелку хлеба и сыра и взял ещё одно яблоко, чтобы съесть его после супа. Шерлок всё ещё ощущал приятное покалывание и в то же время глубокое расслабление. Какое восхитительное чувство! Неудивительно, что люди занимались сексом.       Когда суп разогрелся, Шерлок поставил всю еду на стол и задумчиво разглядывал закат, пока ел. Честно говоря, он не помнил, чтобы принимал сознательное решение отказаться от секса, так же как и не помнил, что заодно решил избегать и межличностных отношений. Просто всегда было чувство, что подобные вещи созданы для низших существ. (Судя по всему, Майкрофт до сих пор так и считал, однако Шерлок решил, что на самом деле не хочет знать). Горстка предыдущих оргазмов, которые он испытал, случились сто лет назад и по большей части являлись разновидностью ночных поллюций: скрытые, постыдные, приносящие больше беспорядка, чем удовольствия. Шерлок снова задался вопросом — что он пытался доказать?       Что ж. Он задал вопрос, а теперь у него появилось ещё больше вопросов. Шерлок определённо знал, чего хотел, и даже если не знал чего конкретно, ничего страшного. Он знал кое-кого, кто в этом разбирается.       — Решил воспользоваться твоим советом, — объявил Шерлок по телефону. — Я уезжаю из Норвегии.       — Да ты что? Переберёшься куда потеплее?       — Да, — можно утверждать с полной уверенностью: в мире существует не так много мест, где холоднее, чем в Норвегии. — Но я ещё не знаю куда. Я позвоню, когда доберусь. О, и я отошлю свою скрипку обратно в Лондон — отвезу её завтра в посольство в Осло, а Майкрофт устроит, чтобы её доставили на Бейкер-стрит. Музыка для Мэри лежит во внутреннем кармашке футляра, а ещё там небольшой подарок для Рози.       — Ей понравится, — радостно сказал Джон. — Так ты собираешься в какие-то дикие места, или…?       — Нет, теперь скрипка мне больше не нужна. Она помогает думать, но я покончил с этим. Надеюсь, я отправил прошлое на покой.       — Ладно, — отозвался Джон. Шерлок мог слышать его аккуратно спрятанное любопытство и нежелание допытываться. — Хорошо. Отправляйся в тепло и развлекайся. Оторвись немного. Возьми второй кусок торта, если там подают торт.       — Это не похоже на совет от доктора.       — Это совет лучшего друга. Ты заслужил торт.       — Хорошо, — ответил Шерлок с улыбкой. — Может, я возьму, — глубокий вдох — он собирался сказать, на самом деле тренировался в чёртовой машине и не станет отступать сейчас — и проговорил, — Я скоро вернусь. Скучаю по тебе.       Шерлок услышал тёплую улыбку в голосе Джона.       — Я тоже скучаю по тебе.       Шерлок повесил трубку, все ещё улыбаясь, и аккуратно положил телефон на столик. Подумал с минуту. А затем подошёл к стойке, чтобы заказать ещё один кусок торта.