Попытка любить

            Ни с чем не сравнимый восторг, бурлящими пузырьками играл в крови, не позволяя ни на секунду расслабиться. Невыразимая нежность переполняла, тело трепетало в сладостном волнении. В дверь заглянули, Люба прикрыла глаза, сделала вид, что спит. Щёлкнул замок, и стало тихо. Но это не та тишина, которую она боялась, не гнетущая, и не давящая, это была тишина хрупкой надежды, светлой радости. Мысли хороводом кружились в голове, пока она не остановила круг, на том, первом утре, когда они проснулись вместе в её квартире. Сделав Тимуру перевязку, обработав страшные раны на запястье, она с ужасом оглядела разгром в квартире после работы следственной группы. Привычный порядок был разрушен, и увидев в этом особый знак, Люба решила отложить начало нового этапа своей жизни, на утро. Она не просила Тимура остаться, и он не спрашивал разрешения, просто помог ей перейти в гостиную, принёс горячий чай, развернул диван, уложил её, и лёг рядом. Всё это было так естественно, и сомнения не возникло, как так получилось, правильно ли это? Он просто был с ней. Прижимал к себе иногда нежно, иногда горячо, шептал слова любви и утешения. Не было терзаний, и сомнений, ей в принципе никогда не нужны были доказательства любви, её любили, и она это чувствовала. Избегая упоминаний Минаева, находили темы для разговора. Делились друг с другом воспоминаниями, планами, им было интересно вместе. Рядом с ним не хотелось думать о тревогах, трудностях, ошибках, которые будут неизбежно. Люба просто поддалась его обаянию, отдавая должное его опыту во всём, будь то, выбор фильма для вечернего просмотра, или ремонт. Неощутимо для их бюджета и её нервов, Тимур отремонтировал комнату Ники, сделав там спальню. Никогда она не была такой светлой. Ника имела привычку заклеивать стены плакатами, и любила темные шторы. Все сувениры и плакаты были деликатно перемещены в обновленную гостиную. Нетронутой оставалась третья комната, туда была составлена ненужная и лишняя мебель. Люба никогда не заходила туда. Но однажды, обняв за плечи, Тимур ввел её в комнату. Она была совершенно пустой. Люба не представляла, когда он её освободил, но он умел делать неожиданные сюрпризы. И то, что она услышала в следующий момент, подтвердило это. - Я хочу сделать здесь детскую. У неё перехватило дыхание, но мужские руки сжали её крепче. - Ты должна успокоиться, беречь себя, не нервничать, и тогда у нас всё получится. Ты ведь тоже этого хочешь? Тогда эта квартира окончательно превратиться в дом. В наш дом. Ее подкупало его желание быть рядом, вместе. Она любила его, с ним было хорошо в постели, и она хотела от него ребёнка. Мысль о том, что её вновь назовут мамой, согревала, приятным теплом растекалась по телу. Но каждый раз, когда за ним закрывалась дверь, холодная пелена отчаяния накрывала её с головой. Немыслимо было подумать, что с ним может что-то случится на работе. О том, что он может её разлюбить, или уйти к другой, она не задумывалась. Однажды, когда он не пришел вовремя и она не смогла ему дозвониться, решилась на разговор. Долго думала, как и с чего начать, и в конце концов просто выпалила: - Поменяй работу. Именно так и сказала, не предлагала, не спрашивала, ничего этого не требовалось, чтобы он понял её. - Ты врач, твой муж был врачом, Ника была ребёнком, но смерти наплевать, у неё свои критерии отбора, она достанет, выцарапает из любой щели того, на кого у неё есть планы. Я люблю свою работу, также, как и ты свою. Тема была закрыта, раз и навсегда. Перед Варягиным стоял непростой выбор. Из множества преступлений, в которых обвиняли Минаева, было одно, конкретно касающееся Любы. При обыске в доме Платона нашли несколько телефонов, стареньких, для одноразового использования, незарегистрированные сим-карты, а также использованные симки. Среди них был номер, с которого звонили Антону перед аварией. Шантажировали его, или угрожали, теперь не узнать, но то, что авария на совести Минаева, Тимур не сомневался. Но Любе решил об этом не рассказывать, поберечь её чувства. Тимур оторвал взгляд от созерцания закрытой двери роддома и перевел его на Свету. - Что собираешься предпринять? - Спросила она робко. - По телефону только сказали, что родился мальчик и посетителей не пускают, а у Любы телефон отключен. Вот если бы ты смогла уломать дежурную, и узнала в какой они палате, тебе бы многое простилось. Света погладила его руку, напряжённо сжимающую руль, и молча вылезла из машины. Каждый день, как на работу, Люба ходила в ГУВД, для дачи показаний. Тимур успокаивал, что состава преступления, никаких злых коварных замыслов, в действиях Любы никто не ищет. Видел, как тяжело ей окунаться в недавнее прошлое, которое хотелось забыть, узнавать о человеке которого уважала считала достойным, ужасные вещи. Но больше всего огорчала незаслуженная обида Светы. Отрицание дочерью вины отца можно понять и объяснить, а вот перекладывание вины за его арест на Любины плечи, было несправедливо. Горячая привязанность остыла, оставив горький осадок в душах обоих женщин. В тайне от Любы, Тимур отправлял Светлане копии доказанных эпизодов в деле отца. Со смертью Минаева, от сердечного приступа, его дело закрыли, но расследование преступлений, созданной им группировки, продолжилось. Света упорно молчала. Не комментировала послания Тимура, не отзывалась на слёзные обращения Любы. В конце концов, беременность всё расставила по своим местам. Тимур запретил Любе упоминать Свету, посоветовав сосредоточиться на своём состоянии. Вопреки ожиданиям беременность протекала легко, небольшой токсикоз в самом начале, был единственной проблемой, не считая грустных мыслей, от которых её отвлекал Варягин. Любое её недомогание, чих, вгоняли его в лихорадочную панику, он бледнел, кидался к компьютеру перелопачивая мегабайты информации пока Люба не отвлекала его вполне законным требованием, добыть моченых яблок в мае. Сегодня их отдел подняли по тревоге. Дело привычное - служба. Если бы не Люба. Несколько раз она вставала ночью, ворочалась, насколько позволяло её положение. Тревожное предчувствие отзывалось в солнечном сплетении зловещим холодком, когда, провожая его, жена уверяла, что с ней всё в порядке. Весь день беспокойство рвало на части, и когда нервное напряжение достигло апогея, он увидел на ступеньках отдела озябшую фигурку Светы. Молча кивнув ей, прошел мимо. Сдав оружие, вышел, так же молча пригласил её в машину, и когда она села, протяну папку: - Это показания свидетелей, материалы, не вошедшие в дело, но напрямую касающиеся преступлений твоего отца. - Я уже достаточно разочарована. - Тогда почему ты не можешь понять Любу? - Теперь могу, поэтому и приехала. Попросить прощения. - Она отказалась от всех активов, переведенных на неё твоим отцом. - Я тоже. - Вот это напрасно, с твоей болезнью деньги будут нужны всегда. Постановив машину на свободной парковке роддома, Тимур в упор посмотрел на девушку: - Надеюсь, ты понимаешь, что Любе вот об этом, - ткнул в папку пальцем, - знать категорически запрещается. У твоего отца была доля самого страшного преступного сегмента - черного рынка трансплантологии. К нему приезжал хозяин, итальянец, у него несколько подпольных клиник. Минаев подписал документы. На Любу у них были большие планы, она бы работала врачом. - Это ужасно. Отец как никто знал на что согласны пойти люди, чтобы жить, или чтобы жили их близкие. - Знал, и сделал для себя выводы. Тимур вышел из машины на встречу Свете, по лицу поняв, что информацию она получила. Услышав шум, непонятно откуда доносящийся, Люба открыла глаза и взглянула на мирно спящего сына. Но спокойствия не было, и учащенное сердцебиения не способствовало этому, ей показалось, что она не одна. Взгляд беспокойно заметался по палате и замер, рассматривая через окно знакомую фигуру. Запахнув халат, поправила волосы, и открыла окно. Варягин мешком перевалился через подоконник, Люба выглянула, поражаясь, каким образом он добрался до окна, по гладкой стене. От него пахло работой: табаком, ёлочкой из служебного уазика, бензином, кожанкой, и усталостью. Она вдохнула его родной запах полной грудью. Несколько непрошеных слезинок скатилось по щеке. - Это ещё что такое? Большим пальцем он подхватил прозрачные капельки. Люба указала на умывальник в углу палаты. - Третий этаж, ты ведь мог упасть. - Это исключено, я бы полетел. Накинув влажное полотенце ей на шею, притянул к себе и поцеловал, как всегда порывисто, жадно вбирая в себя её нежность и мягкость. - Как он? - Спросил Тимур приглушённо и опомнившись ещё тише: - Как ты? Люба отстранилась, и рассмеялась в голос, первый раз видела его млеющим и бледнеющим. - Почему шёпотом? Говори нормально, он не слышит. - Почему? - Встревожился папаша. - Потому, что он родился несколько часов назад. Она потянулась и поцеловала его сухие губы. Тимур суетливо осмотрел палату и увидев колыбельку за спиной Любы, от волнения прикусил губу, чем ещё больше рассмешил ее. Держась руками за люльку, Тимур неловко топтался на месте, боясь заглянуть в люльку. Люба отошла за его спину, чтобы не смущать его. С замиранием сердца наблюдала, за его бережным, необычайно трепетным отношением к их ребёнку, когда он был ещё в утробе, интересно, как он будет чувствовать себя теперь, когда увидит его? Покраснев от напряжения, хмуро прищурясь, с недоверием, Тимур сосредоточенно вглядывался в крошечное личико. - Что не так, у тебя даже брови шевелятся? Спросила Люба. Она тоже напряглась, стараясь разгадать его молчание. - Да у меня мозг кипит, это же мой ребёнок! - От волнения язык прилип к нёбу. - Красивый, на тебя похож. Она посмотрела на отключённой телефон, сожалея, что не может запечатлеть эти памятные секунды. Когда он поднял на неё влажные глаза, облегчённо выдохнула, и поняла, что и без камеры никогда не забудет его взгляд. - Сложно это понять, вчера он там, сегодня здесь. - Не только тебе, - успокоила она его. - Но я постараюсь быть хорошим папой. Притянув жену к себе, бережно обнял двумя руками. Люба улыбнулась ему в шею: - Конечно. Его объятия всегда сильные, пылкие, стали мягче и нежнее, когда у неё появился маленький животик, чем он становился больше, тем его объятия бережнее. Она сама прижалась к нему ближе, потрепала рукой волосы на затылке, и почувствовала, как он смело сжал её крепче. - Возьмёшь? Всю его решительность как ветром сдуло. Люба достала малыша, положила его себе на руку. Тимур осторожно дотронулся подушечкой пальца до розовой щёчки. - Тёплая. Поправить шапочку на головке, это самое большее, на что его хватило. - Ты извини, что подвёл тебя. И в роддом не отвёз, и на родах не поддержал. Но утром же ничего не предвещало. Или ты скрывала? - Не скрывала, но так бывает. - Как только смог, включил телефон и прочитал сообщение, что ты уже в роддоме. И всякие ужасы в голову полезли. А от тебя больше ни строчки, как только в город заехали, ты отписалась, что родила. Сначала почувствовал такое счастье, аж дышать стало трудно, а потом стало страшно. За тебя. Хотел домой заехать, помыться и цветы купить, но не выдержал, сюда рванул. Люб, а можно мне здесь остаться на ночь, палата двухместная. - Вообще-то в роддоме карантин по гриппу, и, если бы ты нагло не влез в окно, через дверь тебя просто бы не впустили. - Я как чувствовал, но сама понимаешь, меня ничто не могло остановить. Улыбнулся открыто, тепло, как улыбался только ей: - Люблю тебя. Варягин не скупился на признания, говорил это всегда открыто. Но самое главное она чувствовала его любовь - всегда. Когда он виновато звонит и предупреждает, что задерживается на работе, когда дует ей на чай, чтобы он скорее остыл, укрывает её пледом, ни разу не вспомнив её капризы и нелицеприятные отзывы о нем. Время стирало воспоминания, оставляя в памяти только светлым моменты. Варягин примирил её с прошлым, его забота, любовь и уважение, сглаживали переживания. Он не требовал успокоиться, смириться, забыть прошлое, начать новую жизнь с нуля, понимая, что это бесполезно, так же, как и просить её забыть о работе. Но ради него, она была готова это сделать. И эти чувства, которых она не ждала, которые вспыхнули в её душе внезапно, и нашли отклик в нежности и любви Варягина. И беременность, о которой она и мечтать не смела, всё это убеждало, что всё правильно, всё так, как и должно быть. Пусть не с первого раза, пусть с ошибками, но судьба подарила ей шанс на счастье.