Почему советская атомная энергетика лучшая в мире?

      - Если вдруг кто-то меня не узнал — мое имя Борис Евдокимович Щербина, министр чрезвычайных ситуаций. Товарищи, я не стану врать, ситуация, в которой мы находимся в настоящий момент, является критической. От наших действий сейчас будет зависеть не только личное будущее каждого из нас, но и будущее нашей Родины, а может, и целой планеты. Поэтому я ожидаю, что каждый из вас проявит максимальную ответственность, максимальную внимательность, вложит все свои знания и умения в то, что нам здесь предстоит сделать. Как вам уже, возможно, известно, в ближайшие часы в этом районе ожидается несколько мощных подземных толчков. Они с высокой долей вероятности приведут к разрушениям зданий, обрывам линий электропередач, нарушению связи. Население ближайших населенных пунктов эвакуировано для обеспечения их безопасности. Но самая главная работа ложится на ваши плечи.       Ваша задача — поддерживать работоспособность данной АЭС. И, самое главное, ни в коем случае не допустить расплавления активной зоны реактора. Полагаю, не мне объяснять вам, к чему это может привести. Из Москвы со мной прибыл профессор Валерий Алексеевич Легасов, эксперт в области ядерной безопасности. Он будет руководить в ходе подготовки и действий в процессе данной чрезвычайной ситуации, и я ожидаю, что все будут прислушиваться к его словам и четко выполнять его указания. На станции вводится режим ЧС. Необходимый минимум сотрудников останется здесь, и до окончания режима ЧС для вашей же безопасности вы не сможете покинуть территорию станции. Сотрудники будут распределены в две смены, работающие поочередно. В административно-хозяйственном здании организованы зоны для отдыха в свободные от работы часы. После стабилизации ситуации все сотрудники, принявшие участие в работе в экстренном режиме получат соответствующее их участию вознаграждение, выражающееся в денежном объеме и в днях отдыха. Я останусь здесь, с вами, и буду постоянно контролировать ситуацию. Я уверен, что если мы все приложим максимум усилий, ситуация разрешится благополучно. А сейчас профессор Легасов ознакомит вас с основными рабочими моментами. Чуть меньше суток назад. Москва.        Валерий Легасов ощущал себя жалко. Он лежал в своей постели и смотрел в темноту. В этой квартире он прожил более двадцати лет и прекрасно мог сказать, что смотрит он на чуть приоткрытую дверь шкафа. Чуть левее — заваленный бумагами стол, придвинутое к нему кресло. Правее — стена. Вон та большая тень — тумбочка. Вон та, поменьше — корзина, в которой спит его кошка. Он знал, что если хлопнет в ладоши, то зажжется свет, и он увидит, что в реальности всё так же, как и в его голове. Он знает эту квартиру как свои пять пальцев и может ориентироваться тут не то, что в относительной темноте московской ночи — с закрытыми глазами. Так почему же ему страшно?        Валерий всегда был рационально мыслящим человеком. Разумным и спокойным. Объективное знание он всегда ставил выше субъективных переживаний. И теперь объективное знание говорило ему — в квартире только он и кошка, никого больше. Никаких монстров, выбирающихся из темноты, не существует. Никакие грабители не проберутся в его квартиру посреди ночи, потому что в этом нет ровным счетом никакого смысла. Как нет смысла кому-то прятаться в его квартире и ждать, когда он потеряет бдительности. Он знает это, но мерзкий страх никуда не исчезает.        Конечно, он может подняться и все проверить. Зажечь свет, заглянуть в шкаф и под кровать, зайти в ванную. Запереть входную дверь ещё и на цепочку. Закрыть окна. Но он знает уже и то, что это не поможет. Страх никуда не исчезнет. Он, гадкий и бесформенный, не связан с конкретной опасностью, которую можно устранить или минимизировать. Нет, это просто страх, растущий корнями из другого болезненного состояния — одиночества.       Пять месяцев назад ушёл Леша. Алексей Иванович. Тот, кого он называл своим альфой. Тот, с кем он прожил в этой квартире тринадцать лет и собирался жить до конца своих дней. Ушёл к пареньку на пятнадцать лет младше, но это черт с ним, не важно. Что гораздо тяжелее — ушел к своему Суженому. Вот от этой мысли в горле периодически собирался неприятный ком.       Первые два месяца было горе. Большое, заполняющее собой всю квартиру. Боль, пустота. Боль мешала даже чувствовать одиночество. Каждая вещь, каждая минута напоминала о потере. О том, что самый родной человек где-то есть, вот только уже не для тебя. Потом боль ушла, точнее, притупилась. Словно рана начала затягиваться. Наступило облегчение. Спокойствие, свобода. Пришло ощущение того, что он теперь полностью сам себе хозяин, что теперь можно то, что было под запретом раньше. Помогала работа, какие-то встречи, какие-то старые знакомые. А чуть больше недели назад его накрыло этим.       В квартире стало неуютно. Страшно. Особенно по ночам. Но хуже — он стал пугать сам себя. Начало казаться, что он сходит с ума. Забываться. Слишком много говорить сам с собой. Валерий начал думать, что не справится, не выдержит, не вытянет себя из этого болота одиночества.       Год назад примерно в это же время он был в Германии, на конференции. Выступал с докладом. Леша был с ним. Они хорошо смотрелись вместе — красивая, зрелая пара. Оба образованные, состоявшиеся в жизни, солидные люди. А теперь он где-то там, со своим молоденьким омегой. А Легасов лежит один в некогда их кровати, одинокий и жалкий. И никакое количество сигарет, выкуренных прямо на кухне, этого не исправит.       Он думает о том, что надо бы подняться и выпить снотворное. Надо выспаться. Рабочая неделя в разгаре. И в это мгновение раздается звонок в дверь.       Валерий вздрагивает. Сердце замирает, на спине проступает холодный пот. Три часа ночи, с небольшим. В такое время не ходят в гости. Ему даже кажется — показалось. Галлюцинации, паранойя. Но кошка просыпается, а затем звонок повторяется. Длиннее, настойчивее. Валера поднимается, с трудом попадает ногами в тапочки, и спешит открыть. На мгновение мелькает шальная, почти безумная мысль — Леша вернулся. Потому что кто ещё может прийти в такое время?       Но человек на пороге не знакомый. В куртке с эмблемой МЧС. Это заставляет испугаться ещё сильнее, чем раньше. Что такое? Дом горит? Или разваливается на куски? Или…       - Валерий Легасов? - уточняет незнакомец. Валера только кивает. - Собирайтесь. Срочно. Вы едете в командировку, на Камчатку*, собирайтесь.       - Что? Почему? - Легасов отступает в квартиру. В это время мозг не желает работать так, как нужно.       - Все подробности в самолете, поторопитесь, - велит мужчина в форме. И Валера по его тону понимает — сейчас и правда не до вопросов.       - Дайте мне… Десять минут, - просит он, бросив короткий взгляд на свои ноги. Камчатка, значит. Есть только одна причина, по которой его могут вызывать туда. Не случилось бы чего… Двумя часами позже. Автовокзал. Камчатский край       - Всё будет хорошо, я тебя уверяю, - мягко произносит Александр, сжимая руки своего мужа. - Просто придется поработать в усиленном режиме. Зато потом наверняка отгулы дадут.       - Я всё равно волнуюсь, - Иван делает это капризное выражение лица, которое так ему не идет. - А ты не можешь как-нибудь отказаться? Скажи, у тебя муж беременный, что, других нет, что ли?       - Вань, мы это уже обсуждали. Не беспокойся, поезжай, отдохни, как только меня отпустят, я приеду к тебе. Побудем вместе, - Акимов старается говорить ровно, спокойно. - По магазинам сходим. Ну?       - Не хочу уезжать без тебя. Ещё и к твоим родителям. Они меня не любят! - Ваня пытается топнуть ногой, но вокруг снует слишком много людей с вещами, и приходится постоянно крутить головой, чтобы его не задели.       - Ты же знаешь, что это не так, - Саша тяжело вздыхает. - Они тебя любят, и они оба очень рады, что у них скоро будет внук.       - Автобус отправляется через пять минут, проверьте вещи и документы! - командует водитель, и Александр даже чувствует облегчение.       - Всё, давай я тебя посажу, - говорит он быстро, ещё раз убедившись, что чемодан и большая сумка уже лежат в багажном отделе. Он забирается в автобус и подает мужу руку, провожает его до сидения и следит, как он занимает свое место. Затем, наклонившись, наскоро целует его и, ещё раз пообещав, что все будет хорошо, идет по проходу обратно, то и дело поворачиваясь боком, чтобы пропустить кого-то.        Он выбирается на улицу. Повсюду царит суета. Эвакуация в самом разгаре. Это ещё только первая волна, народу — тьма, многие не понимают, куда идти, теряют в толпе вещи и детей. Саша надеется, что в точке прибытия все будет организовано лучше. И что его родители быстро найдут нужный автобус. Ваня всегда был слишком нервным, а сейчас, в положении, и вовсе может впасть в истерику по любому поводу.       Акимов идет вдоль автобуса к нужному окну. Ваня роется в сумке, наверное, в который раз проверяет документы. Беспокоится. Конечно, беременным нервничать вредно. И Акимов понимает, что это все плохо, и надо бы тоже ехать. Но вариантов нет, кому-то придется остаться, и он, как начальник смены, уже сто раз проверил всех, кто будет дежурить, и всех, кто уедет из города. Других вариантов попросту нет. Саша оглядывается, замечая много знакомых лиц в толпе. Ничего удивительного — почти весь город здесь. И всё же одна фигура выделяется особенно. Высокая, тонкая, такая знакомая...       - Леня? - Акимов ловит его взгляд и взмахивает рукой, мол подойди хоть на минуту. Топтунов, огибая потоки людей, в несколько секунд оказывается рядом. - И ты тут?       - Родителей провожал, - кивает молодой человек и указывает на один из автобусов, что уже отъезжали, а второй рукой прижимает к себе сумку.       - Постой, а ты что, тоже остаешься? - Акимов хмурится. Он видел списки всего сорок пять минут назад, даже подписывал их. А за два часа до этого составлял их и отправлял на согласование начальству. Пришлось переделывать заново, чтобы не было заметно, что из первоначального варианта, предложенного кем-то из начальства, он вычеркнул всего одну фамилию — фамилию Лени Топтунова.       - Да. Я распределен. Поменяли с кем-то. Звонили полчаса назад. Вот, - молодой человек показывает на сумку в своей руке, - я уже даже вещи взял.       - Понятно, - Саша хмурится сильнее. Интересно, кто же так решил? Ничего, с этим он разберется. - Тогда иди домой, поспи хоть немного. Не ясно, как на станции с этим будет.       - Да, я как раз собирался, - Леня улыбается и хочет сказать ещё что-то, но в этот момент у Александра за спиной раздается стук. Он оборачивается и, подняв глаза, видит сердитый взгляд Вани, прижавшегося лбом к стеклу. Саша поднимает руку и шлет ему воздушный поцелуй, а потом машет рукой. Топтунов, не говоря больше ни слова, разворачивается и, ускоряя шаг и лавируя между людскими потоками, спешно направляется к выходу с территории вокзала. Метка на его бедре горит огнем, а сердце, кажется, готово выскочить из груди. Больно, каждый раз так больно, что иногда хочется перестать дышать. В нескольких метрах от него, у другого автобуса, Анатолий Ситников, коротко поцеловав в щеку своего папу, присаживается на корточки и быстро, но крепко обнимает сына.       - Ну что, мы договорились? Слушаться дедушек, хорошо кушать, никуда не убегать, и будет тебе твой вертолет, - он заглядывает мальчишке в глаза и заодно поправляет на его плечах лямки яркого рюкзака.       - Договорились, - кивает Митя. Для своего возраста он иногда кажется даже слишком серьёзным. Иногда Толю это немного пугает. Мальчику уже пришлось многое пережить…       - Вот и умница, - Ситников гладит мальчишку по рукам. - Вот увидишь, ты даже соскучиться не успеешь. Сходишь с дедушкой на рыбалку, в лесу погуляете, в кино… А там уже я приеду.       - Я думал, папочка тоже придет меня проводить, - эта фраза произносится с такой тоской и обидой, что Анатолий ощущает почти физическую боль.       - Он не смог, - говорит он шепотом. - Ему нужно работать. Ты же знаешь, он очень занят…       - Он всегда занят, - голова мальчишки опускается, кажется, он вот-вот готов расплакаться. Ситников ловит его подбородок и приподнимает наверх.       - Послушай, мы ведь уже говорили про это. Всем взрослым нужно работать. Некоторым, как твоему папочке, нужно работать очень много, потому что у них очень важная работа, - говорит он успокаивающим тоном. - Он приедет к тебе как только сможет. Ты же знаешь.       - Я знаю, - Митя шмыгает носом, словно пытаясь втянуть влагу в глазах обратно. - Я просто очень, очень по нему скучаю.       - Я знаю, малыш, - Ситников улыбается, сжимая плечи сына ладонями. - И он тоже очень, очень по тебе скучает. В то же время в квартире Виктора Брюханова.       - Черт… - хрипит Дятлов, сжимая пальцами край стола, через который его перегнули. Стол ритмично раскачивается, противно поскрипывая. - Чччерт…       Брюханов ничего не говорит. Только часто и сипло дышит. Ещё один звук, наполняющий комнату — ритмичные шлепки тела о тело. Они становятся быстрее, дыхание Виктора — чаще, в нем появляется присвист — он сжимает зубы. Анатолий подается бедрами чуть назад, прогибается, напрягая руки.        Он входит в раж. Раскачивается сам, жмурится, отдаваясь ощущениям и почти забывается. Но в этот момент Виктор, протянув руку, хватает его за волосы, потянув за них. Дятлов тут же шипит, дергается и, оторвав одну руку от стола, отталкивает руку Вити. Впрочем, тому, кажется, уже всё равно. Он хватает Толю за плечо, и через полминуты заваливается на него сверху, тяжело дыша прямо в ухо. Несколько последних слабых толчков глубоко внутри и Брюханов длинно, блаженно выдыхает, удовлетворенно хлопает Анатолия по бедру и, оттолкнувшись от стола, делает шаг назад.       Дятлов остается лежать на столе. Ждет, пока выровняется дыхание. Потом переворачивается и соскальзывает на один из стульев. Выбивает из пачки сигарету и закуривает. Здесь приходится курить Витькины, чтобы его омежка ничего лишнего не унюхал. Впрочем, даже если унюхает, что он сделает? Побежит подавать на развод? Это просто смешно. Чтобы уйти от своего Суженого нужно быть идиотом. Толя знал это по собственному опыту.       - Просил же так не делать, - свободной рукой Анатолий пытается поправить свои волосы, чтобы они лежали ровно, закрывая шею.       - Я думал, ты любишь пожестче, - усмехается Брюханов. Тот не раздевался, а потому сейчас, уже оправив костюм, выглядел так, словно ничего и не было.       - Да причем тут это? - Дятлов фыркает, выпуская дым, и качает головой. Кончики натыкаются на линии метки — идеально ровные, напоминающие схему. От выступающих позвонков до линии роста волос и даже чуть выше. Анатолий старательно закрывает её волосами.       - А, понял, - Виктор усмехается, и усмешка эта неприятная. Он смотрит на часы. - Давай, собирайся поскорее. Мне выезжать через час.       - Ты уезжаешь? - Анатолий хмурится, но сигарету тушит и тянется к своей одежде. - Какого хрена?       - Брось, зачем я тут нужен? - мужчина только головой качает. - Начальства вам там и без меня хватит, сейчас прикатит кто-нибудь. А в остальном — справитесь. Фомин говорит, станция на это рассчитана, вас даже трясти особо не будет. Так, слегка. Поработаете сверхурочно, побегаете немного. Ничего, с чем ты не справился бы.       - Если у нас тут будет так тихо, зачем же ты уезжаешь? - Анатолий, уже натянувший брюки, делает шаг ближе. Его взгляд не читаемый, разве что в самой глубине можно различить нотки осуждения. А ещё — беспокойства. Если Брюханов делает отсюда ноги, ситуация может быть серьезнее, чем он думал. Надо бы преодолеть себя и позвонить бывшему мужу, убедиться, что они уже отбыли из города.       - Кто-то же должен отчитаться обо всем Москве? - Брюханов усмехается и коротко, мажуще целует его. - И заодно замолвить за тебя словечко. Мы ведь не хотим, чтобы грядущее повышение досталось Ситникову, правда? Так что будь умницей. Собирайся, делай свою работу хорошо и не хами приехавшему начальству. Часом позже. В самолете МЧС       - Приветствую, - Щербина пожимает руку Легасову и занимает место в кресле. Его организм уже адаптировался к полетам и, кажется, он даже не чувствует набор высоты. - Вас ввели в курс дела?       - Нет, - Валерий, кажется, только-только окончательно проснулся. По ночной Москве его везли с мигалками, это помогало прийти в себя.       - Хорошо. Мы летим на Камчатку. Там ожидается землетрясение. К счастью, прогноз поступил заранее, мы успели организовать эвакуацию населения и подготовиться. К несчастью — в зону угрозы попадает наша тамошняя АЭС, поэтому вызвали Вас, - дает краткие пояснения мужчина, вытаскивая из своего портфеля папку с документами. - У нас есть несколько часов для того, чтобы совместно с персоналом подготовиться и обеспечить безопасность на этот период. Вот документы, можете ознакомиться.       - Спасибо, - Валерий хмурится. Ситуация не из приятных, но и не критическая. Да, наверняка будут обрывы линий, станция останется без электроэнергии, но у них есть генераторы, и персонал должен быть тренирован действовать в такой ситуации. Неужели наконец начали перестраховываться?       Он тянет бумаги к себе и поводит лопатками. Спине становится тепло, словно прямо в него направлена яркая лампа, но сзади только широкая спинка сидения. А вот на коже как раз в том месте — его метка. Но она обычно не беспокоила. Только… В особые периоды, но сейчас точно не был один из них. Так почему же?       Метка… В юности он вставал спиной к зеркалу и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, пытался рассмотреть её как следует. Больше всего она напоминала большую птицу, раскрывшую крылья. По вечерам он думал о том, как встретит альфу с совпадающей меткой, и как они впервые ощутят это фантастическое парное прикосновение, и как после этого все будет хорошо. Потом он вырос. И это забылось. Он перестал предавать своей метке такое значение.        А потом в его жизни появился Леша. Леша был биологом по призванию, по состоянию души. Он горел этим. Он мог говорить о своих любимых темах часами, не повторяясь и умудряясь оставаться интересным собеседником. И одной из его любимых тем была химическая основа связи в истинных парах Альф и Омег.       Он написал об этом четыре книги. Валерий, конечно, прочел их все, но куда лучше понимал, когда Леша, сидя на кухне, водил пальцами по скатерти и объяснял индивидуально, специально для него. Он рассказывал, как устроены метки, как они появляются и почему столь уникальны. Рассказывал, как за счет тонких химических реакций при контакте парных меток в организмах альф и омег выделяются разные гормоны, и почему они начинают чувствовать себя так по-разному. Омеги испытывают успокоение, чувство защищенности, расслабляются, у них уменьшается уровень стресса, возникает потребность в том, чтобы заботиться. Альфы ощущают прилив энергии, их мыслительные процессы ускоряются, они становятся продуктивнее, решительнее, увереннее, ощущают потребность защищать. Это если коротко. Свои лекции он обычно заканчивал фразой «А какие в таких парах получаются дети...»       Поэтому, когда однажды Алексей пришел домой и объявил, что встретил молодого человека с меткой, аналогичной его, Валерий знал, что все кончено. Леше не надо было говорить больше ничего. Не надо было извиняться, не надо было говорить, что и Легасову однажды повезет, не нужно было обсуждать, могут ли они остаться после всего этого друзьями. Но он сделал это все в любом случае, пока Валера сидел за столом на их, теперь уже его, кухне и курил, чувствуя, как его жизнь рассыпается на кусочки. Леша всегда искал своего Суженого, глупо было думать, что ему не повезет. Легасову следовало быть умнее. Он сам виноват.       Он встряхивает головой. Откуда эти мысли? Да ещё сейчас, когда ему явно не до этого. Обычно наоборот, работа помогала отвлечься. А тут как нахлынуло. Это всё дурацкая метка. Валерий поднимает глаза на Щербину, силится понять, заметил тот его уход в себя или нет. Кажется, не заметил — на Легасова он не смотрит, только чуть подергивает ворот своей куртки, пытаясь заставить свежий воздух поступать к груди. Что тут такое, система подогрева барахлит?       Валерий пробегает глазами бумаги. В принципе, все, как он и ожидал. Конечно, непосредственно с этой станцией он дела не имел, но она была довольно современной, так что основные представления он имел.       - Как я вижу, станция устойчива, обрушения быть не должно. Генераторы на случай отключения внешних источников электроэнергии есть, персонал обучен… Зачем необходимость в моем присутствии? - решается он на вопрос. Приказы, конечно, не обсуждались.       - Вы знаете, сколько лет назад было создано министерство чрезвычайных ситуаций? - вместо ответа интересуется Борис.       - Лет пять назад? - Легасов хмурится, пытаясь припомнить. Но он никогда не интересовался политикой.       - Четыре. До этого считалось, что в советском государстве не может происходить чрезвычайных ситуаций, - кивает министр. - Поэтому для нас важно показать, что мы способны не только на ликвидацию последствий, но и на предотвращение катастроф. Впервые удалось настолько заранее предсказать сейсмическую активность, провести полную эвакуацию опасной зоны. Максимально важно, чтобы на АЭС всё прошло без сучка, без задоринки. Наши иностранные партнеры, как и наши иностранные конкуренты, должны увидеть, что даже в экстренной ситуации у нас все находится под полным контролем. Поэтому Вы, как эксперт, будете на месте, на случай, если хоть что-то пойдет не так. Так же, как и я. Ещё какие-то вопросы?       - Нет, никаких, - Валерий кивает с неким уважением. О Щербине он слышал много хорошего. Говорят, он ещё в молодости поучаствовал в ликвидации последствий крупных катастроф, и с тех пор шёл именно к этой работе. Можно сказать, целое министерство возникло благодаря его усилиям, и ради этого министерства он, по слухам, отказался от более престижной и легкой должности. Это… Вызывало уважение.       - В таком случае, я надеюсь, что Вы сумеете быстро сориентироваться в ситуации и принимать верные решения, - Валерий ловит взгляд собеседника и вдруг чувствует укол где-то в груди. И снова — тепло в области лопаток.       - Почему мне кажется, что ситуация серьезнее, чем описано в этих бумагах? - спрашивает он тихо, ещё раз опустив взгляд в документы.       - Владимиру тоже интересен ответ на этот вопрос, - кивает Щербина и, поймав непонимающий взгляд Валерия, поясняет: Вашему личному КГБшнику. Я называю их Владимирами. Не знаю почему. С тех пор, как Вы сели в ту машину, Владимир присматривает за Вами. Слушает, смотрит, нюхает, если потребуется. В моем положении я не могу избавиться от своего или от Вашего, но могу позволить себе не делать вид, что его нет. Поэтому прежде, чем что-то сказать или сделать, подумайте о том, как в этому отнесется Владимир.       - Спасибо… - Легасов не знает, что на это можно ответить. Он ежится. Личный КГБшник, значит? Леша бы здорово посмеялся. Так, нет. Хватит думать о человеке, о котором пора бы забыть.       - Со связью там будут проблемы, так что если Вам надо с кем-то поговорить, делайте это сейчас, - советует Щербина спокойно.       - Нет, никого, - Валерий прикусывает кончик языка. Наверное, не стоило говорить вот так, надо было выбрать нейтральную формулировку. И действительно, он тут же ловит на себе изучающий взгляд министра. Конечно. Советы так гордятся, что у них омеги могут занимать любые посты и должности, не то, что в Штатах, но в то же время на одинокого омегу всё ещё смотрят как на прокаженного и пытаются понять, что же с ним не так. Противно.       - Хорошо. Проще будет сосредоточиться на работе, - Борис отворачивается к окну и кладет ладонь на свою грудь, едва заметно морщась. - Советую отдохнуть, в таком случае. Как только сядем — поедем на станцию. Мы не знаем точно, сколько у нас времени.