Мурат Владиленович Сванидзе "Люди не носки. Критика биологизаторского подхода к отношениям альф и омег" Киров 2011 год
Москва. Спустя два месяца после инцидента Легасов тяжело вздыхает, потирая лицо, а затем, вернув на нос очки, бежит глазами по лежащему на столе письму. «Дорогой мой Боря! Спасибо тебе за эти два месяца. За каждый день, что ты был в моей жизни. За все, что ты для меня сделал. Я не могу перечислить все, но ты ведь знаешь этот перечень не хуже меня, верно? Ты изменил мою жизнь, мое представление об альфах, об отношениях. Ты изменил меня. И сделал меня очень счастливым. А я хочу сделать счастливым тебя» Легасов дергает воротник своей рубашки. Кондиционер стоял на 20 градусах, а ему все равно было жарко. Приливы. «Я знаю, что когда ты просил моей руки, ты сказал, что я сделаю тебя счастливым, согласившись выйти за тебя. Но я поспешил, согласившись. Поступил необдуманно. Сейчас я могу с уверенностью сказать, что я не могу, не должен становиться твоим мужем. Я знаю, что если я скажу тебе это, глядя в глаза, то ты рассмеешься. И не станешь слушать меня. Поэтому мне приходится трусливо писать тебе письмо. Но только так я смогу объяснить тебе, почему я поступаю так, как поступаю» Легасов откидывается назад. Каждая строчка этого письма далась ему тяжело. Он начал едва только служебная машина Бориса отъехала от дома, увозя его в очередную командировку, а закончил лишь спустя пять часов. Каждое слово было вымучено, выстрадано. «Я знаю, ты придаешь большое значение меткам. И я знаю, как долго ты искал меня, своего Суженого. И ты в полной мере заставил меня поверить в то, что эта связь действительно важна, что она способна изменить всю жизнь человека. Но иногда… Иногда судьба встречается нам слишком поздно. Ты — идеальный альфа. Лучший из всех, кого я когда-либо встречал. Я же никогда не был хорошим омегой. А теперь и вовсе никуда не годен. Помнишь, мы с тобой говорили про семью, Борь? И ты говорил мне, как хотел бы стать хорошим отцом. Я уверен, что у тебя получится. Так же, как получилось быть прекрасным альфой, несмотря на все мое глупое сопротивление» Легасов жалеет, что у него нет при себе сигарет. Боря запрещал ему курить. Ужас. Легасов, скажи ему пару лет назад кто-то, что альфа будет запрещать ему курить, ни за что бы не поверил. «И я не имею права лишать тебя этого. А дать тебе это я не могу. Мне жаль, но мы с тобой встретились слишком поздно. Метки, это ещё не всё, Борь, поверь мне. Тебе нужен другой омега. Который будет больше соответствовать тебе. Который будет привлекательнее, моложе. И, что самое важное, омега, который сможет родить тебе детей. Но ты не послушаешь меня, если я скажу тебе об этом. Ты будешь спорить, потому что иногда ты невыносимо упрям. И даже это в тебе я люблю. Поэтому… Прощай, Боря. Мы не увидимся вновь. Спасибо тебе, что был в моей жизни, спасибо за всё, что ты мне дал, и прости, что не смог дать тебе ничего» Валерий поднимается. Такси уже ждет его внизу. Он отключает лишнюю технику. Вещи собраны, он подхватывает две свои сумки. Они кажутся тяжелыми из-за возникшей в теле слабости. Взгляд цепляется за зеркало. Легасову кажется, что в нем отражается старик. И это всё за последние несколько недель. Кольцо он оставляет возле письма. Так лучше. Валерий спешно спускается по лестнице. Водитель помогает ему убрать одну из сумок в багажник и даже зачем-то открывает перед ним дверь машины. - Далеко едете? - интересуется молодой мужчина, занимая водительское место и глядя на Легасова, устроившегося сзади. - Да. Далеко, - кивает Валера, глядя в окно. Ехать придется сложным маршрутом, меняя транспорт. Умение Бори достать что угодно хоть из-под земли всегда его поражало. - Надолго? - интересуется таксист. Словоохотливый. Валерию не нравится его излишне внимательный взгляд, но… Сегодня просто очень тяжелый день. Нет повода не быть вежливым. - Навсегда… Камчатская АЭС. Спустя два месяца после ницидента - Я не собираюсь это подписывать, - Дятлов отшвыривает от себя лист бумаги с таким видом, словно тот был пропитан ядом. - Тут только Вашей подписи не хватает, - Лёня, сидящий на стуле напротив, не смеет даже глаз поднять. - Пожалуйста. Мне очень нужно. - До окончательного выхода из аварийного режима работы — никаких переводов! - рычит заместитель главного инженера, ощущая снова подкатывающую к горлу тошноту. - Подождёт Ваш перевод! - Но мне надо сейчас! Пожалуйста! - Топтунов вскидывает. Сколько они ещё займут, эти работы по восстановлению? А у него на счету был буквально каждый день. Ему нужно уехать сейчас, пока Саша ничего даже не подозревает. - Пожалуйста... - Я не собираюсь лишаться обученного специалиста на таком важном этапе работы. Никуда Ваш Ленинград от Вас не денется. Разговор окончен, - Дятлов сверкает глазами. - Пожалуйста. Ну я Вас умоляю! - голос Лёни начинает дрожать, а глаза предательски наполняются слезами. - Вы что тут устроили? Не вздумайте реветь! - но вряд ли слова Анатолия Степановича могут что-то изменить. Слезы двумя обильными ручьями уже бегут по щекам Леонида, и он быстро смахивает их то одним, то другим рукавом, громко всхлипывая. - Топтунов! Придите в себя! Он поднимается на ноги и наливает воды в стакан, но затем замирает, не зная, то ли сунуть его в руки Топтунова, то ли выплеснуть ему в лицо. После короткого раздумья он останавливается напротив юноши, обогнув стол, и всё-таки отдает ему стакан. - Спасибо, - Лёня делает несколько глотков, пытаясь справиться со слезами. Обещал же себе больше не плакать. Просто сейчас… Всё навалилось. - Ну и почему же Вам так нужно уехать? - тон Анатолия меняется, теперь он говорил спокойно и… Не то, чтобы ласково, а как-то очень внимательно, словно правда хотел понять. - Я… Это… Личное, - прошептал Леня, пытаясь удержаться от всхлипов при помощи жадных глотков воды. - Топтунов… - Анатолий Степанович окидывает его цепким взглядом. Внезапные приступы слез, бледность, ставшая ещё более заметной, странная поза и запах… - Вы часом не беременны? - Я… - секунду Лёне хочется все отрицать. Мотать головой и убеждать, что он просто переутомился, но… - Да. - Понятно, а отец кто? Акимов, я полагаю? - Дятлов кривится. Акимов никогда ему не нравился. Точнее, уважения особого к себе не вызывал. В нём не было тех черт, которые должны быть у каждого уважающего себя альфы или, по крайней мере, Анатолий Степанович их не замечал. - Это… Это не важно, - мотает головой Лёня. Скрывать было бесполезно, по одному взгляду начальника Леонид понял, что его раскусили. - Не говорите никому, пожалуйста. - Ладно, - Дятлов вздыхаети возвращается за свой стол, потирая переносицу. - Вот что. Идите-ка Вы домой, прямо сейчас. Отдохните, приведите себя в порядок. Мы вернемся к этому разговору на следующей неделе. Но до этого момента я Вам настоятельно рекомендую разобраться со своей личной жизни. - Спасибо, - Топтунов поднимается, ещё раз вытирая лицо рукавом. Разбираться было абсолютно не с чем. Его личная жизнь теперь — он и его сын, никого больше. Он идет к двери кабинета. - Поговорите с ним, - неожиданно призывает Дятлов, обняв себя обеими руками. И смотрит всё так же пристально. - Не о чем разговаривать. Он женат, у него есть ребенок, - Лёня тоже отвечает спокойно, хотя спокойствия в нем нет, ни грамма. - Ты понимаешь, что у тебя выкидыш может быть? - если бы Топтунов был бы внимательнее, он мог бы заметить, что у Дятлова подрагивают руки. - Понимаю… - шепчет юноша одними губами. Он прочитал об этом множество статей за последнее время. Все пытался рассчитать свои шансы. По всему выходило, что худший кошмар его жизни вероятен, слишком вероятен. - Нихрена ты не понимаешь! - переходит на крик Анатолий Степанович. - Ты вообще не можешь себе представить, что это значит, потерять ребенка. Он падает на стул и прижимает ладонь к своему животу. Надо успокоиться. Им обоим нельзя нервничать. Он устало прикрывает руками свои глаза и медленно выдыхает. - Идите, Топтунов. Отдыхайте. Поговорим об этом позже, - велит Дятлов уже более ровным тоном. И не открывает глаз, пока дверь за Топтуновым не закрывается. Москва. Девять лет до инцидента - Не ожидал, что такими вопросами Вы занимаетесь лично, - Женя улыбается, усаживаясь за полукруглый стол. С его места видно большой монитор, на котором плавают цветные кляксы. - О, только в особых случаях. Вы понимаете, для тех, кто обращается к этому проекту, важна конфиденциальность, и я являюсь её личным гарантом, - Алексей широко улыбается. - Борис Евдокимович человек такого уровня... Его участие в проекте очень важно... - Посмотрим, насколько это будет продуктивно, - омега усмехается и проводит пальцами по ручкам кресла. - Мне необходимо дополнительно разъяснить условия? - Алексей, очевидно, волнуется. Каждая большая рыба потенциально вела за собой целый косяк, а Щербина был очень крупной рыбой. - Насколько я понимаю, всё просто, но я не откажусь от дополнительных разъяснений. От автора, так сказать, - Евгений смотрит внимательно. - Итак, метка загружается в нашу базу с особой пометкой. Затем происходит искусственный поиск. Этот поиск отбирает подходящие варианты. Которые затем в ручную сверяет эксперт, при этом эксперты не знают, чьи метки они рассматривают. Если пара будет обнаружена, мы немедленно сообщим Вам, как представителю Бориса Евдокимовича, всю имеющуюся у нас информацию о его Суженом, и уже Вы будете решать, что с ней делать, - объясняет альфа. - При этом между людьми информация поделена таким образом, что никто не будет видеть полной картины. Кроме Вас. - Хорошо. Мне нравится этот вариант. Давайте посмотрим, - Женя открывает свой портфель и вытаскивает оттуда несколько листов и флешку. - В письме было указано, что фото не нужно, достаточно подробной схемы... - Да. Давайте я посмотрю... - Алексей забирает листы из рук своего собеседника. Его взгляд останавливается на узоре, и выражение лица заметно меняется, взгляд становится стеклянным. - Что-то не так? - Женя мгновенно ощущает эту перемену, переводя взгляд с альфы на листы бумаги. - Нет, все хорошо... Вы знаете, мне кажется, что у меня уже есть для Вас вариант. Вполне может оказаться парой... - Алексей тянется к мышке. - Вот как? - лицо Жени тоже мрачнеет, словно над ним возникает небольшая, но очень темная туча. - Да. Да, я почти уверен, что видел эту метку, - Алексей видел её. Рассматривал в подробностях, касался пальцами, засыпал иногда, глядя на неё. Такое не забывается. - Выходит, теперь Вы должны предоставить информацию про носителя, чтобы мы могли решить, что с этим делать? - уточняет омега. - Вы? - Мы. Знаете, Борис Евдокимович не принимает решений, не посоветовавшись со мной, - Женя становится очень серьёзен. - И каким же будет Ваш совет? - мужчина убирает руку от мышки и поворачивается к собеседнику. - Я лично считаю, что не всегда найти Суженого — это счастье. Глупо бросаться в омут с головой, особенно если есть, что терять... - произносит он медленно. - Пока ведь мы ничего не знаем просто того человека... Может быть у него уже есть альфа. - У него уже есть альфа, - кивает Алексей. Его пальцы подрагивают. Он чувствует себя человеком, идущим на сделку с совестью. Да так, собственно, и есть. - Вот видите. Так что... Может быть, не стоит искушать судьбу... - Женя тянет листы обратно. - Давайте сделаем вид что Вы никогда не видели эту метку. И каждый останется при своем. Ведь если два человека не встретились естественным путем, значит, наверное, просто не судьба... Камчатка. Квартира Анатолия Ситникова. Спустя два месяца после инцидента Ситников ожидает увидеть на пороге буквально кого угодно, но не Брюханова. После того инцидента с ударом в лицо, у них было что-то вроде негласного перемирия. Анатолий больше не стремился выяснять отношения, а Виктор Петрович не пытался его уволить. Может быть это был акт доброй воли, а может, он просто не чувствовал, что его положение сейчас достаточно прочное для того, чтобы увольнять сотрудника, принимавшего ключевое участие в событиях, которые привлекли к станции так много внимания. Так или иначе, сейчас Брюханов стоял на пороге квартиры, в которую Ситникову не так давно удалось вернуть и сына, и бывшего мужа. И уходить, несмотря на посланный ему злой взгляд, не собирался. - Можем поговорить? - Виктор показывает пачку сигарет, и Ситников оборачивается вглубь квартиры, а затем закрывает за собой дверь и спускается но один пролет вниз. Там он молча открывает окно и ставит на подоконник железную банку. - Что Вам нужно? - интересуется он, вытаскивая свои сигареты. Толя дома, с Митей, и примерно на полчаса их можно оставить без всякого контроля. Они присмотрят друг за другом. - Мы не на работе, можно на «ты», - пожимает плечами Брюханов и закуривает. - Я хотел сказать... Я слышал, что Толя в положении. Если это мой ребенок, я готов нести ответственность. - Спасибо, не нужно, - Ситников на собеседника не смотрит, он смотрит за открытое окно и затягивается, всего второй раз за день. В квартире с сыном они не курили принципиально. - Ну почему же? Я не бегаю от обязательств, не обязательно делать всё официально, но если это в самом деле мой сын, я... - Слушай, - Анатолий оборачивается. - Я не собираюсь позволять тебе вторгаться в нашу семью. Каким бы то ни было способом. И я не собираюсь даже думать, чей это ребенок с биологической точки зрения. Он мой. Всё. - Очень резко, - качает головой Брюханов, выпуская струйку дыма. - Сейчас можно узнать, есть точные и безопасные тесты... Впрочем, тебе виднее. Просто если что... - Ничего не нужно, я же сказал. - Понимаю, понимаю. - А вот я никогда не пойму, - Толя обнимает себя одной рукой, отводя второй сигарету от лица. - У тебя ведь тоже есть Суженый... Так почему? - По глупости, - честно говоря, ответа Ситников не ждёт, но Виктор Петрович всё равно отвечает. Возможно, потому, что поговорить об этом больше не с кем, а поговорить требовалось. - Мы познакомились, когда нам лет по пять было, родители дружили. Я ещё в школу не пошёл, а уже знал, что у меня есть мой Суженый, с которым мы поженимся и будем жить долго и счастливо. Ну и... Поженились сразу после школы, первый ребенок к окончанию института... А в какой-то момент я стал думать: может, это всё обман? Нет никакой особой связи? Может, это всё выдумки, чтобы держать людей вместе? Мне... Нужно было проверить. С кем-то ещё. Понимаешь? - Не понимаю, - качает головой Анатолий. Нет, его разум работает как надо. Умом он может понять, как в голове человека возникают подобные мысли, как они там формируются и развиваются и как могут привести к непоправимому. Но вот примерить на себя не в состоянии. Ему никогда не хотелось держать в объятьях никого другого, кроме своего первого и единственного омеги. И так было всегда, даже тогда, когда их разрыв казался окончательным. - Словом... Я допустил ошибку. Череду ошибок, скорее. И когда я уже окончательно понял, что эта особая связь всё-таки существует, и мне нужен только он, муж узнал, - Брюханов затянулся. - И началась череда взаимных обид, мести, упреков, скандалов и прочего. В итоге мы имеем то, что имеем. У нас — четверо детей. Третий — не его. Четвертый — не мой. - Ничего себе, - Ситников едва не присвистнул. И сразу же отогнал от себя мысль о том, что эта ситуация чем-т напоминает его собственную. Нет. Ничего общего. - И что делать планируете? - Делать? - Виктор Петрович усмехается и, подняв голову, выдыхает дым в потолок. - Пятого. Камчатка. Два месяца после инцидента - Это точно мой ребенок? - Саша стоит, прижавшись спиной к стене и сложив руки на груди. Ваня только что отобрал у него сына с таким видом, словно Акимов, едва только поднявший захныкавшего сына из кроватки, творил что-то ужасное. - Что? - лицо Вани сменяет несколько выражений всего за пару секунд, остановившись на гневе. - Ты что сейчас сказал? - Я спросил, мой ли это ребенок, - всё в этом вопросе не было похоже на Сашу. От слов до голоса. Вот только Саша весь словно перестал быть собой, превратившись в бледную тень от себя прежнего. Его взгляд стал пустым, а голос — бесцветным, не считая тех моментов, наступавших, обычно, среди ночи, когда он отчетливо вспоминал Леню и то, что между ними произошло. - Да как ты смеешь даже спрашивать подобное? - Ваня кладет сына, которого удалось укачать, в кроватку, и делает шаг к мужу с таким видом, словно готов вцепиться ногтями ему в лицо. Акимов молчит. В последнее время отношения у них стали хуже некуда. И если ежедневные скандалы неизбежны, значит, можно просто с ними смириться. Ваня никогда не бывает доволен. Рационально, Саша говорит себе, что ему тяжело — он ещё не оправился после родов, и забота о ребенке — сложное дело. Но… Но сам Саша был измучен, истощен. У него больше не было сил сглаживать углы и терпеть. И сегодня он просто сломался. Сегодня на работе Столярчук спросил его, в курсе ли он, что Лёня переводится. Уходит от них, уезжает на другую станцию. Уже все документы подписал, кажется. Саша не знал. Когда он услышал об этом, мир вокруг него словно разлетелся на огромные острые куски стекла, впившиеся в его плоть. Леня уезжает. Не было сомнений, Топтунов уезжает не со станции, не из города, а от него. Только он виноват в этом отъезде. И только он будет этим наказан. Да, он не мог быть рядом с Леней, а в последнее время даже взглядом на нем задержаться не смел, но… По крайней мере, Леня был здесь. Саша видел его на работе, говорил с ним, знал, что тот в порядке. И каждый день он находил в себе силы просыпаться во многом только благодаря этому. Он научился радоваться мелочам — его взглядам, улыбкам, коротким касаниям — потому что человек не может жить без радости. А теперь радость у него словно отняли. Он не знал, как он будет жить совсем без Лени. Он не знал, зачем жить без него. Чем дольше тянулось его существование, тем острее он осознавал отсутствие счастья, радости и каких-либо перспектив в нем. Иногда его сознание возвращало его в ту самую ночь. Он вспоминал Ленино дыхание, его голос, его тело и его запах. И на несколько минут это дарило ему ощущение блаженства. А затем он возвращался в свой персональный, беспросветный ад, в который превратилась его семейная жизнь. Он старался. Старался как мог. Быть хорошим мужем, отцом. И проваливался каждый день. Ваня толком не подпускал его ни к себе, ни к ребенку. Саша не знал, почему так происходило, но сына у него едва не выдергивали из рук каждый раз, когда он пытался позаботиться о малыше. А ещё Ваня словно искал повод отправить мужа спать на диван, и честно говоря, в последнее время Саша этому не сопротивлялся. - А я знаю, откуда такие вопросы, - не дождавшись ответа, Ваня скривился. - У самого-то рыльце в пушку, не так ли? Или думал, я не узнаю? Акимов только сглатывает. - Пока я у черта на куличиках донашивал нашего сына, ты, почувствовал свободу, прыгнул в постель к течному омежке! - прошипел муж, глядя на Сашу в упор. Альфа поморщился. - Прости, - выдохнул он, потому что сказать больше было нечего. Он знал, насколько виноват. Насколько мерзким был его поступок. Но… У него не было сил на настоящие извинения, на раскаяние, на настоящие эмоции. Была только боль. Физическая, моральная, истощающая его день за днем. - И теперь ты ищешь повода свалить на меня всю вину и сбежать к своей шлюхе… - Не смей, - инстинкт альфы сработал быстрее разума, и в глазах Акимова сверкнуло что-то нехорошее. - Не смей так его называть. - А как мне называть того, кто ложится под женатого альфу? - Ваня щурится, стоя опасно близко. - Ты унижаешь меня своими мерзкими вопросами, а я должен подбирать вежливые слова, чтобы высказаться о том, с кем ты мне изменяешь? Ребенок в кроватке захныкал снова. Ваня рванулся к нему, и Акимов тут же поспешил обогнуть его и быстрым шагом покинуть комнату. В коридоре он спешно обувается и убирает в карман ключи. Из дома нужно уйти. Не важно, куда, к кому, зачем, ему это было абсолютно безразлично. - Куда ты собрался? - Ваня вылетел в коридор разъяренной фурией, но Саша даже не оглянулся, открывая дверь. - Ну и вали! Вали к черту, можешь вообще не возвращаться! Дверь за Сашей захлопывается так, что соседи вряд ли будут довольны. Он сбегает по лестнице, и Ваня, подошедший к окну с ребенком на руках, смотрит, как Акимов заводит машину и уезжает. Омега тут же вытаскивает телефон и набирает несохраненный номер по памяти. - Приезжай, - говорит он тихо, едва сдерживая всхлип. - Да, сейчас! Да мне плевать, что ходит, а что нет, хочешь — пешком беги! Ты мне нужен! Он сбрасывает, не дожидаясь возражений, а затем возвращает малыша в кроватку. Смахнув слезы, он быстро набирает сообщение. «Скажи мне, что у тебя всё готово!» «Прости, пока нет, начальник отказывается подписать, остальное я уже уладил» «Кто?!» «Дятлов А. С.» «Я разберусь. Главное, подготовь всё остальное. И собирай вещи» Лёня больше не отвечает, хотя сообщение прочел. Ваня раздумывает несколько секунд, а потом отправляет фото. На нем Саша задремал в кресле, откинув голову назад и прижимая к себе малыша. Топтунову не обязательно знать, что через несколько секунд Ваня отнял у него сына, разбудив при этом обоих, и обругал Акимова за безответственность. Со стороны выглядело идеалистически, и именно так Ваня хотел, чтобы Лёня это увидел. И Лёня видит. Картина врезается в его сознание и застревает там. Саша держит крошечный комочек так нежно и бережно, даже во сне, что сердце замирает. Лёня прижимает руку к животу и думает о том, что у его сына никогда не будет такого любящего изаботливого отца. И вообще никакого отца не будет. Топтунов даже представить себе не может, что подпустит к ним с сыном какого-то чужого альфу. Ни за что, никогда. Но он обязательно расскажет сыну про Сашу. Про то, какой он — хороший, добрый, умный, ласковый. И какой он хороший отец, пусть даже не для их малыша. И сын поймет. Лёня найдет слова, чтобы объяснить ему все. Чтобы он любил своего отца так же сильно, как любит его Лёня. - А мы с тобой справимся вдвоем, - шепчет Топтунов, поглаживая свой живот, пока ещё практически не выдающий его состояния. – Мы же не будем отбирать папу у другого мальчика, правда? Он приводит себя в порядок и делает себе ужин. Теперь ему нужно очень хорошо питаться. Именно на кухне его застает какой-то поднявшийся сумбур, а потом кто-то доносит новости о драке внизу, на территории общежития. Лёня хочет уйти в комнату, подальше от суеты, но тут кто-то произносит фамилию Акимова. Лёня сбегает вниз с какой-то совершенно несвойственной ему скоростью. Когда он вылетает на улицу, в слишком легкой для такой погоды футболке, Акимова и Ювченко уже растащили, и Сашу, кажется, собирались отправить домой. У Лёни все обрывается внутри, когда он видит разбитый нос своего альфы и кровь на его лице и рубашке. Это не похоже на Сашу. Саша никогда ни на кого не поднимал руку. Он всегда был спокойным, уравновешенным и рассудительным. Но Саша... Изменился. Лёня видит это. Осунулся, под глазами залегли тени. Лёне больно и стыдно. Ему кажется, что свое маленькое счастье, живущее оу него под сердцем, он украл. И теперь Саша чувствует себя виноватым. И, наверное, отношения с Ваней у него стали хуже. Так не должно было быть. Но... Топтунову кажется, он не смог бы жить и дышать, если бы обречен был жить совсем без Саши. И без памяти о нем. Это инстинкт, не поддающийся ни контролю, ни разуму. Леня не обращает внимание ни на кого. Соседи что-то говорят ему, кто-то даже пытается остановить, но Топтунов тянет Сашу за собой на свой этаж, в свою комнату. Вытаскивает аптечку, несмотря на слабые протесты, стирает смоченной ваткой кровь с лица. - Всё нормально. Я поеду, - мотает головой Акимов, пока Лёня пытается осмотреть его нос. - Правда, Лёня, не нужно. Не нужно. Не стоит. Саша хочет уйти, но не может. Он словно попал на Лёнину орбиту, и не может оторваться. А Лёня не собирается отпускать его просто так. Он бережно обрабатывает Сашин нос, руки. Цокает языком, морщится, а потом, уйдя выкинуть мусор, возвращается с тарелкой. - Поешь, - он вручает тарелку Саше, наплевав на то, что себе ужин придется готовить заново. Это не важно. Не важно и то, из-за чего вдруг была драка. Топтунов чувствует — лучше не спрашивать, не знать. - Не нужно, - Саша мотает головой. Пытается отодвинуть тарелку, но под взглядом Топтунова сдается. - Спасибо. - Не за что… - они сидят в одной комнате. Саша — за письменным столом, на стуле, Лёня на своей кровати. Не близко, но… В одном помещении. Лёня кормит Сашу ужином. И ждет от него ребенка. И если не думать о том, что Акимов скоро уйдет, к своей настоящей семье, то… - Прости меня. - Это я должен просить прощения, - качает головой Саша. За такие вещи отвечает альфа. За всё отвечает альфа. А Саша, видимо, не был и никогда не будет хорошим альфой. И Ваня никогда не устанет напоминать ему об этом. Он был достаточно хорош лишь однажды. Здесь, на этой кровати. Мой большой, теплый альфа. Больше они ничего не могут сказать друг другу. Только стук вилки по тарелке раскалывает тишину время от времени. Леня закрывает глаза и старается думать о той фотографии. Потому что ему кажется, что если он забудет о ней хотя бы на несколько секунд, он не позволит Саше уйти. Саша… Не думает ни о чем. - Так ты уезжаешь? - спрашивает Акимов, уже подходя к двери. В его глазах в это мгновение столько боли, что даже Лёня не может смотреть в них своим вечно влюбленным взглядом. - Да. Только пока не знаю, как скоро, - Лёня вздыхает. Саша кивает и закрывает за собой дверь, к которой Леонид тут же прижимается лбом. Прощаться тяжело, так невыносимо тяжело. И он не знает, как он сможет попрощаться с Сашей навсегда. - Навсегда...Глава 10, в которой навсегда
28 октября 2019 г. в 22:45
За одиннадцать лет до публикации этой книги широкая общественность была шокирована случаем Валентина Петренко. Тогда охотники, случайно набредшие на избушку в глухом лесу, обнаружили в ней семейство Петренко, единственный сын которых с рождения проводил большую часть своего времени вместе с несколькими живущими возле избушки собаками, и воспитанием которого родители не занимались.
Валентин не умел говорить, плохо ходил на двух ногах, не держал столовые приборы в руках и боялся людей. Этот ужасный инцидент не только свидетельствует о том, что социальные службы не работают в достаточном объеме, но и указывает на то, какую важную роль играет в нашей жизни воспитание. Валентин - «чистый» ребенок, едва тронутый воспитанием, и все, что в нем есть — чистая биология. На его примере мы видим, что практически все, что в нас есть, всё, что отличает нас от этого несчастного ребенка, заложено в нас именно воспитанием.
Биологизаторы говорят — гормоны, биологические предпосылки, физиологическое строение, все это сделает Суженых идеальной парой. Но характер, поведение, мышление — всё это зависит от воспитания, а не от биологии, и воспитание вашего Суженого может быть совершенно различным.
Подумайте о всех тех плохих людях, которых вы знаете. От ужасных примеров вроде убийц, насильников, предателей Родины и прочих кошмарных элементов общества, до просто неприятных людей, делающих мелкие гадости — завистливых, подлых, алчных, грубых, наглых, глупых и некультурных. У этих людей тоже где-то есть Суженые. И это не обязательно такие же неприятные люди, как они сами.
Ведь если разобраться в предпосылках такого поведения, они очень часто не биологические. Кого-то избаловали в детстве, кем-то напротив, почти не занимались, кому-то подавали ужасный пример,кто-то столкнулся с насилием или другими детскими травмами. Представьте, что вы получили блестящее образование и занимаетесь интеллектуальным трудом, а ваш Суженый тем временем едва закончил девять классов и с тех пор не открыл ни одной книги. Будет ли Вам комфортно с ним? Или хуже! Ваш Суженый мог начать злоупотреблять алкоголем, наркотическими веществами, совершить преступление. Неужели вы всерьёз будете полагать, что отношения с таким человеком лучшее, чего вы можете достичь? Достаточно увидеть всего одну пару, где замечательный, достойный и во всех отношениях положительный человек годами терпит рядом с собой откровенное чудовище, чтобы начать сомневаться в том, является ли метка гарантией семейного счастья. Подробнее об этом мы поговорим в следующей нашей главе.