Альквалондис.

***

Целители говорят, твой срок родиться минул ещё три дня назад. Не торопись, моя маленькая звёздочка, я подожду. Родись, когда пожелаешь. Титул принца нолдор, время и место, уготованные тебе судьбой, ещё напомнят о долге бессчетное множество раз. Но, пока я — твой предел, я не позволю никому принуждать тебя и торопить. Шелест волн вторил словам и одновременно нагнетал смутное беспокойство. К ногам лип намокший край подола, волны дотягивались до ступней тёплыми языками, как бы Хитгаладэль не удалялась от кромки воды. Наконец естественная нужда вернула её к реальности, заставив проснуться, вскочить с постели и бежать в уборную. — Тише, тише, родной. — поглаживала она живот, замечая как в ответ на её прикосновения успокаиваются движения малыша, толкающего её изнутри — Да, перевернуться уже не получится, мама для тебя стала слишком мала. Хитгаладэль ополоснула лицо водой и улыбнулась держась за край раковины. Что бы ни говорили лекари, сын чувствовал себя хорошо, как всегда, радовался маминым атлетическим подвигам, и был не прочь порезвиться за компанию. Только вот появляется на свет не торопился. — А ты ещё подрос… — сказала Хитгаладэль, глядясь в зеркало; живот казался больше, чем вчера вечером. — Надеюсь Лалитиэль что-то придумала с белым блио, иначе, придётся идти на прогулку с владыкой в ночной сорочке. Она поправила у лица выбившиеся из кос волосы, и потёрла щёки, чтобы добавить им хоть немного румянца; но это не помогло, лицо оставалось бледным, под глазами лежали голубые тени. Часто приходилось слышать, как беременных жён сравнивали в красоте с плодоносной Яванной, но увы, Хитгаладэль не из их числа. Разминая ноющую спину, она вернулась в сумерки спальни, переступая промежутки холодного мрамора между коврами. Одновременно из холла вошел Фингон, по обыкновению он принёс молоко с мёдом. Сквозь задернутые гардины к мужу тянулась тонкая полоса света, она разделила пополам спальню, стол, только что поставленную чашку на подносе, на мгновение задела красивые пальцы, оказавшиеся на её пути, и наконец оставила Фингона и Хитгаладэль по разные стороны. Он медленно выпрямился. Особо опрятно убранные волосы, заплетённые косами на висках, качнулись, подчеркивая глубиной цвета матовое сияние лица и блеск глаз под чёрными крыльями ресниц. Его движения были безупречны, как и белая сорочка, подпоясанная тонким поясом без каменьев. В этой особой, какой-то почти юношеской чистоте он напомнил Хитгаладэль времена, когда они впервые встретились, Фингон казался встревоженным, как в те далёкие дни, когда решалась судьба короны нолдор и их личная судьба. Спал он с ней сегодня или нет, Хитгаладэль не ведала. За ночь она истомилась от боли в полудрёме, а потом без памяти уснула. — Доброго дня тебе, дарительница жизни. — сказал он тихо, словно оберегал чей-то сон. — День уже добрый, когда ты рядом, мой друг. — сказала она и стянула с изголовья кресла пуховую шаль. — Вот только день совсем бел. Жаль, Лалитиэль забыла разбудить мня… Мы с батюшкой договорились прогуляться к большому водопаду после завтрака. — Отец просил заверить тебя, что с удовольствием погуляет с тобой в другой раз. — поспешил успокоить её Фингон. — А Лалитиэль принесла платье; она приходила, едва ты уснула. Извини, я воспрепятствовал твоему распоряжению и не позволи тревожить твой отдых. Ныне, для всех нас важно чтобы ты успевала восполнять силы. Говоря это Фингон подошел к ложу и стал поправлять разбросанные подушки и встряхивать скомканное, в бесконечных попытках поудобнее устроиться, одеяло. Значит Фингон был рядом и спал ещё меньше. — Хитгаладэль улыбнулась, наблюдая за хлопотами мужа. — Прекрасно… Тогда, может быть, ты погуляешь со мной? Где платье? В будуаре? — Мэлиссэ… — вкрадчиво проговорил Фингон, выпрямившись с маленькой подушкой в руках, вышитой лебедями. — Ведь роды могут начаться в любой миг… Стоит ли тратить драгоценные для тебя силы? Он собрал все подушки у изголовья и переставил поднос на постель. — Ложись, прошу… Ты выглядишь уставшей… — сказал он, садясь рядом. Но, Хитгаладэль отступила назад и направилась в будуар, сдержав подступившие слёзы. Она и сама знала, что плохо выглядит; но неужели, он не мог сделать вид, что в ней осталось хоть что-то приятное его сердцу. Глупо обижаться. Всё это сейчас не имеет никакого значения. Малышу хорошо — и этого уже достаточно для счастья. Она улыбнулась, погладив живот и веселее сказала, выглянув из-за двери, чтобы Фингон не заметил ее грусти. — Друг мой, я все бока отлежала под собственным весом, уж лучше пройдусь. Но Фингон как-то странно посмотрел на неё и опустил взгляд, не улыбнулся в ответ. Почему он верит лекарям, а не ей? Да, на сносях тяжело, хроа с трудом справляется с потребностями малыша, вот-вот готового родиться… Но если бы Фингон перестал скрываться за аванирэ, то понял бы, что ребёнок в безопасности. В такие моменты, как сейчас, отчаянье подступало слишком близко и вопрос об их дальнейшей судьбе брал наступом безмятежность, которую Хитгаладэль тщательно оберегала в себе ради сына. И вдруг Хитгаладэль ослепила одна острая и быстрая мысль: Фингон не беспокоится о ребёнке, он беспокоится о ней. Но эта мысль показалась слишком страшной, чтобы иметь право на существование и не имеющей достаточного основания, ведь Фингон, за всё время поцеловал ее только один раз, когда они проводили время вместе с Маэдросом в каминном зале, а потом был почтителен, как может и влюблённый, но ещё совершенно девственный юноша. Послышался звук раздвигаемых гардин, сначала в спальне, а затем в будуаре; из-за спины Хитгаладэль хлынул белёсый свет, проявивший все цвета и в то же время набросивший на них свою унылую серую вуаль. Чтобы добавить побольше уюта этому блеклому дню, Хитгаладэль затеплила светильники по бокам от зеркала, увидев в отражении позади себя Фингона. Он словно только вышел из счастливого летнего полдня, и серый свет действительности избегал его. Только, синие глаза туманила поволока грусти. Нет, как она могла подумать, что ему совсем нет дела до ребёнка, пусть даже и от Маэдроса? Он наверное так же как и она переживает о судьбе малыша, если он всё-таки окажешься похожим не на него… Маэдроса Фингон любит больше, чем кого-либо, значит и его отпрыска не может не любить. Фингону сейчас так же непросто, как и мне, думала Хитгаладэль…. Ах, если бы он отрылся, если бы перестал быть таким далёким. Вдруг, рука Фингона легла на её живот. Сын проявил интерес к прикосновению, но его фэа льнуло к ней, а не к Фингону. — Ты чувствуешь что-нибудь необычное сегодня? — спросил он тихо, поглаживая живот, а потом её руки и плечи. Этот вопрос ещё больше огорчил Хитгаладэль. — Малыш поприветствовал меня, только забыл сказать, собирается ли явиться на свет сегодня, если тебя это интересует. — осознав, что ответила грубо, добавила. — Схватки прекратились, но с ним всё хорошо — Пожалуйста, скажи лекарям и особо неравнодушным придворным, что мне не нужна помощь, я рожу сама. В этот момент малыш пошевелился под рукой Фингона. Уголки его губ поднялись, но брови так и остались напряжёнными. — Вот! Чувствуешь, он приветствует тебя? — Чувствую…. Но, Хитгаладэль, разве схватки не должны были перейти в роды? Почему бы тебе не принять помощь лекарей? — он говорил ласково, поглаживая её плечи. Но Хитгаладэль высвободилась из рук мужа и спрятавшись за ширмой, стала снимать ночную сорочку. Кружева ширмы только условно скрывали обнаженное тело. Фингон отвернулся, избрав для беспокойных глаз и пальцев прихотливое плетение ее жемчужного головного убора, подаренного по приезду владыкой Финголфином. В тишине потрескивали мелкие жемчужины, перебираемые его пальцами. — Я справлюсь сама. — сказала она твёрдо, оставив неудачные попытки застегнуть лифчик — Как и все женщины моего рода. Если понадобиться помощь, я попрошу её у того, кто близок моему сердцу. Что-то было не так… всё никак не удавалось зацепить друг за друга маленькие крючки. Она подняла взгляд и неожиданно для себя встретила мерцающий синий взгляд Фингона, более тёмный, чем обычно при дневном свете и услышала треск упавшего украшения. Ей не показалось, щёки мужа вспыхнули, прежде чем он успел наклониться. — Как пожелаешь. — сказал он, укладывая жемчуга на серебристую бархатную подушечку — Но ты не откажешься от теплого молока с мёдом? Правда то, что я принёс уже остыло. Принесу другое. — Не откажусь…. — проговорила запоздало Хитгаладэль, удивлённая стремительным побегом Фингона, глядя на колышущиеся портьеры, обрамлявшие проём будуара. Лалитиэль сотворила с платьем волшебство. Стоило приложить упорство, чтобы втиснуть в него все выпуклости беременного тела; фигура выглядела стройно и опрятно. Чтобы порадовать владыку, Хитгаладэль надела его подарок, хотя в последнее время она не утруждала себя прихотливым убранством. Любой жемчуг любит лицо и волосы нисси из рода Ольвэ, но мастерство владыки Финголфина сотворило из жемчужин удивительную очаровательную вещицу; она преображала бледность и слабость в непостижимую лёгкость, в ней чувствовалось любовь мастера и глубокое понимание природы той, для кого вещь предназначалась. Хитгаладэль вышла в спальню, как раз на встречу Фингону с подносом, уставленным яствами. Он поднял глаза, на мгновение остановился, но удержал взгляд от того, чтобы откровенно рассмотреть её. Было забавно видеть Фингона таким смущённым, каким он был в первое время их знакомства. — Тебе…кто-то сказал? — спросил он проходя к столу возле окна. — О чём? — улыбнулась Хитгаладэль, чуть приподнялась на носочках, и пошла за мужем, ожидая услышать комплемент вроде: «тебе кто-то сказал, что ты прекрасна как полная луна?» Она ждала продолжения, но интерес Фингона сменился замешательством. В его лице не было игры. — О том… что сегодня приезжает Маэдрос… Я хотел сказать, да все не приходилось к слову. — он расстелил салфетку и стал переставлять на неё кушанья — Это отец приготовил… Поймал меня с молоком и сказал, что я плохо забочусь о жене, и что тебе давно пора сытно поесть. Хитгаладэль показалось будто её с одним выдохом покинула очередная надежда. Значит думал, прихорошилась ко встрече с Маэдросом? Желание есть тоже исчезло. Хитгаладэль смотрела за руками мужа, всё время её беременности Фингон мало времени проводил на полигоне, и его пальцы стали выглядеть белее и нежнее, точнее — безупречно. — Зачем он приедет сейчас? Фингон проморгался, как будто соринка попала в его прекрасный глаз и опустил ресницы. — В это важное время естественно быть рядом… — проговорил он, будто не закончив, отрицательно качнув головой и приподняв брови — Ты не рада? Внимательный, посветлевший взгляд читал в ней, но не более, чем Хитгаладэль могла понять в сердце Фингона, кроме того, что он усиленно скрывает свои истинные помыслы. Она закрыла глаза, прогнала серые мысли, которые не пойдут на пользу сыну, если он проснётся. — Ешь, пока всё тёплое. — сказал Фингон, отодвигая стул и предлагая сесть Хитгаладэль перед блюдом, накрытым серебряным колпаком, румяными ломтиками подогретого хлеба и кружкой с аппетитной пенкой в пудре корицы. — Стало быть, батюшка на кухне, готовится к приезду Маэдроса? Фингон молча кивнул не поднимая глаз. — Если увидишь владыку раньше меня, передай мою сердечную благодарность за этот обед и за прекрасный дар. Фингон посмотрел на неё волосы, изучая украшение. — Да, очень красивая работа…., мастерство отца не перестаёт удивлять.

…

Весна в этом году запаздывала ещё сильнее чем в прошлом, вторую неделю после оттепели лютовали то метели, то дожди со снегом и порывистым ветром, но сегодня было тихо. Хитгаладэль вышла на крыльцо, закутавшись в плащ. Колонны и ступени исчезли в густом белом тумане, напоминая, пусть и отдалённо о её любимых туманах Альквалондэ. Конечно, там они были совсем иные, и многие с опаской относились к этой стихии. Но Хитгаладэль любила забраться на скользкий валун, когда вокруг не видно ничего, даже звёзд; густое сумеречное сияние окутывало и скрывало очертания суши, волн, и границу между водой и небом, и её собственное тело.; только музыка волн оставалась доступной для восприятия. Оарни подтрунивали над ней, щекотали, но со временем оставили в покое. Короткие схватки, о которых так волновался Фингон, снова появились, только теперь они держались дольше и боль в спине усилилась вместе с ними. Хитгаладэль поскользнулась и решила, что рожающей женщине неблагоразумно одной спускаться по лестнице, когда зрение фэа видит больше, чем глаза. Хотя вскрывшиеся неподалёку ручьи услаждали слух и манили подойти поближе, пришлось вернуться во дворец. Внутри было шумно и жарко, как это бывает при подготовке к праздникам или приезду гостей. Смех и гомон резвящейся молодёжи со швабрами и тряпками мешался с куплетами новых романсов, и разрозненной игрой музыкальных инструментов, доносящейся из разных уголков дворца. Хотелось спрятаться ото всех, забраться в самый укромный угол, но боль нарастала как буря; на месте и не сиделось, и не лежалось; Хитгаладэль ходила по дворцу, как будто от боли можно уйти. Она избирала сумрачные, слабоосвещённые коридоры, избегая шумных путей, обходя библиотеки, танцевальные залы и мастерские. Ниже третьего этажа Хитгаладэль не спускалась, и особо держалась подальше от родильной комнаты, в которую ещё две недели назад её хотели упечь особо заботливые целители, омрачившие зарю её материнства своими тошнотворными запугиваниями. Услышав изменившийся шум в холле, Хитгаладэль вышла на хор. Внизу толпились гости, отдавая пажам дорожные плащи. Грязные сапоги оставляли мокрые серые следы на белом мраморе. Запахло талой водой, выделанной кожей, лошадьми и дюжиной мужских и женских запахов, среди которых наконец она различила самый тёплый, пряный и сладкий, подумав, что её обоняние усилилось с тех пор как начались схватки. Подойдя ближе к балюстраде, Хитгаладэль увидела Маэдроса. Его волосы как всегда от влажности завились в упругие спирали, они отросли больше, чем на ладонь с прошлого раза, когда они виделись. Фингон и владыка Финголфин занимали его горячими речами и вскоре они скрылись под аркой. Малыш ощутимо толкнулся, не успела Хитгаладэль охнуть, внутренность скрутила внезапная болезненная схватка, заставив её согнуться. Она схватилась за перила, найдя опору и несколько шагов прошла, восстанавливая дыхание. Вот и началось, подумала она. Так вот, дитя, кого ты ждал всё это время? В фонтанной галерее тоже пахло водой, но другой, ключевой … воздух здесь приятнее от пыли мельчайших брызг. Это было самое тихое место в во дворце и предназначалось для внутреннего созерцания и глубоких раздумий. Но любители уединения почтительно уступили его для Хитгаладэль и сегодня больше никто сюда не приходил. Она присела на край фонтана и облокотилась о согнутую в колене ногу мраморного мужчины, уговаривая, не зная кого больше, себя или сына — Всё будет хорошо… — Но верила ли она в это сама, если даже не могла петь. И ни одна песня, ни одна арфа сейчас не способна была успокоить её фэа… Но шелест воды в фонтанах действовал безотказно. Сердце билось размеренней и сын тоже притих. Томительная и тягучая, как патока, боль в спине, стихала, но лишь на мгновение, чтобы ещё больше напомнить о себе в следующее. И снова, непрерывный шепот Улмо растворял часть боли и уносил прочь. Едва Хитгаладэль привыкла к своему состоянию, слух уловил оживлённый шепот. Из-за колонны выглядывал белый подол и синий пояс с кисточкой. — Если хотите что-то сказать, делайте это быстрее. Я желаю побыть в уединении — сказала Хитгаладэль, стараясь помнить о своём положении и вести себя соответственно; к сожалению чем слабее она себя чувствовала, тем чаще некоторые подданные Фингона позволяли себе отпускать недомолвок и намёки в её сторону, в том числе лицемерное сострадание её «невыносимо-тяжкой» беременности. Дескать она так слаба, что не способна выносить принца нолдор, потомка самого Финвэ. Из-за колонны вышла Ламриэль, придерживая длинный синий пояс и склонив голову пролепетала сладким голоском. — Аранэль, позвольте помочь вам. — Позволяю. Оставьте меня — это и будет самая лучшая помощь от вас. — Но госпожа, ваше дитя должно было родиться ещё три дня назад… Хитгаладель встала, чтобы смотреть на деву с высоты своего роста — Даже Манвэ не ведал, когда назначен срок проснуться Эрухини. Как может дева знать о часе рождения моего сына? — постаралась она говорить звучно, но голос сливался с шепотом струй фонтанов. Лаириэль кивнула в знак того, что она почтительно выслушала Хитгаладэль, но потом дерзко посмотрела прямо в глаза и продолжила — Аранэль, Вы подвергаете себя и сына опасности, чураясь учёной помощи. Есть много трав полезных при вашей проблеме, вот только важно не упустить время. Принц Фингон очень беспокоится о вашем состоянии, он постоянно спрашивает нас, как можно вам помочь. Но вам нужно согласится принять помощь, чтобы мы помогли родиться вашему сыну. Хитгаладэль ощутила сильную тупую боль внутри и прильнула к прохладной статуе разгорячённым лицом, вцепилась пальцами в холодную твёрдую руку мраморного мужчины. — Пусть кобылы в стойлах принца Фингона телятся с вашей помощью. А я, как мать моя, сама рожу ребёнка, без помощи учёной. На мгновение боль отступила, но в следующее — схватки, одна за другой начали нарастать, как волны перед штормом. Хитгаладэль не позволила себе проронить ни звука и отвернулась к статуе, скрывая гримасу боли. — Госпожа, вы ведь знаете, что ребёнок и так слишком большой для вас, такое бывает при смешанных союзах, но вы ко всему ещё и перенашиваете. Малыш может оказаться просто не способен пройти родовой путь. Хитгаладэль совладала со схваткой и обернулась в деве. Та отскочила назад в испуге. — Не бывает, чтобы мать дурное сделала своему ребёнку! Но ты…. Как можешь называться ты целительницей? Или не знаешь, что слово обретает силу в устах жены эльфийской? Ты навредить мне хочешь, не иначе… Уйди, и на глаза мне впредь не попадайся! Дева покраснела. — Ах, какие страшные слова вы говорите, госпожа. Я лишь хотела помочь. Простите. — и поджав губы развернулась и убежала. — Это было эффектно! — раздался позади звучный бархатный голос Маэдроса. — Но до чего вы с Фингоном разбаловали придворных, что девица так позволяет себе разговаривать с аранэль? Я бы её на следующий день выставил за ограду. — Ты тоже считаешь, что она несла вздор о моём сыне? — Хитгаладэль хоть и была полна решимости, но заволновалась… Вдруг это правда, что с каждым часом возрастает опасность для малыша. Она так смутилась, что даже появление Маэдроса не произвело в ней особого волнения. — Ты спрашиваешь, словно не знаешь, чья она дочь… Да, это всё только их козни. Это не правда, уговаривала себя Хитгаладэль — Но, не стоит так говорить вслух о почтенных придворных Фингона. — сказала она, оглядываясь. — Не волнуйся, здесь все уши только мои. Хитгаладэль показалось это странным. Что значит «мои»? — Я знаю прототипа. — указал Маэдрос на статую, оказавшуюся прибежищем Хитгаладэль, и обошел ее вокруг оценивая взглядом: не то мастера, не то ревнивого мужа — Полдон обитает среди моей дружины, он будет польщён узнав, что принцесса Дор-Ломина отдыхала в трудах родов, держась за выдающиеся части его прекрасного тела. Хитгаладэль молчала; молчала и боль, словно тоже оказавшись в замешательстве. — подобные шутки свойственны Маэдросу только после нескольких сосудов хорошего мирувора. Или он тоже взволнован. — Я, конечно, теперь не сравнюсь с ним в красоте, правда с той поры и он кое-что потерял на поле брани… Не так много как я, всего лишь большой палец. Но возможно, я немного приятнее мрамора и могу принимать гораздо больше удобных для тебя поз. Это был блеф чистой воды, его глаза были серьёзны и лишены плотоядного блеска. Хитгаладэль знала, ему нельзя доверять, но душа отказывалась подозревать подвох; она только и ждала, чтобы он пришел и помог ей, если Фингон боится к ней даже прикоснутся. А её так измучила эта боль в спине за последние три дня, и теперь ломило всё нутро, словно кости начинали сходить со своих мест, чтобы ребёнок всё-таки смог пройти. — Я устала, Майтимо. — почти проплакала Хитгаладэль тихо, уничиженная своей неспособностью терпеть боль. Это ведь всего лишь роды — естественный процесс для всех двуногих и четвероногих. Ну почему она не может быть сильной, стойкой, способной родить и защитить своего ребёнка. От кого защитить? Она не понимала, но чувствовала смутную угрозу — Подержи мня. Действительно, о тёплый упругий торс живого Майтимо было опереться спиной гораздо приятнее, и перераспределив вес, она на миг ощутила блаженство роа и фэа, странный контраст наслаждения после долгой томительной боли. Это было так естественно, чтобы муж помогал своей жене в рождении их ребёнка, пусть это только мечта, пусть у них другая правда, сейчас было важно только ощущение поддержки и силы, исходившие от его хроа, от его фэа. — Почему ты пришёл? — Разве твои ощущения прямо сейчас не отвечают на этот вопрос? — Разве нельзя доверять словам Маэдроса Высокого? Ты сказал, мы не нужны тебе. Так и нам ты не нужен. — соврала она — Ты ведь на самом деле всё понимаешь. И говоришь то, что не думаешь. — Почему тебе можно, а мне нет? — Ты сама выбрала быть с Фингоном. И это правильно. — Зачем ты пришёл? — что-то здесь не так. Маэдрос опять поддался чувствам? Да, такое случалось раньше…. но сейчас? это маловероятно — Если нас увидят… — Я ведь сказал, что уши здесь только мои и глаза тоже. Ребёнку передаётся твой страх, Хитгаладэль. Поэтому роды затягиваются. — Это тебе лекари рассказали?! Или Фингон? — Хитгаладэль чувствовала, что внутри поднимается гнев, но в то же время она не может рисковать жизнью своего ребёнка, поэтому придётся признать, что в словах Маэдроса есть мудрость, вместо того чтобы поддаться желанию и толкнуть вероятного отца своего сына в фонтан. — Как ты это узнал? — Чувствую. Прямо сейчас. Нужно успокоить малыша и он захочет родиться, но для этого необходимо успокоиться тебе. Разгрузив немного спину, она встала и повернулась к Маэдросу лицом — Я хочу, но не знаю как. Я боюсь, что у него будут твои волосы. Какая судьба тогда его ждёт, что о нём будут говорить, когда увидят? А главное, будет ли у него любовь Фингона, которой уже сейчас так не хватает. Маэдрос опустил взгляд, почти закрыл глаза. — Если твой ребёнок будет похож на меня, Хисе… Ты ведь понимаешь, что ему нельзя оставаться в Дор-Ломине и Хитлуме, нельзя называться сыном Фингона Хитгаладэль отшатнулась, обхватив руками живот. От дикого страха она почувствовала слабость в ногах, ведь она не сможет ничего сделать, если они решать забрать и спрятать её малыша. — О, подумай сама, стал бы я говорить об этом, если бы действительно собирался забрать твоего сына. Впрочем, чему я удивляюсь, сколько видел рожениц, все чудесят. Успокойся, я пришел тебе помочь, а не пугать. — Маэдрос отвернулся и принялся ходить туда и обратно, возводя глаза к сводам потолка, размахивая руками и вообще ведя себя необычайно странно. В голове был какой-то туман, возможно из-за начинающихся родов, и Хитгаладэль не могла понять искренен Маэдрос или нет. Но ясно осознала, что на самом деле она здесь одна, здесь нет никого из влиятельных нолдор, не неимеющих личных интересов, кто мог бы защитить её с ребёнком, Темные эльфы хотя и любят ее, не пойдут против нолдор; здесь она во власти желаний Фингона и Маэдроса. Финрод помог бы, но он слишком далеко. — Вы с Фингоном что-то решили? Но почему ты? Тебе он всегда оставляет работу, которую не может сделать сам?! Я не отдам моего сына! — отошла она ещё и сердце страшно забилась. — Отцом он может называть любого из сыновей Финвэ, да хоть самого Могргота, мне всё равно, но матерью — только меня! Хитгаладэль зажала рукой рот. Её голос был слаб, но всё равно не стоило так кричать. Майтимо покачал головой, закатив глаза, выдохнул и протянул к ней руку — Нет, аранэль, ни о чем мы не договаривались. Успокойся, твоё состояние передаётся ребёнку, помни. — он сделал ещё шаг и в Хитгаладэль проснулась дикая серна. Она вдруг ощутила лёгкость, резко метнулась, как ей показалось очень стремительно, но Маэдрос поймал её и мягко подхватил на руки. — Сейчас никто кроме тебя не вредит твоему сыну. Она почувствовала, как руки и ноги расслабляются помимо её воли. — Как ты можешь? Перестань! — пыталась она кричать, но получалось только шептать. Маэдрос никогда раньше не применял к ней магию, она даже не знала, что он так умеет. — Прости, это для твоей же безопасности. Обещай, что не станешь бегать и прыгать, пока ребенок не родился. Это пугает даже меня. Её опять скрутила невыносимая боль. — Пожалуйста, отпусти меня. — Позволь я отнесу тебя в те покои, что приготовили для родов, они весьма уютные. — Я не хочу там рожать! — Где ты хочешь, аранэль? В компании мраморных скульптур? — Где-нибудь, где никого нет. — Одно твоё слово и все лекарши уйдут, останемся только мы с Фингоном, или… Кого захочешь, тот и останется с тобой. — Нет. Не хочу туда идти. Маэдрос подошёл к ближайшей двери. — Это мастерская, если не ошибаюсь. — Не ошибаешься, открой следующую. Он отрыл дверь, надавив коленом на ручку. — Эта подойдёт, — сказала Хитгаладэль увидев полки, заполненные текстилем. — Ты не заберёшь у меня ребёнка? Я тебя убью, Маэдрос, если посмеешь. — Конечно. Я так и подумал, поэтому решил даже не пытаться. — пробурчал он, захлопывая за ними дверь. — Довольно сносно. Знаешь я не перестаю удивляться, какие странные места для родов выбирают женщины. Моя матушка ни разу не рожала в специальной комнате, хотя сама ее готовила заранее — сказал Маэдрос и подвёл её к скамье. — Присядь здесь. Но стоит признать, это не самое плохое место. Он что-то ещё говорил про Нерданель Мудрую, про свою кузину по материнской линии, про кузню отца, про Кано и винный погреб Финвэ, но Хитгаладэль не слушала, она сгребла с полок стопки бархатных портьер, побросала на пол и опустилась сверху на колени. Ею овладело какое-то необычное спокойствие, хотя никуда не делась мысль о том, сможет ли потом она защитить своё дитя, если всё-таки Маэдрос собирается забрать его. В комнате ничего подходящего в качестве орудия защиты не обнаруживалось, зато ногти достаточно длинные. Но к чему себя обманывать, с Маэдросом не справиться даже Фингон, если Маэдрос не пожелает из вежливости быть побеждённым. Я не отдам тебе моего ребёнка. Я не отдам тебе моего ребёнка. Я не отдам тебе моего ребёнка. — повторяла она про себя как заклинание. — Послушай Хитгаладэль, позволь я хотя бы позову Фингона. Правильнее, если он будет здесь — сказал Маэдрос закрывая обмерзшую фрамугу окна. — Нет! Не уходи! И не смей говорить мне о правильности! — вскричала Хитгаладэль, и схватилась за живот, боль взвилась с новой силой. По ногам потекла тёплая вода. Рама заскрежетала и с грохотом вошла во фрамугу, под напором силы Маэдроса. — Тебя не поймёшь! — начал он терять спокойствие — То ты хочешь мне глаза выцарапать, то не хочешь чтобы я ушёл и позвал твоего мужа! Ты можешь определиться точнее?! Хитгаладэль и сама не понимала, с одной стороны она опасалась Маэдроса, с другой его поддержка сейчас была ей необходима Он подошёл, разглядывая ее мокрый подол и его лицо, изрядно раскрасневшееся от гнева, просветлело — Чего ты сейчас боишься? — спросил он будто не знал. Его голос и тон смягчились до состояния масла с медом, рука Хитгаладэль почувствовала нежное прикосновение горячей слегка шершавой ладони к своей щеке — Воды светлые, зря лекарши поднимали суету, кажется кому-то это было выгодно. Всё будет хорошо. Хисильмэ, дочь Ольвиона, оставь позади все страхи, прислушивайся к ощущениям и следуй за ними. Она одернула руку, назидательный тон Майтимо она терпеть не могла, и когда он так называл её, тоже. — Ты учить меня вздумал, как рожать?! Ааааа! — закричала Хитгаладэль, скручиваясь в схватке. — Постарайся успокоиться, самое болезненное позади. — его голос оставался нежным, невзирая на ее протест — Откуда ты знаешь, сам рожал? — спросила она, обмякнув и восстанавливая дыхание. Маэдрос встал на колени позади, и она оперлась на его грудь, руками упираясь в его крепкие бёдра, откинула голову на его плечо, словно специально для этого созданное. Даже если он хочет забрать ребёнка, она не сможет оставить его в себе, он там просто погибнет. Пусть уж лучше вдалеке, но живой… Ну уж нет… Я не отдам его тебе…не отдам. Ты и так забрал у меня достаточно, Маэдрос Высокий… — Я видел пять с половиной родов моей матушки, — его голос она слышала всем телом — и на последних вот точно так её держал. Отец в ту пору отлучился в поход, а роды начались раньше, поскольку амиль упала со стремянки. Покуда схватки нет, расслабься и отдыхай. А есть — помогай. И не задерживай дыхание. Она почувствовала потугу и напрягла живот изо всех сил. — Вот так, умница… — Твоя матушка на сносях лезла на стремянку? … Аа… — новая потуга дала ей понять что разговоры надо закончить. — Не сравнивай себя с Нерданель Мудрой. Под Светом Древ жёны носили и рожали легче. От его голоса и тепла Хитгаладэль успокоилась и перестала мешать телу, отдавшись волнам потуг и расслабления она забыла о боли, и то упиралась в Маэдроса и тужилась, то расслаблялась, доверяясь его силе. Маэдрос не уставал говорить ей ласковые слова, нежно убирал волосы, липнувшие к лицу, целовал, гладил живот… — Он немного вышел. Но почему-то всё остановилось — Подожди, нужно доверять хроа. Ты всегда слишком торопишься. — Кажется, тебе это нравилось раньше? — И всегда будет нравиться…- сказал он после паузы, немного понизив голос. — Майтимо, если ты заберёшь моего сына, я прокляну тебя и весь твой род. — И, в том числе собственного сына? Она не нашла что ответить — Не волнуйся. Чувствуешь, как он старается? Я чувствую.- Маэдрос положил руку на живот. — Сейчас малыш немного отдохнёт и вы продолжите. Хитгаладэль вспомнила, как Майтимо заботился он ней в пути до Средиземья, и после их обжигающих слияний, и сейчас он был так же нежен. И всё получилось, она чувствовала, сын, предпринял рывок и юркнул как рыбка к ней в руки. Крохотный, тёплый, скользкий. Он сразу громко и требовательно заплакал, пока Хитгаладэль не поднесла его к лицу и они встретились взглядами. Элен силла люменн оментиелво — поприветствовала она сына, услышав в унисон приветствие, произнесённое Маэдросом. Повернув голову и чуть отклонившись, она встретила его улыбку — У принца твой подбородок и брови, а губы и глаза как у Финвэ и у Фингона Она рассмотрела малыша всего, от крошечных пальчиков на ногах, до головы. И возблагодарила создателя и все стихии, волосы ее сына были тёмные. Значит он похож на Фингона, значит Маэдрос не заберет его, значит Фингон будет его любить и перестанет быть таким холодным. Она рассмеялась от радости, но бровки малютки нахмурились и он снова заплакал без слез. — Скорее корми ребенка, он слишком долго терпел голод из почтения к тебе — скомандовал Маэдрос и начал расстегивать платье быстрее, чем Хитгаладэль подумала его попросить, она целовала плачущего малыша, пока Маэдрос не оголил её грудь. — И на будущее запомни, ребенка необходимо сразу кормить, а потом уже любоваться. Удивительное ощущение маленького живого существа, он такой тёпленький, такой хорошенький. Было немного больно, когда малыш деснами сдавливал сосок, и внизу живота снова начались схватки. Сын с аппетитом ел, кряхтя и посапывая. Не было, нет и не будет в жизни Хитгаладэль счастья большего, чем это. С каждым мгновением он становился все милее и прекраснее. — Необычное ощущение, да, когда он ест? Поначалу может быть больно, но потом привыкнешь. — Это тоже узнал от матушки? — уже не удивлялась Хитгаладэль Маэдрос утвердительно промычал и тыльной стороной пальцев погладил малыша, продолжающего питаться, а потом положил вою руку поверх руки Хитгаладэль и она почувствовала прикосновение его теплых губ к виску — Тебе нужно родить послед. Это совсем не сложно. А я…должен идти… — Нет. Останься с нами. — но он отстранился и сразу стало зябко со спины. Маэдрос снял свою котту и закутал их с малышом — Нельзя лежать с новорождённым на полу. И тебе необходимо поесть. Придётся постараться прокормить такого молодца. Посмотри, аппетит у принца под стать сложению. — Сядь рядом, пожалуйста. Маэдрос поколебался, но опустился сбоку. Хитгаладэль приклонила голову к его плечу, и так некоторе время наблюдала за сыном, чувствуя, как остатки напряжения отпускают её тело. В сумерках малыш походил на маленькую звёздочку, излучая свет всем маленьким тельцем, и особенно глаза сияли, почти как у Маэдроса, хотя принято считать, что дети рожденные в Средиземье не обладают светом заморских эльдар. — Спасибо тебе. — она потянулась к щеке Маэдроса и он ещё раз позволил себе оставить поцелуй на её виске. — Он наверное сын Фингона, как ты думаешь? Посмотри как похож. На лице Маэдроса мелькнула грусть, или ей так показалось, или она так хотела. — Хитгаладэль — Маэдрос убрал руку, и сжал свою культю до побеления пальцев, глядя в пол. — Я должен кое-что сказать… Это очень важно, жизненно важно не только для твоего сына, но для всего второго дома и вообще для всех эльдар. Хитгаладэль невольно напряглась. Ну с чего она взяла, что можно расслабиться рядом с Маэдросом Высоким. Малыш заплакал. — О, моя маленькая Звёздочка, не волнуйся, мама с тобой… — гладила она маленькое тельце, отметив, что некоторые из одежд, что она сшила, будут малышу малы. — Я должен был забрать ребёнка в любом случае. Мы решили что так будет лучше, поскольку… — М…мы решили?! Вы с… Фингоном?!.. Лжец! Вы оба! Вы… — выдавила Хитгаладэль после того как совладала с оцепенением страха. — Тише… Ты пугаешь сына. Я не заберу его, как и обещал…хотя мы решили что это необходимо в любом случае, поскольку, когда у твоего сына появятся дети, цвет их волос может навлечь беду на второй дом. Понимаешь, что принимая твоего ребёнка своим, Фингон только отодвигает во времени возможную проблему. Но… Когда я почувствовал фэа этого ребёнка, понял, что он должен остаться с вами… Великим злом для многих обернётся ваша разлука. Хитгаладэль выдохнула и покрыла поцелуями маленькое личико сына. Уж кто мог бы сомневаться в такой простой истине, но не сыны Финвэ. Она дрожала, стараясь допустить в сердце всю обиду, гнев и страх, что обрушились на её сейчас, и малыш продолжал горестно плакать… — Однако теперь на вас с Фингоном лежит большая ответственность и особенно на тебе. — Что ты имеешь в виду? Конечно, ребёнок — это ответственность родителей, пока он повзрослеет. — Я не знаю как, но тебе предстоит убедить сына… Он никогда не должен…не должен жениться. — Майтимо кашлянул и добавил — Не должен иметь детей. Это единственное условие при котором он может остаться с тобой. Считай это пророчеством… Так и скажешь ему, и чем раньше, чем лучше. — Я должна обречь сына на одиночество?! Но если он полюбит? И взаимно?! Как я смогу уничтожить его счастье? Я не смогу совершить такую жестокость, Маэдрос?! — Не сможешь? Даже если это условие, при котором сын остатся с тобой? Малыш безутешно плакал, в груди неистово колотилось загнанное сердце, в голове мелькали обрывки глупых способов справиться с Маэдросом, с Фингоном; сбежать прочь от этих чудовищ, от них обоих, вероломно обманывавших её. — Ты только навредишь себе и сыну. Лучше успокойся. Даже не пытайся делать глупости, Хитгаладэль… И потом, мне открылось ещё кое-что, возможно это поможет тебе смириться с судьбой сына. — сказал он, устало вздохнув. — Что? — Дай-ка мне малыша. Хитгаладэль отсела от Маэдроса подальше и крепче прижала к себе Звёздочку. — Я ведь сказал, ребёнок останется с тобой. — Ты много чего сказал, но я больше не могу верить тебе, Маэдрос Высокий. — Сейчас тебе нечего бояться. Она отдала ребёнка, но рукой продолжала поглаживать его бархатистую кожу. — По натуре принц не из тех, кто в юности отдаст деве свою любовь. — сказал Маэдрос, осторожно приняв малыша. — Ему всего лишь не нужно вступать в брак из-за политической выгоды или по согласию. Хитгаладэль знала, что все матери могут чувствовать судьбу и характер своих новорожденных детей, но сейчас была слишком встревожена, чтобы подтвердить или опровергнуть предвидение Майтимо. Однако ей показалось, что в его словах возможно содержится правда. Как много ты знаешь о моём сыне. Неужто он твой, задумалась Хитгаладэль, глядя как маленькое личико перестаёт кукситься, а плач переходит в короткие всхлипы, и они успокаиваются, уступая улыбке. Первая улыбка её сына — обращена к Маэдросу! Малыш? Как же так? Ведь он хотел нас с тобой разлучить… Тогда, это действительно единственный выход, если он — твой отец, подумала Хитгаладэль. — Да, это правильно. Видишь, принц со мной совершенно согласен. — Майтимо выглядел утомлённым, будто сам только что рожал, но улыбнулся. Он поцеловал сына в лоб, отдал ей, и снова обнял за плечи, давая ещё раз ощутит своё живительное тепло, в котором Хитгаладэль сейчас так нуждалась. В этот миг она почувствовала сильную схватку и рукой вцепилась в бедро Маэдроса. — Хорошо, это послед. Нужно позвать Фингона, чтобы он перевязал пуповину. — сказал Маэдрос, вставая. Было глупо и бессмысленно пытаться ещё немного удержать его, но почему-то ей хотелось это сделать, несмотря на всё зло, что Майтимо собирался совершить. Наверное, потому что это было желание её сына, а Хитгаладэль ещё не привыкла отделять его желания от своих. Маэдрос выглянул за дверь и окликнул кого-то. Поднявшийся переполох не сдерживали ни дубовые двери ни толстые стены. На пороге показались Фингон с владыкой Финголфином. — Так быстро? — удивился Фингон, бледный как алебастр, поглядывая на Маэдроса. — О, Эльберет! Фингон, ты посмотри на этого нолдо! Да он весь в меня! Глаза Финголфина горели, а у Фингона дрожали руки, взгляд метался от окровавленного подола Хитгаладэль к малышу, посапывающему у груди. — Как ты себя чувствуешь, мэлиссэ? — лицо Фингона выражало нечто среднее между восторгом, ужасом и недоумением. — Теперь всё хорошо. Мне помог Маэдрос. — даже радость рождения не могла дать ей забыть, что все это время Фингон обманывал ее, замышляя подлость. — Благодарю тебя друг мой! Твой опыт славно пригодился — сказал владыка, похлопывая Маэдроса по плечу. — И я благодарю тебя, мэльдо. — сказал Фингон. Он медленно подошёл и сел рядом, осторожно, разглядывая малыша. Постепенно его черты смягчались и теплели, как бы Хитгаладэль не была зла на него, всё-таки хотела, чтобы они понравились друг другу. — У него твои губы, твой подбородок — наконец улыбнулся Фингон, и посмотрел в глаза Хитгаладэль. В его взгляде читалось почтение и вина. — А губы и глаза твои, Финдекано — заметил владыка. Но вот сложением ваш первенец пошел в меня и будет видно моего роста. — Одна я не понимаю в младенцах и вижу просто крохотного малыша, — улыбнулась Хитгаладэль. Она не видела всех этих отдельных частей, заметных другим, но целостного, самого любимого эльдо, единственного во всей Эа. Она неохотно передала сына Фингону. — Дитя, мой сын, вокруг тебя великие мужи из рода Финвэ, и потому тебя нарекаю Эрейнион — сказал Фингон, поцеловав дитя, посмотрел на Финголфина с улыбкой сына, исполнявшего волю отца и передал ему ребёнка. — Разве ты не дашь ему сначала свое имя? Спросила Хитгаладэль. — Эрейнион: славное имя. — сказал Финголфин, рассматривая своего первого внука. Мы живем в особое время и в особом месте. Я думаю это имя очень подходящее, поскольку символизирует объединение эльфийских домов и напоминает о важности сплочения. Но дорогая дочь, не грусти, что не сможешь называть сына именем возлюбленного мужа, у вас ещё все впереди, подмигнул одним глазом владыка. Фингон в ответ смущённо улыбнулся и снова взглянув на малыша сказал. — Что ж, если так желает звезда моего сердца, я дам Эрейниону ещё одно имя: Финелах, ибо он вылитый Финвэ и сияет, словно рождённый под Светом Древ. Маэдрос с Фингоном переглянулись, пока Финголфин знакомился с внуком. Хитгаладэль протянула к владыке руки в безмолвной мольбе. Эта вынужденная разлука делала ее несчастной, ведь только что Маэдрос едва не лишил её малыша и страх всё ещё сжимал сердце. Но Финголфин был чуток и проницателен, он сразу отдал Эрейниона и Хитгаладэль успокоилась, устроив сына у груди. Ей было пока слишком непривычно, что он отделён от нее. Фингон вернул Маэдросу его бордовую котту и укутал их с сыном одеялом. — Мэлиссэ, идём здесь холодно и твёрдо. — Он снял свою синюю котту, оставшись в белой камизе, вывернул одеяние на изнанку и Хитгаладэль уложила на нее Эрейниона. Фингон перетянул пуповину своим волосом, и завернул сына. — Возьми сына, а я отнесу Хитгаладэль. — услышав слова владыки Хитгаладэль внутренне сжалась, но подумала, что теперь малышу уже не угрожает разлука с ней и будет даже хорошо если Фингон понесёт его, ведь теперь и навсегда Фингон будет его отцом. Когда Финголфин легко, как ребенка, взял Хитгаладэль на руки, она ещё раз взглянула на Маэдроса. Как всегда, по его лицу невозможно было понять все чувства и мысли. Он улыбнулся и надел свою бордовую котту.