a story never told

У истории есть свой запах: блеклая паутина пыльного облака, нависшего над стопкой раскрытых книг. Его крупицы можно собрать, осторожно проведя кончиками пальцев по тонким страницам с россыпью бегущих строк. У истории есть свой вкус: горечь кофе, налитого в керамическую кружку с отломанной ручкой и парой чуть заметных трещин на стенке сосуда. И звук у истории особенный: шепот ночного ветра, трепетно вещающий об исполинских скалах, средь которых он блуждал многие века назад, и что по-прежнему возвышаются над бескрайними зеленеющими морями лесов. Но никто не расскажет вам о произошедшем лучше, чем звезды. Древнее самого времени, они видели рассвет мира, глобальные катаклизмы, войны и распри меж народами прошлого и умиротворение еще не тронутой человечеством природы. Именно их сияние рождает новые истории, которым впервые суждено осветить своим мягким теплом души отчаявшихся. И вскоре эти сказки искрящейся вереницей переходят от человека к человеку, от одного уставшего, почти прекратившего никому не нужное биение сердца к другому. И вновь людская рука с надеждой сожмет трясущимися пальцами переплет книги, несмело принимая звездный дар. — Пожалуйста, возьмите, — юноша с улыбкой протянул потертое нещадным хроносом издание мужчине, неловко запустившему руки в карманы, тщетно пытаясь отыскать в них хоть доллар. — Черт, кажется, бумажник дома забыл, не память, а решето! — театрально вздохнул он, косясь на парня, как бы пытаясь понять, поверит ли он в эту небылицу. — Слушайте, может, продадите мне книгу в кредит, а? Завтра могу занести деньги. Юноша лишь настойчивее подался вперед, продолжая удерживать увесистый том в протянутой руке. — Берите, — мягко настаивал он, тайком оглядывая прибывшего из чернеющих коридоров ночных улиц незнакомца. Одежда, усеянная мелкими катышками и дырами чуть побольше, совершенно очевидно не спасала от подступавших холодов. Каштановые волосы спутались в маслянистую массу, образуя клоки. В глазах пришедшего застыла та самая покорная печаль, которая неизменно селится в зрачках тех, кому некуда идти в промерзлой тьме спящего города. И потому, зажав в посиневшей ладони последний жалкий и потрепанный доллар, эти полуночники неизменно направляются в единственное для них пристанище — публичные дома с дурной репутацией и дешевые питейные заведения. Разумеется, получив книгу авансом, пришедший тут же скрылся бы в ближайшей подворотне, и, растворившись ночным призраком, никогда не заявился бы вновь. — Ну, что скажете? — юноша с легкой грустью во взгляде вопросительно вздернул бровь. Покупатель, успевший понять, что замысел его раскрыли, теперь с еще большей неловкостью переминался с ноги на ногу, не зная, что ответить на это предложение. — Но как же... — начал он, заламывая по очереди худосочные пальцы, обтянутые растрепанными в клочья перчатками. — Мистера Уайта не будет до самого рассвета, так что до того времени здесь находимся лишь я да мои бумажные друзья на скрипящих полках, — прервал его паренек, вновь чуть приподняв уголки губ. — И если в кассе не окажется лишней пары долларов, что ж, не думаю, что он это заметит. Мужчина со все еще легким недоверием протянул руку и взял книгу, приветливо зашелестевшую страницами. С минуту он стоял неподвижно, точно каменная статуя, вглядываясь в буквы, размытые сумрачным светом подвесного фонарика, едва освещавшего магазин, выведенные на пыльной обложке. Затем его губы озарила чуть различимая улыбка, а юноша успел заметить, как печаль в глазах незнакомца на время покинула своего владельца, и солнечно улыбнулся в ответ. Когда дверной колокольчик пронзил тишину своим звонким писком, молодой человек взялся за ручку и быстрым движением чиркнул по листу бумаги. Аккуратно сложив его пополам, положил в задний карман штанов и принялся усердно протирать чуть покосившиеся книжные полки от увесистого слоя пыли, тщетно прятавшегося между толстыми томами и небольшими карманными изданиями.