lawashette

Лучи утреннего солнца давно пробрались в комнату через неплотно задернутые шторы. Почувствовав тепло солнечного дня на щеках и ресницах, юноша сладко улыбнулся и перевернулся с живота на спину. Не менее сладко потянулся и приоткрыл глаза. Кажется, он спал дольше обычного. Неудивительно: в памяти промелькнули фрагменты вчерашней ночи. Звуки нежных поцелуев, жар от более настойчивых, плавные движения, осторожные, изучающие прикосновения – все отозвалось легкой дрожью по коже. Снова улыбнувшись своим мыслям, Жильбер заметил краем глаза белоснежную рубашку Джорджа. Посидев немного на кровати, свесив ноги и пошевеля пальчиками, юноша вскоре встал и накинул рубашку на обнаженное тело. Съежился от холодка, не согретой теплом человеческого тела ткани, потерся щекой о воротничок, вдохнул запах, невыветрившегося, адеколона. Мимолетом взглянул на себя в большое зеркало. Рубашка едва прикрывала то, что по идее должно быть прикрытым. Он знал, что хозяин вещи не разозлится, он знал, какое это произведет впечатление. Только приоткрыв дверь, носик Жильбера уловил тонкий запах кофе. Прикрыв от наслаждения глаза и потянувшись на запах, он несколько секунд стоял лишь выглянув из спальни. От мыслей Джорджа отвлекли легкие шлепанья босых ног по паркету. Обернулся. И...ох. Пред ним встала невозможно трогательная картина: милый юноша со встрепанными после сна кудряшками, на нежных веках еще лежала печать сна – слипшиеся глазки, через полупрозрачную белизну можно было разглядеть кожу, вздымающуюся грудь; материя, слишком длинная в рукавах и слишком короткая внизу, открывала прекрасный вид на молочные, мальчишечьи коленки, тонкие бедра, на которых рассыпались бледные веснушки. Джордж, кажется ни разу не моргнул, пока рассматривал маленькое чудо, боясь потерять драгоценный образ даже на секунду. Увидев снисходительно-хитрую улыбку Лафайета, мужчина опустил глаза, но уголки его губ дернулись в скромной улыбке. Поворачиваясь в пол оборота он взял две кружки и сделал пару шагов к столу. – Я сварил кофе, думал, принести в постель, но ты проснулся раньше, – ставя на стол сахарницу проговорил Джордж. – Нужно было оставаться в кровати, – мечтательно заметил для себя юноша и потянулся, приоткрывшись взгляду мужчины, – Но это очень мило, спасибо. Джордж слегка кивнул и сел за стол. Но он никак не ожидал, что Жильбер присядет к нему на колени. Господи, этот мальчишка еще и поерзал усаживаясь удобнее. Хитренько растянув губки в улыбке, он спросил: – Ты же не против? – Как я могу, – довольно отхлебнув кофе ответил Вашингтон. Предоставленные сами себе, – слова были лишними, все было понятно и без них – они в тишине пили утренний кофе. – Очень вкусно, спасибо, – наконец сказал Жильбер, легко касаясь губами лба Джорджа. Тот лишь издал довольный звук и прислонился лбом ко лбу юноши. Слишком хорошо. Хотелось, чтобы эти минуты никогда не заканчивались. Жильбер развернулся лицом к Джорджу. Теперь бедра мужчины оказались меж, слегка напряженным, бедрами Лафайета. Вашингтон придерживал его за тонкую талию. На него смотрели карие, с медовым отблеском, глаза. Джордж снова тихонько вздохнул, будь он моложе, давно потерял бы голову. Он осторожно освободил хорошенькие плечи и бархат тонкой кожи от ткани. Невероятная картина: кто-то филигранно усыпал нежную грудку и ключицы рыжими пятнышками – будто созвездия маленьких звездочек, только на юношеском теле. Джордж мог бы вечность смотреть на эти чудные веснушки. Смотреть забыв все: пин коды карточек и личные пароли, название любимого кафе на углу улицы, собственное имя. Лишь бы видеть все веснушки и этого маленького мальчика. – В детстве у меня тоже были рыжие волосы, – задумчиво произнес Джордж, – о, и веснушки на лице были... Жильбер распахнул глаза и приоткрыл рот. Внимательно рассмотрел лицо мужчины, представляя, каким наверняка очаровательным рыжиком он был в детстве. Он ласково улыбнулся и взял взрослое, грубоватое на ощупь, лицо Джорджа. – Нужно лишь подставить личико солнышку и веснушки появятся, – с почти детской радостью сказал Лафайет, – солнышко поцелует и они появятся. И он коснулся мягкими губами приятно шершавой кожи щек, оставил несколько маленьких поцелуев, перешел на выразительную переносицу, коснулся ее, и наконец чмокнул вторую щеку, показывая, где после поцелуя солнца рассыплются веснушечки. Такое, по детски трогательное действие вызвало искренний, мягкий смех мужчины. Он быстро поцеловал розовые губки юноши и отстранился, а тот желая большего, прильнул к тонким губам Джорджа, углубляя поцелуй, делая его постепенно влажнее и чувственней. Это было самое теплое утро.