* * *
Расписавшись в своём поражении, Гермиона лишний раз убедилась: от влюблённости люди глупеют. Некоторые — робеют, некоторые — смелеют, а то и принцем датским прикидываются, но ума от этого точно не прибавляется. Иначе чем объяснить то, что два взрослых человека порой дурят, как парочка школьников. В случае Гермионы дерутся подушками и устраивают гонки по Мэнору. И даже если кто-то, условно, дёргает её за косички, это не обеляет ответный бред в виде «книжицы по макушке» — по факту, маленькой драки. Безобразие полное. Как и лёгкое слабоумие. Накрывшее не теперь — в тот момент, когда Малфой поцеловал Гермиону. Он её зацепил. Разозлил. Он смутил её. Но что ещё страшнее — заставил чувствовать себя виноватой. Потому что вытащил на свет то, в чём она боялась признаться. Если так дальше пойдёт, станут сюсюкаться, обливаться водой и гонять гномов в саду у Лавгуд. А что? Чем это хуже игрищ на раздевание? И ведь причина бьётся внутри сердечной тоской. — Прости... — шепнула Гермиона. Шепнула сердцу. Шепнула Рону. Бесспорно, такая глупость — дань выживанию. Ведь люди вымерли бы раз сто, не влюбляясь, как дети: неосознанно, без оглядки. Ну, а кто захотел бы в объятья к Малфою? Уж точно не Грейнджер! У неё есть Рон. Был... Рон. До самого дурацкого поцелуя на свете! Да, Рон был. Но он в этом не виноват. Даже Малфой не виноват. А поцелуй — и того меньше! Виновата — она. Только она. Потому что не заметила, как язвительность Драко стала её забавлять, а хитрость — не вызывать раздражение. Как серые, пасмурные глаза превратились из лужиц в озёра, а губы — в само искушение. Не Малфой искал оправдания школьным придиркам, гадостям, прошлым ошибкам, а глупая девочка, сидящая в ней. Мелкая, вредная и назойливая! Которая распевала в уши о любви Драко — к отцу, к матери и, наверное, к Нотту, а любовь не растёт на бездушии... Эта же девочка убеждала, что в школе у кого-то не было выбора, только — страх. Судьба не наградила Драко Гарри и Роном, она лишь послала, как испытание, чистую кровь. А Гермионе — Малфоя... Ещё одним испытанием. Потому что заставлял её злиться и улыбаться день ото дня. Почти постоянно. Почти украдкой. И ведь не Рону, а дуре-Гермионе казалось, что Малфой заигрывал с ней, когда встречал в коридорах, цепляясь, как мальчик, по мелочам. Он таскался по злачным местам не ради славы и денег, и это его неуважение к правилам отдавалось в самом сердце. Потому что возвращало назад, в школу, когда даже глупость смотрелась подвигом. Гарри совсем недавно шутил, что скоро повесит в аврорате часы, прямо как в Хогвартсе, припишет под ними «Малфой и Грейнджер», и Блейз начнёт принимать ставки. А Джинни — подруга ещё называется! — сразу поставила на... ...ничью. — Не сегодня, — буркнула себе под нос Гермиона. Она сидела на полу спальни, подпирая спиной тяжёлую дверь, и ни на минуту не сомневалась, что недостойна Рона. Такой. И всё. — Надо было давно рассказать, — о неясности между ними. О чувствах. Гермиона осторожно коснулась губ и шепнула: — Пока я не стала его целовать... — Грейнджер... — один раз стукнули в дверь, и Гермиона невольно вздрогнула. — Это я... Драко-старший вцепился в потёртую ручку: — Слушай, Грейнджер... Давай поговорим. Торча у спальни несмелым подростком, он тёрся лбом о бездушное дерево, запрещая себе войти. Потому что хотелось. До дрожи. Его неодолимо тянуло туда, где нет страха больничных стен. Где она не лежит на кровати изломанной куклой и в глазах еле теплится жизнь. — Уходи! — велела Гермиона, упираясь затылком в дубовое полотно и затыкая несносное сердце, которое отстучало «привет» при звуках заветного голоса. — А чем мне это поможет? — ожидая хоть шага навстречу, спросил Драко. И надавил, с твёрдостью и надеждой: — Ведь ты же Грейнджер... Ты должна мне помочь. Вот же дурак! Даже если заявился из будущего. И прячется от неё, связанный тайной. — Говорить у тебя получается ещё хуже, чем драться, — с грустью протянула она. — Я ничего тебе не должна, Малфой. Я — твой куратор. Не друг. Не напарник. Не опекун. Я — аврор. И сейчас не в состоянии тебя выносить... Когда внутри что-то рвётся. — А когда была в состоянии? — бездумно поддел он. — Но худой мир лучше доброй ссоры. Потому у меня предложение, — с осторожностью спорил Драко, потирая двухдневную щетину. — Оно меня не интересует, — непримиримо оборвала Гермиона, горя желанием прикрыть себе уши. Руки сами потянулись к ним, оберегая свой слух от Малфоя. И ранимую душу: — Оставь меня в покое. — Не надо затыкать уши, — Гермиона немного оторопела и, не закончив, уставилась на старое зеркало, стоящее на каминной полке: «Оно зачаровано?» — Нет, я не подглядываю, — опередил Драко, улавливая её желание почти физически. — Вспомни, что даже преступнику дают последнее слово. — С чего это оно последнее? — поинтересовалась Гермиона, подгибая голые ноги. — А для преступника ты мелковат. Он подлец и шкодник. Драко решил, что лёд тронулся. Пытаясь смягчить конфликт, пустил в ход капельку юмора: — Давай ты забудешь о нападении, а я — о синяках и ушибах, — растирая повинную шею, вопрошал он, не особо на это надеясь. — Мне, между прочим, досталось. «Преступник» улыбнулся и нащупал старую шишку. — Так напиши на меня жалобу, — не оценив порыв, отшила она. — Давай начистоту, Малфой... Уже не важно, что ты скажешь, — Гермиона смежила веки, ощущая пустоту и обиду. — Ты перешёл черту, неужели не понимаешь? А там за чертой — чувства и принципы. Которые она — что? Готова забыть? — По-моему, мы перешли её вместе, — уточнил он через дверь, чувствуя, что между ними растёт не любовь, а пропасть. — Нет, ты... ты бесподобен! — возмутилась Гермиона, вкладывая в это не комплимент. — В своих выходках ты обвиняешь... — Но... — вклинился Драко, а Грейнджер будто не слышала: — ...обвиняешь меня? — сложив на колени руки, она спряталась в них лицом. — Всё, хватит. Уйди, ради бога... — Но ведь... — Просто. Уйди, — упрямилась Гермиона. — ...это ты меня поцеловала! — практически в полукрике выпалил Драко и осёкся. Резкость исчезла, осталась нежность: — Тогда, в саду... это ты поцеловала меня. Их «кошки-мышки» в обнимку с яйцами закончились весьма неразумно. Погоня переросла в стычку, а стычка чуть не переросла... в секс? Чего греха таить, они оба забылись, отдавшись жадным губам и нескромным касаниям. Оба испугались... Но не остановились. Не сами. — Ты, я... Какая разница? — не понимала Гермиона и, повернувшись, пялилась в дверь, будто могла увидеть его лицо сквозь смежный барьер. — Так тебе легче? — не пряча разочарование, спросила она. И пояснила: — Считать, что это сделала я. Драко, осев вслед за нею на пол, коснулся пальцами полотна: — Возможно, — признался он и огладил дверь, безотчётно и трепетно. Устыдился своей слабости, порылся в кармане и не удержал: — Но ты мне ответила. А потому, как и я, виновата... — Знаешь, искать виноватых — так по-взрослому! — она отвернулась от безучастной двери и, взглянув в окно, пожалела, что не умеет летать. — Как и сбегать от меня в мамочкин сад, — припомнила Гермиона. — А спорить на джинсы по-взрослому? — ответил взаимностью Драко. — Так что в расчёте! — заключил он, продираясь сквозь гул воспоминаний, опять наводнивших башку: Старое прошлое. Новое прошлое. Мозаика чувств. Только в этой мешанине виноват Малфой — именно старший, а не он — беспечный юнец. Ведь именно он раскрутил хроноворот, наплевав на изъян. И именно он может встретить новое будущее, а не тот мальчик, что спорит в гостиной с несчастной судьбой. — Так ты ведёшь счёт? — рассердилась Гермиона. — Тогда я выхожу из игры. Немедленно. Навсегда! Ты, Малфой, так и не вырос, — она вновь почувствовала себя глупой. Наивной. Влюблённой. Но девочка в ней почти исчезала: — Ты напал на меня... — Обстоятельства, — нерешительно вставил Драко. Только её не пронять: — Запер в Мэноре. — Не подум... — Нотта зачем-то в это втянул, — наперебой, вскинув брови, поражалась она, сознавая, что тот видел больше, чем голые ноги: Её глупость. Не ту самую любовь, а детскую глупость. Ребячество. — Он не... — почти вступился горе-защитник. — Выбросил в окно мою палочку, — по-учительски ровно вещала Гермиона. — Это был не я, — скривив рот, взвыл Драко. Истина вдруг победила. Напасть — он напал, но не запирал... Что бы гад-пособник ни думал! И тут, запнувшись, она искренне его обвинила: — П...поцеловал меня и сделал вид, что ничего не было! — Что, сделал вид только я? — не сдержавшись, упрекнул он. — Это потому что нас видел Поттер? — и как он их, паршивец, нашёл! Теперь Драко гипнотизировал дверь, будто требуя от деревяшки ответа. — Так Гарри — повод меня избегать? — Гермиона вновь испытала неловкость: лучше б Гарри их не застал. И благодарность: за то, что застал. Неизвестно, во что бы вылился тот поцелуй... Вряд ли во что-нибудь честное. — А если я злился? — ляпнул Драко, проклиная чёртову злость. — На тебя, Грейнджер. На твой паршивый характер! На твою работу. И на долбаного дружка! — постукивая ключом по полу, прибавил он. — Не примешивай сюда Рона! — запретила она, ощущая глубокий стыд. — И учти, скажешь ему хоть слово про... — Я не скажу! — перекричал её Драко. И он не лгал. — И не сказал бы. Но ты сама мне поверила, — вздохнул он. — Так поверь и теперь... Мне понравилось тебя целовать. Не боясь, Драко сказал это вслух. Только Гермионе не нужно знать, что он целовал её чаще, чем той казалось. Он целовал её — робко и жадно, на мятой постели, едва дыша. Целовал, наверно, только вчера... Согретый прощением. Пока — болван! — всё не испортил. Потому что струсил. Но не теперь. — О господи, Драко... Ты ведь почти женат, — под нос прошептала она, закрывая лицо руками. А Малфой будто услышал: — Гермиона, ещё есть время... — для него — всё изменить. — Я знаю цену времени, — сквозь отчаяние обронила она. — Уже слишком поздно... — Да, ты ж собралась за Уизела! — в сердцах буркнул Драко. Он отгибал пальцы, как даты календаря. Потом плюнул и отмахнулся. — Через сколько? Через три дня? — Откуда?.. — Гермиона набрала воздуха. — А разве ты не помолвлен с Асторией? Драко невольно взглянул на кольцо. Кровавый камень одним лишь цветом запрещал прикасаться к нему. Как время — сейчас к Гермионе. — Не с Асторией, — опрометчиво произнёс он, и Гермиона от правды даже застыла: «А с кем?» — Понимаешь, я просто ошибся, — продолжал Драко. — И ты даже не представляешь насколько... Грейнджер, я сейчас сам не свой, — он поднялся, ощущая себя беспомощным старцем. Да, Малфой — старик, пусть ему и за тридцать, просто трещина в колбе изменила его лицо. Скрыла на время, словно под маской. Но он растерял свои годы не за век, а за миг, оттого они давят на Драко огромной ношей. — И это даёт тебе право творить чёрт знает что? — встрепенулась она. — Бог с ним, с хроноворотом... Ты сделал из меня пленницу! — У меня уважительная причина... Хреновое оправданье. — Мне всё равно! — Гермиона прикрыла наконец уши, но успела перехватить тёплое: — Не выходи за него. — Что? — переспросила она, чувствуя, как внутри поёт кто-то мелкий. — Не выходи за Уизли, — не коверкая имя. Нигде не язвя. — И ты знаешь почему, — не замолкал Драко, в этот раз подбирая правильные слова: — Чувствуешь. Как и он. — По-моему, это не твоё дело, — упрямилась Гермиона. — У тебя на пальце кольцо! — с надеждой на «уже нет» обронила она. Но «нет» не последовало. — После поцелуя это и моё дело! Что бы ты ни думала, я не желаю тебе зла. Если только чуть-чуть... — он улыбнулся, и Гермиона это прочувствовала. Кожей. — И давно ты так изменился? — терялась она, вскользь касаясь застывших губ. — Всего пару дней, — невинным голосом сообщил Драко, подперев плечом дубовую дверь. — Тебя это пугает? — И в чём подвох? — Его нет, — настаивал Тот-кто-её-потерял — в своём прошлом. Ведь она бы с ним не осталась... Даже если б оправилась. — Потому что я видел сон. — Теперь мы говорим о твоих снах? — не дослушав, ещё больше удивлялась она. Ощущение, что за дверью не Малфой, а кто-то другой, не покидало её. Но голос, нотки, словечки с головой его выдавали. — Я видел сон, где сделал тебе больно, — Драко не хотел... Он просто сглупил. — Это был не сон, — поправила его Гермиона. Она поднялась, разминая затёкшие ноги. — Ты уже это сделал. — Значит, я настоящий дурак, — твёрдо заявил Драко. — Который просит его простить, — не за её прошлое — за его. За боль. За кровь. И за трусость. — Только дай мне минуту, — он завозился. — Ты что, издеваешься? — насторожилось взрослое я, не готовое вновь оступиться. — Услышь меня, Гермиона... Она сморгнула, так и не сумев вставить: «Зачем?». Вот оно — коварство нескольких слов. Вот оно — бремя Малфоем. — Через дверь это проблематично, — чуть дрожа, упиралась она, обхватив ломкие плечи. — Я не... — Да, ты права, — оборвал её Драко. И тут... клац! — щёлкнул замок. Гермиона замерла, свесив вдоль тела ослабшие руки. Она ждала — видит бог! — целых пять ударов сердца ждала, что скрипнут старые петли. Что Малфой войдёт и застигнет её... ни к чему не готовой. Она второпях пригладила волосы, прикрыла руками бельё, но не двинулась с места. — Ты можешь уйти, — сказал Драко, не пересекая новой черты. — А можешь остаться, — он на шаг отступил, — и узнать правду. Гермиона, не веря ни себе, ни собственным чувствам, потянулась к холодной ручке, боясь дёрнуть за неё и понять, что жестоко ошиблась. Опять. Что ей почудилось. Что ничего между ними нет. Она распахнула дверь... Но за порогом никого не было. А у ног возлежал «белый флаг»: Её несчастные джинсы.* * *
Драко-старший спускался по лестнице, с облегчением сознавая, что в него не летят ни подсвечник, ни тапок, ни с десяток угроз. И звук шагов за спиной он тоже не слышит. Как и генеральского голоса. Эта приятная тишина внушала надежду, что жертва себя окупила. Если присталец что-то и вынес из прошлого, так это некую истину: Врать не особо полезно. И далеко не всегда нужно. Бесспорно, он рисковал, когда решил освободить Грейнджер — в этой реальности. Но любое хорошее дело — излишний риск. Так последняя попытка загладить вину вылилась в страстный порыв, он же спор, безрассудную близость и... новую ссору. От которой Гермиона сбежала, как от огня. Но Драко не стал её останавливать. И страшно ошибся. Он будто снова услышал надорванный крик и ощутил тепло чужой крови, липнувшей к дрожащим рукам. Прошлая Грейнджер разбилась. Переломалась на его бесстыжих глазах. И обнажила этим не свои раны — Малфоя. Он больше не оставит её Уизелу! И своему сердцу уже не соврёт. Вот только придумает, как уговорить Грейнджер. Нет, не спасти его от тюрьмы — только от лап хитрой Бригитты. Вместо идей в холле Драко ждал злой и знакомый взгляд. — Ты совсем охренел?! — Малфой-младший выставил перстень как причину всех бед. — Это ловушка... ловушка, мать твою! — А я тебе о чём говорил! — как ни в чём не бывало заявил «благодетель», опершись спиной на витые перила. — И ты, сопляк, в неё угодил. Поздравляю! — Так «хрень» теперь синоним подставы? — едко полыхал Сам-ты-сопляк, растирая запястье. Словно чувствуя Волчий обет, оно ломило и желало отделиться от тела. — О-о-о, это синоним много чего... — постукивая каблуком по полу, спокойно сообщил Малфой-за-тридцать. — И подставы в том числе. А ещё хрень — синоним «думать башкой надо было»! Драко дико захотелось подтащить того к зеркалу, чтобы кто-то перестал считать себя отцом, а не единственным — на хрен! — наследником. У них одна рожа, один мозг (видимо, на двоих) и одно прошлое. Полный маразм — им попрекать. — Ты не говорил, что меня надули! — возмущался Драко, источая и гнев, и досаду. — Не сказал про Мэнор! Ты промолчал, что мамашка запала на нас. Что, эта правда тоже опасна? — Да, — кивнул Малфой-старший. — Если кто-то мастак истерить, — он ткнул его в грудь. — Самое главное я сделал: предупредил о кольце. Остальное тебе доложили, — он кивнул в сторону гостиной: — Бригитта — сама лаконичность. — Она — горгона! — ещё сильней заводился Драко. — Мэнор она захотела... — огласил он, едва не рыча. — А кто ей его даст?! Знаешь, я придумал, как вылезти из всего этого дерьма, — на взводе он схватил двойника за руку: — Сними кольцо, стань героем! — Малфой почти не шутил. Как же сейчас не хватало палочки!.. — Я уже это сделал! — рявкнул тот и выдернул руку. — Твоя очередь... Будущее не пристало менять, — скривился он. — Зато молчать, что кару может принять другой, — самое то! — язвил Драко, толком не понимая, что с ним не так. Почему он сам себе враг, а не чёртов союзник. Он оскалился: — Повторяю, ты охренел?! На что будущий Драко лишь вытянулся: — Неужели ты думаешь, что за порогом табун из желающих? — собеседник едва приоткрыл рот, как: — Мама не в счёт, — сразу осадил взрослый Малфой. Ещё лет пятьдесят-семьдесят здоровья ей не прибавят. — А кто говорил про маму? — негодовал Драко. — Если есть способ избежать старости, я должен... — он перевёл дыхание, — должен об этом знать. Не между прочим, а с самого начала! Какие ещё сюрпризы ты от меня прячешь? Кто-то от нас беременен? — Ага, Поттер, — не удержался второй Малфой. И не спеша уточнил: — Которая теперь Поттер. И Главный аврор тебе не лекцию прочтёт! — Отлично!.. В этом месяце я Поттера ещё не злил, — подхватил Драко и чуть не запустил в двойника чем-то потяжелее. — Что там за трюк с клятвой? Сам признаешься или сывороткой опоить? — пригрозил он, сознавая, что на зелье нет денег. — А чего не Амортенцией? — не испугался неглупый Малфой. — Буду послушным, как собачонка. Нет у меня времени всё разжёвывать! Почти нет, — он словно чувствовал, как оно течёт и меняется. Настигает. Будто палач. — Если мы придём к нужной точке ни с чем, я даже не знаю, что будет! Визенгамот прав: такие игры опасны. Чертовски опасны. И нарушитель закона начинал думать, что хроновороты можно как казнь использовать. Это ж долбаное самоубийство! — И придём, — не сомневался Драко. — Если ты будешь молчать и драклов пинать! — А какого хрена я здесь? — негодовал Малфой-старший. — Слышь, идиот, у тебя своя роль, у меня — своя, — где он, безусловно, главный. — Ты — прикрываешь тыл, а я стараюсь решить нашу проблему, — нервно-серьёзно объявил он, выставляя кольцо. — Но всё не так просто, есть правила... Драко метался по холлу как заведённый: — Да плевать мне на правила! Мэнор — наш дом. А ты не пробовал их обойти, гений? С кем-то, у кого одна кровь? — намекнул он. — Волчьи чары её не тронут. Закон стаи. — Астория тебе не поможет, — предрёк «гений». — Ты забыл, что сказал Нотт? Она — ехидна! Гусыня. Она — Гринграсс. И если дойдёт до яиц, даст тебе фору! Между прочим, она не питает к нам тёплых чувств, — он постучал по носу: — Как оказалось... — А ты с ней говорил? — спросил Драко, подозревая, что будущий он и тут налажал. — Напоминаю, есть правила. Прочти, на хрен, книгу! — сердито напирал тот, указывая на раскуроченный кабинет. — И забудь про Асторию. — Как забыл ты? То есть вновь наделать ошибок? — протестуя, Драко покачал головой. — Есть же способ на неё надавить, — не сомневался он. — Должен быть! — Прежних ошибок тебе недостаточно? — Малфой-старший оглянулся на лестницу, проверяя, не грядёт ли одна из них. — У тебя сейчас другая проблема — Грейнджер. Разберись с ней. И когда я говорю разберись, это не значит: попытайся её раздеть! Однажды это хреново кончилось. — Уже разобрался, — отмахнулся Драко и зашагал прочь, собираясь перевернуть завалы в поисках адовой книжицы. — Кстати, куда ты сунул её джинсы? — на ходу повернув голову, спросил он. — Я их вернул, — авторитетно сообщил тот. — Ты — что? — побагровел Драко. Развернулся и зацепил, как лопух, китайскую чашу. Та опрокинулась, покатилась по мебели и с жутким треском разбилась об пол. — Как ты открыл?.. — он рыкнул. — Чёрт, запасной ключ! — в маминой вазе. — Но зачем? Она ж на нас в аврорат донесёт! — предки за такое прихлопнут. А подпольному порталу — хана, и парящая синяя дымка не на почести намекала. — Ты её отпустил? — Не совсем, — выкрутился хитрец. — Тогда где она? — а в ответ лишь поднятый вверх указательный палец и не самое убедительное: — Спокойно, так надо, — вещал взрослый Малфой, косясь на антикварные черепушки. «Эх, мама теперь точно прибьёт!..» — Кому — чёрт возьми — надо?! — мышцы Драко налились мщением. — О чём ты думал вообще? Опять о себе? — поддев, он бросился на гада как гад: — Я, блин, запру тебя в чулане, урод! Парни с рёвом сцепились. Расшвыривая по холлу кусочки старинной чаши, они, скрючившись, кружили в нелепом танце по Мэнору, и тот, что моложе, рвался отыграться за своё настоящее: за тайны и недомолвки, за джинсы, за верёвки — за всё! Плохо, что силы были практически равными. Пинки и тычки едва долетали до цели, нечленораздельные звуки росли, а злость и дурость клубились в венах. Двух гладиаторов мало волновало, что есть дела поважнее. Здесь и сейчас желание прибавить кое-кому ума-разума сводилось к попыткам уложить друг друга на обе лопатки. — Объяснись с ней, — цедил Малфой-старший, вновь стараясь скрутить брыкающегося себя. — Хоть раз кого-то послушай! — он едва не получил локтем в нос — в назидание. Зажмурился и чуть не спустил в трубу все «достижения»: гладиатор помладше вился ужом. — Ха, слабак! — ликовал Драко, пыжась и освобождаясь от хватки. — Все мои проблемы из-за т...тебя, — он звучно выдохнул, — из-за тебя, муфлон! — Не обзывайся, ты же не Грейнджер, — протяжно отчитал Малфой-старший. Он по-мальчишески подскочил и повис на собрате немалой гирей. Тот не устоял — и два драчуна неизящно бухнулись на пол, обронив бранное «си», за которое мама не только бы в угол поставила. Но это их не остановило: борьба превратилась в возню, пинки — в тупые удары, ругательства — в рычание, а осколки — в орудие малоприятного поражения. — Ты это я, ты это я, болван, — втирал Драко своему взрослому я, отдалённо, но понимая, что пора перестать делить пальму первенства и действовать сообща. И если для этого нужно поставить заносчивую натуру на место, он только — за! — Это меня и пугает, — прошипел тот, сознавая: Они — два барана. Два самодура. Два неразумных дитя. В пылу и угаре, цепляясь за всё и вся, они старались не замечать, как фарфор врезается в спину, под локоть, в плечо и бёдра... Борцы уставали, но не сдавались, ощущая и боль, и кайф, и фамильный азарт двух кровных братьев. Распалённые и злые, Малфои теряли и пуговицы, и лицо. Однако не прекратили — и когда перешли от ударов к нелепым пиханиям, и когда раздался треск ткани. Сначала надорвался рукав на рубашке, а потом и задний карман на штанах. Неизвестно, чем бы это закончилось, но судьба оказалась нещадна — один из осколков впился драчуну-старшему в зад, вызвав громогласное: — Всё!.. Хватит. — Сдаёшься? — тяжело дыша, обронил победитель и отпустил «старичка». Печально, что состраданием тут и не пахло. Просто ситуация стала казаться уже не комичной — абсурдной. — Боюсь тебя придушить, — рявкнул Малфой-тот-что-умней. Он наконец перестал оголтело злиться, напрямую выпустив пар. — Мы, чтоб ты знал, не драться должны, а искать девушку! Дебоширы, оправляясь, поднялись на ноги. — Какую девушку? — наспех уложив волосы, спросил Драко, тайно радуясь тому, что мордобой развязал чей-то язык. — На ночь, что ли? — съёрничал победитель, бездумно прилаживая пострадавший рукав. Бесполезно. — На всю жизнь, остряк! — Малфой обвёл глазами мини-погром и указал в сторону кабинета: — Прочтёшь, поймёшь... — вредность из него никакими кулаками не выбьешь. Последовав дурному примеру, он оценил ущерб себе любимому в виде оторванных пуговиц и содранных костяшек. Повернулся и услышал, как Драко прыснул: — Трусы надо носить, придурок! На штанах зияла свежая «рана». Клочок ткани, не спросясь, оторвался вместе с карманом и обнажил чистокровные телеса. Не целиком, но частично, выставляя бледность, как и шрам, напоказ. — Я планировал отменить сделку, — оправдывался Малфой, выворачивая башку и оценивая масштаб унижения. — А не с тобой нянчиться! — Только не говори, что Бригитта нас поимела, — забеспокоился тот, прекрасно зная, чем чреваты её нескромные желания. — Вместо замка она затребовала трусы? — желчно бросил Драко и усмехнулся. Объяснение одно — секс. Но с кем? — Тебе лучше не знать, — просветил бедолага и отмахнулся. Эту ошибку он и под Империо не откроет. — Есть проблема куда серьёзнее. Ведь ты, придурок, прикончил портал! — напомнил он. — Да, это хреново, — согласился Драко, почёсывая угрюмый лоб. — Он вроде крутой, с охраной, такой за дёшево не купишь... А ты делай что хочешь, но джинсы верни! — приказал он, рывками заправляя рубашку. — И не собираюсь, мой мальчик, — передразнил далеко не мальчик Бригитту и прибавил: — Расскажи всё Грейнджер, осёл! — иного выхода нет. — Она не Астория, — и Малфой ощущал это сердцем. На что Драко-гордец отсалютовал и поплёлся за книгой, выставив вверх средний палец. И вдруг... раздался стук в дверь. А потом громкий, знакомый до одури голос: — Открывай, Малфой. Я знаю, ты дома! Ну, всё... доигрались. — По-о-оттер, — в один голос взвыли они, не сомневаясь, что у правосудия длинные руки. И, если на то пошло, очки. — Отвали, я занят! — огрызнулся молодой Драко, чертыхнулся и, нелепо жестикулируя, обрисовал причину визита: Грейнджер. — Ты и палочку ей вернул?! — паникёр наглядно настучал себе по лбу, метнулся взглядом на лестницу и услышал: — Нет, — сообщил Малфой-освободитель и не стал скрывать: — Впусти его, а то хуже будет, — шепча, предупредил он и дважды кивнул в сторону гостиной. — И учти, Поттер не Грейнджер, его сексом не возьмёшь... — Это ещё почему? — Драко хмыкнул. На что Тот-что-постарше вытаращил глаза. — Ты нас явно недооцениваешь, — отшутился он. — Чёрт, так и знал, что у нас с Грейнджер что-то было!.. — Если под «что-то» ты подразумеваешь избиение младенцев, — второй шутник указал на него, — то да! — он засуетился, но и секунды не прошло, как из кабинета донеслось: — Драко, ты где? — голос Нотта звучал беспокойно и абсолютно не вовремя. — Эй, приятель, дело есть! — Малфой, не вынуждай меня!.. — твёрдо пригрозил Поттер. — Ну что за хрень! — в унисон объявили они, предчувствуя тонну головной боли. — Дом свиданий какой-то... — и, не сговариваясь, символически перерезали себе горло. Новый виток неприятностей уже начался. __________________________________________________ * Палимпсест — рукопись, написанная на пергаменте, уже бывшем в подобном употреблении.