Последняя ночь, или Когда оживает былое

Мы вызываем судьбу на дуэль, Нам наплевать кто охотник, кто цель. Игры с судьбою смешны и пусты, Мы за собою сжигаем мосты… «Короли ночной Вероны» — из мюзикла «Ромео и Джульетта»

Пять лет назад       Ноги, бесконечно длинные ноги…. Это было первое, что увидел Лука, забираясь по трапу. Засмотревшись на них, он глупейшим образом зацепился носком сапога за последнюю ступеньку, и, вместо того, чтобы выйти на палубу бравым пиратом, неуклюже упал ничком и уткнулся носом в дорогие полусапожки. Кордовская кожа, украшенная вышивкой, плотно обхватывала изящную лодыжку с помощью разноцветных шнурков, и смотрелась чужеродным элементом на ободранной палубе их кораблика, где многие носили сандалии или вовсе ходили босиком. Заметив протянутую ему загорелую руку, он было дёрнулся, собираясь отказаться от помощи, но длинные пальцы обхватили запястье, подтянули повыше, широкие ладони скользнули к подмышкам, перехватили тело, одним рывком ставя на ноги.       — Пресвятая Богородица (1)! Ты не ушибся? — с тревогой спросил высокий парень, поднявший его. Впрочем, беспокойство это было столь наигранным, а ухмылка в серо-зелёных глазах столь явной, что губы Луки тут же сжались в узкую полоску.       Отец Марио, поднимавшийся на корабль следом за ним, окинул незнакомца недовольным взглядом:       — Ещё один ортодокс (1), сын мой? Два века прошло со времен короля Петара (2), боровшегося за распространение истинной католической веры, а еретики по сей день ходят по нашей земле.       Лука с изумлением увидел, что незнакомец высокомерно вскинул голову, но ответить не успел. Дарио, стоявший с ним рядом, с тягучими насмешливыми нотками в голосе протянул под общий хохот команды:       — Ты это брось, святой отец, а лучше вспомни, кто напился не далее, как вчера, до положения риз, отмечая Рождество Девы Марии? Да хранит она нас всех… прежде всего от виселицы…       — Эллины учили, что сжигание на костре угодно Олимпийским богам, — раздался из толпы примирительный голос, — затем Заратуштра стал говорить, что благодатный огонь осквернять нельзя, и покойника надо оставлять на земле, дабы твари обглодали его плоть. А египтяне сказали, что и то, и другое — полная ерунда… Споры из-за религии всегда отвратительны, кяфир.       — Точно, Мохаммед! Все люди одинаковы без одежды, — Деян притянул к себе не сопротивляющегося Салаха, сделав вид, что не заметил молнии, мелькнувшей во взгляде Шиме.        — Пусть Господь вернётся в твою душу, Деян, да побыстрее, чтобы ты мог искренне покаяться в своих грехах! — воскликнул отец Марио.       — Ты же сам рассказывал, что Иисус произнес однажды: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» — поддел его Ловрен.       — Вряд ли, говоря эти слова, он вкладывал в них подобный смысл, — едко парировал священник.       Разношёрстная компания снова дружно расхохоталась, заставив отца Марио с чувством сплюнуть на палубу и перекреститься.       — Вот так и живём, Иван, — скорчив шутливую гримасу, произнёс Дарио, обращаясь к новичку. — Добро пожаловать на борт «Огненной», сынок!       Ракитич мгновенно влился в команду и со всеми нашел общий язык. Со всеми, кроме Луки, который с ходу невзлюбил этого пышноволосого красавчика. Почему? Пожалуй, он и сам не мог объяснить. Просто Ивана стало как-то слишком много в жизни их кораблика, и крепости… и города. Казалось, он был везде и всюду, и Лука видел, с какой симпатией смотрели на него Деян и Салах, немедленно вызвавшиеся взять над новичком шефство: с мавром Иван зачем-то учил арабский, с Деяном они часами отрабатывали секреты ведения сабельного боя. Домагой проникся к нему восторженно-благоговейным чувством после того, как Иван однажды сумел его перепить и устоять на ногах, в то время как Домагой под недоумёнными взглядами товарищей распластался на полу в бессознательном состоянии, сильно приложившись затылком. Серый котёнок Мамме, принесённый Даниэлем, определённо считал хозяина кошкой-мамой, а Ивана, наверное, старшим братом, потому что на него, единственного, не шипел, не бросался исподтишка из засады, не выпускал когти и разрешал гладить пушистое брюшко. Со святым отцом они тоже поладили. Священник не терял надежды обратить его в католичество, а Иван, отыскавший у него непонятно откуда взявшуюся «Этимологию» Исидора Севильского, часто просил перевести тот или иной отрывок. Сам Дарио, однажды прислушавшись к совету Ивана по разметке карты, стал делать это всё чаще и чаще.       Следующее после дня святого Михаила утро выдалось солнечным и по-летнему жарким. В такое утро не хотелось спать, в такое утро хотелось встретиться с изменчивой то бирюзовой, то изумрудной стихией Адриатики, продрогнуть от свежего ветра, наполняющего паруса, смахнуть с лица солёные брызги, прогнать последнюю дремоту. Поэтому, когда Ивица Олич, правая рука Дарио, с силой грохнул тяжёлой кружкой по столу в прибрежном трактире и задал вопрос: «А не пора ли вновь пощипать какую-нибудь венецианскую галею, пока мы не забыли, за какой конец держат меч?», его слова встретили восторженным рёвом.       — Но… как же мирный договор, который князь Здравко заключил летом с Венецией? — спросил капитан «Герты» Ковач.       — Тебя волнует его соблюдение? С каких пор? — удивился Олич. — Не этот первый, не этот последний…       Ковач хитро улыбнулся:       — Не в соблюдении дело, а как нам на них теперь ловчее нападать? Если согласно писаному договору: мы плывём с мирными намерениями — должны подплывать к ним кормой вперёд. Уж больно боятся наших клювиков на носу.       Лука задумался и решил, что «была — не была».       — Послушайте, — начал он, — а если всем украсить корму позаметнее, чтобы венецианцы думали, что это нос? И подплыть, якобы развернувшись носом от них…       — А наш здоровенный ростр, ты куда его денешь? Думаешь, они его не заметят на якобы корме? — спросил Ковач.       — А его замаскировать под корму парой досок, которые легко сорвать! — Лука уже загорелся собственной идеей, видя одобрительный взгляд Дарио.       Пираты потолковали и одобрили план. (3) Отец Марио, отслуживший накануне праздничную мессу, глубокомысленно кивнул головой, признавая правильность такого решения, ибо, обронил он, Михаил Архангел — князь войска небесного, покровитель моряков и народа Божьего в его борьбе за свободу — поможет низвергнуть в ад сатану и с ним духов злых, то бишь венецианцев, богоданной своей отвагой. Братия воодушевлённо перекрестилась и отправилась готовиться к набегу: прощаться с жёнами и портовыми шлюхами, грузить на корабли бочки с вином, проверять остроту оружия, украшать корму сагитт изящными изгибами и маскировать под корму настоящие носы. Дарио, правда, настаивал на ином порядке действий, но вскоре махнул на это рукой, как всегда, доверяя своим раззявам.       Лука, заглянувший в арсенал одним из первых, вдруг заметил блеснувший в тёмном углу арбалет. Он мастерски владел мечом и саблей, превосходно, благодаря ежедневным тренировкам, стрелял из лука, но как пользоваться этим оружием, ещё не знал, поэтому, в ожидании команды, выудил его на свет Божий, решив наконец-то опробовать.       — Где ты это взял? — услышал Лука спокойный голос у себя за спиной. Ему даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять, кому он принадлежит.       — Незадолго до Пепельной среды мы захватили венецианский корабль, добычи, правда, привезли немного… если честно, то совсем ничего, ведь не считать же за добычу спасённого из рабства Салаха, — нехотя ответил Лука. — Мы глупо повелись на то, что купцов тщательно охраняли генуэзские арбалетчики. Слышал о таких?       Иван присвистнул:       — Конечно, это единственные наёмники, которые воюют под флагом. Забавно, что его святейшество до сих пор не предал их анафеме, ведь использовать арбалеты против христиан запрещено Латеранским собором… а впрочем, он бы замучился делать это без продыху! (4)…       «И почему я не удивлён его всезнайству?» — подумал с досадой Лука. Он хмуро уставился на Ивана, словно раздумывая, стоит ли продолжать.       Тот примиряюще улыбнулся:       — Что дальше?       — Генуэзцы ушли от нас на фелуках. Мы не преследовали их… А вот это, — Лука неохотно кивнул на оружие в руках, — мы конфисковали…        — Конфисковали? — усмехнулся Иван. — Мне казалось, что это называется другим словом — «ограбили».       — Называй, как хочешь, — Лука отошёл, показывая, что разговор окончен, снова поднял арбалет, пытаясь разобраться, как работает механизм, приводящий его в действие. Он спиной чувствовал, что Иван стоит рядом, наблюдая за его неуклюжими попытками, и, конечно же, улыбается.        — Ты делаешь всё неправильно… Вот это — рычаг, или «козья нога», её надо поставить на специальные упоры на ложе арбалета, — руки обвили его талию, и Лука нетерпеливо дёрнул плечом, стремясь отодвинуться, — потом ею надо подцепить тетиву, уперевшись ногой вот сюда, в это стремя, откинуть тело немного назад, — Иван прижался к нему, заставив недовольно выдохнуть,  — и привести арбалет в боевое положение. Кстати, рычаг можно использовать как подставку.       — Но я так и де… — Лука осёкся на полуслове, краем глаза рассматривая Ивана.       Он был так близко, что его дыхание скользило по горячей щеке, и вблизи выглядел ещё смазливее. Лука страдальчески закатил глаза. Кто бы сомневался: первый парень на деревне, куда уж нам до вас…       — Научиться стрелять нетрудно, — прошептал Иван ему в ухо, заставляя заметно напрячься, — достаточно понять механизм перезарядки и прицеливания…       На улице стало абсолютно нечем дышать, Лука невольно потянулся к шнуркам на вороте рубахи.       — Что-то парит сегодня, — сглотнув, пробормотал он, не отводя взгляда от потемневших глаз.       За углом послышались голоса. Светлые брови Ивана нахмурились, на его скуле дёрнулся желвак.       — Смотри, — он неожиданно оттолкнул Луку в сторону, — вот как надо…       Но стрелять не торопился, ловя ветер. Увесистый арбалетный болт ударил внезапно, разрезав воздух, и, вонзившись в ствол ближайшей сосны, звучно завибрировал.        — Ого! — совсем рядом раздался громкий голос Домагоя. — Вот так молодец!       Иван ехидно улыбнулся, всучив арбалет Луке:       — Видишь ли, болты делать слишком трудно… Может быть, ты выберешь другое оружие, воробушек, то, с которым ты сможешь управиться? Пойдём-ка на корабль, Князь…       Домагой прищурился, с любопытством переводя взгляд с Ивана на Луку, губы его дернулись в усмешке.       — Почему ты обозвал его воробьём?       Иван пожал плечами, равнодушно взглянув на Луку.       — Не знаю, — растянув губы в подобии улыбки, ответил он. — Может, чтобы позлить немного.       Лука весь вспыхнул, скрипнув зубами.        — Сука! — срывающимся голосом выкрикнул он, отбрасывая арбалет, рванулся вперёд, неуловимо резким движением впиваясь в плечи Ивана. Они сцепились и кубарем покатились по земле. Изловчившись, Лука дважды успел врезать Ивану по челюсти, прежде чем чьи-то руки с силой подняли его в воздух. «Воробей, да уж».       — Лука, что здесь, чёрт возьми, происходит?! — рявкнул непонятно откуда взявшийся Дарио.       Иван неловко поднялся, отряхивая пыль с нарядной далматики, осторожно провел рукой по начинающей распухать скуле:       — Это я виноват, капитан! — угрюмо произнес он, заставляя Дарио удивлённо хмыкнуть и отдать приказ более спокойным голосом:        — Быстрее на корабль. И на вёслах сегодня вы сидите рядом. А ты, Князь… — тут Дарио замысловато выругался на латыни, заставив Домагоя охнуть и покраснеть.       Троица неспешно побрела в сторону «Огненной», напоследок услышав, как Дарио беззлобно проворчал вслед:       — Раз баран, два баран…       — Какого чёрта тебе здесь надо? — гневно воскликнул Лука, упав на скамейку «Огненной».       — Где? — устало поинтересовался Иван, усаживаясь напротив.       — Ну, здесь… — Лука неопределенно покрутил рукой вокруг, указывая на Омиш и крепость, потом замолчал, глядя на расплывающийся под глазом Ивана синяк. — Надо бы сырое мясо приложить, — смущённо пробормотал он, отводя глаза.       — Тут только солонина, — огрызнулся Иван, с острым любопытством вдруг взглянув в его лицо.       — Жара похлеще, чем в аду, бедный Мамме уже не знает, куда от нее прятаться… — пожаловался с соседней скамейки Даниэль, поглаживая котёнка за ушком. Он вскинул голову, с надеждой вглядываясь в безоблачное небо в поисках тучи. Лука демонстративно закатил глаза, указывая куда-то вниз.       — За борт?! — ужаснулся Даниэль.       — Да ты что, на солнце перегрелся, что ли? В трюм… Мышей ловить…       Лука перевёл взгляд на ухмыльнувшегося Ивана.       — Что смешного? — надменно бросил он, вскинув голову.       — Я тебе определённо не нравлюсь… Так ведь?       Лука бросил на него задумчивый взгляд, внезапно понимая, что сильно покривил бы душой, ответив на этот вопрос утвердительно.       — Да откуда ты такой выискался на мою голову, Иван-я-знаю-обо-всём-на-свете-Ракитич? — в очередной раз, но уже без злости поинтересовался он.       — Сикиревцы… Слышал про такое местечко? — неожиданно миролюбиво ответил Иван. — А ты откуда? Или местный?       Луке вдруг захотелось ответить, что он из Задара, что местный бан, рассорившись с соседями, напал на них, потерял в этой войне своё войско, а Лука — семью, что его, умирающего от голода мальчишку, подобрал Дарио, вырастил его, заменив ему отца. Но тут с берега до них донеслись громкие голоса запоздавших членов команды, да и Ракитич явно пока не стоил таких признаний. Поэтому Лука пожал плечами, отвернулся от него, уставившись на волны.       — Марцело! — обратился Иван к соседу, который уселся с другой стороны. — Я слышал, ты лучше всех умеешь накалывать узоры на коже. Сделаешь мне кое-что, когда вернёмся, в честь первой охоты? А то я хожу чистенький как принцесса, — тут Иван подмигнул Луке, который, сам не зная почему, отродясь не любил эти узоры и полжизни ходил с абсолютно нетронутой кожей среди большинства товарищей, расписанных с ног до головы.       — Ну, я не откажусь от лишнего заработка, — лениво щурясь, отозвался Марцело, его оттопыренные уши просвечивали на солнце, — тебе подойдет что-нибудь чёрное, с твоей бледностью. Главное, чтобы ты не хныкал, как принцесса.       …Бескрайнее голубое небо и сверкающее море, куда ни глянь, были пустынны, лишь солнечные лучи весело скакали по бирюзовым волнам. «Огненная» вырвалась вперед: под настойчиво зовущий вперед ритм барабана подростка Матео вёсла одновременно то вонзались в голубовато-зелёную воду, то вздымались вверх. И этот всё убыстряющийся ритм громыхал в висках Луки, заставив его расхохотаться от переполняющей беспричинной радости. Нежданно налетевший ветер пронёсся над кораблём, ударил в треугольный парус, даря пьянящее чувство свободы. Лука запрокинул голову, ловя порыв под понимающие смешки команды, потом бросил взгляд на Ивана — не смеётся ли тот снова — и невольно залюбовался крепкими руками, уверенно держащими весло. Вдруг в воздухе, совсем рядом, раздался резкий вопль буревестника. Большая серая птица, предпочитающая воздух суше, резко спикировала на палубу, неуклюже проковыляла мимо Ивана и с трудом поднялась в небо.       — Опасность тебе кличет… — тревожно вздохнул сидящий неподалёку Деян, быстро осенив себя крестным знамением. Но Салах, ласково коснувшись его плеча, поспешил ответить на застывший в глазах Ивана немой вопрос:       — У моряков есть поверье, что в этих птицах живут души погибших товарищей. Поэтому, обижать этих гордых птиц нельзя — это может навлечь несчастье. Но всё-таки, на самом деле, она всего лишь предупреждает о буре.       — И о беде… — угрюмо пробормотал Деян.       Цыган, сменивший Дарио у руля, оглянулся на них с ироничной улыбкой:       — Эй, Ловрен, ты, наверное, забыл, что неретвинский пират не умирает в своей постели? Так какая нам разница, что там накличет птица…       Лишь десять-двенадцать лет назад на сагиттах начали ставить центральный руль, позаимствовав его у соседей-противников, и Хромой Цыган освоил управление им в совершенстве. Он не очень-то годился в ближний бой из-за повреждённого колена, которое не смог полностью долечить даже ставящий мёртвых на ноги Дед Борис, но лучше всех на «Огненной» ориентировался по звёздам и охотно вызывался в рулевые.       Через несколько часов ожидание стало томить команду. Самые нетерпеливые бросали вёсла, стремясь увидеть на пустынном горизонте какой-нибудь корабль. Но всё было тщетно, люди скучали. Никола пытался отлынивать от гребли, ссылаясь на больную спину, и под смешки остальных долго и нудно препирался с Дарио.       Лишь после обеда остроглазый Домагой наконец-то выкрикнул:       — Вижу венецианский когг!       Лука прикрыл ладонью глаза, всматриваясь вдаль. Впереди, под алым флагом, на котором золотой крылатый лев держал открытую книгу, мерно покачивался на волнах маленький торговый корабль, похожий на неуклюжий бочонок.       «Огненная» просигналила венецианцам флажками, что хочет приблизиться для пополнения запасов воды, и получила от ничего не подозревающего когга утвердительный ответ. Дарио беглым взором окинул команду, собираясь отдать приказ, но пираты, не дожидаясь, уже втянули весла на борт, чтобы не замедлять движение. Все радостно зашумели в предвкушении богатой добычи.       Лука снова метнул беглый взгляд на Ивана. Тот сидел, бросив весло, и бледный, с решительным выражением на лице, наблюдал, как полоска сверкающей на солнце воды между кораблями неотвратимо сужалась. «Огненная» шла к судну «кормой» вперёд. Цыган налёг на руль, быстро поворачивая корабль под прямым углом к противнику, а замаскированный носовой ростр поспешно освободили от досок. Мелькнувшая у Луки мысль о том, что для Ивана сегодня первое сражение, тут же оборвалась от звука стремительных шагов капитана.       Дарио, пребывавший в великолепном расположении духа, пронёсся по палубе, раздавая указания.       — Приготовиться! Ковачич, мал ещё, ты остаешься здесь с Цыганом…       Лука поймал ревнивый взгляд Матео. Но приказ есть приказ, и мальчишка, прикусив губу, кивнул головой. Ведь удача быстро может повернуться задом, и на корабле всегда должны остаться те, кто срочно срежет крюки.       Дарио рявкнул:       — На абордаж! И берегите себя!       Ростр врезался в борт когга, раздался треск. От удара корабли качнуло, палубу захлестнула взмывшая вверх волна, кто-то на когге, не удержавшись на ногах, свалился за борт, вызвав насмешливые вопли пиратов. Крючья взвились в воздух, полетели мостки, и «Огненная» сцепилась намертво с венецианским кораблем под хохот Домагоя:       — Эй, Дани, посмотри, крюки похожи на когти Мамме, когда он впивается в мою руку!       Пираты, глаза которых уже горели в предвкушении добычи, рванули вперёд, громко вопя, ругаясь, улюлюкая, горланя похабные песни. Иван длинным прыжком перелетел на вражескую палубу, вызвав у Луки завистливую мысль: «Вот бы мне такие ноги…», и сразу ринулся в бой вслед за товарищами, яростно рубя мечом. Звон оружия, проклятия, мольбы и стоны раненых, треск ломающейся палубы — всё слилось воедино в адскую какофонию звуков морского сражения.       Дело не пошло гладко: на когге обнаружилось куда больше людей, чем можно было предполагать, и половина из них — солдаты. Лука сам не заметил, как оказался размахивающим оружием плечом к плечу с Иваном и со смесью одобрения и зависти отмечал неплохую для первого настоящего боя ловкость новичка. Товарищи были рассеяны по палубе, сражаясь на мечах и пытаясь не попасть под выстрелы арбалетчика, который укрылся на юте. Кого-то уже подстрелили. Луку и Ивана оттеснили к центральной мачте.       — Держись рядом! — бросил Лука, отражая выпады сразу двух солдат. Иван молча встал по другую сторону дубовой мачты. Луке некогда было на него оглядываться, он только слышал лязг позади и видел краем глаза молниеносные движения длинной скьявонески, которую придирчиво выбрал себе Иван из арсенала Пеовицы. Лука не разделял суеверность, бытовавшую среди моряков, и верил лишь в себя и в ту опасность, которую можно увидеть, но сейчас он вспомнил буревестника и ему стало жутковато.       — Слушай, а это весело! — воскликнул Иван, перекрикивая вопли и звон оружия.       — Чтооо? — Лука треснул бы это дитё по шее, если бы не занятые и уже начавшие неметь от ударов руки. — Нас сейчас убьют не мечом, так из арбалета, а ты развлекаешься!       — Не убьют, я везунчик! Нас противники заслоняют от болтов! — в голосе Ивана звенел бесшабашный задор, свойственный неопытным удачливым счастливчикам, которые думают, что бессмертны.       Лука отсёк кисть вместе с мечом очередному солдату и плотнее вжался в дерево, тяжело дыша. По крайней мере, прикрывал его жизнерадостный напарник неплохо, можно было не опасаться за спину. А уж к нему Лука никого не подпустит… Со стороны «Огненной» прилетели несколько стрел, и упорный арбалетчик наконец-то упал. На помощь к Ивану и Луке спешил Ведран, рубя их зазевавшихся противников, битва по всей палубе стихала. «Сдавайтесь, ёб вашу мать!» — во всю глотку кричал Даниэль на итальянском. Сбоку мачты к Луке протянулась окровавленная рука.       — Ты мне не поможешь?..       — Тебя ранили? — встревожился Лука. — Доболтался?       — Нет, это не моя кровь… да ты посмотри на меня, — прыснул Иван.       Лука увидел, что длинная прядь его роскошной шевелюры слева пригвождена к дереву болтом с широким наконечником. Это наверняка мешало Ивану поворачивать голову, а освободиться в нелёгком бою было некогда…       — Сам отрезать не можешь, что ли?       — Я не вижу, а надо аккуратно…       — Плыви с этими несчастными обратно в Венецию и нанимайся там в натурщики, если тебя так волнует красота причёски, — ворчал Лука, встав сбоку от него и осторожно обрезая ножом русую прядь у самого болта. В ухе Ивана блестела на солнце серебряная серьга в виде соединенных букв I и R. — Платок носи… или я вот волосы лентой подвязываю и не рискую проворонить смертельный удар, когда они упадут на глаза…       — Осторожно! — вскрикнул Иван, одновременно толкнув его и дёрнувшись так, что чуть не получил модричевским ножом в глаз. Лука увидел, что длинный меч Ивана — между их телами и торчит из груди моряка, который подкрадывался сзади к Луке.       — Фух… так что ты там говорил, что не рискуешь проворонить? — белозубая улыбка новичка так и сияла.       — Спасибо, — выдавил Лука, чувствуя неловкость от того, что не привык благодарить и тем более оказаться так глупо обязанным кому-то жизнью.       Пираты, перебрасываясь шутками, тащили на «Огненную» бочонки с мускатным орехом, шафраном и корицей. Лука вслед за Иваном зашел в почти пустой трюм осмотреться.       — Смотри, кажется, ребята проглядели? — удивился Иван, наклоняя факел к почти незаметным линиям на стене, которые на поверку оказались люком. В тайном отделении обнаружился ещё один немаленький бочонок безо всяких клейм. Лука с помощью Ивана вытянул его и сбил крышку. Внутри было что-то чёрное, мелкозернистое и на известные ему пряности не походило. Он потянулся попробовать на вкус…       — О, Аллах, — вскрикнул Мохаммед позади них, — уберите факелы подальше, иначе все мы улетим к гуриям!       — А что это за зёрнышки? — удивился Лука. — Тебя сроду невозможно было так напугать.       — Это делают далеко на Востоке, в стране, которую называют Поднебесная (5). Малейшая искра может вызвать взрыв огромной силы. На моей родине некоторые ученые мужи разгадали секрет этого вещества, но я далёк от их познаний и знаю лишь, что если бы вы сунулись с огнём чуть ближе — не то что от вас, а от обоих кораблей осталась бы горстка пепла.       Иван страшно посерьёзнел, аккуратно приделал крышку на место и побежал звать Дарио.       Капитан традиционно отругал жадный до вина экипаж, из-за которого в небольшой трюм «Огненной» не вместится весь награбленный груз, но тут подошла «Герта» и благополучно забрала на борт часть трофеев под честное слово Нико Ковача, что тот не станет присваивать их себе. Объёмистый бочонок с «шайтан-зерном», как назвал его Салах, тоже сгрузили на «Герту», предупредив об опасности.       На обратном пути Лука едва не лопался от гордости, слушая похвалы товарищей и особенно капитана за свою идею с маскировкой ростра.       — Ты далеко пойдёшь, Модрич! — хлопнул Луку по спине Ивица Олич, чуть не уронив его за борт со своей силищей. — Мелкий, а умный! Ещё выбьешься в помощники Волка, когда меня наконец-то убьют!       — Если раньше не повесят, — добавил сам Дарио.       Цыган завел непонятную песню на родном языке, протяжную, но весёлую, подвыпившие гребцы стали отбивать ритм, притопывая ногами. На верхушке мачты сидел Мамме, который наловчился шустро карабкаться по парусу, его хвост развевался на попутном ветру вместе с голубым флагом Омиша. Подраненные (слава Богу, не тяжело) товарищи отдыхали под навесом на корме. Всех охватило веселье после доброй охоты.       Лука заметил любопытный взгляд соседа.       — Да, ты неплохо соображаешь. И дерёшься тоже, — подмигнул Иван, потирая скулу.       — И ты хорош, я вижу, на тебя можно рассчитывать, — пробормотал Лука. — Ну что ж… поздравляю с боевым крещением. Может мы с тобой и поладим, а? — и после некоторого колебания протянул ему руку. Иван ответил крепким пожатием и улыбкой.       Лука невольно задумался, что с тех пор, как осиротел, он вряд ли имел близких друзей. Скорее приятелей, соратников, наставников, собутыльников (да ещё редких любовниц, имена которых забывал наутро). Он терпеть не мог подпускать кого-то близко, открывать свое сердце, чтобы затем не пришлось оплакивать этого человека посреди дыма и криков, как родителей, деда и братишку. Да и пираты могут даже не мечтать о долгой жизни…       Но сейчас, когда его сердце пело от радости победы вместе с ветром в парусах, а симпатичное лицо бесстрашного новичка тепло улыбалось ему, Луке в глубине души хотелось обрести нового друга.       — Почему у вашего Дарио-Волка к месту и не к месту присловье про виселицу?       Лука, оглянувшись, не слышит ли их тот, прошептал Ивану на ухо:       — Видел шрам на его шее? Его как-то раз вешали… и недовешали, верёвка оборвалась. А по закону дважды повесить нельзя, вот так и ушёл наш Волк на свободу, дальше резать овечек.       — Вон оно что... А правду говорят, что в устье Цетины однажды потонул целый венецианский флот, напоровшись на заграждения? — продолжал любопытствовать Иван. (6)       — О, это долгая история и она случилась ещё до моего рождения, — пожал плечами Лука. — Но да: то, что наши не смогли выловить, вправду лежит там, на дне.       — Домой долго грести, а слушать эти песни мне уже надоело. Может, расскажешь? — взгляд Ивана сделался азартным, напомнив Луке о том, как когда-то, в прежней жизни, его младший брат Иванко просил рассказать сказку, которые Лука, в ту пору ещё не разучившись вести долгие разговоры, выдумывал на ходу… — Модрич, ну давай же?..