***
Первые несколько недель без Джойс были одними из самых тяжелых в его жизни. За долгие таких недель случилось много, и переезд друга, казалось, не должен был возглавить этот список, но именно так и произошло. Конечно, ничто не могло превзойти ту неделю, когда его Саре поставили страшный диагноз, или ту, когда он ее потерял. Тем не менее, одиночество было для него страшным демоном, и теперь у него не оставалось выбора, кроме как столкнуться с ним лицом к лицу. За последние два года он привык к ее постоянному присутствию. Они провели столько времени вместе после возвращения Уилла. Ему нравилось, когда она была рядом. Нравился ее объективный взгляд на его жизнь, на воспитание его дочери. Некоторое время он по привычке опускал руку, чтобы передать ей сигарету, прежде чем понял, что ее больше нет рядом. Он часто винил себя за то, что чувствует одиночество, хотя у него была дочь, которая всегда была рядом. Но Оди теперь была подростком, и она больше беспокоилась о друзьях, школе, встречах с этим чертовым Уиллером, чем о своем старике. Но когда Джойс ушла, Хоппер заметил, что одиночество поселилось и в его дочери тоже. Она так сблизилась с Уиллом, единственным, кто вошел в ту часть ее жизни, которую никто другой не мог понять. Чувство защищенности и плечо, на котором можно поплакать, когда прошлое напоминает о себе. Хоппер потерял Джойс, а Оди потеряла Уилла. Его семья была разлучена, вот как Хоппер описывал для себя эту ситуацию. Если не брать во внимание тот факт, что на самом деле это не была его семья. Ни в официальном смысле, ни, вероятно, в глазах Джойс. Это были две разные семьи, которые в какой-то момент сблизились. Его самоуничижительная часть без конца твердила, что он не имеет права горевать о потере этой семьи, потому что ее никогда не существовало как таковой. Байерсы никогда не принадлежали ему. Никогда. Они не твои. Ему приходилось бороться, чтобы казаться счастливым ради Джойс. Она пыталась вернуть себе свою жизнь и это значило оставить его позади. Он не мог вывернуть это как-то иначе, это была просто правда. Она сделала то, что должна была сделать ради спасения своей семьи и себя самой. Он наблюдал, как стресс съедает ее день за днем. Он хотел подбодрить ее, хотел гордиться тем, сколько сил ей понадобилось, что оставить все случившееся позади. Но горькой правдой было то, что он не принадлежал к тому маленькому кусочку жизни, который она заберет с собой, когда уйдет. Однажды он смирится с этим, но вряд ли это случится скоро. Спустя несколько месяцев новой жизни без Джойс он начал обдумывать возможность навестить ее. Она обещала ему, что он сможет сделать это в любое время, когда только пожелает. Поначалу он не хотел этого. Даже не думал об этом, настолько сильно был зол. Снова и снова старался скрыть свой гнев от Джойс, потому что она этого не заслужила. Однако какое-то время спустя Оди стала все чаще и чаще говорить, как сильно скучает по Уиллу, и как раз в тот момент гнев Хоппера рассеялся достаточно, чтобы он понял, что готов снова встретиться с Джойс… обнадеживающе. Итак, это был своего рода подарок для Оди на ее пятнадцатый день рождения, поездка к ее другу. Момент был идеальным. У детей были каникулы по случаю Дня Благодарения, так что не надо было тревожиться, что они пропустят что-то важное в школе. У Хоппера накопилось достаточно отгулов на работе, но даже и без этого никто бы не сказал шефу полиции, что ему нельзя уехать. Не успел Хоппер опомниться, как солнце окончательно скрылось за горизонтом. Он наконец-то пересек мост, соединяющий остров с остальным миром, и их утомительная поездка начала приближаться к концу. Фотографии, которые он видел, не могли в полной мере передать все великолепие острова, заметное даже несмотря на то, что на улице уже было темно, как ночью. Сразу за мостом он увидел здание клуба, о котором ему по телефону говорила Джойс. Оно было похоже на замок и его массивные желто-белые стены были хорошо видны сквозь высокие деревья. Опустив стекла, Джим глубоко вдохнул соленый воздух, почти ощущая, как он заполняет его легкие. Как мог островной воздух быть таким расслабляющим? Прохладный ноябрьский ветерок обдувал его лицо, пока он ехал к платной парковке. Он начинал понимать, насколько заманчивой может быть идея собрать вещи и уехать в место, где даже воздух оказывает такой эффект. В свете фар он медленно двигался по извивающейся дороге, пытаясь найти адрес, который назвала ему Джойс. Езжай по Бичвью, это главная дорога на острове. Когда увидишь коттеджи, поверни направо, к третьему въезду на территорию. Наш коттедж 111. Он усмехается, когда вспоминает, как звучал ее голос. Она казалась такой уверенной в себе. Он с легкостью мог представить ее улыбку во время их разговора. Боже, как он скучал по этой улыбке. В последний раз, когда он ее видел, это была лишь маска, скрывавшая безмерную усталость. Даже спустя время улыбка так и не касалась ее глаз, лишь мышцы лица старались выдать что-то правдоподобное. Нормальная, искренняя улыбка не появлялась на ее лице долгие месяцы. Оставалось надеяться, что соленый воздух и пальмы избавили ее от той ужасной усталости. Хоппер молился, чтобы это было так. Она нуждалась в этом, повторил он сам для себя в сотый раз. Ей это было нужно и боже упаси, если это не оказало должного эффекта. Его глаза пробежались по номерным знакам на коттеджах. Сердцебиение Хоппера учащалось по мере того, как он приближался к нужному домику. — 111, мы на месте. Когда машина въехала на небольшую подъездную дорожку, Хоппер оглядел новый дом Джойс. Он выглядел вполне мило, был, похоже, построен совсем недавно, и излучал какое-то необъяснимое тепло. Как только Хоппер припарковался и заглушил мотор, его захлестнул звук разбивающихся о пляж волн. — Ты всегда находишься меньше, чем в паре миль от пляжа, — Джойс упомянула об этом в их первом телефонном разговоре после ее отъезда. На самом же деле пляж был прямо у нее на заднем дворе. Скорее в сотне ярдов от дома, чем в паре миль. — Оди, — прошептал Хоп и некоторое время помолчал, наблюдая, как его дочь вырывается из глубокого сна, просыпается и вертит головой, не понимая, где находится. — Мы на месте. Он дал ей несколько секунд, чтобы проснуться и осознать, что она все еще в машине. Глядя на сумки и прочий багаж, Хоппер задумался, каково было Джойс уезжать. Смотреть на собственную жизнь, упакованную в картонные коробки. Как она смогла выкорчевать все, что построила за долгие годы, и перенести за тысячи миль? Это не могло быть просто. Черт, да ничего больше не было просто. Но это была жертва, которую ей пришлось принести, и он не мог перестать думать о том, как тяжело ей было. Неужели она все это продумала? Когда он заметил, что увяз в собственных мыслях, в доме Джойс зажегся свет, заставив Хоппера отвести взгляд от багажника. Она знала, что он здесь. Должно быть, она уже давно ждала его. Они договаривались, что он приедет к обеду, но движение на шоссе было таким непредсказуемым. Все сводилось к этому. Шесть месяцев вдали друг от друга. Он провел шесть долгих месяцев без нее и того, что он так сильно любил в ней. Ее улыбка, ее смех и успокаивающее присутствие ушли вместе с ней. Теперь казалось, что сердце колотится вовсе не в груди, а где-то в горле. Он стоит у багажника и смотрит на дом, когда Джойс медленно открывает дверь и выходит на улицу. Где-то глубоко внутри него начинает разливаться тепло. Она все еще метр шестьдесят, такая крошечная, но такая сильная Джойс Байерс. Он встречается с ней взглядом, наблюдая, как медленная, но искренняя улыбка появляется на ее лице. Даже сквозь темноту он видит огонек от сигареты, отражающийся в ее глазах. Он чувствует, что улыбается в ответ. Им нет необходимости говорить друг другу какие-то слова. Их улыбки куда красноречивее. Он не может полностью рассмотреть ее в темноте, но даже лунного света хватает, чтобы заметить пользу, которую принесло ей солнце. Ее глаза больше не выглядели усталыми и безжизненными, кожа, казалось, излучала слабое свечение, а улыбка была такой искренней. Неизменными остались каштановые с медным отливом волосы, ниспадающие мягкими волнами. От ее вида все еще захватывало дух. Это никогда не изменится. Никогда. — Ты так и будешь стоять там всю ночь и смотреть на меня? — поддразнивает она. Он бы мог, если бы захотел. Каждый уголок вокруг был прекрасен, но именно Джойс притягивала взгляд. Каким-то неведомым образом пребывание рядом с ней даже в течение менее чем минуты начало заполнять пустоту, которую он чувствовал во время ее отсутствия. Гнев, который Хоппер испытывал к ней за ее уход, начал медленно рассеиваться, когда он наконец увидел ее стоящей всего в нескольких метрах от него. Из того, что Хоппер успел в ней рассмотреть, он сделал вывод, что сейчас она выглядела гораздо счастливее. Ее плечи не были опущены от истощения и тяжести, казалось, всего мира. Она не казалась такой опустошенной, какой была, когда уезжала. Она казалась… лучше. Было ли неправильным то, что он почти завидовал? Он бы отдал весь мир за последовательную, лишенную стресса жизнь. Но, в отличие от Джойс, он не имел на это права. Держа обеими руками кофейную кружку и зажав между пальцами сигарету, она спустилась вниз по ступенькам, к нему. Неужели это происходило на самом деле? Неужели он действительно снова стоял рядом с ней? Или это его разум создал образ в очередном сне, чтобы скрасить одиночество? Он смотрит, как она приближается к нему и борется с желанием ущипнуть себя. Если это не было сном, то было чертовски на него похоже. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. А настолько хорошие вещи случались крайне редко. Не в этой жизни. Это были редкие, неожиданные моменты, которые нужно было ощутить в полной мере. — Рад видеть тебя, — почти прошептал он непослушным голосом, все еще не веря, что она снова рядом с ним. Было столько всего, что он хотел бы сказать ей, что он планировал сказать, как только увидит ее. Но сейчас эти слова могли немного подождать. Вместо этого он решил, что предпочтет просто насладиться моментом. Он кинул взгляд на багаж, совершенно не чувствуя желания сейчас заниматься его распаковкой. Они с Оди собирались, не зная, как долго пробудут у Джойс. Первоначальный план предусматривал примерно неделю их пребывания в ее доме, но чем больше Хоппер находился рядом с Джойс, тем острее ощущал, что уйти будет трудно. — Я тоже рада тебя видеть, — ответила она так же тихо. Дыхание перехватило, как только слова сорвались с ее губ. Она не не была уверена, чего ожидала от их встречи, но сразу поняла, что Хоппер явно не настроен сейчас вести светский разговор. Поднимая чемодан Оди, Хоппер краем глаза заметил, что его дочь лениво соскользнула с пассажирского сиденья. Его сердце сжалось, когда он увидел, как Оди тихо, устало и с облегчением заключает Джойс в объятия, а та в ответ обнимает ее так же крепко, как тогда, в восемьдесят четвертом. Они были семьей. Разбитой, разделенной семьей. Как кусочки пазла, разбросанные по всей карте. Но сейчас они были дома. По крайней мере, ненадолго. Дом не обязательно должен означать здание с крышей, это скорее присутствие кого-то в вашей жизни, кто заставляет вас чувствовать себя в тепле и безопасности. Оди легко нашла дом в Джойс. Она была первой, кто отнесся к девочке с теплотой и материнским участием, которых та не ощущала целых двенадцать лет. Это было тем, из-за чего Хоппер злился больше всего, когда Джойс ушла. Оди нуждалась в ней, пусть даже это и не было сильно заметно. Конечно, у нее был Хоппер, но как бы он ни старался, ему было никак не стать тем человеком, от которого девочка могла бы почувствовать материнскую любовь, в которой так нуждалась. Джойс была одной из немногих женщин в его жизни, которым он бы доверил свою дочь. Как только Хоппер осознал, что его мысли снова разжигают в нем гнев, он заставил себя глубоко вдохнуть. Нет, сейчас нет места для гнева. Это счастливый момент. И снова соленый воздух, заполнивший легкие, позволил ему расслабиться. Гнева не будет. Не будет сегодня и не будет так долго, насколько он сможет его подавить.***
— Как ты нашла это место? — спросил Хоппер. Оди крепко спала в одной из кроватей в спальне Уилла. Хоппер думал, что она уснет на ходу, пока Джойс быстро проводила их по дому, показывая, где их комнаты, ванная и кухня. После, дождавшись, когда дети уснут, они вышли на крыльцо. Это был действительно хороший дом. Лучше, чем Хоппер ожидал. Три спальни, две ванные комнаты и уйма свободного пространства, гораздо больше, чем могло понадобиться Джойс и Уиллу. Взвесив все за и против, она позволила себе разориться на хорошее жилье для новой главы своей жизни. Джонатану понадобится личное пространство, когда он вернется домой на каникулы, и, конечно, Джойс подумала о том, что их будут навещать друзья, которых тоже надо будет где-то разместить. Конечно, теперь, когда она получала регулярные выплаты от Лаборатории, она могла себе это позволить. Хорошего дома на пляже было недостаточно, чтобы компенсировать то, что пережила ее семья, но этого было достаточно, чтобы попытаться жить счастливо. Джойс объяснила ему, что устроилась на новую работу почти сразу, как переехала сюда. Выплаты от Лаборатории не будут вечными, и это поможет накопить на будущее. Она говорила это так, будто он не понимал или осуждал ее. Иногда ей казалось, что если она как можно быстрее не объяснит свои поступки, у кого-то будет лишняя возможность выработать неверное суждение о ее действиях. За исключением Хоппера. Он бы никогда так не сделал, потому что хорошо знал все ее мотивы и не имел даже мысли о том, чтобы осудить ее. — Я проводила здесь летние каникулы, когда была ребенком. Папа сотрудничал с местным историческим обществом, — ответила Джойс после долгого молчания, не отрывая взгляд от океана. Это была любимая часть ее нового дома. Куда ни глянешь, повсюду взгляд встречается с могучим океаном. Просыпаться от звука разбивающихся о пляж волн было благословением, которое она никогда не сможет воспринимать как должное. Джойс провела больше трех месяцев, борясь с навязчивой идеей оставить Хоукинс навсегда. Она была не виновата в том, что случилось с ее семьей, но не могла спокойно жить и ждать, когда это случится в третий раз. Это было опасной игрой, где на кону стояла жизнь ее сына. Когда она начала всерьез задумываться о переезде, то долгое время взвешивала все плюсы и минусы. Однако, сколько бы не было минусов, скольким бы ей не пришлось пожертвовать, ее сын больше не должен был оказаться на грани между жизнью и смертью. Это решило все ее внутренние споры. Ей было тяжело, очень тяжело, но это было к лучшему. Она продолжала говорить себе это. Снова и снова, пока наконец не поверила в это. Это было к лучшему. Она знала, как трудно им будет уехать. Особенно Уиллу, который потеряет друзей и единственную жизнь, которую когда-либо знал. Все, что Джойс могла сделать, это надеяться, что однажды он поймет, что его жизнь важнее всего остального, и что она должна была сделать все от нее зависящее, чтобы он был в безопасности. — Как Уилл воспринял новое место? — поинтересовался Хоппер. Джойс показалось, что он прочитал ее мысли. За все то время, что она провела с ним за последние несколько лет, он вполне мог бы этому научиться. Она хотела солгать ему. Сказать, что Уилл был взволнован и прекрасно приспособился. Что-нибудь, чтобы поддержать видимость того, что она сделала правильный выбор. Но это был Хоппер, а она никогда не могла заставить себя лгать прямо ему в лицо. Кроме того, он слишком хорошо ее знает. Он мгновенно поймет, что она лжет, независимо от того, насколько правдоподобными будут ее слова. Правда была в том, что Уилл не воспринял переезд хорошо. Совсем. Потребовалось более трех недель, прежде чем он снова начал нормально разговаривать с ней чаще, чем в раз в день. Он даже не смотрел на нее первое время, переполненный злостью из-за того, что она увезла его от всего, что было для него важно. Его друзья, его школа, вся его жизнь осталась там, в Хоукинсе. — Поначалу было трудно, — тихо призналась Джойс, покусывая нижнюю губу и все еще глядя на океан. Она чувствовала себя ужасной матерью, глядя на перемены, произошедшие с ее сыном. Он очень мало ел, ничем не интересовался и выходил из дома только ради посещения школы. Каждый день ей приходилось напоминать себе, что это стоит того. Жизнь ее сына стоила всей боли, даже если больно было не только ей, но и ему. — Сейчас уже лучше. Он даже завел несколько друзей в школе. Краем глаза Джойс видела, что Хоппер смотрит на нее сверху вниз. Его глаза практически прожигали дыру в ее лице. Она и забыла об этой его привычке. Всякий раз, когда она думала, что он на нее не смотрит, его взгляд был прикован к ней. Возможно, он смотрел вглубь нее, выискивал каждую ложь, которая слетела с ее губ в попытке сохранить счастливый образ. Она совсем не хотела, чтобы он видел те ее части, которые не были в порядке. Ведь в общем и целом у нее действительно все было хорошо. Ей здесь нравилось и она чувствовала себя в безопасности. Это не означало, что она не скучала по Хоукинсу, или что в определенные дни не сожалела переезде. Она просто сделала то, что должна была. — Я уверен, что со временем… — он не договорил, уставившись куда-то вдаль, словно не был уверен, насколько правдивыми будут его слова. Джойс знала, как сильно Хоппера огорчил ее переезд. Она также знала, что он старался скрыть гнев и разочарование и поддержать ее. Она ценила это и нуждалась в его поддержке больше, чем от кого-либо еще в целом мире. — Ты счастлива здесь? — его вопрос едва не сбил ее с ног. Она неспешно повернулась, чтобы посмотреть на него. — Что? Хоппер выдохнул, прокручивая в голове события последних месяцев. — Ты счастлива? Здесь? Я имею в виду, ты пришла сюда не только для того, чтобы уберечь свою семью, но и чтобы помочь самой себе. Ты можешь до посинения доказывать мне, что безопасность Уилла была единственной причиной твоего ухода, но я знаю тебя и знаю, что это неправда. Ты сделала это и для себя тоже, и это прекрасно. Но ты счастлива? Что-то глубоко внутри нее твердило, что это была одна из вещей в Хоппере, по которым она скучала больше всего — его жестокая, местами грубая честность. Конечно, это была не лучшая его черта, но без нее он не стал бы тем человеком, которым был сейчас. Он всегда мог застать ее врасплох, смутить, ошарашить, сбить с толку когда она меньше всего этого ожидала. Размышляя над тем, какой ответ будет правильным в данной ситуации, Джойс наблюдала, как уходит в небо и растворяется в темноте ночи дым от его сигареты. — Я не знаю, что тебе ответить. Полагаю, что да. — Это простой вопрос, Джойс. Ты счастлива? — настаивает он. Боже, он всегда такой настойчивый. Она почти ощущает это физически и знает, что он не сдастся, пока не будет доволен ответом. Однако последнее, что ей было нужно сейчас — дать ему дополнительные аргументы, чтобы убедить ее вернуться в Хоукинс. Она выбрала путь и собирается идти по нему, нравится ему это или нет. — Да, — отвечает она сквозь зубы, ощущая, что даже для нее самой ее голос кажется неестественным. Единственное слово, которое она произнесла в ответ, прозвучало как обвинение, чтобы было противоположно тому эффекту, которого она хотела добиться. Это была полуправда, но зато это был правильный ответ. Единственный возможный. Она хотела мира, черт возьми. До тех пор, пока над Хоукинсом будут нависать угрозы, не будет никакого мира. Она не сможет спокойно спать. Она будет волноваться, пока ее волосы не поседеют из-за бесконечного напряжения. Ей был важен мир больше, чем какая-либо другая из ее причин, потому что мир сам по себе уже является достаточным аргументом. Молчание между ними, нарушаемое только шумом прибоя, переросло в напряженное. Он переступил черту и прекрасно осознавал это. Она была слишком резкой вопреки своему желанию. Было не так-то легко вернуться к привычному старому общению, во многом состоящему из дружеских споров и подшучиваний. Слишком многое изменилось для них обоих. Джойс прижала указательный палец к виску и, тяжело вздохнув, потерла переносицу. Она не просила, чтобы он был в восторге от ее переезда, она лишь просила, чтобы он ее поддержал. Разве это не было тем, что делают друг для друга друзья? Были ли они друзьями, если он не мог сделать этого для нее? Она видела, каких усилий ему стоило сохранять спокойствие, когда дело касалось неприятного ему изменения. Но Хоппер никогда не умел скрывать своих чувств, они всегда отражались на его лице. И она видела, что он был зол на нее, где-то глубоко внутри. Ярость, смущение и боль от разбитого сердца — вот, что она видела. И она чувствовала то же, разве что по другой причине. Боже, все, чего она хотела, это просто дышать. Но она больше не могла дышать в Хоукинсе, в городе, который словно обвивался вокруг нее, окутывал, лишая доступа к кислороду. Джойс не могла смириться с этим. Она либо сломается, либо выберется на свободу, таков был выбор, и она выбрала последнее. Не только ради себя, но и ради детей. Они заслужили мать, которая действительно в полной мере могла быть таковой. Она провела так много времени, выискивая монстров за каждым углом и поворотом, что упустила из виду множество других, не менее важных вещей. Людям, которые сражаются с монстрами, стоит убедиться, что они сами не становятся ими. Она становилась монстром. Властная и гиперзаботливая. Травмированная тем, что этот город сделал с ней и ее семьей. Живущая в постоянном параноидальном страхе. Она видела слишком много смертей и разрушений, слишком много потерь и трагедий. Она чувствовала себя бессильной из-за того, что ничего не могла исправить. Ее сыновья заслуживали лучшей жизни и это было единственной вещью, изменить которую было в ее силах — увезти их подальше от всего этого. Здесь она действительно могла дышать. Могла не беспокоиться и позволить Уиллу отходить дальше, чем на пару метров от нее, не находиться постоянно в поле ее зрения. Теперь она могла что-то контролировать. — Послушай, — голос Джойс был тихим и пронизанным мучительным сомнением, — если ты здесь, чтобы сказать мне, что я приняла неправильное решение, если ты здесь по какой-либо другой причине, кроме как навестить друзей… лучше возвращайся домой. Каждое ее слово для него было словно удар кнутом. Взгляд, который он бросил на нее в ответ, возродил в ней жгучую боль. Она уже видела это выражение лица однажды. Когда ее нервы были напряжены до предела от беспокойства и она, не задумавшись о последствиях, выплюнула те ядовитые слова. Разве ты не узнал бы дыхание собственной дочери? Черт возьми, это было так неправильно. Все в ее жизни разрушилось и она не хотела, чтобы это коснулось еще и дружбы с Хоппером. Но если ей придется остаться одной, то пусть будет так. Она сможет стать счастливой, в конце-концов. Она скоро приспособится к изменениям. С ним или без него. — Теперь, — ее голос прозвучал гораздо спокойнее, а слова больше не были пропитаны ядом, — если ты решишь уйти, не тяни. А если нет, тогда я буду рада увидеть тебя утром, чтобы выпить кофе и начать с начала. Спокойной ночи. Джойс медленно поднялась из уютного кресла на крыльце и ушла в свою спальню, оставив Хоппера, пока не готового завершить этот день, наедине с его мыслями.