Кладбище

Существуют такие события, которые обязательно настанут, безусловно случатся. Например, заход Солнца. Как бы я не был против, как бы не страшился этого, наше дневное светило уйдёт с небосвода в отведённый природой час. Также и тот день, о котором говорил мне Шерлок, третье ноября, неизбежно придёт. День, что разлучит нас. Отнимет у меня то, чем я безусловно дорожу. Холмс говорил, что чувства остывают. Склонен согласиться. Мои чувства к жене остыли давным давно. Те, не особо сильные, что были. Что возникли за годы жизни под одной крышей. Сейчас превратились в вежливо-нейтральные. Настолько нейтральные, что мне было бы всё равно, даже если бы я никогда её больше не увидел. Стыдно признавать, но Рози, вечно залипающая в телефон, практически переселившаяся в виртуальное пространство, была для меня еще более далека. Не скажу, хорошо это или плохо, просто так есть. Но это не значит, что я могу развернуться и уйти, оставив их без средств к существованию. Нет. Они — моя семья, я несу за них ответственность, и должен обеспечить достойную жизнь, когда в ней не станет меня. Понимая это, я, отец семейства и единственный добытчик, засел в своей больнице, изучая различные возможности, выбирая те из них, что реально мог бы воплотить в жизнь за оставшийся мне срок. Да, мне. Я знал, я решил, что… Впрочем, об этом не сейчас. И выбрал. Разработку одного лекарства, формула которого буксовала уже пару лет. Все говорили, что если довести её до ума, это будет революция в фармакологии, очередной прорыв. Не такой как открытие пенициллина, конечно, но существенный вклад в жизнь и развитие человечества, с неплохой поддержкой материально. То что нужно. Прототипов было создано множество, но одни вызывали побочные эффекты, сводившие на «нет» лечебную составляющую, другие не давали нужного эффекта, те же, что были приведены к балансу по первым двум пунктам, оказывались нереально дорогими в производстве. Мне предстояло учесть все промахи предшественников и вывести формулу, подходящую для производства и внедрения. Но сначала нужно было заполучить права на саму разработку. Я подал запрос и принялся ходить по кабинетам и инстанциям, чтобы добиться положительной резолюции. Проще выбить разрешение провести восход Солнца на севере, вместо востока, говорю вам! И область-то не моя, и уровень не тот, и столько талантливых и умных людей валандались с ней столько времени не для того, чтобы вот так, за здорово живёшь, отдать нахальному чужаку, что сделает последний пинок и снимет сливки. Да. Но я был настойчив. Очень настойчив. Тихий и скромный доктор, всю жизнь просидевший в своём кабинете как улитка в раковине и боявшийся «рожки» высунуть, выбрался на свет Божий и ходил, и стучал во все двери, и надоедал, и брал измором, и собирал все бумажки со всеми подписями, и регулярно обновлял устаревшие. Медленно, но верно двигался к намеченной цели. Я знал ради чего это делаю. Ради кого. И я эту разработку получил. Первый шаг был пройден. Да, я знал, что у меня не достанет ума и сноровки, не так уж я хорош в химии. Но я знал просто непревзойдённого гения в этой области. Придя к Шерлоку с кучей бумаг, дисками и флешками, я не стал ему говорить, что это ради нас, просто попросил о помощи. Он удивился, даже растерялся немного. Наверняка решил, что я втёрся в доверие, получил удовольствие, и вот теперь хочу обогатиться за его счёт. Но не отказал. А я не хотел говорить ему раньше времени. Знаю — он бы не одобрил. Мы приступили. Он приступил к штурму формулы, а я взялся следить за тем, чтобы он хотя бы иногда ел, спал и периодически бывал на воздухе. Да, последние наши дни вместе, были посвящены не «приятностям», а работе на пределе сил. Интересно, что Холмс думал тогда обо мне? «Люблю тебя», — шептал я ему, целуя в кудрявую макушку. Уж куда мог, пока он сидел за столом. «И я тебя, больше всех на свете, — признался он мне в ответ, в наш последний вечер. — Спасибо за всё. Я был счастлив каждую минуту рядом с тобой, Джон, но скоро должен буду уйти». Господи, таким печальным был его тон, что я чуть не выложил свои намерения. Но не стал. Вдруг что случится и ничего не получится? Думать об этом было страшно, но необходимо. Я просто прижал к себе его помрачившуюся голову и спросил: — Ты же вернёшься, снова? — Не уверен. С каждым разом это всё труднее. Всё неохотнее земля отпускает меня, — тут он взрогнул и посмотрел на меня со страхом, поняв, что проговорился. Я только наклонился и поцеловал его в сомкнутые губы. — Я знаю, что ты погиб. Ты зомби или призрак? Шерлок чуть расслабился в моих руках. — Не знаю. Я ухожу в могилу в день своей… можно ли сказать — смерти? Но если вдруг снова вернусь — тридцать первого марта. Это мой день рождения. Я кивнул. — А если нет… навести меня как-нибудь, Джон. Я не услышу тебя и не узнаю, что ты пришёл. Но буду знать сейчас. И… сходя туда. — Я приду проводить, — вырвалось у меня, хотя я не хотел его обнадёживать. — Не нужно. Это неприятное зрелище. — Я врач. И твой друг. И тот, кто любит тебя. Я постараюсь быть там. День в день, час в час. Не обессудь, до этого мы не увидимся больше. Мне нужно закончить с лекарством. Теперь уже он молча кивнул. Наверняка думая, что больше не увидит. Уже у двери, я услышал тихое «прощай». Улыбнулся и ответил громко и ободряюще: — До свидания. Лекарство я пробил. Просто не мог позволить остановить меня на финише, когда за ленточкой ждал Он. Переписал права всех отчислений за реализацию идеи на жену и дочь в равной степени. Как мог объяснил всё Мэри и попрощался с ней. Она не хотела меня отпускать, естественно, и даже попыталась запереть. Но я намеренно назвал ей не тот день. Может я был жесток к жене… но это был мой выбор. Третьего ноября, ровно в три пятнадцать я был на месте. На месте нашего знакомства. Наших встреч. Наших прогулок и зарождения нашей любви. Месте, что должно было увидеть и её финал. На кладбище. Дойдя до конца аллеи, я увидел Холмса. Качающимся над могилой, сырой и тёмной ямой у его ног. — Я пришёл, Шерлок! — закричал я ему. Он не выдержал и обернулся на мой голос. Но тут же закрыл лицо руками: — Не смотри! Я врач. Я видел разложение не раз. Да и фильмы о зомби любезно подготовили к зрелищу, как обнажаются кости. Но не в процессе. И не на живом, чувствующем теле любимого человека… Я рванулся вперед, перескочил через могилу, обогнул и обнял его, обхватив так крепко, как только мог. Он оказался прижат спиной к моей груди. Меня шибануло таким запахом… но я не отпустил. — Люблю тебя. Если ты не можешь остаться со мной, я уйду с тобой! Он пытался вырваться. Что-то говорить, наверное, даже плакать. Но я только улыбнулся и закрыл глаза. Такой далёкий голос Мэри с надрывом позвал меня: — Джон!!! Я не обернулся. Это уже не имело смысла. Мы качнулись в последний раз и стали падать туда. В могилу. Выучка военного помогла мне чуть извернуться в полёте, оказаться внизу и смягчить его удар. Потом мы чуть повернулись и оказались на правом боку. Его спина по-прежнему была прижата к моей груди. — Люблю, — успел я шепнуть, устраивая голову на его плече. Почувствовал как он сжал мои руки, сомкнутые у него на животе, царапая фалангами. А затем холодная и давяще-тяжёлая могильная земля сомкнулась над нами.