Прилив

Хоппер ворочался, лежа на кровати в гостевой комнате, не в состоянии найти хоть сколько-то удобное положение. В его голове раз за разом повторялся их с Джойс разговор. Он облажался. Он знал это. Он надавил слишком сильно, один волевой человек против другого. Он не хотел, чтобы его слова прозвучали так резко, он был искренен и пытался показать это. Просто не вышло. Теперь он хотел, чтобы этого разговора никогда не было. Он потратил драгоценное время наедине со своим лучшим другом на бесполезный спор. Чертовски глупо. Чем дольше Хоппер не мог уснуть, тем больше он анализировал слова Джойс. Она была права. В глубине души он действительно хотел убедить ее вернуться в Хоукинс. В одно мгновение чувство вины из легкого превратилось в сокрушительное. Он ведь был ее другом, а она — его. Он не хотел причинять ей боль, и все же сделал это. Она доверяла ему, ошибочно полагая, что он поддерживает ее. Хоппер не хотел быть просто очередным неудачником, который раз за разом подводил Джойс. Он должен был быть другим. Джойс всегда могла рассчитывать на его поддержку, независимо от времени, места и проблемы. С тех пор, как они были детьми, она всегда готова была во всем пойти за ним. Теперь он не мог сделать для нее даже этого. Сейчас она нуждалась в нем больше, чем когда-либо, нуждалась в его понимании. Боже, почему он просто не мог сделать этого для нее? Нет, вместо этого он давил и давил, пока она не сломалась. Как только он приехал, ему стали гораздо понятнее мотивы ее ухода. С мягким грохотом раскачивающихся где-то невдалеке волн не так-то трудно забыть об одиночестве и о чувстве, что ты находишься в неправильном месте. Она приняла меры, сделала выбор, чтобы улучшить жизнь ради нее и ее детей. Ради всего святого, он должен был во всем помогать ей, а не тащить обратно и усложнять ситуацию. Потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к тому, что Хоукинс больше не является ее домом, чтобы понять это. Пока он жил в Нью-Йорке, ощущая, что весь его мир лежит в руинах после потери дочери, все, чего ему хотелось — это бежать домой, в Хоукинс, где он чувствовал себя в безопасности. Это было его место вдали от остального мира. Но у Джойс этого больше не было и он не мог винить ее за то, что ее мироощущение стало отличным от его. Она была права, он был здесь, чтобы навестить ее и детей, просто весело провести время, в конце-концов. Пусть прибой смоет ваши сомнения. Он все еще не мог уснуть и чувствовал, как нарастает усталость, которая была похожа на дождь, падающий на его кожу и медленно пытающийся увести его от остального мира. Его руки болели после того, как он целый день держал руль, а сиденья в его автомобиле были далеки от лечебных. Но больше всего болело его сердце. Это была истинная причина, по которой он до сих пор не мог провалиться в объятия крепкого сна. Его сердце болело уже давно. Шесть месяцев. Целых шесть месяцев. Его сердце болело на протяжении большей части его жизни, но воссоединение с Джойс в восемьдесят третьем по ощущениям было как мазь ожога. Она стала для него поводом для существования, вместе с Оди и другими детьми. Он нашел в ней семью, хоть и не признавался себе в этом до конца. Он старался изо всех сил, борясь, сопротивляясь, вырываясь и крича, не позволяя себе обмануться в ощущении того, как легко снова обрести семью. Он так сильно этого хотел, что чувствовал себя неловко. Кем он был, чтобы заработать еще один шанс на семью? Копом, который проводил большую часть дней, поедая пончики вперемешку с таблетками и запивая литрами кофе. Джойс заслуживала чего-то получше, чем это. Кого-то получше, чем сломленный человек, не всегда способный держать себя в вертикальном положении и нормально функционировать в повседневной жизни. Затем пришла Оди и стала одной из тех, кто помог ему вернуться к жизни, в которой ему не было на все наплевать. Медленно, но верно, они пятеро постепенно начинали соответствовать критериям реальной семьи, пусть даже не кровной. Но это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Он изо всех сил старался не давать себе ложной надежды, но вселенная, казалось толкала их с Джойс вперед и вперед, пока они не оказались чуть ли не в объятиях друг друга. Однако в тот момент, когда он почувствовал, что наконец прекращает падать, кто-то снова выдернул ковер из-под его ног и чувство безопасности исчезло. Джойс ушла. И теперь он словно находился в свободном падении с чертового Эмпайр Стейт Билдинг. Это было похоже на удар по лицу. Словно кто-то наотмашь удар его по щеке, будто отец наказал своего ребенка. Джойс решила оставить все позади, а Хоппер никогда в жизни не чувствовал себя таким глупым. Черная дыра, возможно, не смогла заполучить Джойс, но зато вдоволь насладилась эмоциями Хоппера, среди которых не найти было ни одной положительной, после того как Джойс исчезла из его жизни прямо перед его глазами. Оказалась вне досягаемости. Он пытался. Он изо всех сил пытался поддержать ее, но оказалось, что он поддерживает решение вернуть одиночество в свою жизнь. Он вспыхивал каждый раз, когда видел или слышал что-либо связанное с отъездом Джойс. Он не хотел злиться на нее, но ничего не мог с этим поделать. Джим Хоппер был безвозвратно сломленным человеком и с этим было все понятно. А Джойс Байерс была женщиной, которая чувствовала, что тонет, и это было парадоксально. Он никогда не встречал никого, кто так отчаянно тянулся бы к воде, когда, казалось бы, уже полностью был погружен в нее. Он любил это в ней. Как и многое другое. Но он также ненавидел многие вещи, например то, как он позволил течению океана увлечь ее, увести, как раз в тот момент, когда ему казалось, что все вот-вот встанет на свои места. В первую ночь после ее ухода он не был уверен, что знает, как жить дальше. Она открывала прекрасную новую главу своей жизни, в то время как он боялся закрыть свою. За прошедшие два года он почти избавился от пагубной тяги к наркотикам и уже долгое время оставался чистым и трезвым, но той ночью… он балансировал на грани рецидива, пытаясь придумать хоть какую-то причину, которая помешала бы ему послать все к чертям. — Лекарство? — глаза Оди наполнились страхом, когда она увидела Хоппера с оранжевым флаконом. — Но ты ведь не болен, верно? Это только усилило его боль. Мама Оди была больна, ее отец был больным на голову придурком, и он видел, что она была уже почти в панике. Он хотел дать ей классический ответ наркомана, сказать, что заболел и ему необходимо лекарства. Но он этого не сделал. И слава Богу, потому что он не был уверен, что смог бы вывернуться из этой ситуации, если бы она повторилась. Хоппер сам не замечал, что этот ребенок спасал его бесчисленное количество раз, больше, чем он мог сосчитать. Но в ту ночь, едва он коснулся головой подушки, то тут же подумал, как ему жить без Джойс. Без киносеансов по четвергам. Без совместных перерывов на обед. Без общих сигарет на крыльце, когда ночи были безлунными, а звезды светили так ярко. Как он мог жить без нее сейчас, когда она залечила каждую его рану? Как он мог продолжать двигаться вперед без мягкого прикосновения ее руки, направляющей его по правильному пути? Тогда он не подумал, что это была не только его история. Эгоистичный сукин сын. Речь шла о защите ее семьи, людей, которых она любила больше всего в жизни. О том, чтобы пожертвовать вещами, которые любила, ради вещей, которые она любила еще больше. Ей надо прожить свою жизнь, пока у нее еще есть такая возможность, а не балансировать на грани выживания. Она заслуживала большего. Боже, она заслуживала намного большего. Истощение наконец взяло верх и заставило его глаза медленно закрыться, в то время как волны пели ему колыбельные. Завтра можно будет начать все сначала. Его дыхание замедлилось, грудь поднималась и опускалась все размереннее, в то время как он все глубже и глубже погружался в долгожданный сон.

***

Солнце медленно встает и его лучи настойчиво пробиваются сквозь жалюзи в комнате Джойс, останавливаясь на стене в изголовье кровати. Она чувствует себя значительно отдохнувшей, но отголоски недавней усталости все еще дают о себе знать. Она наслаждается светом, льющимся сквозь огромные окна, которые позволяют полностью освещать комнату, при этом не ослепляя находящегося в ней человека. Ей больше не приходится просыпаться от назойливого будильника, теперь она может наслаждаться ощущением солнечного тепла на своей коже, пока остатки сна неторопливо покидают ее тело. Ей повезло, думает она. С улицы доносятся крики чаек, начинающих свой день, паря над сверкающей океанской водой. Вода ненадолго отступает, оставляя мили свежего песка, по которому скоро начнут прогуливаться коллекционеры, туристы и просто прохожие, подбирая раковины и песчаные доллары. Пальмы качаются под легким напором утреннего ветерка, приветствуя людей, спешащих навстречу новому дню. На песке и асфальте будут оставаться следы, которые будут смыты водой и унесены ветром. Кто-то приедет сегодня, кто-то уедет. Ей повезло, очень повезло. Еще очень рано, но она чувствует, что уже не сможет уснуть. Ощущение прикосновения мягких простыней к ее коже, безусловно, очень приятно, но она готова встать, чтобы прожить еще один день, наполнить жизнь новыми счастливыми воспоминаниями. Она больше не чувствует необходимости неохотно выталкивать себя из постели и просто выживать. Нет, сегодня она будет жить. Выскользнув из кровати, Джойс опускает ноги на теплый, пропитанный солнцем деревянный пол. Она берет пачку сигарет с прикроватной тумбочки и направляется к так удачно расположенной в ее спальне двери, ведущей во внутренний дворик. Она обещает сама себе, что никогда не станет воспринимать как должное солнце, нежными лучами ласкающее ее лицо. Это слишком идеально. Кажется почти что греховным зажигать сигарету в таком прекрасном месте. Делая глубокий вдох, наполненный запахом морских волн и никотина, Джойс вспоминает, что сейчас в ее доме спит Хоппер. Всего в паре комнат от нее. Еще вчера он был в тысячах миль, а теперь он здесь. Она позволяет воспоминаниям о вчерашнем разговоре уйти в самые дальние уголки ее памяти. Она здесь для того, чтобы отпустить прошлое и перестать волноваться по мелочам. Он здесь, с ней, прямо сейчас, вот что имеет значение. Что-то внутри нее сегодня отличается от ее вчерашнего состояния. Кажется более совершенным, что ли. Хоппер будет здесь неделю или две, и что-то подсказывало Джойс, что это ее состояние продлится до его отъезда. Если бы здесь был Джонатан, ей больше не о чем было бы мечтать. Она позволяет пеплу от сигареты падать с балкона второго этажа, стараясь не сжечь деревянные перила. Ее взгляд перемещается по побережью и она задается вопросом, почему никто не прогуливается по пляжу. Старожилы говорят, что в это время года слишком холодно. Она этого не понимает. В Хоукинсе, где с наступлением зимы земля покрывается снегом, вот где холод, но не здесь. Через приоткрытую дверь она слышит приглушенное хихиканье. На лице Джойс расцветает улыбка, когда она осознает, что это смех ее сына. Настоящий, искренний смех. Звук, который она практически не слышала в течение нескольких месяцев. Раздавив окурок в пепельнице, она отправляется в дом, чтобы найти источник смеха. Спустившись по лестнице в спальню на первом этаже, Джойс видит Оди и Уилла, сидящих на кроватях. Они смеются над чем-то, но причину ей уже не узнать. Впрочем, это не имеет никого значения; они смеются, вот что главное. — Доброе утро, ребята, — Джойс здоровается, не скрывая улыбку. Дети смотрят на нее с ответной улыбкой и сердце Джойс сжимается от мысли, что она еще ни разу не видела сына таким счастливым после переезда. Этот шаг был сделан с целью сохранить его жизнь, но она терпеть не могла видеть, что вместе с этим лишила его счастья. — Над чем смеетесь? — Оди просто рассказывает мне последние новости из Хоукинса. На лице Уилла появилась грустная улыбка. Джойс услышала, как он на мгновение запнулся перед тем, как произнести название города, и прекрасно поняла, что это не было случайностью, просто в душе он все еще считал Хоукинс своим домом. Джойс ответила такой же грустной улыбкой. Она пыталась придумать что-то, что позволило бы повернуть разговор в более счастливое русло. Надо найти компромисс. — Эй, как насчет огромных Эгго на завтрак? — спросила она, наблюдая, как на лицах обоих детей появляются довольные улыбки до ушей. Пристрастие к Эгго перешло от Оди к Уиллу после того, как они стали больше времени проводить вместе. Оди объяснила ему концепцию правильного приготовления ее любимого лакомства и Уилл чуть не рухнул от восторга, попробовав его впервые. Дети нетерпеливо закивали и, когда Джойс удалилась, вернулись к разговору. Она пыталась. Она чертовски сильно пыталась быть просто хорошей матерью. Матерью, которая совершает самоотверженную жертву, поставив жизнь своего сына превыше всего. Матерью, которая в конечном счете поможет своим детям прожить прекрасную жизнь. Он легко мог умереть в Изнанке, но этого не произошло. Казалось, он не мог в полной мере оценить того, что в его легких все еще был воздух, а в его теле циркулировать кровь; все это было под угрозой, по крайней мере до тех пор, пока эту чертову лабораторию не сотрут с лица земли. Она пыталась позволить ему жить своей жизнью. Проблема была в том, что это не была та жизнь, которой он хотел жить. Первым делом на кухне Джойс занялась кофе. Если она что-то и знала о Хоппере, так это то, что утром ему нужно было больше кофе, чем кому-либо еще. Она вспомнила времена, когда утром по пути на работу заглядывала в полицейский участок. Хоппер был абсолютно невыносим ровно до тех пор, пока в его организм не попадал кофеин. Под размеренное шипение кофеварки Джойс вытащила из холодильника все необходимое для приготовления максимально сладкого и калорийного завтрака для детей — большую часть всей нездоровой пищи, что была в ее доме. Дети будут в восторге, подумала она. Это стоило того. Это всегда будет стоить того. За все прошедшие годы она поняла, что счастье мимолетно, поэтому нет причин прогонять эти моменты. Интересно, как они с Хоппером проведут день? Смогут ли избежать спора, который испортил их первый вечер вместе? Или он уедет обратно в Хоукинс, не найдя в себе сил поддержать ее решение? Ее тело напряглось от одной мысли о его уходе. — Стоп, — почти неслышно прошептала она, ругая себя за то, что позволила вернуться стрессу, с которым так старательно боролась последние полгода. Звук выскочивших из тостера вафель заставил ее вздрогнуть, выдернув из задумчивости. Она постаралась вернуться мыслями к завтраку, который готовила для детей. Почувствовать, что стоит на твердой плоскости. Сделать глубокий вдох. Пусть прибой смоет ваши сомнения. Джойс не пожалела взбитых сливок и присыпки, и звук готовящегося завтрака заставил детей прибежать на кухню. Их радостное волнение вызвало у Джойс умиление. Они оба пережили так много, но остались теми же детьми. Как это возможно, чтобы двое детей, которым ад преподнес все свои ужасы на серебряном блюде, могли оставаться такими невинными? Это поражало. — Я пойду прогуляюсь по пляжу. Все будет в порядке? — спросила Джойс, когда Оди и Уилл уселись на диван, обернувшись одеялами и поставив тарелки с завтраком на колени. Это было частью ее новой жизни. Позволить Уиллу быть самостоятельным, без беспрестанного наблюдения. Ей просто нужно было чаще это практиковать, чем она и занималась. — Мы будем в порядке, — с набитым ртом ответил Уилл, включая телевизор. Джойс подхватила свои сандалии, которые стояли у двери в ее спальне, отряхнув песчинки, прилипшие во время ее последней прогулки. Они будут в порядке.

***

Несмотря на плотно закрытую дверь, до Хоппера все равно доносились приглушенные звуки смеха и телевизора с первого этажа. Солнце сияло сквозь широкое окно, напоминая, что день уже давно начался. Хоть он и рассчитывал, что проспит гораздо дольше, нельзя было не признать, что соленый воздух определенно подействовал на него благотворно. Что-то было иначе. Он чувствовал себя отдохнувшим впервые за очень долгое время. Не нужно было спать с одним приоткрытым глазом, ожидая какого-то хищника, который в конечном итоге найдет их и снова отправит в ад. Нет монстров, нет альтернативных измерений. Просто комфорт, которого не было в Хоукинсе. Запах свежесваренного кофе был тем, что заставило его выбраться из постели. Джойс хорошо его знала. Прошло полгода, но она не забыла о нем ничего, вплоть до его любимого сорта кофе. Он скучал по ней. Он упустил из виду те мелкие детали и нюансы, которыми она наполняла его жизнь. Он должен был сделать то же взамен. Все еще одетый в пижаму, Хоппер вошел в гостиную и увидел ту же картину, что и Джойс несколькими минутами ранее. Дети счастливы, просто поедая жутко вредные вафли и смотря мультики по телевизору. В некотором смысле Хоппер завидовал почти родственным отношениям между Оди и Уиллом. Как легко они снова воссоединились, забыв про все мирские заботы. — Эй, приятель. Как дела? — Хоппер улыбнулся, увидев Уилла впервые за нескольких месяцев. Он вырос и немного похудел. Теперь Хоппер увидел, насколько этот ребенок действительно похож на свою мать. События прошедших нескольких лет немного омрачили его восприятие мира, но он действительно был копией Джойс, и не только внешне. — Хорошо! — ответил Уилл, доедая вафли и широко при этом улыбаясь. — Джойс сделала нам превосходные Эгго на завтрак, — сообщила Оди тоже с набитым ртом. — Не трудно заметить, — смеется Хоппер. Боже, он давно не видел этих двоих такими счастливыми. Вместе они были силой, с которой нужно считаться, со своим собственным ритмом, который проявлялся, когда они были вместе. Им чертовски повезло найти друг друга. Хоппер вернулся к реальности, вспомнив, что изначально спустился сюда ведомый желанием начать свой день, для чего ему требовался кофе. — А где, кстати, твоя мама? — спросил он, выбирая себе самую большую чашку и до краев наполняя ее кофе. — Пошла гулять по пляжу, — не очень членораздельно пробормотал Уилл, не отрываясь от экрана.

***

Он погружает ступни в песок, чувствуя тепло и приятное легкое покалывание. Ощущение, которое не испытывал с детства, когда посещал Миртл-Бич в семилетнем возрасте. Воздух кажется свежим, недостаточно холодным, чтобы доставить дискомфорт, но достаточно, чтобы взбодрить и освежить. Небо было кристально чистым и Хоппер мог разглядеть грузовые корабли на линии, где оно встречается с океаном. Вода слегка покачивается взад-вперед, мягко касается песка. Последняя волна вспенивается, когда достигает берега, перед тем как вернуться обратно в огромный океан. Его всегда поражало поведение океана, создавалось впечатление, что у него был собственный разум. У воды была душа. Она жила по своим правилам. Ни один человек на Земле не может приказать воде жить в рамках, которые она сама не захочет принять. Может, именно поэтому Джойс переехала сюда. Ей нужно было что-то, к чему она могла бы иметь отношение. Говоря об океане, она всегда упоминала, насколько величественным он может быть в своей манере быть свободным, жить так, как ему нравится. Невозможно быть одиноким, стоя возле воды. Она всегда найдет способ поговорить с вами. Универсальный язык любви и понимания, где слова не имели значения. Вода всегда тебя поймет. Она поймет твои намерения и твои желания. Заглянет глубже, чем кто-либо из людей, зная жизнь с любой ее стороны. Это было прекрасно. Немного пройдя по пляжу, Хоппер заметил Джойс, стоящую в нескольких десятках метров от него. Она смотрела на мягко раскачивающиеся волны, так доверительно, словно это был ее старый друг. Он чувствовал, что она жаждет найти в воде отражение своих смешанных чувств, и вода слушает. Направляет ее в нужном направлении. Очередная волна омывает ее ноги, ее сандалии все глубже погружаются в песок. Глядя на нее, Хоппер почти чувствует ее желание оказаться в центре океана, погрузиться в него, раствориться в нем. Убежать от всех проблем, которые, казалось, будут преследовать ее, даже если она убежит на край земли. Но она ищет ответы в воде. Ответы на миллион вопросов, которые она задает себе и вселенной каждый день. Океан не имеет голоса, но он разговаривает с ней. Для Хоппера это ясно, как божий день. Все, на что он может надеяться, — это то, что вода найдет для нее нужные ответы, поможет найти связь между тем, чего она хочет, и тем, что ей нужно. Маловероятно, но казалось, что на этом острове нет ничего невозможного. Когда он приближается к ней, Джойс закрывает глаза. Волны подавляют негативные эмоции. Закрытые глаза не помогут ей оказаться в другом месте, но на несколько мгновений она сможет отделиться от остального мира. Возможно, встречаясь с песком, вода сама пыталась ее найти. Закрыв глаза, вы на время перестаете чувствовать себя разбитым, и этого времени хватает, чтобы успокоиться, восстановить ориентиры и приготовиться к новому столкновению с реальностью. Она нашла место, чтобы все отпустить. Джойс, должно быть, почувствовала приближение Хоппера, потому что ее осанка изменилась и она открыла глаза. Судя по тому, что он не встретил ни единой живой души, пока искал Джойс, Хоппер мог сказать, что пляж в это время суток пустует. Может, именно на это она и рассчитывала. Уединение. Впервые с момента его прибытия он видит ее лицо в чистом дневном свете. Морщины, появившиеся из-за бесконечного стресса, почти полностью исчезли. Ее лицо больше не было нездорово бледным, а приобрело мягкий персиковый оттенок, который явно был результатом благотворного влияния большого количества солнечного света. Ее плечи больше не склонялись под тяжестью невидимого груза. Даже оттенок коричневого в ее глазах почему-то стал немного светлее. Она выглядела здоровой. Она выглядела счастливой. — Волны, бушующие на берегу и разбивающиеся о скалы, являются доказательством того, что даже чему-то столь обширному и глубокому, как океан, необходимо сломаться, чтобы обрести покой… а ты просто человек, — тихо говорит она, не глядя на Хоппера, — мой отец говорил мне это каждый раз, когда мы приходили на пляж. Хоппер молча склоняет голову и встает рядом с Джойс. У него нет нужных слов, но в них сейчас нет нужды. Все, что он должен сделать, это не мешать ей созерцать могучий океан. Она ищет что-то кроме ответов, он просто еще не уверен, что именно. — Я принесла жертву, — начинает она шепотом, отказываясь смотреть ему в глаза. — Я проводила каждую минуту, размышляя о том, правильный ли сделала выбор. Я взвешивала все за и против, и все это в конечном итоге сводилось к жертве. В некоторые моменты я чувствовала себя эгоистичной, а в некоторые — что это моя единственная надежда найти свое место в жизни. Но я сделала то, что я должна была сделать. — Я знаю, — тихо произносит Хоппер, надеясь, что его утверждение принесет ей хоть какое-то утешение. — Я больше не могла дышать, Хоп, — она мягко качает головой., легкая грусть омрачает черты ее лица. — Я не могла дышать, я тонула. Не было ни одного места, ни единого дюйма в Хоукинсе, который мог бы принести мне утешение. Я просто… я бежала так быстро, как могла, потому что чувствовала, что могу задохнуться окончательно. Каждое слово ее признания было как раскаленный кинжал, медленно проворачивающийся в его груди. Он пытался. Боже, он так старался быть ее утешением. Быть ее безопасным местом. Но дом перестал быть домом и он не мог принести ей спокойствия, в котором она нуждалась. — Я понимаю, Джойс. В самом деле, — шепчет он, кладя руку ей на плечо. Наконец она поворачивается, чтобы посмотреть на него. Потерянный взгляд, который все еще таит в себе остатки надежды. Ее рука поднимается, чтобы накрыть его ладонь, когда она кладет голову ему на плечо. — Когда я потерял Сару… — он резко выдыхает, пытаясь восстановить самообладание и закончить предложение, — я думал, что потерял все. Абсолютно все. Чувствовал, что… — он помолчал, мягко качнув головой, — чувствовал, что никогда не вернусь к своей жизни после этой потери. Все, чего я хотел — бежать. Но бежать было некуда. Хоукинс оказался единственным подходящим местом. Он надеялся, что его слов достаточно, чтобы убедить ее, что он готов поддержать ее. Он изо всех сил старался отпустить гнев, когда она повернулась спиной к этой главе своей жизни. Просто это было больно. Куда больнее, чем должно было быть. — Я не хотела уходить, Хоп, — ее слова прозвучали тверже, чем они оба ожидали, потому что она изо всех сил пыталась убедить его, что это была правда, несмотря на то, как сильно его разум мог ее исказить. — Какая-то часть меня желала этого, а какая-то — нет. Я хотела, чтобы все вернулось на круги своя, но этого бы не произошло, — ее огромные бездонные глаза смотрели на него, готовые наполниться слезами, несмотря на то, что она пыталась сдержать их. — Я либо могла сидеть и притворяться, что ничего плохого больше не произойдет, либо принять меры и быть в этом уверенной. Тишина снова начала заполнять небольшое пространство между ними. Она слушала биение его сердца и думала, что он никогда не сможет понять ее логику, неважно, сколько попыток объяснить она предпримет. Это были две стороны одной медали, и она выбрала одну из них, оставив после себя ураган последствий. — Я никогда не хотел причинить тебе боль, — он говорил мягко, эти слова словно давно жили у него внутри и теперь вырвались на свободу. Даже не глядя на него, Джойс знала, что он сейчас закрыл глаза и позволил чувству вины проникнуть внутрь него. Он знал, что сказал прошлой ночью, и знал, что преодолел невидимую границу, которую нельзя было пересекать. — Я знаю, — выдохнула Джойс. — Я просто, — его голос дрогнул, когда он попытался справиться с эмоциями, — я воспринял это слишком лично. Она отстранилась от него, чтобы заглянуть ему в глаза. На ее лице отражалось недоумение и, вероятно, даже шок от того, что он воспринимал ее действия совсем не так, как все было на самом деле. — Хоппер, это никак не было связано с тобой. — Я знаю. Сейчас я это знаю, — он осторожно провел рукой по ее волосам, глядя на нее сверху вниз. Он видел боль, скрытую в ее взгляде, как видел множество раз прежде. В глубине души он знал, что боль внутри нее никогда не пройдет, пока она не столкнется с ней, а будет продолжать убегать. — Теперь я просто стараюсь смириться с этим. У меня было столько эгоистичных мыслей, и я позволил им съесть меня живьем после того, как ты ушла. Ее губы слегка задрожали. Она хорошо знала, что он имел в виду, но никогда не позволяла себе думать об этом, потому что это затрагивала ее на слишком личном уровне. — У меня был выбор, Хоп, — она снова отвернулась, чтобы посмотреть на океан. Его глаза сейчас были настолько притягательно синими, что она тонула в них и не могла внятно формулировать мысли. Она покусывала нижнюю губу, подбирая верные слова. — У меня был выбор, который нужно было сделать, и независимо от того, что я выбрала, я бы в итоге что-то потеряла. Все личные отношения, дружба, или жизнь моего сына. Я считала, что глупо даже обсуждать это, потому что для кого-то другого все было бы совершенно очевидно. — Но ты не кто-то другой, — Хоппер вздохнул, изо всех сил стараясь принять ее слова. Он знал, что она имел в виду. Он знал, что она отдаст все, чтобы защитить своих детей. Он просто не мог признать правильность ее выбора. — Посмотри на меня, — Хоппер аккуратно притянул Джойс к себе, пытаясь заглянуть ей в глаза. Его слова вызвали озноб в ее теле, который только усилился, когда она снова встретилась с ним взглядом, стоя всего в паре дюймов от него. Она смотрела на его губы, когда он говорил, стараясь сделать свои слова максимально убедительными. — Ты сделала то, что должна была сделать. Так поступил бы любой родитель. Она еще ожидала от него каких-то новых слов, в то время как осознание уже сказанных только начало появляться. Она медленно кивнула в подтверждение. И впервые за шесть месяцев сама поверила в то, что это правда. Она сделала то, что должна была сделать. Чувствуя, как в такт дыханию опускается и поднимается его грудь, Джойс гадала, сможет ли она чувствовать себя как дома в месте, где не будет Хоппера. Его запах заставил ее скучать по месту, из которого она сбежала. Может быть, таким местом могло бы стать любое, если бы она могла дышать тем же воздухом, что и он. Возможно, она бежала, пытаясь найти новый дом, в то время как он был прямо перед ней. Он пытался, и это было самым важным. Он пытался поддержать ее, несмотря на то, что это давалось ему с огромным трудом. Она все видела, потому что не была такой наивной, как о ней думало большинство людей, она знала, как он отнесся к таким переменам. Он был трудным человеком и, конечно, такой реакции стоило ожидать. Говорят, что иногда со сменой течения вы находите свое истинное направление. Волны на самом деле не меняют своего направления, но зато они меняют людей. Волны знают свое предназначение, всегда находят дорогу обратно, туда, где они должны быть. Песок позволял им разбиться, прежде чем снова отправиться в бесконечное путешествие. Джойс могла бы сказать, что это применимо и к ней, но она не была уверена, что когда-нибудь захочет вернуться в бесконечное путешествие за пределами этих песчаных пляжей. Может быть, эта жизнь теперь была не для нее. Может, она вообще никогда не была таковой.