Сквозь года я дождусь тебя...

— Понимаешь, Дашка, сидим мы, значит, с ним едим, я никого не трогаю, и тут он вдруг выдаёт: «А давай поженимся!». Я чуть не подавилась! И главное! Он сказал это так легко, как будто предложил пойти завтра в магазин за продуктами. — Может, с тобой так и надо? Не напрягаясь… Ну, а ты что? — спросила Лаврецкая, проглотив очередной кусочек нежного ароматного чизкейка. Сейчас они сидели в кафе, неподалеку от квартиры Жуковой и пили ароматный латте. — А я ничего! Что я могу сказать? Вроде как и не отказала, отшутилась, в общем. Но это ведь не конец! Сегодня вроде с утра молчал, но, походу, это затишье перед бурей. Даша вдруг засмеялась, взглянув на отпившую глоток кофе подругу. — А мне вот совершенно несмешно! — возмутилась та. — Дурочка, я не из-за этого смеюсь. У тебя усики над верхней губой из-за молочной пенки. Ольга достала из сумочки компактное зеркальце и посмотрела на своё отражение. — Действительно, забавно, — сказала она, улыбнувшись, и облизнула верхнюю губу, — Ну, что скажешь по поводу сложившейся ситуации? — А что тут скажешь? Тут всё зависит только от тебя. Ты любишь Крузенштерна? — Да, — не задумываясь, ответила Ольга. — Так в чем же дело? — Понимаешь… Я боюсь оступиться, ошибиться. Любовь — это, оказывается, такое непостоянное чувство. Ещё месяц назад я его ненавидела его, а сегодня спокойно варила ему кофе на кухне, ещё месяц назад мы с ним даже не виделись и не разговаривали, а сегодня с утра он специально бегал в булочную за моими любимыми круассанами. Даша взглянула на лицо подруги, которое озарилось улыбкой при воспоминании о Крузе. — Ну вот видишь! Вам хорошо вместе. — С этим никто не спорит. Но я боюсь, что штамп в паспорте испортит всё. А только ведь все начало налаживаться. Счастье нужно пока оберегать, оно очень хрупкое, словно китайский фарфор. А штамп… Он, как талисман, только наоборот, приносит несчастье. — Репеллент, — подсказала Лавря. — Что это? В первый раз слышу этот термин. — Ну это что-то типа отпугивателя от насекомых и грызунов. — И как связана наша с Игорем семейная жизнь и твой этот… — Репеллент, — подсказала девушка, — Ну вот смотри! Если представить, что комар — это ваша семейная чаша, то штамп в паспорте — это репеллент. — Да, Лаврецкая! Ну и сравнения у тебя причудливые. Где ты только такое слово нашла? — Да не обращай внимания, — махнула рукой Даша, — Просто как-то от скуки прочла на упаковке спрея от комаров. — Вернёмся к нашим баранам. То есть ты считаешь, что не стоит соглашаться на предложение Крузенштерна? — Я так не считаю, я считаю, что вам стоит сесть напротив друг друга и обсудить всё это. Понять, является ли штамп репеллентом или дело в вас самих, а не в печати на развороте паспорта.

***

— Игорь! Нам нужно поговорить, — сказала Ольга, как только Крузенштерн вошёл в квартиру. — Можно мне хотя бы сначала руки помыть и перекусить чего-нибудь? — Ладно, давай, — согласилась она, решив, что на голодный желудок такие разговоры вести просто глупо. На кухне Оля налила в тарелку наваристую солянку, которую начала готовить сразу после встречи с Лаврей. Она положила несколько кусочков свежего Бородинского хлеба и достала из холодильника сметану, у тарелки добавила ложку. Потом окинула взглядом стол, убедившись в том, что всё подготовила к приему пищи мужа, ну, точнее, не совсем мужа.

***

Она всё не решалась первой начать разговор. Всё ждала какого-то подходящего момента, пока Круз сам не указал ей жестом руки на своих коленях, предложив присесть. Она посчитала, что глупо отказываться, и уже через мгновение очутилась в объятиях Игоря. — О чем ты хотела поговорить? — спросил он, вдыхая запах ее волос. Они пахли какими-то тропическими фруктами, и ему это необычайно нравилось. — Игорь, ты действительно хочешь, чтобы у нас была с тобой семья? — Конечно, хочу, глупышка. Ты ещё сомневалась? Она взглянула на его лицо, но оно было полно серьёзности, это говорило лишь об одном — он не шутил. — Понимаешь, — она на секунду запнулась, подбирая слова, — Я боюсь, что всё что было между нами: скандалы, истерики, — всё это повторится. Она хотела было продолжить, но он лишь прижал ее к себе и прошептал на ухо, пощекотав нежную кожу шеи своим горячим дыханием: — Просто поверь мне! Я никогда не допущу, чтобы это ситуация повторилась. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Я тебя очень сильно люблю и не хочу, чтобы ты сомневалась во мне. Просто доверься. — А если у нас не получится? — Просто доверься. Я дам тебе на размышления столько времени, сколько тебе потребуется на принятие решения. Я буду ждать твоего ответа хоть вечность.

***

— Игорёк! Ты дома? — крикнула Оля куда-то вглубь квартиры, заходя домой. Услышав короткое «ага» откуда-то из кухни, она аккуратно повесила на плечики свою кожаную куртку и присела на пуфик, закрыв глаза, чтобы собираться с мыслями. Сегодня у нее было три ученика, и все они проживали в разных точках города. Ольга очень устала, и у нее смертельно гудели ноги. В дверях, ведущих в прихожую, появился Круз с полотенцем на плече и в фартуке. Ольга приоткрыла глаза и, посмотрев на благоверного, улыбнулась. — Приветствую. Что ты там кашеваришь? — Это ж надо! — нарочито оскорбленно начал он, — Прекрасную пищу, почти амброзию, приготовленную лично мной — великим поваром, назвать кашеварством! Мадам Ольга, вы потеряли все мое уважение. Я смертельно на вас обижен. — Иди ко мне, обиженный! Он присел на корточки и помог ей расстегнуть босоножки. Она чмокнула его макушку. Он поднял на неё свои голубые, словно омут, в который она каждый день погружается с головой, глаза и спросил: — Ты голодная? Кушать будешь? Она ответила: — Я согласна. Он сунул ее ноги в домашние тапочки и спросил: — Много накладывать или порцию поменьше? — Нет, ты не понял, Игорь. Я согласна выйти за тебя замуж, я согласна снова стать госпожой Крузенштерн.

Обыкновенно женятся на надеждах, выходят замуж за обещания. © Василий Осипович Ключевский