Альквалондис.

      — Отец…       — Нельяфинвэ, идём со мной, йондо.       Майтимо беспрекословно последовал за отцом, на прощание кинув Тьелко, что не желает его видеть здесь, когда вернётся.       Свет настенных лампад ласкал бликами гладкие чёрные волосы, степенно спускавшиеся по широким плечам и сильной спине чуть ли не до колен. Движения Феанаро всегда очаровывали своей точностью и плавностью. Даже сейчас они говорили об уверенности и силе. Отец напоминал скалу, о которую разобьется всë, что неверно рассчитает траекторию. Сам же Майтимо мог похвастаться лишь промокшей от пота сорочкой и спутанными влажными волосами. Сердце продолжало предательски биться, ком в горле никак не сглатывался.       Прохладный воздух наверху обнял солëной влажностью. В нос ударил тошнотворный запах крови.       — Ты скверно выглядишь, Нельо, — сказал Феанаро, вглядываясь в туманный сумрак, слегка разбелённый звёздным светом       — Я знаю. Прости.       Рядом послышался плеск выливаемой воды. Обернувшись, Майтимо увидел Нандаро, обнажённого по пояс и мокрого с головы до ног. Он передал ведро товарищу и завернулся в полотенце.       — Не желаете ли освежиться, мой принц? — спросил он, заметив внимание.       — Не помешает, уж точно, — ответил Майтимо.       — Тогда я оставлю вам ведро и своё полотенце, — сказал тот, окатив себя с головой вновь пополненным в море сосудом.       — Благодарю за любезность, Нандаро, без полотенца я… обойдусь.       Феанаро подал знак сыну, увлекая в более уединенное место.       — Ждать больше нельзя, — начал он, — но с таким ветром пешие дойдут быстрее нас. Глупых птиц и след простыл.       — Трудно винить лебедей. На их месте и я бы улетел… То есть, — посмотрел он на отца, встретив настороженный взгляд, — я имел в виду… если бы я был таким нежным существом, как эти птицы.       — А ты не такое существо, Нельяфинвэ?       — Отец?..       — Ты беспокоишь меня, сын. Мой первенец, третий в роду Финвэ. Я ждал от тебя большего.       — Прости, что разочаровал, — Майтимо опустил голову, глядя вниз, за борт.       Молчание зависло в вязком воздухе.       — Я обещаю тебе, отец! Это скоро пройдёт. Обещаю, что не предам твоей надежды! — выпалил Майтимо, борясь с тошнотой, подступающей всё ближе к горлу.       — Нельо. За кого ты меня принимаешь? Говоря, что ожидал от тебя большего, я не имел в виду, что, получив меньшее, перестал тебя любить. Сынок, — Феанаро, приподнял его лицо за подбородок, — я с самого начала должен был понять, что в тебе будет столько же от меня, сколько и от твоей матери. Ты не виноват. Это я просчитался.       Майтимо был готов поклясться, что увидел в глазах непоколебимого Феанаро странный блеск, похожий на слезы.       — Нет, отец, пожалуйста!       — Щщ, я не договорил. Может быть, мы оба, недооцениваем тебя.       — Я обещаю, отец… я не подведу, я ведь поклялся! Моя жизнь принадлежит тебе! — говорил Майтимо всё более срывающимся шёпотом.       — Тебе следует хорошенько отдохнуть. И знай, я дорожу моим первенцем ничуть не меньше, чем прежде. В тебе говорит чувство справедливости Нерданель. О, сынок… как много ты взял от неё! — Феанаро вытер его слёзы. Поцеловал в лоб. — Знаю, случившееся поколебало твою феа. Тебя терзает чувство вины, невозможность смириться с тем, что ты отнял жизнь родича.       — Да, отец.       — Ты ведь всегда считал, что жизнь эльдар бесценна. Но послушай меня… Мы привыкли жить в искусственном саду, где святые Валар давали нам всё. Или, как оказалось, почти всё. Для нас там ничего не имело цены, потому что всего было вдосталь, а чего не было, то изобреталось и создавалось с беззаботной лёгкостью.       Выйдя за пределы их воли, мы лишились и их даров, а потому теперь всё имеет цену: еда, кров, плоды нашего труда и даже сама жизнь. Но дороже всего, сын мой, свобода, свобода выбора.       Благодаря лицемерию Валар нам пришлось дорого заплатить за неё. Ты беспокоишься о невинных тэлери? Пусть Валар беспокоятся. На них эта кровь.       Если бы Владыки Запада были мудрее и скромнее, нам не пришлось бы платить такую цену за свободу самим выбирать, куда идти, за свободу самим бороться с Врагом, от которого они не смогли защитить не только всю Арду, дарованную им на попечение Илуватаром, но даже свой крохотный мирок, где они держали нас наподобие домашних животных, — последнюю фразу Феанаро проговорил, сильно понизив голос. — Мы заплатили жизнями тэлери, и, если придёт черёд наших, в долгу не останемся.       Майтимо смотрел на отца, восхищаясь его величием, будто не эльда был перед ним, но один из предвечных Валар.       — Пусть некоторые сравнивают тебя с Моринготто, отец. Но это сравнение неверно. Он алчен. Твоя же цель — благородна. Он отнимает. Ты — созидаешь новый мир и пытаешься вернуть достояние, свободу и безопасность калаквенди, — сказал Майтимо, стараясь не обращать внимание на странный холод, лизнувший позвоночник.       — Ты всё правильно понимаешь, сын.       Тёплые руки отца обняли за плечи, привлекая к себе. Как в детстве, Майтимо прижался к сильной груди и почувствовал, что на смену дурноте приходят сила и лёгкость.       — Всё ещё желаешь омыться? — в голосе отца послышался игривый тон.       — Это грязный намёк, отец? — ответил Нельо, вымученно улыбаясь.       — Грязный не намёк, а ты, — добавил Феанаро, выпуская сына из объятий.       Майтимо раздевался, наблюдая, как отец сам набирает воду.       — Ну, вот, теперь и надобность в светильниках отпала.       — Ты смущаешь меня.       — Кожа точь-в-точь, как у матери.       — Скучаешь по ней?       После некоторой паузы, Пламенный ответил:       — Любовь не всегда имеет самое большое значение. Но хватит! Ты слишком грязный, чтобы болтать о любви, — сказал он, резко вылив всю воду. А потом ещё, и ещё, и ещё.       Майтимо вспомнил, как в очень далёком детстве отец мыл его, когда он возвращался домой с матушкой после целого дня работ в гончарной мастерской, гордый от того, что весь облеплен засохшей глиной… Как же он был чист тогда, этот малыш.       Вода приятно холодила кожу, смывая запах пота, чужой крови, запах братоубийства. Но она не могла дочиста смыть это зловонье с его души. Для этого потребуется окунуться в Озеро Намо.       Мгла совсем затянула звёзды. На берегу кое-где горели скупые огни. Чайки, наконец, угомонились. Нолдорские экипажи, готовые к отплытию, ожидали знака своего предводителя.