Колыбельная

Рейвен дёргается и искрит, словно оголенный провод - вот-вот долбанет, не щадя. За дверью остаётся (не)идеальная Кларк, со своей виной - бетонным грузом, давящим на плечи. Удел лидеров - любой недочёт, стоявший кому-то жизни, тоже на их совести. Рейвен стискивает зубы до того сильно, что начинают ныть скулы, а с глаз капают обжигающие слезы. Она раздражённо смахивает их одним косым прикосновением тыльной стороны ладони, ненавидит себя за проблески слабости [устала терять, устала оплакивать, устала мириться с болью - она так устала]. Рейес путается в себе всё больше, но одного желания пресечь порочный круг маловато. Ей бы сил, только откуда им взяться? Все запчасти на износе, самая главная из которых тупыми рывками ломит грудную клетку. Она не подпускает никого к себе на пушечный выстрел, уходя с головой, наконец, в работу, не обращает внимания на взгляды: понимающие - Райкера, сочувствующие - Эмори. Вскоре её оставляют один на один с собой. И болью, привычными спазмами гнущую рёбра. Переболеть всё в одиночку легче, вполне в её духе - по крайней мере, всегда так было. До одного определённого [человека] дня. Поэтому она не удивляется, когда ближе к позднему вечеру на порог заявляется потрепанный Мерфи. Рейес упускает тот [судьбоносный] момент, когда парень становится исключением из всего. Его болезненное пристрастие к бутылке девушка осуждает, в душе опасаясь, что кончится это плохо. У них, как минимум, две подобные истории оборвались на трагичной ноте. В аду несладко, умирать Джону не хочется. А ей - жить. Как взаимозаменяемо, однако. Кому скажешь - не поверят. И сейчас в мастерской снова образовывается обыденная картина - куча железок и они, с их вечным недо-. Они не­дого­вари­ва­ют, не­долюб­ли­ва­ют, не до­жива­ют, как на­до. Ирония в том, что никто не знает, как надо. - Механик, наконец, нашёл пристанище? Джон вальяжно прислоняется к столу, задевая инструменты, и те со звоном падают на пол под сиплые ругательства девушки, возящейся с мотоциклом. Рейвен кидает озлобленные взгляды и почти выставляет его за дверь. [Почти не считается, Рейес]. - Отвали, Мерфи. Но он не торопится подчиняться, он никогда не идёт у неё на поводу. - Да-да, железки ведь лучше людей. - Как и бутылка, так? - прищурившись, бросает она в отместку. - 1:1, Рейес. Вообще я не за этим пришёл. Прогуляемся? - Что?.. - Мистер-лучший-заменитель-людей, я могу украсть у вас вашу подругу на час? - он шутливо обращается к груде металла, отвешивая неуместный [дурашливый] поклон, а Рейес не замечает, как лицо трогает слабая улыбка [рвущая гибсовую маску]. Тупые шуточки таракана - капкан для ворона. [Так было, так есть и так будет]. - Что ты задумал, Мерфи? Парень только криво и загадочно улыбается, утягивая её куда-то вглубь домов, в окнах которых горит свет. В пору насторожиться, сбросить крючковатые пальцы [что шевелят тёмные перья, напоминая о небольшом факте, что Рейвен Рейес ж и в а я], ведь она зарекалась, что больше никаких вылазок с Мерфи не будет, никаких взаимовыгорающих сближений и, уж точно, горьких рваных поцелуев. Справляется шатенка только с первым пунктом. О чём пожалеет, разумеется. Бегство от других повелось ещё со времен шестилетнего (со)жительства на Ковчеге, где они все бежали от совместных посиделок, как от огня. Кто-то прятался в своей каюте, кто-то в объятьях другого, а она, конченная, находила приют в обществе таракашки-Мерфи. И это стало фатальным провалом девочки, что не любила просчёты. Они редко говорили поначалу, только пререкались, подкалывали друг друга, пытались не быть бесполезными. Пока он не взял на заметку, что невозмутимая подруга(?) кидает тоскующие взгляды то на иллюминатор, то на рацию. Объект мыслей - точно не Земля. - Нет, только не надо превращаться в Беллами 2.0, ладно? Второго носителя драмы мы можем не пережить. «Заткнись» - рассчитывал услышать Джон, но: - Тебе совсем её не жаль? Негласное правило: произносить что угодно взамен Кларк Гриффин. - Можешь не отвечать, ответ мне известен, - тогда её голос сорвался до панической хрипотцы, в ушах аж зазвенело. И самообладание полетело в тартарары. Когда у Рейвен сорвало крышу, он, не спрашивая разрешения прикоснуться, перехватил тонкие запястья, прижал к себе со спины и зашептал слова, что когда-то ей пела Луна [в первый раз она скорее застыла от шока и только поэтому не накинулась с кулаками]. У Джона бесцветный, почти безэмоциональный голос, как наждачная бумага, - и это пробрало до самых костей. Это завладело ею, потушило пожар начавшейся истерии, успокоило, как колыбельная. - Я отдаю себя во власть дивного моря. Повтори. Давай. Только после первого такого музыкального недоразумения Рейес незаметно для себя втянулась и начала воспринимать его как данность. Затем смекнула, вселенная - ещё тот садист-ироник. Парень, подстреливший её однажды, стал со временем её личным обезболивающим от вечных нападок реальности. На Земле же всё [их личный спектакль, в частности] полетел к чертям с скоростью света. Когда Мерфи сошёлся с Эмори, а Рейвен стал заботить только пилот с Элигиуса. И совсем чуть-чуть Джон, пропадающий фиг пойми где со своей бывшей-нынешней девушкой. Она временами проклинала оттаявшую из-за него ледяную броню, которая таяла, ломаясь на неравные куски, стекая по перьям талой водой. Воду она не любит. Не умеет плавать и не рвётся. И, по закону жанра, оборзевший Мерфи тянет её именно к воде - выводит к какому-то водоёму, пустому и тихому. Подходящее для тайн место, ничего не скажешь. - Кто ещё из нас спятивший? - Рейес снова загорается гневом, собираясь покинуть это место и идиота-таракана, когда Джон без предупреждения [снова] хватает за запястье, вынуждая развернуться. - Отпусти. - Пернатая, ты чего? Боишься? - Какого чёрта ты сюда меня притащил?! - Расслабься, Рейес, тебе нужно только... - Расслабиться?! Мерфи морщится. На саперном поприще ему нечего ловить, вытурили бы мигом за непрофессионализм. Очередная попытка найти нужный проводок в запутанной [вероятно, чересчур] системе трещит по швам. Однако перерезает в конечном итоге ожидаемо не тот, и ему разрывает пальцы. Он окончательно не понимает себя, когда вместо не особо ершистой Эмори выбирает токсичную Рейвен, когда предпочитает истерики и крики одной любви и мягкости другой [он всегда выбирает её - единственная константа, надо полагать]. - Шо умер! Все, кого я люблю, погибают! И ты предлагаешь мне расслабиться?! - Не все. Не я. И эта истина [которую Мерфи, в отличии от неё, признает] размазывает все её внутренности по стене, что исправно возводилась с момента смерти Финна.

***

- Ты веришь в то, что у нас здесь может что-то получится? Рейвен не уточняет у кого - у нас - но Мерфи слишком хорошо знает её воронью натуру [когда он успел погрязть в безумных мыслях агрессивного механика?]. Она устало приваливается к его телу спиной. Такое положение ей всегда казалось по-особому интимным, уязвимым. Может, где-то в другой жизни - нет, там бы она, возможно, без промедления доверилась, отдала кому-то своё сердце на хранение или растерзание. Здесь же сложнее, здесь вечно требуется прощупывать почву, анализировать людей, успевать любить и ценить, что есть, сейчас. Ведь здесь у каждого столько масок, что со счёта сбиться так просто. А этот мир, как назло, выбивает из них последний дух, частенько одним ударом, безжалостно бьёт ниже пояса, укладывает на лопатки. С Мерфи у них неправильно, кажется [она уверена или?..] ей. Это такая бездна. Рейвен рада бы выбраться, только не выйдет - собственное тело подводит [и не в ноге дело]. Близость не обжигает, согревает чем-то давно позабытым. Рей не рассчитывает на какой-либо ответ в принципе, всё всегда выходит боком. У их компашки - особенно. - Сомневаюсь. Циничные ответы лучше любых обнадеживающих, потому что те - ложь, мимолётная иллюзия чего-то хорошего, что у них по определению обречено на провал. И они сами, в том числе. - Мерфи, - она не выдерживает комок их противоречий и решается высказать всё, что вертится на языке, - Ты ведь эгоист по натуре, тебя ничто не заботит, кроме собственной шкуры. Почему ты пытаешься меня вытянуть? Что, если я не та, кто заслуживает спасения?.. - Ты разрушительница романтики, ты вкурсе? - брякает он, не подумав. - Я задала вопрос. Джон закатывает глаза. Мало ей признаний, что ли. - Ты та, и всегда ею остаёшься. Может, хватит думать о том, что нас ждёт? Чем больше ты рассуждаешь, тем запущеннее становится процесс твоего разрушения. - Я не... Её попытки возразить нелепы и неуместны, потому что это реальность, которую Джон нещадно вываливает прямиком на уровень глаз. То, от чего им никогда не спастись. - Мы все разрушаемся, Рейес. Одни самостоятельно, другие с кем-то. - Ещё слезу пусти, для пущей убедительности, - хмыкает Рейес, кидая через плечо неоднозначный взгляд из-под опущенных век. - Мы к кому относимся? Со мной ты исчезнуть не боишься? Ей хочется какой-то определённости, чтобы всё по своим местам. - Рейвен... Мерфи выдыхает холодный воздух куда-то ей в шею, вызывая мурашки и мелкую дрожь. Делает всё, что её так бесит. И не отвечает однозначно. Потому что исчезнуть он боится. Даже с ней. Решив выбросить хлам из головы, он поднимается на ноги и рывком ставит её на землю. - Искупаемся? - Ещё не накупался? Я пас. - Ну, давай, Рейвен, ведь нет ничего, что ты не сможешь сделать. Или тебе слабо? Давай, отдай себя во власть дивного моря, - и тянет к воде потихоньку, боясь спугнуть, и, когда та всё же отступает, подхватывает на руки и заходит в холодную воду по пояс. - Идиот, - шипит-шипит, вцепившись в ткань его куртки, сжимая их добела. - отпустишь, и я утоплю тебя здесь собственноручно. Или придушу, и ты сам это закончишь. - Расслаб... Сверкнувшие недобрым блеском глаза предупреждают о том, что светит, если он не заткнется. И Мерфи не нужно просить дважды. Вода обдает их волнами, и Рейвен, прикрыв глаза, успокаивается. - Ладно, поставь меня. Джон молча выполняет просьбу и, глядя на замершую в теплом безмолвии Рейес, думает о том, что, может быть, ещё не всё потеряно? Ведь если мир спасти уже не удастся, то отдельного человека всегда можно. Даже своими не безукоризненными музыкальными талантами и не всегда нужным [удобным?] присутствием рядом.