Охотница и Одя

Хельсинг была вымотана, что вполне ожидаемо после пробежки по заросшему лесу в попытке спастись от мелкого кровожадного парнишки. Но, несмотря на соблазн, она даже не посмотрела в сторону своей комнаты и молча потащила вновь начавшего вырываться Одержимого к лестнице, ведущей в подвал. Внутри подвала была всего одна бетонная, абсолютно пустая комната, в которую вела железная, звукоизоляционная дверь толщиной в пять сантиметров. В середине противоположной от входа стены одиноко висел массивный деревянный крест, а из стен торчали железные крюки, чьи концы уходили глубоко в бетон, но их, как и самой комнаты, не было видно, ведь внутри подвала не было ни одного источника света. Но никому из присутствующих оно и не надо было: Хельсинг настолько хорошо знала свой дом (а в особенности подвал), что смогла бы с закрытыми глазами определить точное местонахождение каждого крюка в отдельности, а Одержимому не нужен свет, чтоб видеть. Он также не столько заметил, сколько почувствовал в дальнем углу комнаты освящённую вещь... металл... Он прищурился и тут же его прошиб холодный пот: это были цепи! Освящённые цепи! Одно касание для Одержимого будет очень болезненно, но если они будут касаться его постоянно, это наверняка будет самая жестокая и мучительная пытка из всех возможных. Одержимым завладел ужас и он начал вырываться с утроенной силой. Слова, срывающиеся с его губ, больше были похоже на мольбы, чем на угрозы, но Хельс лишь хладнокровно усмехнулась. Конечно, она знала, какую боль это причинит существу в её хватке, но надеялась, что это будет только демон, завладевший телом. Она была неправа: основное, но негативное влияние демона на носителя - это не одержимость, а сильное искривление личности и характера самого по себе. Шестнадцатилетний Один всё ещё управлял своим телом, хоть при этом и не был "собой" из-за ужасающей ярости, что принесла ему эта "сущность". Но сейчас эту ярость прикрыл собой дикий, животный страх, заставляющий, забыв обо всём, умолять не делать тебе больно. Когда Хельсинг, притащив к цепям, бросила свою ношу на холодный пол, лишь придерживая одной рукой за моток верёвки, а другой на ощупь пытаясь найти что-то рядом с ближайшим крюком, Одержимый не стал вырываться, даже не потому, что понимал, что это бесмысленно, просто от страха всё его тело онемело. Он продолжал шёпотом молить Хельсинг, даже не зная её имени, но по его щекам уже катились крупные, горячие слёзы, а тело вздрагивало в рыданиях. Но Хельсинг не могла как увидеть его слёз в темноте, так и различить тихие всхлипы Одержимого в тишине. Спустя то ли вечность, то ли секунд десять Хельс всё-таки нашла то, что искала и, прицепила к одной из цепей, а позже, не смотря на новые, отчаянные попытки Одержимого вырваться, замкнула на его запястьях освящённые наручники. Кожа Одержимого вокруг запястий пылала огнём. Он сам закричал, не в силах сдержать боль и упал на спину, махая руками в разные стороны, будто и правда пытался потушить пламя, но Хельсинг было плевать. Она, зная, что в ближайшее время он не то, что убежать не сможет, даже на ноги встать для него будет проблематично, отпустила верёвку, что, к сожалению, не оказывало таких "чудодейственных" результатов, и прикрепила второй конец цепи на массивный замок к ближайшему крюку, выпирающему из стены. Одержимый, казалось, перестал замечать её и всё вокруг, продолжая орать в голос и корчиться на таком же, как стены, бетонном полу от боли, без сил встать на ноги. Хельсинг лишь бросила косой взгляд в его сторону и пошла к выходу. Её работа ещё не закончена, но ей нужен отдых, в таком состоянии она и обычного человека в драке не победит, а одержимого в случае чего - и подавно. Когда она поднялась по лестнице, её голову занимали только бытовые вопросы и желание поспать, но на улице было слишком светло, чтобы ложится спать, и Хельсинг, устало вздохнув, пошла на кухню за новой чашкой кофе, после, взяв недочитанную книгу и устроившись на своей кровати, как на диване. Она полностью погрузилась в книгу, казалось, забыв о сегодняшних событиях, в то время как в её подвале скрутился от боли шестнадцатилетний Один. Он кричал изо всех сил, но никто не пришёл ему на помощь. Он так и лежал в холодном одиноком подвале, пронзённый адской болью и плакал.