Почему советская атомная энергетика лучшая в мире?

       Предположим Вам всё-таки повезло. Вы встретили своего Суженого, и он оказался если не идеальным, то, по крайней мере, вполне приемлемым человеком — не злоупотребляет, закон не нарушает, работает. Казалось бы — вот оно, счастье! Биологизаторы радостно обещают вам со страниц своих статей, что теперь-то начнется настоящая жизнь. Теперь-то всё обязательно будет как надо. Якобы гормональный фон и контакт меток выполнят свою работу, и вы будете чувствовать постоянное счастье и невероятную любовь.       Смею заверить Вас — это часто оказывается весьма далеко от реальности. Итак, как мы уже знаем, человека в значительной мере определяет его воспитание. Даже если Ваш Суженый — обычный человек, и воспитание не сломало его жизнь и психику, оно наложило определенную отметку поверх имевшегося биологического базиса. Как только изначальная эйфория от обнаружения своего Суженого и касания меток спадет, наступит «похмелье». Вы вполне можете обнаружить, что Ваш избранник не стремится обзавестись детьми, мечтает работать вахтовым методом, проживать в крупном городе и проводить отпуска исключительно на теплом море. Вы же мечтаете о собственном доме, куче детишек, близком человеке, который постоянно будет рядом, а отпуска хотите проводить как можно дальше от цивилизации, на лоне природы, а жара и яркое солнце Вам противопоказаны.       Что в такой ситуации предлагают делать биологизаторы? Для начала, они утверждают, что подобное — маловероятно. Проводятся данные неких экспериментов и сомнительная статистика, якобы убедительно доказывающая, что потребности и желания у Суженых сходятся. Тем самым они обесценивают, по сути своей, труд по воспитанию детей, пытаясь убедить нас, что какими бы родителями мы ни были, природа слепит из наших чад тех, кем им якобы уготовано быть.       Во-вторых, если уж такое все же произошло, биологизаторы рекомендуют «искать компромиссы». Как? Очень просто. Альфе они советуют давить своим авторитетом, «успокаивать» непокорного омегу и усмирять его. Омегам — тонко манипулировать, обманывать и прикидываться. К чему это приведет? К тому, что менее «сильный» партнер, не умеющий прожимать свою точку зрения, будет обречен вечно уступать, пытаясь удовлетворить более жесткого партнера, ставящего свои интересы выше. И получать он за это будет в лучшем случае определенный греющий его морально статус («настоящего альфы», способного удовлетворить все желания своего омеги, или «хорошего омеги», который делает все для своей семьи), и подкормку в виде почти наркотического выброса гормонов удовольствия в кровь при контакте меток.       Хуже всего приходится тем семьям, где один из партнеров обнаружил для себя, что второй не готов уйти от своего Суженого. Все ограничения, обусловленные страхом потерять дорогого человека, для него мгновенно снимаются. И да, биологизаторы утверждают, что человек не может захотеть причинить боль своему Суженому, что это противоречит его природе. Однако представление о добре и зле, боле и благе у людей могут кардинально отличаться.       Так, человек может оправдывать себя тем, что он старше, умнее, хитрее, опытнее или является альфой/омегой, а следовательно, решать в этом вопросе должен именно он. Как следствие — мнение партнера не учитывается и не уважается. В других ситуациях человек может оправдывать себя собственными слабостями и тем, что он дескать не идеален, что уж тут поделаешь, и просто пользоваться тем, что его, как Суженого, не бросят.       И в то же время другие отношения воспринимаются как менее ценные. Пары, которые хорошо подходят друг другу, в которых есть чувства, близость, понимание и любовь, расходятся из-за сущих мелочей, потому что один из партнеров воспринимает эти отношения как временный этап перед нахождением своего Суженого. Я лично наблюдал случай, как один Омега расстался с носившим его на руках мужем, из-за того, что они не могли согласовать график мытья посуды, а в настоящее время проживает со своим Суженым, стабильно попадающимся на изменах, и ищет ему оправдания.       За что же я выступаю? В следующей главе я окончательно внесу ясность в этот вопрос.

Мурат Владиленович Сванидзе "Люди не носки. Критика биологизаторского подхода к отношениям альф и омег" Киров 2011 год

Камчатка. Два месяца и неделя после инцидента        За эту неделю Леня не видел Сашу ни разу. Он не выходил на работу — скверно себя чувствовал, да еще и пользовался тем, что его перевод был уже практически одобрен. У Вани действительно оказались связи, так что с подписью он всё уладил. Дятлов, разумеется, отказался подписывать, но Ваня отыскал кого-то, кто подписывается за него в журналах по технике безопасности. Это, конечно, была подделка документов, но Ваня утверждал, что он всё уладит, да и Лёня к тому моменту будет уже далеко.       Ваня вообще много времени теперь проводил с ним, даже несмотря на наличие маленького ребенка. Он помогал собирать вещи, подписи и готовиться к отъезду, советовал витамины и питание при беременности. Даже отдал Лёне часть каких-то вещей «на первое время», хотя Топтунов утверждал, что справится сам, и ему ничего не нужно. В Ленинграде его должен был встречать папа, которому еще только предстояло узнать, что его единственный сын, надежда и гордость, беременен от женатого Альфы и будет рожать и воспитывать ребенка один.       Впрочем, до Ленинграда ещё нужно было добраться. Леня не афишировал свой отъезд, но многие все равно знали и приходили попрощаться, а Топтунов старался не плакать. Уезжать было тяжело и страшно. Игорь и Боря предлагали проводить его и посадить на поезд, но Леонид был вынужден отказаться — Ваня хотел проводить его сам, а в качестве помощника отрядил своего дальнего родственника — Пашу, в квартире у которого, как догадался Лёня, они тогда и встречались.       Паша Лёне не понравился сразу. Было видно, что он сильно пьёт, а ещё он был грубым и любил командовать. Впрочем, с Лёней он себе подобного не позволял и просто делал то, о чем его просил Иван. Сам Ваня ждал их в машине. Несмотря на хнычащий кулек на руках, он не только поехал с ними на вокзал, но и потащился на платформу. Это я тебя отправляю. Значит, обязан убедиться, что всё хорошо, - рассмеялся он, и Топтунов только согласно кивнул.       На самом деле Ваню одолевали собственные тревоги. Их отношения с Сашей были хуже некуда. Акимов был уже не просто на нервах, он достиг какого-то странного предела, за которым начиналась апатия. Он плохо спал, похудел и почти ни на что не обращал внимание. Ваня понимал, что слишком рано разыграл карту с изменой, но тогда другого варианта не было. Ваня боялся. Боялся, что ещё немного и Саша сорвется. Решит, что эта семейная жизнь — вообще не жизнь, плюнет на все свои обязательства и уйдет. Более того, Ваня случайно обнаружил, что Саша наводил справки насчет установления отцовства. Это пугало. Нужно было избавиться от Лёни как можно скорее. Если Топтунов исчезнет, а его следы потеряются, Саша смирится с этим. Тогда кроме Вани и ребенка у него ничего не останется, и это будет хорошо и правильно.       Исчезновение Лёни он проработал куда детальнее, чем было известно самому Лёне. Там, в Ленинграде, у него были большие связи. Сначала, используя его положение, его должны были перевести на работу с бумажками, а затем, манипулируя наличием ребенка и статусом папы-одиночки — выжать из отрасли. Тогда его концы потеряются окончательно, а сам этот нюня ни за что не решится писать Саше или как-то его беспокоить.       Ваня ненавидел Лёню. Чисто и искренне. Он считал его слабым и жалким, хлипким и слишком наивным. И почему это таким идиотам так везет? Саша был неплохим альфой. Слабым, конечно, рохлей. Но при должном упорстве из него можно было бы слепить что-нибудь вполне приемлемое для совместного проживания. И почему такой альфа достается недоноску Топтунову, а ему выпадает то, что выпадает? Паша, его любимый, обожаемый, совершенный Альфа пал жертвой зеленого змея, и как бы Ваня ни старался, вытащить любимого у него не вышло. Не останавливало его от пьянства ни наличие Суженого, ни перспектива стать отцом.       Беременность Ваня не планировал. Всё вышло случайно. У него началась течка, он приехал к Паше. Тот как раз снова начал пить, и Ваня понимал, что опять придется с ним порвать. Этот порочный круг они проходили десятки раз с тех пор, как впервые встретились в Ванины неполные шестнадцать. Но у него была течка, было раннее утро и он решил попытать удачу. Вдруг Паша ещё не успел принять на грудь, тогда они могли бы хорошо провести время, а отношения выяснять уже после.       Но Паша начал заливать глаза с самого утра. Ваня не удержался от едкого комментария. Слово за слово, пощечина, разбитый стакан, хватание за волосы, холодная вода, крики. В какой-то момент они оказались на кровати, и это было, в общем-то, типичное, головокружительно-бурное примирение. В ходе которого они забыли обо всём. О необходимости предохраняться в том числе.       Паша тогда запил крепко. Едва выбравшись из кровати он отправился за добавкой. А Ваня со своим отрицательным резусом рисковать не мог. Он поехал к Саше сразу, уже на следующий день, как только смог более менее привести себя в порядок. И не прогадал. В том, что отец ребенка — Паша он был уверен процентов на восемьдесят уже тогда. А теперь, глядя на малыша, вообще практически не сомневался. Но из Паши отца не сделать, даже если приложить к этому все имеющиеся силы, а один Ваня не потянет.       Акимов был хорошим вариантом. Очень хорошим. Он даже обрадовался, когда всё так вышло. У них могло бы быть хорошая семья. И тут появился этот чертов Лёня со своими глазами маленького олененка, и всё полетело к чертям. Но ничего. Ваня не даст себя в обиду. Он будет следовать плану. Сейчас он избавится от Лени, и станет ласковым и нежным. Саше нужно тепло, в том числе физическое, и Ваня станет единственным возможным источником. Он справится с собой, будет доверять Саше больше заботы о ребенке. И Саша успокоится.       Рожать больше Ваня не планировал. Одного опыта хватило за глаза. Значит, лет через десять, когда ребенок станет достаточно самостоятельным, можно будет подать на развод. Измена Саши выступит хорошим поводом, пусть даже с такой задержкой. Ваня придумает, как это обыграть. Жилье у него есть, а там, может, ещё получат, если Саша не будет стоять на месте на этой своей работе. Алименты, опять же. И если Акимов будет очень очень хорошо себя вести, Ваня, может, даже наведет справки, где там болтается его Суженый. Хотя нет, вряд ли. Саша наверняка будет спонсировать их с ребенком лучше, чем положено, а новость о том, что его бывший муж сплавил его Суженого с его ребенком куда подальше, может перекрыть денежный поток. А Ваня рисковать не любил.       Вот и сейчас. Он должен был убедиться, что Леня сядет на этот поезд. Саша свалил из дома, и это было к счастью, но Ване нужно было быть уверенным, что ему не придет в голову заявиться на вокзал и пытаться удержать своего Омегу. Или что у Топтунова ничего не щелкнет в голове. Вокруг него пришлось вообще кружить, всячески убеждая, что он потянет ребенка в одиночестве, и что «Родина его не оставит». И так уже задержался. В футболке, заправленной в брюки, уже было заметно, что Леонид начал округляться. И запах изменился.       - Ну что, в добрый путь? - сын спал, примотанный к телу Вани. На платформе они не выделялись среди других провожающих.       - Да. Спасибо вам ещё раз, - Лёня пытался улыбаться, глядя то на Акимова, то на Павла, который только что занес его вещи в вагон.        - Не за что. Свяжись со мной, когда доберешься, я ещё раз всем про тебя напомню, - Ваня приторно улыбнулся. И всё же от него не укрылась на мгновение появившаяся на лице Топтунова гримаса. - Что такое?       - Всё в порядке, я просто... - корпус Леонида наклонился вперед, а его лицо стало совсем бледным. Тонкие руки прижались к животу.       - Дойти сможешь? - Ваня наклонился, пытаясь рассмотреть его лицо поближе. - Тебе нужно лечь.       - Да... Я... - глаза у Топтунова стали мутными. Иван вскинул взгляд на своего спутника. Поезд вот-вот тронется. Нужно принять решение.       Лёне было явно плохо. Угроза выкидыша — вечный спутник омег, рожающих без поддержки Суженого, а Леня ещё и в стрессе. Надо бы вызвать ему скорую. Но его ведь заберут в больницу здесь, в городе. Знакомые узнают, коллеги. А если надолго? И потом, рано или поздно пройдут слухи о том, что с ним. Саша может узнать, и тогда — всё пропало.       Можно попросить Пашу завести его в вагон, уложить. Пока кто-то заметит или сам позовет на помощь — будут уже далеко. И в больницу угодит не здесь. Вряд ли он станет кому-то в городе звонить, скорее родителей вызовет или ещё кого. Саша не узнает. Но что если выкидыш? Вдруг он тогда вернется? Нет, Ваня критически осмотрел Топтунова, слишком благородный. И всё же это как-то не по человечески. Паренёк-то вечно делал всё, о чем его просили, и такого не заслужил...       Ваня поднял глаза на Пашу. Он вдруг со всей отчетливостью вспомнил, как тот кидал в него бутылки. И как больно прижимал тогда к земле, в их самый первый раз, не давая толком двигаться и даже дышать. И как посылал его к чертям вместе с его «выблядком». Разве это по-человечески? Нет. Никому счастье с неба не падает. Все за него бьются. И если Топтунов за свое биться не умеет — сам виноват.       - Паш, помоги ему в вагон зайти и попроси, чтобы ему дали поспать, хорошо? Камчатка. Два месяца и неделя после инцидента       - Красиво, - Ситников положил на стол альбомный лист. На нем простым карандашом был изображен Саша. Художник явно не был профессионалом, ошибки были видны невооруженным глазом, но в то же время портрет был действительно хорош. - Откуда это у тебя?       - В шкафчик на работе положил, - вздохнул Акимов, не поднимая голову с подставленного кулака. Он говорил «положил», потому что точно знал, кто автор портрета. И знал, почему не оставил лично.       - Да это... Тяжело, - Анатолий тяжело вздохнул. У него всё наладилось, и теперь ещё тяжелее было воспринимать слова коллеги, но... Он знал, как это необходимо. Открой, пожалуйста. Я сам не могу, - глазами Саша указал на конверт. В нём — результаты экспертизы. После того разговора он просто не мог перестать думать о том, может ли быть такое, что он — не отец своему ребенку.       - А ты уже решил, что будешь делать, если вдруг ответ отрицательный? - спокойно спросил Ситников. - Ну вот представь. Ты не отец. И что? Пойдешь и разведешься просто потому, что генетически ребенок не твой?       - Что ты от меня хочешь? - Саша отрывает голову от руки и поднимает на собеседника пустой, больной взгляд. - Чтобы я с ним остался?       - Нет. Я хочу, чтобы ты знал, что ты делаешь, - покачал головой Ситников. - Давай я тебе обрисую, как всё будет. Ты придешь к своему Ване и положишь на стол конверт. Он разрыдается. Потом скажет, что был уверен, что ребенок от тебя. На сто процентов. Будет валяться в ногах. Говорить, что любит только тебя и жить без тебя не может. И будет умолять не бросать его. Потом он скажет, что спал со своим альфой до того, как вернулся к тебе, а значит, это была не измена, просто случайность. А вот ты ему вообще-то изменил, да ещё и когда он беременным был, но он «нашел в себе силы простить». И ты останешься. Потому что ты хороший человек, а Ваня один и ни в чем не виноват. И потому что у тебя нет решимости всё оборвать. Ты всё равно будешь с ним, только ты будешь знать, что это не твой ребенок, и мучиться этим осознанием каждый день. Так лучше уж сохранить иллюзии. Вот когда ты сам для себя решишь, что от того, что в этом конверте,будет реально зависеть то, как ты поступишь, тогда и откроешь.       - Он всё равно уедет, - кивает Акимов тяжело. Его голова дергается на шее, словно весит килограммов двадцать, не меньше. - Независимо от результатов.       - Не могу соврать, что станет легче. Но будет по-другому, это точно... - кивает Ситников.       -Осуждаешь меня? - бесцветным голосом интересуется Акимов, глядя в пространство. - За Лёню...       - Не понимаю, как ты раньше не сорвался, - пожимает плечами его собеседник. Щелкает замок. Оба альфы одновременно поднимаются на ноги, но поздно — минуя вешалки в коридоре Дятлов идет сразу к ним.       - Ты чего ребенка из садика не забрал? - интересуется он с порога, не сочтя нужным поздороваться с подчиненным.       - У них репетиция, - Ситников кидает быстрый взгляд на часы и решает, что сейчас самое время проводить Сашу хотя бы до автобуса. - Сейчас заберу.       - А ты что тут делаешь? - откровенно морщится Дятлов, глядя на Акимова с некоторым отвращением.       - Я уже ухожу, - Саша с готовностью поднимается и просачивается мимо начальника в коридор, переобуться.       - Ты бы разобрался со своим гаремом, Акимов! - кидает ему в спину омега, скрестив руки на груди. - Я из-за тебя ценные кадры теряю.       - Разобрался уже, - бурчит Саша. У него нет сил спорить, нет сил соглашаться. Ему просто нужно исчезнуть отсюда и... И что дальше он еще не решил.       - Вот как? Хорошо же ты разобрался...       - Толь, не надо, - качает головой его альфа, на мгновение касаясь руки мужчины и тоже проходя мимо него.       - Сидит тут, себя жалеет, понимаешь ли. Тебе о ребенке надо думать, папаша! - Дятлов уже откровенно разошелся, и угомонить его теперь — задача не из простых, так что Ситников просто спешит эвакуироваться из опасной зоны.       - Только о нем и думаю, - Акимов лукавил, конечно. Он думал много о ком. О себе, о Ване, о Лене. Но как всё это объяснить такому, как Дятлов?       - Что-то незаметно, - омега уже развернулся всем телом и смотрел на них пристально. - Или что, есть любимые дети, а есть так? Оторви и брось?       - Вы о чем вообще? - Саша как раз закончил с обувью и теперь выпрямляется, впервые глядя на своего начальника так же пристально, как тот на него.       - Ну так и сказал бы ему аборт сделать, чтобы не мучиться. Или ждешь, что сам выкинет?       Кажется, даже соседи в этот момент могут услышать звук щелчка, с которым в голове Саши все встает на место. Черт. А он ведь не мальчик, должен был понимать. Он ведь знал, что у Лёни в тот момент была течка, а он ведь молодой, здоровый омега... Теперь всё становилось понятным. И то, как изменился Лёнин запах, и то, почему если раньше он чаще ощущал влечение к Топтунову, то теперь присутствие омеги отзывалось в нём страхом, беспокойством, желанием защитить и уберечь.       Саша в одно мгновение справляется с замком и спускается по лестнице с такой скоростью, что Ситников сразу же бросает идею догонять его и просто качает головой.       - Так Топтунов в положении? - уточняет он, возвращаясь на кухню за забытыми сигаретами. На столе всё ещё лежит рисунок и конверт из больницы.       - Это что такое? - интересуется Дятлов, уже прихвативший конверт двумя пальцами. На вопрос он не отвечает, но ответ и без того кажется вполне очевидным.       - Это Сашино. Я потом ему отдам, - альфа забирает свои сигареты и придирчиво оглядывает мужа. Устал.       - А чего не открыл?       - Да никак не может решить, готов он разводиться или нет, - Ситникову не хочется вдаваться в подробности чужой личной жизни, но Толя, судя по всему, и так уже знает достаточно.       - А чего там решаться? - пожимает плечами омега, заглядывая в холодильник.       - Не знаю. Ты вот в какой момент решил со мной развестись? - это уже не про Сашу, это личное, но альфа старательно прячет это в своем тоне. Дятлов молчит с минуту, которая кажется бесконечной.       - Помнишь, мы с тобой поругались однажды? Из-за комнаты, - напоминает он со вздохом, захлопнув дверцу холодильника.       - Помню, конечно, - кивает муж. Их сыновья жили в одной комнате, поделенной на пополам. Но Митя рос, и Ситников хотел сделать ремонт, отдав ему всё пространство. А Толя хотел... Толя считал, что ещё слишком рано избавляться от вещей их старшего сына.       - И потом, ночью. Ты спросил «Ты меня хоть немного любишь?» - добавляет Дятлов со вздохом.       - И ты подал на развод, потому что понял, что не любишь? - сердце Ситникова замирает. Ему страшно. Действительно страшно.       - Нет, - омега качает головой. - Нет. Я просто... Как я мог оставаться с тобой, если мои слова, мои действия заставили тебя думать, что я тебя не люблю.       Ситников делает быстрый шаг вперед и сжимает мужа в объятьях, ощущая, как тот слегка подрагивает. Он быстро целует его в висок и гладит по спине, словно стараясь распространить свое тепло по всему телу.       - Прости меня...       - Всё в порядке, - шепчет альфа, чуть качая своего супруга на месте, словно плачущего ребенка.       - Не говори, что всё в порядке. Прости меня, - упрямо повторяет Дятлов, и его тут же сжимают ещё крепче.       - Я тебя прощаю и очень тебя люблю. Так что забудь о том, что было, хорошо? - шепчет Ситников в ответ. - Пойдем за Митей вместе, ладно? Не могу тебя сейчас отпустить. Край света. Два месяца и неделя после инцидента        От автобусной остановки иди было ещё минут сорок, на самый край деревни. Здесь жил дядя Костя, приходившийся Валере дальним родственником. Это был весьма пожилой, но бодрый омега, рано овдовевший и проживавший в этой маленькой деревушке всю свою жизнь. В детстве Валера иногда приезжал сюда — купаться в речке и дышать свежим воздухом. И теперь вот вернулся, собираясь прожить здесь несколько следующих недель.       Пока он шел, было время подумать. А мысли в голове кружились самые разные. Что он будет делать, Легасов уже примерно знал. Теперь в голове роились мысли о прошлом. Например, о том разговоре двухдневной давности.       Они с Алексеем встретились в Туле. Тот нашел его, черт знает как, и почти умолял о встрече. У Валеры в планы не входило общаться с кем-то на протяжении своего пути — он петлял, как заяц, чтобы у Бори не было и шанса его найти. Но Лёша... Ему Легасов почему-то не отказал.       Они пообедали вместе. Валера сразу обратил внимание, что его бывший слегка осунулся, и хотя всё ещё выглядел счастливым и успешным, было в его облике что-то тревожное. И что он понял очень быстро.       Им ещё не успели вынести всю еду, когда Алексей поведал, почему так отчаянно хотел этого разговора. Он пришел каяться. Каялся он долго, с искренним раскаянием в каждом жесте и каждом взгляде. Рассказывал, как к нему пришёл секретарь Бориса, и как он решил «похоронить» информацию о том, что знает, кому Валера приходится Суженым.       - Как долго ты знал? - спросил Легасов, поймав паузу. Кажется, если бы он не влез, Леша продолжал бы извиняться.       - Я не могу сказать точно. Лет девять, наверное, - произнёс альфа, не поднимая глаза. Девять лет. Если бы они встретились девять лет назад, Валера мог бы родить Борису сына. Даже двоих.       - Почему? - тон профессора был каким-то даже безучастным, хотя ему казалось, что внутри происходит что-то не хуже того бедствия, из-за которого они с Борей познакомились. Потому что я не хотел потерять тебя, - просто признался Алексей. - Нам было хорошо вдвоем, ты говорил мне, что счастлив. И вообще, ты вечно спорил, что Суженые — это не важно, и тебе совсем не интересно найти своего!       - Но ты промолчал! Значит, ты понимал, что мое решение изменится! - Валера вскинулся, но тут же затих. - Но ты решил смолчать.       - Да! И я никогда не прощу себя за это. Поверь, если бы я мог вернуться назад, я бы поступил иначе, но я не мог! - альфа сжал и разжал кулаки. - И я думал об этом. Постоянно думал. Но я был глупым эгоистичным трусом.       - Почему ты не сказал мне, когда ушёл? - тихо, устало спросил Валерий. Эти несколько месяцев могли бы что-то изменить. Хоть что-то.       - Потому что... Я испугался, - Алексей смотрел мимо. - Испугался. Я трус, понимаешь! Я боялся, что правда всплывет! Как бы я объяснил всё тебе, ему? Вы бы узнали, и...       - Пошёл к черту, - Легасов встал. Ему было плевать на недоеденный обед, на счёт, на Лёшу. На всё.       - Я любил тебя, Валера. Правда любил. И... Если тебе станет легче, жизнь меня уже наказала, - тихо, опустошенно бросил его собеседник, и Легасов тут же плюхнулся на стул.       - Что случилось?       - У меня онкология, - Леша коснулся пальцами своей шеи. - Врачи говорят — агрессивная форма. Можно попробовать затормозить процессы, но это операции, бесконечные препараты, и всё чтобы выиграть немного времени. Но разве это жизнь?       - Сколько? - спросил Валера, которому стало неловко тянуться за сигаретами, которые он купил, да только так и не смог начать.       - Некоторые говорят, я, может быть, даже сына не увижу, - он прикусил губу, пытаясь, очевидно, удержать слезы.       - Я могу что-то для тебя сделать? - не то, чтобы Легасов этого действительно хотел. Но он был достаточно хорошо воспитан.       - Я бы попросил твоего прощения, но понимаю, что простить меня будет не легко. Даже невозможно, наверное, - Алексей прикрыл глаза. - Мне уже не помочь, а вот муж... Я не знаю, как он будет один.       И тогда Валера написал на листе бумаги свой новый номер. И оставил этот листок на столе, когда уходил. Напоследок он сказал Алексею «Прощай», и это было правильно. Да, он мог встретить Бориса раньше. Намного раньше. Но этого не случилось.       И теперь он идет по дороге мимо обветшавших деревенских домиков и думает о том, что снова остался один.       Телефон звонит внезапно. Номер незнакомый, и Легасов не сразу решается снять трубку.       - Алло, - произносит на том конце до боли знакомый голос. Впервые Валера в полной мере понимает это выражение — от голоса Бори становится почти физически больно.       - Как ты узнал мой номер? - спрашивает он вместо того, чтобы сделать то, что хочется — попросить просто забрать его отсюда.       - Ты думал, от меня так просто избавиться? - в голосе слышится привычная усмешка. - Почему ты ушел, Валера?       - Я объяснил тебе всё в письме, - Легасов старается держать свой голос твердым. Он не должен сдаваться.       - Это не причины, это чушь собачья! - Щербина рычит в трубку. - Валера, вернись. Мы всё уладим. Мы можем усыновить ребенка, или...       - Ты не понимаешь! - Валера мотает головой. - Уже поздно. Слишком поздно для всего. Я уже не смогу стать тебе достойным мужем, и ты слишком идеализируешь эту связь, если думаешь, что она важнее всего...       - Ты не был счастлив со мной? - спрашивает Борис прямо, и от этого вопроса Валера едва не спотыкается.       - Я был! Но пойми, в долгосрочной перспективе мы не сможем сделать друг друга счастливыми. Пойми это! - просит Легасов устало. - Пойми и не ищи меня.       - Послушай, - оборвал его Щербина. - Скажи мне сейчас, что всё кончено. Что ты больше не желаешь меня видеть. И тогда я исчезну. Навсегда. И мы уже никогда не будем беспокоить друг друга. Обещаю.       - Всё кончено, Боря, - впереди уже виднелся знакомый дом. - Я ухожу, это окончательно. Я не хочу видеть тебя. Никогда больше.       - Спасибо.       В трубке раздались гудки. Валера сделал шаг, другой, третий. Ноги продолжали нести его. Солнце всё ещё светило, воздух был свеж, но ощущение совершенной ошибки навалилось на него таким огромным комом, что в глазах потемнело, а дышать стало нечем.        Валера судорожно вытащил телефон, который спрятал в карман, и набрал тот самый номер. Аппарат выключен или вне зоны действия. Второй звонок, третий.       Сил стучаться у него не было. Он просто толкнул дверь и ввалился в дом, почти падая на руки выскочившему на звук его шагов дяде Косте.       - Валерочка, а что же ты не сказал, что... Валера! Валера!