Вы обладаете властью, если другие думают, что вы обладаете властью. Уич Фаулер
Тэхён плотнее натягивает капюшон плаща на лицо, чтобы, не дай Бог, его никто не увидел. Конечно, мало кто в городе вообще знает, как выглядит один из принцев семьи Ким — все внимание сосредоточено на короле, королеве и, возможно, на наследном принце Ким Намджуне, его брате. Однако осторожность — залог успеха. Факт остаётся фактом: Тэхён не должен разгуливать по улице, светя своим лицом во все стороны. Вообще-то, говоря начистоту, Тэхён априори не должен разгуливать по улицам. Особенно — без охраны. Вот только омега придерживается позиции, что «правила созданы для того, чтобы их нарушать», потому и позволяет себе это. Прогулки по городу для него — глоток свежего воздуха. Во дворце все не так: там он будто закован в цепи, а на шею нацеплен ошейник с поводком, который как бы намекает на то, что Тэхён — кукла в руках своих родителей: он не посмеет им перечить. Это место — золотая клетка, из которой без ключа не выбраться, которую никак не сломать, даже если твое желание неимоверно сильно, а Тэхён в ней — прекрасная безвольная птица, пытающаяся пробить преграду и вырваться на волю, но каждый раз терпящая поражение. Если так рассуждать, то вся жизнь во Дворце кажется игрой, каким-нибудь спектаклем, в котором каждый отыгрывает свою роль. Все надевают маски, улыбаются лживо и пытаются угодить королю с королевой, на самом деле строя злые козни и, словно пауки, плетя интриги за их спинами. Только вот вскоре главная роль, а вместе с тем и груз проблем и ответственности за спиной, перейдут к Ким Намджуну, а Тэхён так и останется второстепенным персонажем, которого зрители вряд ли запомнят. Не то чтобы юноша рвется править — все как раз таки наоборот. Власть накладывает на тебя ограничения, это сделка со своей совестью в некоторых случаях, а также это бремя, которое ты должен будешь нести всю оставшуюся жизнь. Тот, кто надевает корону, должен быть готов выдержать ее вес. Ким Тэхён не готов и совсем этого не желает. Ким Намджун — определенно, да. Однако мысли Тэхёна постоянно возвращаются к его дальнейшей судьбе. Вариантов здесь мало, и все они до ужаса скудны и омегу не особо устраивают: либо его выдадут за какого-нибудь альфу королевских кровей, либо за какого-то лорда, либо… Что ж, пожалуй, вариантов больше нет, потому что кончать жизнь самоубийством Тэхён не собирается. Остаётся ещё одна возможность, что его прибьет кто-нибудь другой или что случится ещё что-то непредвиденное, но вероятность данного исхода настолько мала, что Тэхён скорее добровольно наденет на голову корону, чем это произойдет. От мыслей юношу отвлекает внезапный толчок в плечо, который заставляет капюшон немного сползти с головы. — Извините, — омега, задевший его, поспешно кланяется. Он выглядит довольно посредственно: обычная, ничем не выделяющаяся внешность, светлые волосы и немного пухлые губы, и Тэхён совершенно не может понять, что конкретно его беспокоит в этом человеке. Он ещё раз бегло оглядывает его с ног до головы, подмечая странные одежды незнакомца: темно-красный плащ с непонятным вышитым символом, кажется, уроборосом на груди, и сапоги — грубые, скорее альфьи, чем омежие, судя по всему, много повидавшие. На лице омеги красуется странно-растерянное выражение лица. Он с интересом рассматривает Тэхёна, лицо которого чуть видно из-под съехавшего капюшона, цепляется взглядом за светлые пепельные волосы. Кажется, в его глазах на секунду мелькает удивление, а затем краешек губ приподнимается. Впрочем, Тэхён все ещё не может быть уверен, что это не всего-навсего плоды его воображения. — Ничего страшного, — буркает он, оправляя-таки капюшон и полностью изолируя себя от внешнего мира. До замка остаётся идти несколько минут, и Тэхён обречённо выдыхает. Ему кажется, что он заточен в этих стенах на долгие годы, если не навсегда. Подземный ход, что проводит Тэхёна под каменным забором, кажется старым и обветшалым, и омега впервые за все то время, что он здесь ходил, ловит себя на мысли, что неплохо было бы узнать, сколько тому лет. Впереди — темнота, однако у Тэхёна с собой фонарь, специально приготовленный перед очередной вылазкой. Вскоре впереди очерчиваются хорошо знакомые ступени. Их довольно много — тридцать четыре, если быть точнее, иногда от скуки юноша считает их, так что, наверное, он бы мог пройти по ним даже с закрытыми глазами. Впрочем, как и по всему коридору. Омега аккуратно отодвигает заднюю стенку шкафа, вылезает из «укрытия», стараясь вести себя как можно тише, а затем оглядывается, проверяя темный закоулок на наличие людей. Ожидаемо, там никого не оказывается. Задняя стенка возвращается на свое законное место, прикрывая тайный проход, а старинный шкаф закрывается, запечатывая секрет. На самом деле, этот шкаф с самого начала казался странным, потому что зачем-то стоял в одном из тупиков замка, в который, в общем-то, мало кто забредал, но Тэхён и подумать не мог, что за ним может скрываться тайный проход за территорию Дворца, в столь желанный мир. Это открытие не было случайным: Сокджин, старший брат юноши, недвусмысленно намекнул о том, что есть даже несколько подобных ходов, когда младший заявил, что хотел бы чаще бывать в городе. Откуда хён это знал, омега даже предположить не мог. Джин вообще много чего знал, так что, наверное, это было не слишком-то и удивительно. Тэхёну не составляет особого труда прокрасться обратно в свою комнату: он знает Дворец как свои пять пальцев, а путь от загадочного шкафа к своим покоям — и того лучше. Однако юноша вовсе не рассчитывает на то, что там окажется кто-то кроме него. — Молодой господин, — его личная служанка поспешно кланяется, но затем окидывает Тэхёна недовольным взглядом и с упрёком вопрошает: — Вы опять ходили в город? Омега молчит, поджимая губы. Сейчас он чувствует себя пятилетним мальчиком, которого отчитывают за украденную со стола сладость. — Вы не должны этого делать… — произносит она тихо, но затем опускает взгляд вниз и добавляет: — Простите, я не имею права так говорить. Тэхён делает жест рукой, говоря, что, мол, ничего страшного в этом нет. Если уж на то пошло, то эта служанка фактически заменяет Тэхёну мать ещё с самого детства, потому она, пожалуй, кажется самым близким человеком. И, возможно, единственной, кто за него в самом деле беспокоится. — Не волнуйся, Сынён, все в порядке, — пожимает плечами юноша. — Я действительно не должен этого делать, но… — Тэхён говорит это довольно тихо, однако в кромешной тишине, прерываемой только треском огня в камине, слова звучат громко. — Иногда мне хочется создать для себя хотя бы иллюзию свободы, пусть это и будет всего на несколько часов. Служанка вздыхает и понятливо кивает — она слышала это уже множество раз, столько же, сколько юный принц не внимал ее предостережениям и шел в город. Но Сынён не обмолвилась ни единым словом об этом перед Госпожой или, Боже упаси, королём. За это Тэхён ей невероятно благодарен. — Послушай… — внезапно тянет юноша. — Ты случайно не знаешь, как там Хёрим? Хёрим — это жена Намджуна и, пожалуй, второй близкий человек для Тэхёна, не считая Сынён и братьев. Она приехала во Дворец примерно два года назад, и с тех пор они с Тэхёном подружились. Хёрим поражала своей красотой, добротой и отзывчивостью. Она была омегой мечты для каждого альфы, а для самого Тэхёна — примером для подражания. Но не так давно случилось несчастье: будущая королева заболела, почти весь день она проводила в постели, чувствуя слабость и то, как жизнь медленно вытекала из нее. Врачи ничего не могли сказать — они не могли найти причину столь внезапной болезни и даже не могли понять, что это за болезнь и как ее лечить. В голову Тэхёна закрадывались смутные подозрения, но озвучить он их не решался. В конце концов, вряд ли кто-то нарочно попытался бы причинить Хёрим вред — она нравилась всем без исключения и поражала своим дружелюбием даже по отношению к слугам. — Простите, молодой господин, но у меня нет никакой информации об этом, — проговаривает служанка. — Но вы можете попробовать спросить у своей матушки. Тэхён кивает. — Вы можете немного отдохнуть или… — Не стоит, — хмыкает юноша. — Я совершенно не устал. Думаю, лучше спущусь вниз и позавтракаю. Матушка ещё не там? — Ее ещё там нет, но, полагаю, она появится в течение получаса, — отвечает Сынён, и омега снова кивает скорее себе, чем служанке. Тэхён позволяет переодеть себя «в более пристойный вид», хотя, по сути, прекрасно может сделать все сам, однако знает, что служанка будет настаивать, потому и не протестует. Юноша в принципе не любит одеваться слишком роскошно, вот только положение обязывает, оттого приходится носить на себе сразу несколько слоев одежды. К слову, в жаркую погоду это особенно невыносимо. Радует только одно: сейчас на улице, а, следовательно, и во Дворце, прохладно. — Я спущусь вниз, — осведомляет омега Сынён, — ты можешь идти отдохнуть, если хочешь. В столовой уже накрыт большой стол, рассчитанный на шесть человек, однако это — лишь условность. Тэхён отлично знает, что как минимум половины людей за завтраком точно не будет. Отец и Намджун на охоте, Хёрим больна. Возможно, сегодня за общим столом появится Сокджин, однако это также достоверно не известно. По крайней мере, скоро здесь будет мать, которую можно будет расспросить о состоянии Хёрим и делах в замке в целом. Тэхён поджимает губы и садится на свое место. В груди появляется странное предчувствие, будто бы грядущий разговор с матерью пройдет вовсе не так, как ему хотелось бы, но омега отбрасывает эти мысли подальше. Матушка появляется спустя пятнадцать минут в сопровождении своих слуг. Она, как и обычно, выглядит безупречно: опрятное платье, все складочки которого аккуратно оглажены, длинные темные волосы заплетены в замудреную прическу, а лицо слегка припудрено и на него нанесено немного румян — она кажется настоящей леди. Вот только ее глаза словно два осколка льда пронзают своим безразличием, и Тэхён знает точно, что этот лёд заключен не только в глазах этой женщины, она сама словно бездушная глыба льда, которую не растопить самым жарким пламенем, не разбить самым крепким молотом и не уничтожить никакими способами. Она — одинокий айсберг в бескрайнем море жизни, который не нуждается ни в ком и ни в чем и заботится лишь о своем благополучии. Юноша не удосуживается встать и поклониться как должно — он лишь кивает головой в знак приветствия и вновь утыкается взглядом в свою пустую тарелку. — Тебя что-то беспокоит, — королева не спрашивает, скорее, констатирует факт, читая лицо сына, как открытую книгу. — Вероятно, я даже знаю что. Ты хочешь поинтересоваться состоянием Хёрим? Тэхён медлит секунду, а затем бросает тихое «да», все еще не решаясь поднять глаз на мать. У него с родителями всегда были напряженные отношения. Несмотря на то, что он был младшим сыном семьи Ким, даже в детстве ему уделяли мало внимания, оставляя заботу о ребенке на слуг. Что уж говорить о том, что происходит сейчас? Юноша видит своих родителей довольно редко — только за обедом или ужином, да и те обычно проходят в полной тишине. Король обычно занят своими делами, следя за государством, а мать все свое время проводит в саду, предпочитая шумному обществу одиночество. Можно сказать, что омега даже не знает, кто они - его родители, какие они люди, хотя, казалось бы, каждый ребенок должен знать о своем родителе ни много, ни мало — все. — С каждым днем ей становится все хуже, — негромко произносит королева. — Боюсь, скоро Намджуну придется искать новую невесту. Тэхён от этих слов чуть не давится, но в последний момент умело сохраняет лицо достаточно невозмутимым, чтобы затем произнести вполголоса: — Ты говоришь так, будто Хёрим — вещь. — Отчасти так и есть, — хмыкает женщина, — по крайней мере, до тех пор, пока она не станет королевой, что вряд ли случится в свете последних событий. — В таком случае, ты также станешь вещью, как только Намджун сядет на престол? — Тэхён не может сдержать дерзкого замечания в сторону матери, за что получает пронзительный взгляд, который будто намертво приковывает к стулу, острыми стальными иглами впивается в тело. — Помни, с кем ты разговариваешь, — напоминает она, тем не менее сохраняя самообладание и не переходя на крик. — Ты оскорбляешь моего друга, называя ее «вещью», — фыркает юноша, — как я могу оставаться равнодушным? — Все, кто не из нашей семьи — враги, — произносит королева. — Ты должен это запомнить, Тэхён. Хотя, возможно, скоро ты и сам окажешься на том берегу. Омега прищуривается, совершенно не понимая, что может значить последнее высказывание матери. В голове мысли сменяются одна другой за доли секунды, прежде чем смысл наконец-таки становится более-менее ясным. — Надеюсь, до встречи со своим женихом ты научишься хорошим манерам, — женщина встает из-за стола, оправляя складки и без того выглаженного платья. — Он прибудет через полторы недели, так что будь готов. Звучит как приговор. Грудь сжимает в тиски с такой силой, что, кажется, вот-вот сломаются ребра, а сердце Тэхёна ухает вниз ровно в тот момент, когда двери столовой с громким хлопком закрываются, оставляя его наедине со своими мыслями и переживаниями.***
— Итак, — произносит лорд Чон, — ты узнал то, о чем я тебя просил? Чонгук сидит в дальнем углу комнаты, потягивая из бокала дорогое красное вино, и наблюдает за отцом и старикашкой-лекарем, что пришел доложить нечто важное. — Д-да, мой Господин, — блекочет лекарь; его взгляд бегает туда-сюда, вызывая у Чона младшего нечто вроде раздражения, мужчина даже не решается посмотреть в лицо его отцу. На нем будто бы выгравировано: «трус». Ничтожный, жалкий — таких Чонгук презирает, искренне не понимая, почему отец к ним снисходителен. — Полагаю, что ее отравили. — Значит, мои догадки были верны… — тянет лорд Чон, складывая руки на подбородке и о чем-то задумываясь. В его голове наверняка проносятся тысячи мыслей разом, складываясь в единые нерушимые цепи, даже не догадки и теории — аксиомы. — Что за яд это был? — Я не могу предоставить какую-либо конкретную информацию. Известно лишь то, что этот яд практически не оставляет следов в организме и определить, что это яд — довольно сложно само по себе… Возможно, это какое-либо магическое зелье. — В таком случае, у нас нет никаких доказательств того, что Хёрим была отравлена, а не просто больна, — произносит мужчина, откидываясь на спинку стула, и морщится, сводя брови к переносице и нервно постукивая костяшками пальцев по столу. Чонгук хмыкает про себя, сопоставляя факты. Он с самого начала, как только с вороном прилетела весть, что его сестра больна, догадывался обо всем. Хёрим не была склонна к болезням, за всю жизнь она болела лишь один раз — в детстве, и то это была легкая простуда. К тому же, эта болезнь не была похожа ни на какую другую — никто из докторов ранее не видел таких симптомов, а никакие лекарства просто-напросто не помогали. Возможно, кто-то из королевской семьи, а, быть может, и сам будущий король, решил избавиться от Хёрим. По какой причине — не ясно, однако какие-то определенные мотивы должны быть. Альфа уверен, что отец думает точно также, однако отчего-то не решается предпринимать каких-то действий. Для младшего Чона отомстить — долг. Позволять убивать своих — преступление, подобное бегству с поля боя. — Отец, ты это так и оставишь так? Сейчас они отравили Хёрим, а затем что? Что будет, если в один момент наша семья станет неугодной? — в негодовании произносит Чонгук, приподнимая бровь. В его глазах играют черти, которые сейчас готовы заживо сжечь на костре каждого из Кимов, что явно позволяют себе лишнего. — Ты позволишь им так просто нас перебить? Лорд Чон с минуту смотрит на сына, что, не отводя взгляда и высоко держа голову, также рассматривает его. Сейчас он видит в нем голодного зверя, жаждущего людской крови, готового в любой момент обнажить клыки и растерзать каждого, кто встанет на пути. Слишком много ненависти таится в этих глазах, слишком много темных углов, никак которые не осветить. Но несмотря на это, Чон старший кивает: он не простит Кимам смерть любимой дочери даже если это будет стоить ему жизни. — Отлично, — проговаривает альфа, а его слова, словно гром среди ясного неба, раскатами разносятся по кабинету, эхом отражаясь от стен. — Мы объявляем войну семье Ким. Чонгук внутренне ликует, тем не менее внешне сохраняя удивительное спокойствие. Только глаза выдают его: в них те самые черти уже разжигают костры, собирают оружие и уверенно готовятся к бою — это явно не сулит ничего хорошего. — Как только вернется Хосок, мы соберем войско и пойдем на столицу. До тех пор нам следует хорошо продумать стратегию. Младший Чон хмыкает, складывая руки на груди, чуть ухмыляясь, а в голове уже начинает созревать план невероятных масштабов. Это его шанс показать себя, и Чонгук ни за что не собирается его упускать. Он лично отсечет голову каждому, кто принадлежит роду Ким. Казнить, нельзя помиловать.***
Сколько Чонгук себя помнит, в его жизни всегда существовала лишь одна проблема, и имя ей — Чон Хосок. Его старший брат, который, по идее, должен быть «любимым хёном», но на деле является лишь занозой в заднице и препятствием на пути к целям. Чонгук при первой возможности готов нож ему в спину без зазрения совести воткнуть, и дело вовсе не в зависти, а в том, что хён — помеха. Все из-за того, что он старше. На жалких два года старше, но этого вполне достаточно для того, чтобы именно Чон Хосок был наследником, для того, чтобы именно ему доставалось все самое лучшее. Чонгука бесит. Сам факт существования старшего брата и то самое «право наследия», по которому после смерти отца все переходит к старшему сыну. Чонгук лучше во всем: он искуснее в фехтовании на мечах, стрельбе из лука, военном деле. Больше смыслит в политике, умеет поддерживать связи и заводить хороших друзей и полезные знакомства, а также тихо и бесшумно избавляться от неугодных. Но несмотря на все это, Вселенная все равно крутится только вокруг Хосока. И Чонгук, если потребуется, готов собственными руками положить этому конец: уничтожить эту Вселенную, разобрать ее на маленькие кусочки и обратить в прах, развеяв по ветру, а затем создать новую — свою собственную, где поперек горла уже не будет этого ненавистного «Чон Хосок». — Господин, мне помочь вам расслабиться? — омега игриво улыбается, закусывая губу и склоняя голову на бок. — Кажется, вы сегодня не в самом лучшем расположении духа. Альфа хмыкает, подзывая юношу к себе. Этот омега — своевольный. Таких Чонгук любит: их интересно ломать, интересно наблюдать за их реакцией и, пожалуй, весьма интересно втрахивать их в постель, потому что непокорные заводят. Конкретно этот омега, правда, уже поломан, но поломал его не Чонгук — его поломала жизнь, положив на рельсы и проехавшись многотонной грудой железа. Наверное, мало приятного в том, чтобы быть шлюхой. Но за ним наблюдать все равно интересно: за тем, как он, рвано дыша, все пытается встать с колен да только потом падает обратно, не находя в себе больше сил сопротивляться. — Не люблю, когда мне задают много лишних вопросов, — усмехается Альфа, оправляя выбившуюся из прически омеги прядку. Эта забота — лишь иллюзия, которая в любой момент может обратиться в пепел, стоит только альфу вывести из себя. Чонгуку на этого омегу, на самом-то деле, плевать: он один из многих таких же — Чон даже имени его не помнит. — Не в моем случае, — звучит как утверждение. Пожалуй, Чон Хосок может и подождать. По крайней мере, сегодня.