Дженсен по прозвищу "Крокодил"

Дженсен реально сбежал. И не только потому, что превысил свои полномочия и пытался избить человека, за которого отвечал, но и от того, что не мог удержаться от соблазна. Драка разгорячила их обоих и сбросила маски. Только вот Миша привык, судя по всему, к таким извращениям, а Эклз нет. Всю жизнь в него вбивали и вколачивали нормы поведения настоящих мужиков и правила приличия в богоугодном обществе. И не то чтобы Дженсен был святошей, но тяга к мужчинам была постыдным и греховным порождением, которое он искоренял в себе как мог. Он ведь даже женился и много лет считал себя нормальным, счастливым гомофобом. И сейчас, видя перед собой этого городского, ему было нестерпимо сложно удержать себя в руках. Мишу хотелось избить, наказать за то, что он оказался привлекательным парнем. За то, как он легко и просто пробил многолетнюю броню всего-навсего одним своим существованием. Прежде рейнджер Эклз никогда не выходил из себя так быстро. А тут вспыхнул словно факел из-за какой-то ерунды. Повёлся на слабенькую провокацию и к чему это привело? Он ведет себя как идиот. Бежит от того, от чего нельзя убежать. Оно внутри, растёт с каждой минутой, заполняет собой всё и вот-вот лопнет. Около одного из деревьев Дженсен остановился, обнял ствол и прижался к нему лбом. Внутри всё пылало и гудело. Он потрогал свои губы и понял, что всё от чего он бежал, настигло его. Больше нет смысла врать самому себе. Рука опустилась вниз и сжала полувозбужденную плоть. В пылу драки он чувствовал чужой запах, ощущал жилистое тело и его мощь, и ему это нравилось. Никогда ещё он не был так близок к мужчине физически с тех пор, как начал бриться. А поцелуй просто уничтожил все преграды, сжёг все мосты. Дженсен выпрямился и оглянулся. Костра не было видно, но он прекрасно знал направление. Поэтому возвращение было недолгим и вышел он точно в том же месте. Миша хмуро посмотрел на него, сидя на бревне перед огнём. — Что? Ножик свой потерял? — Нет, — подошёл он ближе и опустился на колени перед мужчиной. — Мозги свои, кажется, растерял по дороге. Поцелуй меня ещё раз. Коллинз опешил от абсурдности всей ситуации, он уже хотел сам вызвать кого-нибудь по рации, чтобы его забрали отсюда, пока зверь не вернулся. А тут этот самый зверь смиренно стоит перед ним на коленях и просит… О чём это он? — Чтобы ты мне яйца потом отбил? Спасибо, не нужно. Дженсен с рычанием сам впился в бледные полные губы, прижав их обладателя к себе за футболку. Миша не стал сопротивляться. Глупо отказываться от того, что идёт само в руки. И пусть для мужчины это всего лишь какой-то эксперимент, он поможет ему разобраться в себе. Дженсен хотел доказать самому себе, что всё это противно. Ведь мужские губы совсем не такие, как женские. Их неприятно целовать, неприятно сминать своими губами и пытаться проникнуть между ними языком. Абсолютно неприятно залезть к другому мужику в рот и столкнуться там с горячим и таким же агрессивным хозяином. А потом чуть ли не драться за желание вылизать, вытрахать этот чёртов идеальный рот. И стонать, как дешёвая шлюха в порно, потому что мозги явно отказались мыслить разумно. «Противно ведь, Дженсен. Противно, чёрт бы тебя побрал». Он сам не понял, как залез Мише под футболку, и попытался снять её, наплевав на куртку. — Тише, тише, тигр, — Коллинз обвил рейнджера ногами за торс, чтобы удержаться от его же напора. — Рад, что ты решил изменить своим принципам, но не стоит терять голову. — Не нравится с деревенщиной, да? — Не в этом дело, мне плевать откуда парень родом, если я ему нравлюсь. А тебе я определенно не нравлюсь. Дженсен ослабил хватку, но добычу из рук не выпустил. Он тяжело дышал, после страстного поцелуя, и всё ещё не мог соображать трезво. — Это у нас так принято ухаживать, — сострил он. — Слушай, я не мастак соблазнять и подкатывать, да и признаться честно с мужиками у меня действительно никогда не было. Но мне бы хотелось попробовать с тобой. — Мм, девственник? — В каком смысле? — напрягся Дженс. — В прямом, — Миша провёл пальцами по скуле, затем по виску и стащил с рейнджера шляпу. — Задница кроме клизмы никого не видела? — Видела, — оскалился Дженсен и сжал чужую задницу, которая свисала с бревна. — Палец проктолога. — Ого, какие пикантные подробности. Только палец? — Серьёзно, я ведь держу тебя за зад, не рискуй, парень. — Расслабься, Дженсен, — Миша сбавил громкость и перестал паясничать. — Я всё тебе подскажу, если ты позволишь. В этом нет ничего страшного, противного или постыдного. Это просто влечение двух людей, двух тел. Просто следуй туда, куда тебя зовёт твоё желание. — Оно зовёт меня оприходовать твой зад и поскорее. — Обломись, малыш, — Миша поелозил на бревне и прижался пахом к такому же вздыбленному паху рейнджера. — Это только в «Горбатой горе» парни на сухую и без чистки трахались. Я так не умею и не буду. А вот подрочить друг другу мы можем. Не против? Он кивнул на причинные места и Дженсен отпустил его, но не слишком резко, ещё и помог встать. Миша тут же полез ему между ног и сжал член через джинсы. Эклз задохнулся и от наглости, и от пронзившего всё тело удовольствия. А репортер между тем начал расстёгивать болты, умудряясь ещё и себя из джинсов доставать. Дженсен помог ему с собой, слегка оттолкнув руку. — Не смущайся, у меня точно такая же… Ох, блядь.., — осёкся Миша, разглядывая мощный агрегат, которым одарила Дженсена природа. — Это же сколько в сантиметрах? Или в дюймах? У вас какая метрическая система? — Понятия не имею, — парировал Эклз и провёл рукой по своему обрезанному стволу. — Даже подростком не мерил? Или ты про плохое образование? — не поверил американец и разогнал крайнюю плоть собственного члена. Рейнджер еле сдержался, чтобы не ответить какую-нибудь гадость, которая бы, конечно, всё испортила. Портить ничего не хотелось, наоборот. Хотелось, чтобы всё продолжалось, пусть и началось столь внезапно. Главное не анализировать это. Мише нравились обрезанные парни, хотя сам он был благодарен родителям, что оставили ему «погонять шкурку». Он плюнул на руку, с досадой вспоминая о креме в рюкзаке, но сейчас не стоило оставлять Дженсена одного. Поэтому он подрочил немного себе, а затем уверенно взялся за чужой член, перехватывая инициативу у несопротивляющегося мужчины. Дженсен испытал нечто такое, от чего у него просто отнялся язык, и он стиснул зубы, в попытке не заорать. Чужая, мужская, чертовски уверенная рука сжала его за самое интимное, но без грубости, а скорее нежно и желанно. Миша размазал собственную слюну, добрался до мокрой головки и смешал жидкости, чтобы начать медленно двигаться по толстому стволу. Дженсен задыхался от напряжения и чувствительности собственного пениса. Кто бы мог подумать, что за пару лет дрочки он вдруг испытает такое наслаждение от оной. Но чужая рука творила какую-то магию и Эклз позволил себе вздохнуть полной грудью и отпустить себя, судорожно вздрагивая. Миша не стал это комментировать, просто взял в захват и свой собственный член, что произвело не меньший фурор. Брутальный мужик, с самым серьёзным лицом из виденных Мишей за жизнь, такой от которого у самого тряслись коленки и текло из дырочки, был сейчас кротким и таким покорным, словно бы пушистый детеныш коалы. Мише оставалось только следить за его реакциями и дрочить им обоим. А затем он привлёк Дженсена к себе за шею и впился в его искусанные губы голодным и требовательным поцелуем. Это немного отрезвило и вернуло Дженсену способность мыслить. Он прижался к Мише, толкаясь в его руку, а потом накрыл её своей и подстроился под чужой ритм, вплетая в него и свои желания. Ощущать чужой пенис в тесном контакте со своим было так же нереально хорошо, как и всё остальное, что он уже успел попробовать с этим парнем. И Дженсен дал себе слово дойти с ним до конца во всём. В конце концов тот скоро уедет, а значит увезёт в Америку этот постыдный грех. — Давай, Дженс, пожёстче, — Миша чувствовал, как устала рука, как ноют напряженные ноги и спина, ибо дрочить вот так, стоя, было дико неудобно. Но он хотел кончить. — Давай, малыш. А потом, после утреннего омовения я отсосу тебе, обещаю. Это «обещаю» вкупе с «отсосу» спустило у Эклза все тормоза, и он застонал, кончая на Мишу и его руку, и футболку. Коллинз отпустил его и догнался сам, кончая в отместку на рубашку рейнджера. Дженсен хватал воздух рваными клочьями и пытался не упасть на колени перед этим парнем. Так его никогда ещё не крыло. Ни один его оргазм за сорок лет не мог сравниться с тем, что он испытал сейчас. Он опустился на бревно и запустил левую руку в волосы. — Надеюсь, ты не собираешься рыдать по утраченной гетеросексуальности? — Нет, конечно, — он провёл ладонью по лицу, собирая выступивший пот и посмотрел снизу-вверх на любовника. Миша был такой расхристанный, с зацелованными губами и в отблесках костра, что Эклз невольно залюбовался. — Спать можем, кстати, лечь в палатке. Дженсен усмехнулся и согласно кивнул. Ему пришла в голову отличная мысль, и он поднялся на ноги, которые немного дрожали. Заметив, что всё ещё с расстёгнутыми штанами, он попытался привести себя в порядок, чем вызвал легкое хмыканье Миши. — Подкинь дров в костёр, я схожу за водой, — с этими словами он отошёл к джипу, достал два ведра пластиковых и пошёл в сторону водопада. Миша вытер руку об футболку, всё равно она была уже безнадёжно испачкана, и сделал что сказали. Затем быстро переоделся и принялся ждать, пока рейнджер вернётся с водой. Дженсен обернулся минут за пятнадцать, поставил вёдра около костра и пошёл за котелком, чтобы согреть немного для омовения. Миша не мешался под ногами, не лез с советами и вообще вёл себя прекрасно. Ставить походный душ Эклз не стал, рассудив, что самое главное они друг у друга уже видели и даже трогали. Поэтому он просто дождался пока закипит вода, смешал её с холодной и быстро разделся за небольшим кустом. Помылся он ещё быстрее, а потом заметил голого Мишу сбоку и чуть не захлебнулся. Слюной. Американец был ладно сложен, чертовски сексуально выбрит в паху и вообще производил впечатление, особенно в отблесках яркого костра. Дженсен кивнул ему и тот подошёл ближе. Никогда прежде Дженсен Эклз не подмывал мужиков. Честности ради он и женщин этим не баловал, но их было не так уж и много, а у Шарлотт были собственные руки и водопровод. Подмыть же член и яйца другому парню было из разряда незагаданных желаний. Но Дженсену понравилось. Он смыл засохшую сперму с крайней плоти, поднырнул между ног и потёр яйца, которые тоже оказались выбриты. Миша слегка стонал, пока он совершал с ним развратно-водные процедуры, и кусал губу, чтобы не сказать какую-нибудь пошлость. Вода кончилась, когда Дженсен наигрался с чужими причиндалами, и даже залез между ягодиц и пощупал чужой сфинктер. В нём рождались и умирали принципы. Теперь он знал точно, что не испытывает отвращения от мужского тела. Более того, он готов на подвиги. И даже хочет взять в рот этот чисто вымытый пенис. Как просто оказалось позволить себе наслаждаться этим, а не убивать, заставляя самого себя быть и палачом, и жертвой. До палатки нужно было дойти, а полотенце никто из них не додумался взять. Пришлось надевать обувь на босые ноги и шлёпать голышом. Мишу это не смущало от слова «вообще», Дженсен и раньше мог спокойно разгуливать голышом на природе. В его прошлом были несколько странных поступков, о которых он очень редко разрешал себе думать. Однажды он дрочил абсолютно голый на огромном валуне при полной луне. Но даже тот кайф не мог сравниться с сегодняшним. — Знаешь, а, пожалуй, я передумал, — сообщил ему Миша, когда они залезли в палатку и угнездились на расстёгнутом спальнике. — Я отсосу тебе сейчас. Дженсен замер, не смея поверить в такую удачу, но и не понимая до конца серьёзно говорит Коллинз или дразнится. Однако через пару секунд он почувствовал холодные пальцы на своей коже, а ещё через одну прохладное влажное тело вжалось в него и чужие губы потянулись за поцелуем. Дженсен обхватил Мишу за торс, впился в его губы сам и притёрся пахом. Влага очень быстро испарилась, и холод уступил место жару. Дженсен пылал от чужих прикосновений и жадных поцелуев. Никогда прежде он не испытывал такой дрожи внутри себя. Он хотел, он желал этого парня и позволял ему трогать себя за задницу, хотя и не собирался подпускать туда его член. Что-то трескалось в самом центре его сердца, прорывалось и разрасталось. Оплетало все органы и дурманило разум, а когда Миша опустился немного вниз и провёл языком по всей длине горячего ствола, то внутри расцвёл ярко-красный цветок свайсоны*. — Большой мальчик, — усмехнулся он и сел Дженсену на ноги. — Не будь у меня опыта, я бы к такому и на пушечный выстрел не подошёл. Но тебе повезло, малыш. — Мне повезёт больше, если ты просто займёшься делом, — хрипло сообщил любовнику Эклз. — О, боги, да. Твой голос. Ты будешь хрипеть, детка. Обещаю. С этими словами Коллинз взялся за член, отвёл его немного от живота и облизал головку. Дженсена забила мелкая дрожь и он судорожно сжал спальник под собой, молясь всем богам, чтобы это продолжилось. И боги услышали его. Влажный язык прошёлся по кромке, прежде чем губы полностью обхватили идеальную головку. Миша любил делать это время от времени, но хвастаясь перед Дженсеном опытом, он не сказал, что такой большой член будет сосать впервые. Прежние любовники были смазливыми юношами с обычными размерами. Хотя как-то попался вполне себе крупненький, но богатство Дженсена било все рекорды в его только что придуманном рейтинге. Ещё ему понравились крупные рыжие завитки на лобке, которые он и перебрал, прежде чем насадиться на толстую головку ртом. Движение было безупречным и рейнджера чуть ли не подбросило на тонком спальнике, но он сдержался. Однако же палатку и весь близлежащий лес огласил низкий и хриплый стон. Миша на это только самодовольно усмехнулся и продолжил. Дроча Дженсену около основания, он с явным наслаждением сосал ему до середины ствола. Взять такую махину в глотку он просто не решался. Для Дженсена же это было равносильно полёту в космос. Он полностью отключился от гравитации и летал сейчас где-то меж звёзд, стараясь всё-таки дышать время от времени. Рот на его члене творил с ним невероятное и потрясающее восхождение. Он чувствовал подъем каждой клеточкой своего тела. Прежний оргазм был забыт и всё внутри него трепетало в ожидании нового. Он не толкался в рот, не дёргал Мишу за волосы и не пытался выглядеть круче, чем он есть. Он просто впервые в жизни оказался самим собой. Абсолютно нагой перед практически неизвестным ему парнем, который ещё пару часов назад бесил его одним своим существованием. Сейчас же он был готов признаться ему в любви и отдать ключи от тачки. «Всё что есть у меня возьми. Пусть свершится сейчас этот грех. Всё что есть у меня забери. Я готов для плотских утех».* Миша не собирался делать чего-то сверхъестественного, понимая, что Дженсену хватит и такого лайтового варианта. Однако его самого уже не слабо рвало на части. Рейнджер стонал и метался словно в бреду. Поэтому он раздвинул ему ноги и позволил себе поласкать в меру волосатые яйца, а затем коснулся сжатого сфинктера. Дженсен на миг пришёл в себя, но не врезал наглецу и даже не послал его к крокодилам, а просто подхватил себя под колени и раскрылся. Такого Миша никак не ожидал. Да и трахать поехавшего от желания мужика не собирался. Он снова взял в рот и надавил на анус согнутой костяшкой указательного пальца. Пара движений сомкнутых губ по стволу и Дженсен начал кончать. Миша успел вынуть член изо рта, но на губы всё равно попало. Он продолжал дрочить этот извергающийся ствол и давить на доступную дырку, пока не выдоил рейнджера до суха. Дженсен умер. Его тело больше не принадлежало ему, как и остатки разума, что растеклись по палатке и никак не хотели собраться в единое целое. Он сам раздвинул ноги перед мужиком. Он — человек старой закалки, тот, кто смог завалить крокодила практически голыми руками, спасая жизнь ребёнку. Тот, кто может бриться своим мачете, чтобы успеть на свадьбу к младшей сестрёнке, и остановить буйвола, просто посмотрев ему в глаза. Именно он, готов был отдаться малознакомому парню и не испытывал по этому поводу особого сожаления. — Теперь моя очередь, — хрипло пробасил он и легко перевернул Мишу на спину. — Чего? — не понял тот, но вдруг почувствовал крепкую руку на своём изнывающем от желания стволе и заткнулся. Если Дженсену так приспичило, то на здоровье. А Дженсену окончательно сорвало все тормоза. Он подрочил истекающий смазкой ствол и опустил голову, чтобы прикоснуться к нежнейшему в мире шёлку. Именно так он бы охарактеризовал головку Миши. Бархат кромки, по которой он прошёлся языком, заставил его возжелать большего. И тогда он просто обхватил конец губами и сам чуть не задохнулся от восторга. Даже в самых смелых, запретных и далёких от реальности мечтах, он не мог представить себе подобного чуда. Он прекрасно понимал, что его неумелые манипуляции не имеют ничего общего с удовольствием, но он уже не мог остановиться. Он начал лизать член по всей длине, он смаковал вкус чужой смазки и вольготно дрочил, наслаждаясь этой вседозволенностью. Жадность, с которой он любовался чужим половым органом могла бы обескуражить кого угодно, даже его самого, но ему нравилось. Он даже очень сильно удивился, когда Миша начал кончать и как-то по инерции взял у него в рот, чтобы отсосать по-взрослому. Коллинза забила крупная дрожь, когда он понял, что Дженсен глотает его сперму. — Хм, не так уж и противно, — резюмировал Эклз и прилёг рядом с отходящим от оргазма американцем. — Не понимаю, чего женщины убиваются по этому поводу. — Рад, что тебе понравился перекус. — Ага, заморил червячка, — и Дженсен расхохотался, пугая любопытных зверушек вокруг. — Тебе не говорили, что ты странный? — Кто? Деревья что ли? А до людей мне дела нет. — Почему? Ты всю жизнь в лесу живёшь? — Нет, не всю жизнь. И не в лесу, у меня есть хижина. — Реально? — Ну да. Я дома-то редко всегда появлялся, вот и приобрёл себе участок, где построил небольшой домик недалеко отсюда. Даже не пришлось делить его при разводе. — Давно развёлся? — Два года назад. — Жена перестала устраивать тебя в постели? — хотел пошутить Миша, но тут же почувствовал, как напрягся мужчина рядом. — Извини, не хотел задеть. — Она хотела ребенка, а я нет. Прошёл с ней кучу анализов, дело оказалось во мне. Но какой из меня отец? Я так ей и сказал, на что она попросила развод. В целом всё честно. Вокруг полно здоровых мужиков, родит от кого захочет. Миша не стал комментировать, ибо сам не рвался в отцы и всячески избегал подобных разговоров с любовницами. А до брака у него вообще дело никогда не доходило, ибо было бы странно совмещать своё влечение к мужчинам и верность жене. — Так, где ты говоришь твоя хижина? — А что? — Ну всё лучше, чем кормить москитов в палатке. — Ещё не один не залетел. — Залетит, — пообещал Миша. — И да, я набиваюсь к тебе в гости. — А тебе не нужно репортаж там делать? Или чем ты на самом деле занимался? — Нужно, — пожал плечами Коллинз, устраиваясь поудобнее и ища в потёмках одеяло. — Только знаешь, где я вертел это задание? Точнее сказать на чём? — Догадываюсь. С чего такая немилость? — Да, дурак потому что. Два года от неё бегал, а потом решил попробовать. Сначала вроде бы нормальная была, а потом понесло её. Хотела запереть меня в золотой клетке, и чтобы я только на неё смотрел. Дурость какая-то. — А ты птица свободного полёта? — Типа того. Мы спать будем? — Будем, спи, — Дженсен сел, чтобы вылезти из палатки. — Ты куда это? — На природу. — Отлить что ли? — И это тоже, спи. Миша не стал больше спрашивать и отрубился, когда шаги Дженсена стихли где-то в траве. В конце концов тот мальчик уже большой (ещё какой большой, рот до сих пор побаливает), знает куда идти получше некоторых. Дженсен присел около потухшего костра и подкинул несколько поленьев, а затем раздул угли. Огонь жадно заглотил подношение и ярко осветил полянку. Краем сознания он отметил передвижение мелких зверьков, разговоры птиц и шелест листьев. Было над чем подумать, но светлеющее небо гнало рейнджера спать. Всё-таки завтра ему придётся повозиться с джипом, а, быть может, и вызвать подмогу. И скорее всего он пригласит репортёра в свою хижину, раз уж тому так приспичило. Интересно, он убрал со стола шкуры или так и оставил их после выделки? Впрочем, не важно, Миша не производит впечатление слабонервного. Так Дженсен дошёл до той части, где он трахает Коллинза на этих самых шкурах и почувствовал, что у него снова начинается стояк. Спать, спать, спать. *** Утро началось с грохота. Миша подскочил на спальнике, тут же застонал из-за затёкшей спины, всё-таки ему давно уже не девятнадцать, и понял, что спал один. Он вылез из палатки и оценил масштаб бедствия. Кенгуру добрались до ведер, оставленных ими сбоку от лагеря и сбежали, перевернув их. — Они попить пришли, — ответил ему Дженс на незаданный вопрос. Он уже был одет, умыт, и кипятил воду на костре. Миша не рассчитывал, что после проведенных экспериментов мужчина с утра повторит свой подвиг, но в глубине души был разочарован, что ему сейчас никто не отсасывает. — Доброе утро. — Ага, доброе. — Что? — почувствовав подвох, Миша вылез окончательно. — Да так. Джип сдох окончательно и бесповоротно. Своими силами я его не заведу. — И? — Я сообщил по рации, но у них какие-то проблемы со съёмками и забрать нас смогут дня через три, а то и четыре. — Почему? — возмутился было Коллинз, но заметил мечтательное выражение лица рейнджера. — А почему бы и нет? — улыбнулся Дженсен и облизал губы. Нет, не просто облизал. Он выкатил язык, провёл кончиком по нижней губе, рассматривая Мишу в одних боксерах, а потом верхнюю, глядя ему в глаза. — Тут всего день пути до выхода, а там поймаем попутку и доберёмся до хижины. Мне выделили отпуск. — Большой? — Нормальный. — А попозируешь? — совсем обрадовался Миша. — Ну, Дженс, ну прошу тебя. Я смогу заткнуть боссу глотку только, если привезу отличный материал. Птички — это прекрасно, но ты лучше всего этого заповедника, вместе взятого. Давай, соглашайся. Больно не будет. — Да чёрт с тобой, фотографируй, — милостиво согласился Эклз. — Умойся и иди есть. Нужно выдвигаться уже, если не хотим от жары сдохнуть. *** Выбирая между одеждой и техникой, Миша, конечно же, выбрал последнюю. Пусть она и весила, как чёртова тонна, но без неё он бы не смог сделать столько шикарных кадров. Перекладывая аппаратуру он обнаружил пропажу сотового и это порядком задержало их сборы. — Где ты видел его последний раз? — Чёрт знает, наверное, когда с тобой встретился. Хотя нет, я же делал фото из машины. — На хрена? У тебя же камера есть. — Для Твитера, да точно, я потом пост опубликовал, когда отлить вышел. Блядь. — Что? — По ходу я его там и потерял. — Нехуй за мужиками подсматривать, — резюмировал Дженсен и в чём-то был прав. Миша смирился, но пытался выторговать попытку вернуться на то самое место и пошарить в кустиках. Рейнджер молча покрутил пальцем у виска. Дженсен ворчал на него всю дорогу, но как-то беззлобно и даже заигрывающе. Они устали, как собаки, но сидя на рассвете в небольшом пикапе друг напротив друга улыбались. Эклз поймал попутку так легко, словно бы она ждала этого весь день. Парень за рулём согласился сделать крюк и довёз их почти до самой хижины. А пройтись немного было даже на пользу. — Красиво у тебя тут, — Миша с восторгом рассматривал и невысокие холмы вдалеке, и чистую зеленую траву. — Спасибо, главное тихо, — Дженсен нашарил ключ за балкой и отпер замок. Шкуры всё-таки лежали на столе, как и инструменты для выделки, до кучи ещё и рога оленя валялись под столом. — Я сейчас блевану, — схватился за рот Коллинз и вылетел из домика, благо, что успел войти всего на пару шагов. Дженсен пожал плечами, скинул сумку с плеча и пошёл убирать своё имущество. Нет, ну запах стоял, конечно, не ароматный. Но блевать-то зачем? Он открыл все окна, нашёл в кухне ароматические свечи и зажёг одну, чтобы очистить помещение от небольшой вони. Трахаться в таком запахе он бы и сам не смог. Миша нашёлся на участке за домом, щёлкая затвором, он с упоением фотографировал попугаев и даже кукабарру*. Дженс прислонился к стене, чтобы понаблюдать за репортёром и ему всё в нём нравилось. То, как он фотографировал наводило на мысли, что делает он это не на рефлексе или чтобы денег потом срубить. Ему нравилась природа, нравились животные и птицы. Они пока шли до выхода, то он успел обмолвиться о какой-то организации, которую поддерживает в плане защиты природы. От этой информации у Эклза растекалось внутри что-то глупое и счастливое. Городской этот парень или нет, но его восторг проникал в самое сердце. Дженсен видел в нём что-то большее, чем просто крутую камеру и странные манеры. Миша был какой-то завораживающе искренний. Его смех, позитив и энергия, заставляли сурового и неразговорчивого рейнджера пересматривать собственный мир. — А голым мне попозируешь? — внезапно спросил у него репортёр, резко развернулся, и сфотографировал. — У тебя идеальное тело, Дженс. И ты весь просто мечта для фотографа. Кстати, надеюсь, что горячая вода в доме есть? — Есть. Я завёл генератор и включил нагреватель. — Супер, хижина двадцать первого века. Мне нравится, — Миша подошёл ближе. — Классно придумал с кормушками. Дженсен перевёл взгляд на самодельные кормушки, которые выдавали птицам корм порционно, чтобы они могли получать его ежедневно в течение пары недель, и пожал плечами. Это было логично. От большего количества было бы просто больше голодных птиц, которые склевали всё под ноль. Вообще у них дома было принято подкармливать и птиц, и животных. Особенно в периоды засухи, что, к сожалению, бывали весьма часты. Он перенёс эту традицию в свой домик, заботясь о животных на автомате. — Идём, я проветрил дом. — Ты извини, что я так отреагировал, но вонь ужасная. — Я знаю, это ты меня извини, я надеялся, что всё-таки убрал со стола. Миша подошёл ближе. Очень сильно ближе. От него пахло мятной жвачкой, но целоваться он не полез. Просто посмотрел в глаза снизу-вверх и улыбнулся. — Ты чертовски странный парень, Дженс. То ты угрюмый и нелюдимый, а то сама нежность и забота о ближнем. Мне нравится твой контраст. И нравится, что ты настоящий, — в этот момент Миша облизал губы и опустил глаза на губы рейнджера. — Ты ведь хочешь меня? — Да, — хрипло ответил Эклз и прокашлялся. — Хочу. — И это мне тоже нравится. Нравится настолько, что я позволю тебе быть сверху, хотя помнится ночью ты готов был на нижнюю позицию. По щекам Дженсена заструился румянец. Он действительно готов был сойти с ума и отдаться первому встречному мужику, который ему отсосал. Но что поделать, если он наконец-то дорвался за запретного плода? — Я это ценю. — Цени в тот момент, когда твоя хреновина полезет в мой нежный зад. Я серьёзно, прелюдия будет долгой, — строго, но со смешинками в глазах сообщил ему Миша. — Хорошо. — Ты знаешь, как растягивать дырку? — Эм... — Дженсен покраснел ещё больше, и Миша записал себе пару очков на личный счёт, который сам и вёл. — Немного догадываюсь. — Ясно, научим, — подытожил репортёр и снова облизал губы. — Показывай, где у тебя душевая и стели постельку. Надеюсь, спишь ты в другой комнате? — В другой, да и не воняет уже. — Ладно. В доме действительно не воняло, больше пахло сандалом и цитрусом. Миша оценил ароматическую свечку. Рейнджер реально поражал с каждым разом всё больше и больше. Дженсен не знал куда себя деть и чем занять, пока его гость плескался в душе. Он застелил свежее, да что там, новое бельё. Нашёл несколько свечей и расставил их на комоде. Внутри всё как-то странно натянулось и застыло в ожидании. Он и хотел секса с мужчиной, и страшился последствий. Что будет после того, как Миша улетит назад в Америку? Снова дрочить, но уже в статусе гея? Или искать себе кого-нибудь для снятия стресса? Так он не изменился и людей по-прежнему не любит. Хотя тот парень, что моется сейчас в душевой, почему-то смог завоевать его доверие и внимание. Чудной он, полная противоположность Эклзу. И прибить его хочется в равной степени, как и отлюбить в постели. Размышления прервал их объект, войдя в спальню в одном полотенце. — Вот и я, милый. Скучал? Ого, у нас ожидается романтика? — Миша подошёл ближе, отметив смущение на лице любовника. — Мне нравится, Дженс. Приятно, когда партнёр заботится не только о себе, а антураж вообще имеет огромное значение… — Ты хоть иногда молчишь? — вздохнул хозяин хижины. — Дай подумать, — Миша картинно приложил палец к губам и прикрыл один глаз. — С членом во рту я не особо разговорчив. — Понял, — Дженсен сдёрнул с репортёра полотенце и, подмигнув, вышел в сторону душевой. Всё-таки он предпочитал тоже быть чистым в постели. Миша внимательно осмотрел место, где его скоро будут трахать и отметил полное отсутствие каких-либо личных вещей. Кровать, небольшой комод, стул и окно. Вот и всё, не считая цветастой циновки на полу, служившей судя по всему ковром и украшением интерьера. В комод он не полез, решив, что не настолько растерял прививаемые в детстве правила приличия, и уселся на постель. Дженсен был волнительным до одурения и задвигания всех принципов. Быть снизу Коллинз не очень-то и любил, и делал подобные исключения только для значимых мужчин. Выходит, Эклз как-то успел им стать. И ведь не ради фоток для редакции. Не ради простого сексуального опыта. Всё упиралось именно в совокупность характера и внешности. Да и волна животного магнетизма пёрла от рейнджера помимо его собственной воли. Его хотелось валить и трахать. Но это потом, пусть для начала попробует, что такое секс с парнем, а уж потом Миша и до его задницы доберётся. Аппетитной, нужно отметить, задницы. Дженсен прикрываться не стал. Вошёл в спальню в чём мать родила, да ещё и возбужденный сверх меры. Миша оценил масштаб, облизался и спокойно принял в рот сочащееся смазкой богатство, благо сидел весьма удобно. Рейнджер прикрыл глаза, боясь, что вид сосущего ему мужчины вызовет преждевременный оргазм, и отдался в умелые руки, а точнее губы и язык. Это было охренительно прекрасно. Шарлотт не баловала его подобной прелюдией, а ему было неудобно просить её об этом. Тут даже просить было не нужно. Миша делал всё сам и настолько идеально, что Дженсен и не заметил, что тихо стонет и толкается в чужой рот. Божественно. Горячо. Развратно. Абсолютно запретно и желанно до одури. Дженсен стряхивал пепел с того места в душе, где много лет жили вбитые отцом и обществом принципы. Тяга к своему полу больше не давила огромным грузом, он расстался с ним под пошлые причмокивания умелого рта. А дальше ему оставалось только постигать всё новое и доселе запретное. Целовать Мишу после того, как он отсосал ему, было пикантно. Завалить его на постель и тереться всем телом — по подростковому смущающе, но он сделал и это. Любовник позволял ему абсолютно всё, не отпуская глупых шуточек и только шумно дыша на ухо или шепча его же имя. — Дженс, боги, Дженс. Да, вот так. Миша помог подрочить ему, а затем переместил руку Эклза на свою задницу. — Потрогай меня здесь. Я немного подготовился, но тебе придётся постараться, чтобы растянуть вход. И Дженсен с удовольствием сминал упругие бледные ягодицы, проникал между ними и тёр пальцем морщинки, продолжая целовать Мишу в губы. Он и сам не понял, как начал исследовать губами его тело. Оно было совсем иным, не податливо-женским, не мягким, и от этого напрочь срывало все тормоза. Дженсена вело от понимания, что нет груди, нет привычных изгибов тела и половых губ. Зато есть колом стоящий член, который он и облизал, когда добрался до него губами. Всё это новое, яркое, волнительное — захватывало его в свой плен и не отпускало, прорастая корнями в самое сердце. Он сосал чужое достоинство и прижимался к нему губами, ощущая то жар, то лёгкую прохладу от собственного дыхания. Он касался пальцами гладких яиц и отважно вылизал и их, получив настолько приятный шок, что последующее вылизывание дырки было просто логичным свершением. Миша ёрзал, потому что борода колола ему задницу, но Дженсен продолжал трогать языком те самые морщинки, что уже обласкал пальцами. Впервые в жизни он позволил себе подобные вещи. Он и жене-то никогда такого не делал, а тут как наваждение. Как жажда слышать эти просящие стоны. Чувствовать пульсацию под языком и понимать, что это он заставляет чужое сердце биться бешено и прямо тут, в заветной дырке. — Крем, — Миша ткнул пальцем в тюбик, что принёс с собой и оставил на подушке. Дженсен же достал из-под подушки презервативы и постарался взять себя в руки. — Погоди, я перевернусь. И Коллинз ужом выполз на середину кровати, встал раком и раскрылся настолько развратно, что пришлось ущипнуть себя за ляжку. Дженсен снова припал ртом к его заднице, снова попытался засунуть язык в узкую дырку, и та запульсировала, разошлась для него, и он застонал. Исколотая и зацелованная задница была любовно смазана, а Дженсен уже вовсю орудовал внутри одним пальцем. Миша мягко подмахивал ему, старательно расслабляясь и умоляя любовника найти простату. Теоретически Эклз знал, где находится эта точка в теле мужчины, он проходил проктолога несколько раз, пока сдавал все анализы. Но на практике упрямая железа абсолютно не желала находиться. Поэтому он пыхтел и сопел Мише в прямом смысле слова в задницу. Он даже взмок и уже отчаялся добиться желаемого, как любовника выгнуло, и он счастливо застонал. — Ещё, Дженс, — потребовал измученный репортёр. — И постарайся вставить два пальца. Проще сказать, чем сделать — решил для себя Дженсен, но упрямства ему не занимать. Он добавил в проход ещё крема для рук и продолжил разминать тугую мышцу, забыв на время о собственном удовольствии. Вовнутрь хотелось нестерпимо, но сопоставляя возможности женского влагалища и мужского прохода, а также собственные размеры, он усердно трудился над Мишиной дыркой. Коллинз старательно расслаблял зад и наслаждался. Откровенно говоря, никто ещё с такой заботой и вниманием не относился к его пятой точке. Дженсен как дитя, которое дорвалось до заветной игрушки. Он так забавно пыхтит там сзади, трогает, мнёт, целует периодически. Мише нравится покалывание от бороды и робкие по первости поцелуи. Потом уже Дженсен входит во вкус и просто звереет от приближаемости момента. Он растягивает дырку уже двумя руками и разглядывает её, прикидывая влезет его член или ещё нет. Это мило. Это настолько мило, что у Коллинза стояком орехи можно колоть. Дженсен доволен результатом, когда вскрывает упаковку презерватива и натягивает латекс на свой каменный член. Он уверенно приставляет его к дырке, но соскальзывает из-за обилия крема. Миша молча ждёт и даже немного играет краями ануса, чем заводит ещё сильнее. Второй заход более успешный и Эклз напористо втискивается в проход, но тормозит стоит Мише дёрнуться. — Прости, прости. — Не всё сразу, Дженс, у тебя там реально дохрена сантиметров. Дай привыкнуть, — хрипит этот самый лучший на свете голос. И Дженсен отступает, но даёт на привыкание не больше двух секунд, а затем новый толчок. Ему нравится это ощущение, когда головка входит в узкий проход. Нравится, как сопротивляется, но уступает тело под ним. Это чистый кайф, есть во всём этом соитии нечто животное и это только добавляет яркости моменту. Он держит Мишу за обе половинки задницы, когда засаживает ему и слушает приглушённый стон, от которого все волоски на теле встают дыбом. Это не может быть правдой, но, кажется, парень под ним стонет не от боли. Тогда он втискивается ещё глубже и наслаждается полным погружением в чужое нутро. Узко, до одури хорошо и правильно. Все метания души кажутся из этой позиции просто детскими страхами. Он начинает двигаться. Медленно, осторожно, ибо боится сам кончить раньше времени. Миша постанывает, но не останавливает. Это внушает чувство уверенности и правильности. Всё остальное меркнет и просто исчезает из жизни, стирается словно бы надпись на морском берегу. Впервые в жизни Дженсен находится именно там, где хочет, и делает то, чего желает его душа. Без оглядки на кого-либо, без угрызений совести. А желает его душа красивого парня с синими глазами и неумолкающим ртом, только если в нём нет члена, конечно. Миша дрочит себе, кусает край подушки, и всё равно тихо воет время от времени. Дженсен дорвался. Неизвестно какими силами он держится, но, помня собственный первый раз с парнем, Коллинз мысленно аплодирует выносливости рейнджера. Дырка растянута до предела, но особой боли нет. Эклз подготовил его и взял весьма качественно, за это стоило потерпеть первые неопытные потуги. Сейчас ему до звёздочек круто, и он не стесняясь подмахивает любовнику. Жаль бросать такого парня в самом начале знакомства. Но быть может он возьмёт отпуск подлиннее, и они познакомятся поближе? Кончает Дженсен громко и долго. Словно бы хочет взять своё за сорок лет самообмана и запретов. Он даже не знает кончил ли его партнёр, но проверить не в силах. Всё тело ватное и требует отдыха. Он сваливается с мокрого тела Миши, успевает подгрести его под себя и вырубается. — Вот и поговорили, — хмыкает Коллинз и вытирает руку о простынь прежде, чем тоже провалиться в сон.