Кладбище

Честно говоря, я ожидал смерти от тяжести земли и надеялся на неё. Не так страшно, медленно и мучительно, как от удушья. Прижал к себе Шерлока так крепко как смог, как успел прижался к нему. Некоторое время ещё слышал шум падающей на нас земли, но вот стало тихо. Практически абсолютно тихо. Даже дыхания не слышно. Хотя я вроде бы дышал. Земля давила сверху, но терпимо. А потом Холмс задвигался под моими руками, заворочался. Сначала я не понимал, что он хочет сделать, но быстро сообразил: развернуться ко мне. Мало кто захотел бы этого, учитывая его теперешнее состояние, но это же всё ещё был мой Шерлок. Шерлок, которого я любил и собирался любить и впредь. И я стал ему помогать, пытаясь хоть чуть столкнуть с нас, раздвинуть землю. Спешить нам было некуда. Глаза не улавливали ни малейшей искорки, ни малейшего отблеска, уши слышали только нашу возню, ну да ладно. Зато я его чувствовал. Всем своим телом. И чувствовал, как он меняется. Сначала я кололся и царапался о выступающие кости и вляпывался в оголённые мышцы, пытаясь отдёрнуть руки, чтобы не сделать ему больно, но тут отстраниться было некуда. Но постепенно… постепенно, чем больше он поворачивался ко мне лицом, тем чаще мои пальцы стали натыкаться на кожу. На его гладкую, заласканную, зацелованную мной кожу. А потом и на одежду. Когда Холмс повернулся ко мне, как хотел, я ощутил прикосновение к лицу его губ. Живых тёплых губ, не торчащих зубов черепа. Мою талию обхватили сильные мускулистые руки, и он прижался ко мне, точно так же, как делал это в постели, прежде чем уснуть. Он ничего не говорил. Я подозревал, что здесь просто не осталось воздуха для прохождения через голосовые связки и преобразования в звук, и, тем не менее, мы оба жили. Если это можно было так назвать. Было немного холодно и жёстко, темно и тихо, но я ощущал его рядом с собой и все страхи ушли. Духоты или нехватки воздуха я не ощущал, только тяжесть земли, но с ним рядом, это было даже комфортно, как лежать под плотным одеялом. Гладить меня руками он не мог, для этого просто не хватало пространства, но я ощущал нежные поцелуи там, куда он сумел положить голову — около мочки левого уха. В саму мочку и шею около неё. И чуть поглаживал меня пальцами. Уж на сколько возможно было шевелиться в нашем положении. Я улыбался и поглаживал его в ответ. Мы не могли друг с другом говорить, не могли увидеть и почти не могли услышать, но мы были вместе, рядом, никто и ничто не могло достать нас, докопаться и разлучить. И это было счастьем. Я ощущал его, моего Шерлока, всем своим телом и знал, что он чувствует меня тоже. Он знает, что я с ним. Что я остался с ним. Выбрав вот это странное существование всей обычной жизни, ради его объятий, его близости, ради него. И вовсе не считаю это жертвой, а наоборот — нежданной радостью. Моё сердце… Я не знаю, бьётся ли оно, но то, что любит — ни минуты не сомневаюсь. Мы лежим так долго, но, по моему внутреннему времяощущению, не дольше чем в любую совместную ночь, перед тем как уснуть. Я не могу пожелать ему приятных снов, только чуть крепче прижимаю к себе и отпускаю. Уверен, он всё понимает, потому что чуть изменяет ритм поглаживаний. И я засыпаю. Спокойно погружаюсь куда-то глубже, обнимая самое дорогое в мире существо и чувствуя его ответные объятия. Я знаю, что он засыпает тоже, как и в прошлый год, и в позапрошлый. С той лишь разницей, что знает — теперь он не один. Третье ноября пришло в нашу жизнь, хотели мы того или нет, но я знаю, что тридцать первое марта настанет тоже. Обязательно. И надеюсь, что в этот день мы проснёмся. Я хочу, я прошу лишь одного. Чтобы мы проснулись вместе. Если Холмсу очнуться будет не суждено… то этого не нужно и мне. Может это ненормально, может это не любовь, а просто больная зависимость, но мне в этой зависимости хорошо. Волшебно хорошо. И я верю, что и ему тоже. Доброго сна, мой Шерлок. Доброго сна нам обоим…

***

Возможно, на этом следовало бы и закончить, но я отниму у вас ещё немного времени. Март наступил. И тридцать первое пришло в свой черёд. Мы оба проснулись. Я чуть раньше. Первый, чуть завозился, не зная, в каком состоянии мой партнёр. Я ни на минуту не растерялся, с первых проблесков сознания знал где я, с кем и почему. Ощутив его поглаживания и почувствовав, как дрогнули в улыбке его губы около моего уха, успокоился окончательно. Мы по-прежнему вместе, значит, всё хорошо. Земля вокруг нас двигалась. Или это мы двигались внутри неё? Поднимались к поверхности. Сквозь слежавшуюся за зиму тяжесть. Да, нас несло на поверхность. Медленно, но неотвратимо. И хорошо. Мои глаза постепенно привыкали к свету и когда повеяло свежим воздухом — как я отвык от него! — на всякий случай зажмурился. Шерлок, как более опытный в этих вещах, погладил меня по щеке и сказал: — Всё хорошо, Джон. Как же я соскучился по его голосу! Я медленно открыл глаза и осторожно сел. Мы находились всё там же. На могиле Холмса. Перепачканные в земле, но я бы не назвал нас мёртвыми. Моя грудь сделала вдох, наверное как только что родившийся ребёнок, моя рука лежала на запястье сыщика. Он потянулся, поднялся и помог встать мне. Мы оба выглядели вполне обычно, только перепачканные так, что жуть. Но детектив принялся отряхивать меня, и, невесть когда подсохшая земля, легко осыпалась. Я стал делать с ним то же самое. Я уже понял, что в этой нашей жизни весь секрет в нашей связи. Каждый из нас может сделать для другого то, что не смог бы для себя. И моё присутствие, моё желание быть с Шерлоком, не дало ему уйти в могилу насовсем. Дало сил для борьбы. — Идём домой, Джон, — сказал он мне, улыбаясь, и я последовал за ним, всё в ту же квартиру, на Бейкер-стрит. Никто не занял её. Да, нас там ждали просто залежи пыли и затхлый воздух, но это дело поправимое. Перво-наперво мы распахнули все окна, засучили рукава и принялись за уборку. Вымыли и вычистили всё, насколько это было под силу двум мужчинам. Я застелил нашу — да теперь уже навсегда нашу — постель свежим бельём, предварительно вынув его из шкафа и чуть проветрив. Шерлок, тем временем, отыскал и отмыл чайный сервиз, ложки, даже овальный фарфоровый поднос, заварил нам чай и затопил обожаемый мной камин. Всё же зима в могиле здорово проморозила мои кости. Мы устроились в наших любимых креслах, как в старые добрые времена. — Если ты не планируешь вернуться к себе в больницу, — сказал Холмс, с наслаждением потягивая горячий ароматный напиток, — а я бы настоятельно не рекомендовал тебе этого делать, становись моим напарником. Деньги будут. Запросы у меня скромные, ты, полагаю, тоже не особо требовательный, на жизнь двух холостяков хватит. — До следующего третьего ноября? — Наверное. Я не знаю как это объяснить, почему это происходит и спрашивать не у кого. Но если оно будет происходить так и дальше, буду рад делить эту жизнь с тобой. — До самого конца. Когда однажды мы не проснемся, — кивнул я. — До самого, — подтвердил он, чуточку помрачнев. И добавил, — ты, наверное, захочешь навестить семью? Или хотя бы, узнать как они там? — Возможно, — я допил чай и поднялся. — Не волнуйся, к ним я не вернусь в любом случае. Теперь моя семья один странный детектив с синдромом зомби, которого я безумно люблю. Так люблю, что совершенно потерял голову. Мой Шерлок улыбнулся мне. Допил свой чай, поставил чашку так, чтобы ручка соприкоснулась с моей. Даже наши чашки любили и ласкали друг друга. — Предлагаю пойти в душ. Мы никогда ещё не принимали его вместе, но почему бы не пробовать? А если понравится, внедрить как постоянную практику? — Нам еще многое придётся внедрить в нашу совместную жизнь, — улыбнулся я. Два дня спустя мы прогулялись на кладбище. И рядом с могилой Шерлока я увидел то, что ускользнуло от моего внимания когда мы только выбрались. Простой белый обелиск со своим именем. Дата та же, что и у Шерлока. День, когда я шагнул за ним. Позже, я прочитал в интернете, что я, оказывается, свихнулся от бессонных ночей за разработкой лекарства, был одержим погибшим детективом и великим химиком, что занимался тем же исследованием до своей гибели, вскрыл могилу, и произошло обрушение пласта земли. Когда это заметили и пытались оттуда вытащить, то достали уже бездыханное тело. После чего, ради экономии земли, уложили обратно, но установили обелиск. Ну и ну. Понятия не имею, как это всё объяснить. Не знаю, живы мы, или это нельзя так называть, но Шерлок снова вернулся к расследованиям, а я сопровождаю его, вечно спрашивая глупости, что помогают ему выходить на правильную мысль. Полицейские, которым мы помогаем, ни слова не говорят о нас руководству, но выделяют из своих гонораров и премий достаточно, чтобы нам хватало. Мы спим в одной постели. Каждую ночь я обнимаю своё счастье, прижимаюсь к нему и говорю о своей любви. Кто мы, что с нами — мне не важно. Важно лишь то, что мы вместе. О судьбе Мэри и Рози я ничего не знаю. Вскоре после моей… гибели, они уехали. Деньги за наше с Шерлоком лекарство переводят на счёт одного банка в Шотландии. При желании я мог бы… но желания у меня нет. Не знаю, сколько ещё продлится всё это, но я стараюсь быть благодарен каждому дню. И ночью, когда меня обнимают самые нежные и любящие в мире руки, а голос Шерлока шепчет: «Доброй ночи, Джон. Люблю тебя», всё, что я хочу сказать, и говорю этому миру: — И я тебя, Шерлок. Конец.