***
— Мы обследовали всё, мой принц. Спросили каждого, никто его не видел. — Хисильме так и не возвращалась? — Нет, мой принц. — Зови свой отряд к берегу. — Осматривайте тщательно. Особенно в трюме. — Майтимо отдал распоряжение, сам же остался на палубе. Где впервые его сердце попало в плен неведомых желаний. Где Хисильмэ сделала ему подарок. Где он столько раз робел рядом с ней. Минуты тянулись и путались, как те водоросли, в которых однажды увяз Тьелко. Перед мысленным взором Майтимо проплывало время, когда он жил в блаженстве, не зная, что может быть иначе, когда он был счастлив с родителями, с младшими братьями, с Финдекано. И вот теперь между ними — льды Хелкараксе. Даже между теми, кто здесь, рядом. Но о Хисильме он боялся помыслить более, чем о грядущем предательстве родичей. Как смотреть ей в глаза? Как сказать, что она не сможет вернуться домой. Майтимо раскрыл ладонь, позволив на миг жемчугу сверкнуть белым перламутром и снова спрятал, оберегая от мрака последнюю незапятнанную частицу своей жизни. За спиной послышались шаги. — Хорошие новости, мой принц! Они оба там, как вы и предполагали, в трюме. — неловко помедлив стражник продолжил. — Но принц Амрод и дева не желают идти. — Вы знаете приказ. Выполняйте. — сказал он, спускаясь по белой лестнице.***
— Пустите! Отпустите меня! Вы не смеете?! Пустите! — Её крепко держали с двух сторон. Хисильме увидила, как ещё двое стражников уводят Амрода. Юноша обречённо посмотрел на Хисильмэ и помотал головой, то ли советуя ей оставить бесполезное сопротивление, то ли подтверждая окончательный провал их затеи. Крик её встревожил весь лагерь, и многие с недоумением смотрели, как Хисильмэ ведут под стражей. Но Майтимо не было видно. Еë, привели, как пленницу, в небольшой шатёр. И накрепко связали. — Что вы делаете?! Как же вы посмотрите в глаза Майтимо после всего, что натворили? — Как подданные, выполнившие приказ принца Нэльяфинве. — сказал один из них. — Думаю, рот ей тоже лучше завязать, чтобы не смущала народ своими воплями. — предложил второй. — Нет! — но это было последнее, что она успела сказать. Еë бросили на тахту и оставили так, в темноте. Приказ принца Нэльяфинве? Не может быть! Они лгут! Он не мог! Не мог ведь? Неужто из-за Амрода так разгневался? Может думает, это я уговорила его младшего брата вернуться со мной? Снаружи замелькали тени, и послышались крики. Но слова рассеивались рваными звуками, — место её заточения располагалось на краю лагеря, в самом отдалении от берега. Только странный гул и треск хорошо слышались даже здесь. Любая попытка пошевелиться усиливала боль от впившихся в тело верёвок. Но больнее всего было на сердце. Мысли долго метались от Альквалонде к Амбарато и Майтимо, на грани сна и яви. Слёзы давно иссякли, глаза сильно пекло от соли. Гул стих. Тело онемело. И тогда вернулись те же стражники. Один зажёг светильники, второй поставил поднос с едой прямо на пол. Когда они разрезали путы, Хисильме безвольно обмякла на тахте. — Поешь, и можешь отдыхать здесь. — Сказал один из них, прежде чем они ушли. Она попыталась повернуться, но не тут то было. Тысячи невидимых иголок впивались в тело при каждом движении. С трудом поднявшись, она отшвырнув поднос и вышла нетвёрдой походкой. В воздухе пахло гарью. Лагерь затаился. Зловеще хлопала парусина шатров. И когда она увидела берег, застыла, словно мраморная статуя, только взбалмошный ветер трепал её волосы. Вместо белых лебедей, чернели их обугленные остовы, сбившись в одну длинную скорбную вереницу. Не веря своим глазам, Хисильмэ подбежала к самой кромке берега. Одна мачта, всё ещё гордо указывающая на померкшие звёзды, вдруг с треском рухнула, взрывая спокойное безразличие воды. Ноги Хисильме подкосились и она тоже упала. Всё мутилось перед глазами. Отчаянный крик пронзил сонный холодный воздух, и слёзы полились, уходя в чужой тёмный песок. Но волна гнева подхватила и подняла её. Словно бестелесная, металась Хисильмэ от шатра к шатру, пока не нашла свою цель, один из самых больших и высоких. Внутри горел свет, у входа стояли превратники. Они безмолвно расступились, избегая смотреть ей в лицо. — Входи, если желаешь. — сказал Майтимо угнетённым голосом, не отрываясь от своего занятия. Он полулежал на тахте и сосредоточенно полировал самоцветы, что украшали ножны его меча. Она приблизилась тихо, безмолвно, как море, затаившее гнев Оссэ. Схватила клинок, лежащий на ковре и молниеносно оседлала нолдо. Серебристое острие прицелилось к основанию красивой шеи. Волна выше Миндона поднялась в сердце, и ей хватит мощи раздавить их обоих. — Забыла? Однажды ты уже порезалась моим ножом. — сказал он тихо, поднимая глаза, исполненные печали. — Но в этот раз будет не так, принц Нэльяфинве. — и она нажала сильнее. Красная струйка скользнула под ворот сорочки, оставляя на светлом шёлке прерывистую линию… Как предупреждение. Уверена ли ты, что желание твоë таково?, спрашивало сердце. — Давай. Сделай то, зачем пришла. Вот только, исцелит ли моя смерть твои раны? Если да, то смелее. Майтимо обхватил ладонью лезвие. Кровь заструилась по его руке. Хисильме инстинктивно отпрянула назад, чувствуя, как меч глубже полоснул живую плоть. Красная струйка полилась на светло-голубой шёлк её платья. — Отпусти! — закричала она осипшим от страха голосом, сквозь слёзы. Нолдо отнял окровавленную руку. Хисильме, отшвырнув клинок и замахнувшись, ударила Майтимо по лицу, по его широкой груди, ещё и ещё. Вот только силы оставляли её. Хисильмэ билась все медленнее, словно в закрытую дверь, за которой её никто не ждёт. Но волна, быстрая и неумалимая несла её. Хисильмэ потянулась к его лицу и приникла к губам, никогда прежде не целованным, (он ведь говорил, что никогда не любил). Сладкие, чуть приоткрытые от удивления.***
Удивление быстро сменила страсть, старательно усыпляемая Майтимо прежде. Он притянул к себе Химильмэ, обнимая её, такую маленькую, подвижную, словно ртуть, пятная её светлые волосы и платье красным. Как может быть, что она целует его? Смутные сонные желания, томившие грëзы, расцветают в теле, разливаются по венам, пульсируют, просят… Она отстранилась. Выпростала из-под себя подол, и оторвала широкую полосу. Несколько раз обвила его ладонь тканью. Кровь проступила, но больше не стекала. — Дурак. — сказала она сердито, и снова Майтимо оказался застигнут врасплох её смелыми губами. Майтимо едва успевал за ощущениями в теле, они влекли его в какой-то дивный мир. Приятно, чудно приятно, будто только у Хисильмэ есть, то, чего хочет Майтимо. — Дикая. Дикая, словно дочь Оссе. — шептал он, опьянённый её лаской. — Ты сделал меня такой. — шептала она в ответ, расслабляя шнурок на его сорочке. — А это зачем? — он совсем не был против, но желание казалось острым и опасным, как меч, если неосторожно с ним обращаться. — Хочу снять с тебя окровавленную сорочку. — Тогда… можно я сниму с тебя окровавленное порванное платье?, — спросил он игриво, понизив голос и не веря, что он это произносит. — Да — выдохнула она, касаясь его губ. Майтимо медленно поднял подол, присобирая тонкую ткань и легко снял платье, когда она подняла руки. И прижалась всей беззащитной наготой, не дав разглядеть себя. Майтимо обнимал нежную Хисильмэ, затаив дыхание и понимая, что любое неосторожное движение превратит обоих в неуправляемую стихию. — Не отпускай меня, Майтимо. — Нет. — шептал он, сцеловывая все её слезинки, а потом робко поцеловал припухшие губы. — Тебе больно? — спросила она, и взяв его раненую руку, губами коснулась подушечек пальцев. Майтимо закрыл глаза от наслаждения, сбивающего дыхание. — Ты действительно не из Айнур? Смешок щекотнул его шею. — С чего ты взял? — Я словно околдован и хочу только… — Чего же ты хочешь? — Хочу того, что сейчас между нами происходит, хотя и понимаю, что это странно и даже не правильно. — сказал он, млея от невероятной нежности её тела. — Считанные минуты назад ты хотела меня убить, а теперь разрешила раздеть себя. — С того самого первого раза, как увидела вас с другом, я хотела тебя… и убить и не убить. Второе, наверное, больше. И разве может быть что-то неправильным для сына Феанаро? Майтимо и сам не знал. Знал только, что уже не может выпустить её из объятий, что это — единственный способ спасти её и себя от той холодной змеи, что стягивала кольца вокруг сердца весь этот год. Он нежно взял её лицо за маленький округлый подбородок и поцеловал жарко и настойчиво, исследуя языком в её податливый сладкий рот. Хисильме теснее прижалась к нему, ах, не смотря на то, что Майтимо совсем не такой же мягкий, точнее, очень твердый. — Дикая. — повторял он, выцеловывая дорожку по лилейной шее к двум вожделенным округлостям. — Обманчива твоя жемчужная красота. — Ох, так хорошо Майтимо. — шептала она, сбивчиво дыша и прижимая его голову к своей груди, вплетая пальцы в его локоны, когда он упоённо ласкал губами и языком нежные розовые вершинки. Руки Майтимо знали многие материи Арды и тонкости ремёсел, но впервые трепетно изучали неведомое девичье тело, осторожно касаясь округлого живота и гладких бёдер. И вот его пальцы скользнули меж разведённых точёных ног, и он отстранился в удивлении от сладостной груди, так горячо и влажно было там, внизу. Хиссэ вздрогнула и шире развела бёдра. Майтимо наблюдал за тем, как менялось её лицо, покрываясь румянцем и испариной, как сбивалось дыхание, как трепетали ресницы, когда осторожно, сдерживая себя изо всех сил, он ласкал то заветное место. Терпение таяло, а желание и интерес росли. Повинуясь им, Майтимо спустился ниже, выстилая поцелуями мягкий живот и наконец, дошëл до того самого места, что так чувственно откликалось на его ласки. Он с упоением приник словно бабочка, слизывая нектар. Хисильме призывно стонала и крутила бёдрами, сладко дразня его. Майтимо крепко держал её, упиваясь любовным соком, пьянившим голову. Один палец скользнул внутрь и она подалась вперёд, надсаживаясь на него. Затем два и три. Шумное дыхание обоих сплеталось со вздохами и стонами в сладострастную музыку. Майтимо понял, как чудесно нэри и нисси подходят друг другу, так он и предполагал всегда, но не мог представить насколько приятен процесс. Он стянул штаны, освободив давно теснившуюся плоть и посмотрел в затемнённые вожделением глаза Хисильме, на её разметавшиеся перламутровые волосы, распалённое страстью манящее тело, сияющее белизной в слабом свете лампад. — Скорее, милый — шептала она, привлекая к себе обнажённого Майтимо. Он накрыл собой маленькую Хиссэ, снова испытав восторг от её приятного тепла, поцеловал. Его волосы рассыпались, укрыли обоих. Хиссэ сладко вздыхала, ласкала его спину, Майтимо легко целовали её ушко, не переставая скользить пальцами в мягкой и одновременно тугой плоти. Он мог бы вечно любоваться полуопущеными ресницами, и приоткрытыми манящими губами, и румянцем, покрытым перламутровой испариной… Но Хисильмэ сползла ниже и её проворная ладошка… направила его. — Тише, тише, моя сладкая… Так будет больно. — Мне не больно. — шептала она, подаваясь бёдрами вперёд, испытывая Майтимо на стойкость. Хисьльме обвила его стройными ногами, скрестив на ягодицах, выгнув поясницу и дала войти полностью. Его стон и ее крик прозвучали в унисон. Майтимо замер, чтобы она привыкла, а сам он хоть немного удержался на вершине наслаждения. Но его палец по прежнему ласкал маленький бугорок. Хисильме сама начала двигаться, не понимая как рискует. Скользко, но очень туго, Майтимо ощущает её всю изнутри. Ещё немного, хотя-бы чуть-чуть. Задыхаясь от наслаждения, он неистово вторгается в неё, вновь и вновь, отдаваясь желанию, подобному безудержной стихие, сильному, как сама земля и неотвратимому, как воля Илуватара. Майтимо не видел её, не слышал, но чувствовал, как самого себя. Они слились в одно целое, растворяясь в блаженстве неведомого света, и долго нежились в его ласковом тепле и упивались его сладкой музыкой.***
На полу небрежно валялась одежда, а на тахте старший сын прижимал к груди телерскую деву. Оба спали таким крепким сном, как могут только маленькие дети; или супруги после любовных утех. — Никого не впускайте к Майтимо. Даже моих сыновей. — Да, Владыка. — Когда проснётся, передайте, что я желаю видеть его.