Лабиринты непонимания

– Погодите… – Семён взялся за виски. И будь всё это визуальной новеллой, по ударению в слове можно было бы узнать, читатель – алкоголик или парикмахер. – С вами же нет Жени… Где она? Ульяна рассмеялась. – Она не зря сказала, что ты так же сообразителен, как и наблюдателен! Впрочем, весёлость на лице вмиг сменилась тревогой: девушка действительно не знала, что стало с одной из них. Может быть, даже примешалось немного стыда, что первым делом они решили разыскать друг друга, вместе прийти к Семёну, а вот вопрос с Женей отложить на потом. – Вообще-то, это оскорбление… – пробурчал парень. Ульяна лишь пожала плечами. Мир может быть безбожно жесток. Причём если жестокость основывается на предыдущих выборах человека, это называется кармой, воздаянием. Если же страдания сыплются как из рога изобилия как будто в кредит, это уже злосчастье или – для верящих в некий промысел и любящего бога – испытания. Как бы то ни было, коктейль жизни смешивается из порций улыбок и слёз с помощью встрясок от деятельности, а иначе всё будет просто падать в некий метафизический чан, создавая бессмысленную аморфную мешанину. Если жизнь даёт вам лимоны, вы можете добыть воды и сахара и приготовить лимонад. Или получить по рукам, может, даже лишиться их в процессе, а потом вам ещё брызнут соком в глаза. То ли в шутку, то ли в назидание. Реальность вообще слишком зависит от того, как её оценивать и как реагировать. Можно вообще разозлиться и попытаться запихнуть жизни эти лимоны в одно место. Потому что на кой чёрт тебе вообще сдались лимоны? Ты любишь бананы. Вот их жизнь попробует засунуть уже тебе. Судьба человека – это вообще бесконечная борьба. С собой, с миром, с людьми – объект найдётся всегда. Нельзя сказать с полной уверенностью, что тебя ждёт за каждым новым поворотом. Ты можешь только идти, зная, что бы желал там увидеть и как реагировать… Нельзя было точно сказать, что с Женей. Где Женя? Когда Женя? Примерно можно было ответить лишь на вопрос «зачем Женя?». Но вот остальное – как в тумане. Не узнаешь, пока не откроешь дверь. А даже если и откроешь – то что? Поговоришь с ней или теми, кто её знает. Но можно ли им верить? Можно ли верить себе? В конечном счёте, нельзя было точно сказать, что реально, а что – нет. Тот же «Совёнок» казался хоть и на порядок сюрреалистичнее, но живее дней до него. А четверть века с Леной вне лагеря? На некоторые вопросы нельзя получить достоверный ответ. Кот Шрёдингера одновременно и жив, и мёртв. Как говорил учёный – пока не открыть коробку. Если же разбираться с учётом достоверности органов чувств, то его жизнь и смерть – лишь вопрос веры. И плевать, что говорят глаза. Компания шла по указанному Женей адресу. Полвосьмого вечера. Уже могла прийти с работы. Уже могла уйти. Могла не вернуться. С работы. Из «Совёнка». Ожидание было тягостное, потому старались говорить о чём угодно, только не о том, что может ждать их в конечной точке маршрута. Зрение выхватывало на улице детали, на которые обычный спешащий деловой пешеход не обратил бы внимания. Плакат с вокалоидами, маленький снеговик, оброненная и забытая резиновая лягушка на краю дороги… Женя может всё ещё спать и ходить по бесконечным циклам в нереальном пионерлагере. Как вариант – попасть на второй уровень сна, в псевдореальный мир со своей любовью. Или даже быть в коме. А может, её даже отключили от аппаратов, может, её сон закончился, когда все исчезли и «Совёнок» пропал, – ничем. Может, Женя уже проснулась и даже нашла своего Пионера, другого Семёна, похожего в начальной точке, но бесконечно далёкого от Семёна, шагающего сейчас по улице с девочками навстречу ответам. Может… Всё возможно, пока не доказано обратное. А доказать ничего объективно в мире, сотканном из смеси сигналов от органов чувств и воображения, нельзя. Но почему же так сжимается сердце каждый раз, когда можно получить однозначный ответ? Наверное, просто привычка верить хоть во что-то, чтобы не болтаться без точки опоры. Семён нажал на кнопку дверного звонка. С той стороны двери (похоже, достаточно тонкой) послышались тяжеловесные шаркающие шаги…