Последняя ночь, или Когда оживает былое

Один глоток — и нам пора Умчаться в вихре по дороге сна… «Мельница»

      Ничего не знающий о прошлом Омиша чужестранец, проходя по его старинным мощёным улочкам, явно повидавшим многое на своем веку, глядя на величественную квадратную башню, выраставшую прямо из сероватого известняка, всё же мог бы составить истинное представление об истории этого города, несмотря на обманчивость изрезанного ажуром белых пляжей бирюзового побережья Адриатики, мягкого шелеста волн и горьковатого аромата сосен, нагретых южным солнцем. Этот уютный прибрежный городок у края глубокого ущелья на берегу изумрудно-зеленой Цетины, казалось, изначально предназначенный для спокойного семейного отдыха, был когда-то разбойничьим гнездом здешних пиратов. Многочисленные попытки прогнать засевших в неприступной твердыне джентльменов удачи, в том числе и военная экспедиция Папы Римского Гонория III в 1221 году, оканчивались неудачей. И даже венецианцы, победившие в 1000 году у города Задар этих самых пиратов, и тем положившие начало многовековой церемонии обручения своего дожа с Адриатикой, два века спустя продолжали платить огромные деньги за свободное плавание в здешних водах.       Обо всём этом Лука, взлохмаченный, раскрасневшийся, заметно припадающий на ушибленную во время последнего матча ногу, но со сверкающими неподдельным энтузиазмом глазами, рассказывал Ивану, уверенно поднимаясь с ним по извилистой дороге вверх к полуразрушенным укреплениям на вершине голой скалы. Впрочем, дорогой их путь можно было назвать лишь с натяжкой. Скорее это напоминало узкую полоску между отвесным обрывом и грудами булыжников, наверное, помнившими мозолистые руки морских бродяг, когда-то обдиравших об них, как и Иван сейчас, свои ладони.       — Интересно, как часто местные жители ходят сюда на пикник? — прислонившись к скале, он с трудом восстанавливал дыхание, невольно любуясь открывшимся видом на городок. Крытые черепицей дома, прилепившиеся, словно ласточкины гнезда, к розовеющим в лучах заката скалам казались отсюда игрушечными на фоне гор.       — Местные здесь почти не бывают. Только туристы. Да и им подниматься выше вон того уступа, — Лука кивнул куда-то назад, — категорически запрещено.       — Почему? — Иван с любопытством подошел к краю скалы и посмотрел вниз.       — Из соображений элементарной безопасности. Слишком крутые обрывы, на дне которых острые камни.       — Нет. Почему мы здесь? — удивленно покосился на него Иван.       Лука задумчиво поглядел вверх на возвышающуюся перед ним башню, потом улыбнулся и пожал плечами:       — Не знаю. Просто хотелось показать тебе, как здесь красиво. Пойдём выше?       — Конечно, — Иван перехватил удобнее рюкзак и поспешил за своим провожатым. Вскоре тропинка, петлявшая серпантином, неожиданно оборвалась у громадного валуна, прочно стоявшего на краю небольшой площадки. Лука присел отдохнуть на холодный камень, вытянув ноющую ногу:       — Видишь вон те склоны в устье реки?       Иван, умостившийся рядом, посмотрел туда, куда он показывал. Цетина огибала гору и причудливыми петлями устремлялась в море. Отливающая опалом полупрозрачная гладь на месте встречи реки и моря сейчас была почти пустынна. Солнце спускалось всё ниже, блеск его угасал, и то тут, то там на берегу стали зажигаться ночные фонари, которые указывали усталым яхтам путь домой.       — Представляешь, — усмехнулся Лука и отбросил назад взмокшие волосы, — там была устроена настоящая ловушка для вражеских кораблей. К канатам привязывали всё острое, что у них было: косы, топоры, старые якоря. Когда приближалась погоня, пираты на склонах гор эти канаты натягивали, и днища кораблей пробивались насквозь. Естественно, преследователям было не до погони, а разбойники спокойно уходили вглубь территории. А отсюда, — он кивнул на мрачную громаду, четко вырисовывавшуюся на фоне быстро темнеющего неба, — они легко контролировали и реку, и море, часто грабили проходящие мимо торговые корабли, и прятали добычу глубоко в ущельях каньона.       Немного помолчав, Лука протянул руку, коснувшись скулы Ивана:       — Прости. Наверное, я замучил тебя и своими рассказами, и долгой дорогой?       Иван потёрся щекой о шершавую ладонь, потом вытащил из его растрёпанных волос несколько запутавшихся там травинок.       — Нисколько. Расскажи мне ещё что-нибудь, — тихо попросил он.       Лука втянул носом прохладный горный воздух, пропитанный едва заметным солоноватым запахом моря.       — Скоро будет совсем темно. Надо устроить ночлег, — его губы дрогнули в еле заметной улыбке. — А потом я расскажу тебе всё, что ты захочешь.       Они разбили лагерь в узкой ложбине между замшелыми валунами, по которой весной наверняка тёк горный ручеёк, собрали неподалеку хворост. Огонь быстро охватил сухие ветки, которые через несколько минут занялись жарким пламенем. Расстегнув рюкзак, Лука вытащил из него термос, и что-то явно вкусное, аккуратно завернутое в фольгу. Иван зябко передернул плечами и поднял голову, глядя на мерцающее бесчисленными звездами тёмное небо. Горьковатый дым костра вскоре смешался с запахом подогретого на веточках жареного мяса, чай пропах смолистым ароматом хвои.        — Как же здесь невероятно хорошо. Тишина… и никого… —  задумчиво произнес он, протянул к ярким язычкам костра замёрзшие ладони, умиротворённо выдохнул, принимая из рук Луки кружку горячего чая.  — Только мы с тобой.       На некоторое время повисло уютное молчание, прерываемое лишь весёлым потрескиванием валежника да нескончаемым пением цикад. Вдруг небо прочертила короткая серебряная черта, потом ещё одна, и ещё, и ещё. Ярко-белые росчерки падающих одна за другой звёзд, сверкая, подобно стрелам, рассекали чернично-фиолетовое небо.       — Сагитта (1), — восторженно выдохнул Лука. Потом, словно почувствовав на себе недоумевающий взгляд Ивана, повернул к нему голову:       — Если тебе всё ещё интересно, то я продолжу.       Иван в ответ лишь молча кивнул, с нетерпением вглядываясь в его лицо.       — Предводителями неретвинских пиратов были князья Качичи, их парусная флотилия наводила страх даже на крестоносцев. Они называли свои длинные лёгкие корабли «сагитта», по-латыни — «стрела» (1), и дорого ценили их быстроходные качества. Сагитты могли пройти там, где застревали галеры их главных противников — венецианских мореходов. Я читал… — Лука усмехнулся, — один дож сказал как-то, что легче птицам запретить летать по воздуху, чем здешним варварам ходить по морю.       — Постой-постой, — Иван сузил глаза, припоминая, — Недавно Домо что-то рассказывал о своем тёзке, том князе, помнишь, который мудро правил здешними местами, боролся за независимость от Венеции и создал настоящий флот.       Лука усмехнулся уголком рта:       — Он благополучно забыл упомянуть про одну незначительную деталь. При его тёзке пиратство в долинах Неретвы и Цетины как раз и расцвело пышным цветом. Князь Домагой (2) был настоящим разбойником.       В серо-зелёных глазах Ивана запрыгали лукавые огоньки:       — Вот, значит, как? Впрочем, почему я не сильно удивлён?! Наш Домо случайно не его реинкарнация?       — Знаешь, я бы не удивился.       И они оба рассмеялись.       Пламя глодало хворост, потрескивая весёлыми оранжевыми огоньками. Хрустнув, ярко вспыхнула ветка — сноп гаснущих на лету искорок взметнулся вверх — потом она почернела и осыпалась. Угли в костре лениво потрескивали, выпуская тонкие завивающиеся струйки дыма.       Лука замолк, бездумно глядя на огонь. Отсвет пламени позолотил русые волосы капитана «Огненных», скользнул по острым выпирающим скулам и крупному носу, сделал лицо похожим на старинные портреты. Невольная дрожь прошла по спине Ивана, подумавшего вдруг о том, что свет костра всегда вызывал у него щемящую тоску по прошлому, и, нет, не по тому, которое было вчера, неделю или месяц назад. Скорее, это мучили неясные воспоминания об отголосках былой жизни далёких предков, сотканные из седых легенд о том, каким был мир до его рождения.       Лука вдруг поднял глаза и понимающе улыбнулся:       — Сидим с тобой у огня, как древние люди. И время вокруг словно остановилось.       Вздохнув, он разворошил костер поднятой с земли палкой, и высокое пламя снова поднялось к небу, выхватив из темноты серые, поросшие мхом камни.       — Досказывай сказку, мой капитан. Что стало потом с пиратами? — коснувшись его руки, спросил Иван.       — Венецианцы заключили мирный договор с соседями Омиша — Брибиром и Дубровником, уставшими от их постоянных набегов. И в 1287 году, это было на много поколений позже Домагоя-основателя, крестоносцы окончательно разгромили пиратов Качичей. Ну, а про дальнейшую судьбу этого городка ты, скорее всего, уже догадался.       Иван утвердительно качнул головой:       — Конечно, либо Венеция, либо Османская империя. Про проклятие умирающего Дмитара Звонимира (3) даже хорват-эмигрант вроде меня знает с детства.       Лука растянулся на спальном мешке, закинул руки за голову, разглядывая звездное небо, и нараспев проговорил:       — Проклял тогда неверных хорватов и их потомков Богом и его святыми, и чтоб хорваты больше никогда не имели владыки своего языка, но всегда были подвластны чужому языку. И так, израненный лёжа, а хорватов проклиная, угас (3).       Иван невесело рассмеялся:       — Израненный лёжа… Как я после моей сотой игры за сборную.       Лука приподнялся на локте, чтобы заглянуть в его лицо:       — Проклиная испанцев? Или, как Звонимир, хорватов? Ты тогда не пустил меня в номер, помнишь? И мне пришлось ночевать чуть ли не под дверью.       — Не очень-то здорово показывать свою слабость кому бы то ни было, — Иван немного помолчал, потом добавил: — Себя… я проклинал себя.       — Я так и подумал, — Лука дотянулся до рюкзака и выудил оттуда тёплый плед.— Иди сюда… — дождался, когда тот уляжется рядом, ласково провел пальцем по огненной от пламени костра щеке, тихо попросил: — Не делай так больше. Мы не поговорили о том проигрыше сразу, потому что я видел, что тебе было неприятно, а потом ты сделал вид, что ничего страшного не произошло, и всегда уходил от разговора. В Лиге Наций у нас была настоящая группа смерти. Мы, уставшие после чемпионата мира, наверное, были обречены на поражение. Всем казалось, что серебряные призёры мундиаля не имели права проигрывать, тем более с таким счётом. Но это же футбол… Отбор на Евро будет легче. Тут у нас, всё-таки, в отличие от Лиги Наций, группа жизни.       Лука придвинулся поближе, положил голову Ивану на плечо, согреваясь, снова уставился на безмолвное звёздное небо. Успокаивающая безмятежность и умиротворенность овладели им.       — Звёзды так и сыплются одна за другой, — зевнув, пробормотал он едва слышно.       Иван зарылся носом в его волосы, вдыхая знакомый аромат:       — Время загадывать желания…       Лука скосил на него сонные глаза:       — Я так устал, что у меня сейчас есть лишь только одно — лечь спать, — но, встретив слегка разочарованный взгляд, тихонько рассмеялся: — Нет, пожалуй, два — поцелуй, а потом сон.       Иван развернул его к себе лицом, протянул руку, ласкающим жестом мягко скользнул по щеке подушечками пальцев, невесомо, почти без нажима, провёл большим пальцем по подбородку, затаив дыхание, замер, изучая лицо.       Лука провёл языком по внезапно пересохшему нёбу.       — Ну, что же ты… — нетерпеливо выдохнул он.       Иван вскинул брови, глядя на него ещё несколько секунд, потом наклонился, накрывая губы легчайшим поцелуем. Затем, с трудом оторвавшись, прошептал недовольно покосившемуся на него Луке:       — Пора спать.       Они уложили рядом спальные мешки и забрались в них, посмеиваясь, что брать напрокат в гостинице двухместный спальник у всех на глазах было бы неосторожностью. Иван высунулся из своего мешка и обнял Луку со спины, как большая ложка. Уставший Лука не заметил, как начал задрёмывать в тёплых руках…       Сквозь пелену сна ему послышался гулкий раскат грома, хотя, когда они с Иваном легли, ночь была ясной. На него надвигался гул множества гневных мужских голосов, эхо слабо различимых слов на хорватском и испанском, доносилось бряцанье металла, ноздри пощекотал запах смолы и гари, непохожий на дым их костерка…