***
— Значит, вы не были в курсе действий девятого Старейшины? Вы не знали, что он решит напасть сегодня на выступающих? — обратился Франкенштейн к первому Старейшине и Кромбелю, когда заварушка улеглась и выяснилось, что врагов в округе больше не осталось. Откуда-то снизу доносился слабый вой сирен, шумели улицы продолжавшего свою жизнь города, и в какой-то момент показалось, что произошедшее было сном; впрочем, в реальности происходящего можно было легко убедиться, оглядевшись: не было маленькой девчонки, исчезнувшей несколько минут назад, не было участников конференции и её слушателей, да и разрушенные здания (подумаешь, увлеклись немного) свидетельствовали о том, что ничего никому не привиделось. Франкенштейн запрокинул голову, медленно выдыхая, и прикрыл глаза. Не беспокоиться о Мастере он не мог, даже если Музака, Раджек и сам Рейзел в один голос убеждали (напрасно и долго), что учёный себя накручивает и волноваться не о чем. Всё закончилось хорошо: атаки успешно пресечены, девятый сбежал, — этот этап войны благополучно завершился, второй последует нескоро, так что… Мужчина поджал губы, не понимая, почему, несмотря на все доводы, продолжает переживать, и искоса посмотрел на телохранителя первого Старейшины. Тому явно не нравилась ситуация, но ничего поделать с ней он не мог — первый сделал знак рукой, так что пришлось просто наблюдать. — Что ж, тогда вы не будете против поговорить с Анной — она этого хотела, — Франкенштейн расслабленно откинулся назад, опираясь спиной о край сцены. — Я думаю, нам подойдёт… — Кто она? — перебил учёного Кромбель, и Франкен посмотрел на немца взглядом, в котором явственно читалось предупреждение — ещё раз посмеете влезть, и от вас ничего не останется. — В каком смысле? — Она не Ноблесс, — влез первый. — Она простой человек, — признал Франкенштейн, понимая, что дальше скрывать эту информацию нет смысла. — Семнадцатилетняя девчонка со странными способностями, одни из которых получила из-за вас, — кивок в сторону тринадцатого. — В остальном — она человек. — И тем не менее, — задумался Кромбель, — аристократы и оборотни её уважают и оберегают. Почему? — Задайте эти вопросы ей самостоятельно, — отрезал Штейн. — Хотите получить ответы — спросите у того, кто имеет право их давать. — Я свяжусь с ней, — кивнул немец, и первый, поразмыслив, последовал его примеру, согласившись, что так будет лучше всего. — До свидания, — попрощался он и, оттолкнувшись от камней, исчез в ночи. Воцарилась тишина. Франкенштейн раздумывал, что ему предстоит ещё день провести в компании первого Старейшины и модифицированных, отдуваться за двоих, так как Анна переместилась и, судя по всему, обратно возвращаться не собирается; с другой стороны, он, наверное, даже был немного рад за девчонку: той совершенно не нравилось находиться в центре внимания, она нервничала и хотела, чтобы выступление поскорее закончилось. В конце концов, со своей задачей она блистательно справилась, так что можно и устроить пару выходных дней — заслужила. — Мы закончили? — вкрадчиво поинтересовался первый, и Франкенштейну пришлось вынырнуть из своих мыслей. — Да, полагаю. — Тогда, может быть, вы наконец-то слезете с меня? Мило улыбнувшись, учёный поднялся на ноги (когда Анна оттолкнула Старейшину, тот врезался в Штейна; они пару раз кувыркнулись, когда Франки, сделав шаг назад в попытке восстановить равновесие, запнулся о камень, и оказались у сцены. Франкенштейн восседал на лежачем Старейшине, и менять положение дел они не торопились), отряхнулся, вежливо кивнул первому и был таков.***
— Анька, открой глаза, заканчивай дрыхнуть, ты нас пугаешь, — приглушённый, но почему-то звонкий девичий голос прорезал тишину сна, и я попыталась открыть глаза. Веки слушались плохо и приказу не подчинялись. — Проснись, кому сказала! — слёзы. Плач. Голоса на заднем плане. Почему мне так плохо? Голова раскалывается, тело ломит, в горле пересохло, пошевелиться не могу, да и за сознание ухватиться получается едва-едва. Пробую пошевелить рукой. Безуспешно делаю попытку произнести хоть слово, издать малейший звук. Слабая, беспомощная, чувствую, как тяжело тело, как неподвижно, как оно давит, как страдает. — Ха-а-а… — выдыхаю. — Пульс падает! — закричал кто-то, и в сознание вновь вернулась красная пелена, начав обволакивать и укрывать собою. — Зовите врача! — Анна! — тряхнул меня за плечи Лорд, и я подскочила на диване, озираясь и не понимая, что происходит. — Ты с нами? — Что произошло? — Жизни заканчиваются. Ты возвращаешься в своё тело. Ну, пытаешься это сделать, — «сожитель» щёлкнул пальцами, пожал плечами и неопределённо качнул головой. — Ты уже четвёртый день спишь. Нам пора, идём, — он сделал жест рукой, прося следовать за собой, и отправился на выход из комнаты; кажется, в том помещении он искал бумаги, когда мы заключали договор. — Иду, — сипло отозвалась я. И едва не навернулась от неожиданности, когда меня погладили по голове. — Не беспокойся, — улыбнулась мама братьев Кертье, накручивая на палец прядь моих волос, — всё закончится хорошо. Будь осторожна, девочка моя. Осталось самое трудное. — Постараюсь, — кивнула я. Поднялась, потянулась, похрустела косточками, поняла, что чувствую себя хоть немного, но отдохнувшей, и направилась за Лордом. Итак, осталась одна смерть. Шестая. Последняя. В том плане, что закончатся попытки к возрождению и после я вернусь домой, хочу того или нет. А это значит, что пора становиться максимально осторожной, побыстрее заканчивать все дела и наконец-то рассказать ребятам, кто со мной делит сознание. Ну-с, составляем мысленно список дел… Ещё бы парочку свиданий с Раджеком куда-нибудь впихнуть, потому что я до сих пор не знаю, что чувствует ко мне эта ледышка, и можно наслаждаться жизнью.***
Так. Корейский. Без перевода. Ничего не понимаю. Я открыла глаза. Медленно села. Так, это моя комната. В ней — Франкенштейн, Музака, покрасневший Регис, братья Кертье (злющий Раджек и кипевший Раэль) и Сейра, стоявшая в стороне. Франки, вожак оборотней, глава клана наёмных убийц и наследник Ландегре ругаются: об этом можно судить, если прислушаться к интонации, тону, да и резкие жесты тоже не показатель миролюбивости, смирения и покоя. О чём — понятия не имею. Я по-корейски не разговариваю, вообще не знаю, почему перестала понимать речь персонажей, а также не разбираюсь в том, что происходит. Роярд что-то тихо произнесла, и ребята тут же перестали ругаться. Несколько секунд они смотрели на меня так, будто призрака увидели, а потом Раджек молниеносно оказался рядом, заключая в объятия и сжимая так крепко, что я засипела, пытаясь вдохнуть. Кажись, шестая смерть наступит раньше и будет глупой. Кертье отстранился, заглядывая мне в глаза, открыл рот и… по-видимому, задал какой-то вопрос. Я захлопала глазами, с придурковатой улыбкой на него таращась, и, искренне надеясь, что способность аристократов понимать, что говорят люди на другом языке, работает, призналась: — Я ничего не понимаю, — в доказательство развела руками. — Русский, — простонал Франкенштейн, и я удивлённо на него покосилась. Он и по-нашенски разговаривать умеет? Раджек нахмурился. Впрочем, спустя секунду морщинки на лбу разгладились и он мягко улыбнулся. Положив ладони на мои щёки, он зафиксировал голову в удобном для себя положении так, чтобы я ею не шевелила, и попросил: — Посмотри мне в глаза, — и я послушалась. Сначала ничего не происходило, потом в голове что-то щёлкнуло, и я начала понимать, о чём шушукаются на корейском Франки с Музакой. — Всё. — Спасибо, — улыбнулась я. — Ты очнулась, — облегчённо выдохнул Кертье (теперь по-корейски, чтоб понятно было всем), и вновь обнял меня. Я, помявшись, нерешительно обхватила его в ответ, стараясь игнорировать надувшегося Раэля. — Раньше тебе хватало нескольких часов, чтобы вернуться к жизни; иногда ты сохраняла сознание. Почему сейчас проспала четыре дня? — Солнце моё, я рада, — улыбнулась я, легонько поведя носом по плечу аристократа. На вопросительный взгляд юноши, стоило ему слегка отсесть, чтобы видеть моё лицо, пришлось пояснить: — Ты впервые обратился ко мне на «ты». — Я… — Кертье завис, смутившись. — Так и скажи, что волновался, — Музака хлопнул главу клана убийц по плечу. — С добрым утром, Ань. — Скорее, днём, — фыркнул Франкен. — Я рад, что ты жива, — потрепал меня по волосам Штейн, но окончание фразы заставило надуться, — надо же кому-то убираться в доме. — Мистер Франкенштейн… — обиженно пробурчала я, но безуспешно сдерживаемая улыбка всё же проступила, и все рассмеялись. Я кивала друзьям, когда они поздравляли меня с успешным возвращением, обменивалась колкостями с Раэлем (который, вроде, тоже радовался, что я проснулась) и чувствовала себя частью этой большой компании. На душе было необыкновенно тепло, и я удобнее устроилась в объятиях Кертье. Впрочем, долго насладиться воссоединением нам не дали. С первого этажа раздался испуганный вопль Тао, и мы втроём (самые быстрые, самые скорые; короче, те, кто оказался больше всех заинтересован — Музака, я и Раджек) молниеносно оказались на кухне, взволнованные резкой сменой событий. Музака икнул, гыкнул, фыркнул и громко расхохотался, схватившись за живот и согнувшись. Вожаку оборотней было весело. Мне как-то не особо. Если раньше меня доставали только мысленно, то сейчас… Наблюдая за «сожителем», вполне себе материальным и плотненьким, который вылезал из холодильника и попутно старался не прицепить к волосам продукты, я нервно думала, что теперь нотации будут продолжаться и во сне, и наяву, и вообще — всегда. Лорд выпрямился, отряхнулся, помянул холодильник неласковыми эпитетами, а после, повернувшись к нам, весело улыбнулся, будто ничего необычного не произошло и такое случается как минимум раз в день. — Анна, Раджек, — «сожитель» обнял нас за плечи, и я сразу поняла, что ничего хорошего ждать не следует, — благословляю вас, дети мои, живите счастливо. — Что у вас тут за… Боже! — Франкен аж споткнулся от неожиданности. Ну да, болтать с призраком сожителя в моей голове или в реальном времени на своей кухне — вещи разные. — Можно просто «о, величайший из всех», — отозвался Лорд. — Кто так кри… Мама, — пробормотал Регис, прислонившись к стеночке и медленно сползя по ней вниз. — Я в этом сильно сомневаюсь, — прыснул «сожитель». Хотя теперь, наверное, его уже так не назовёшь?.. — Знакомьтесь, — когда пришляпили остальные и на кухне стало подозрительно мало места, подала голос я, всё ещё обнимаемая «сожителем» за плечи вместе с Кертье-старшим. Объясниться надо, а взрослые выведены из строя: Франкенштейн свыкается с мыслью, что количество жителей в его доме увеличилось, Музака — всё ещё хохочет. — Это — почивший Лорд Лукедонии, отец Раскреи, который до сего момента делил со мной одно сознание на двоих. Теперь, как видите, получил собственное тело. — То есть когда мы шутили, что он в тебе возродился, то были правы? — Такео изогнул бровь. Тао, вцепившийся в его плечо и выглядывавший из-за спины друга, активно закивал, показывая, что тоже интересуется этим вопросом. — Так я и не отрицала, — повела свободной рукой в сторону я, невинно улыбнувшись. — К слову, Рейзел, — оживился «мертвец», завидев друга, — не хочешь стать Лордом, а? Что сказать — жизнь продолжается, а что-то остаётся вечным! Ох, надо ещё Раскрею предупредить, а не то её удар хватит…