Пятая попытка

Что среди его случайных любовников частенько попадаются маги под Оборотным, Драко понял давно. Трудно, знаете ли, проигнорировать тот факт, что партнер каждый час ищет уединения для принятия новой дозы. Ну, маги — так маги,  вначале это даже позабавило. Захотелось в шутку предложить пить Оборотное на брудершафт. Но ставшая уже привычной частая смена партнеров делала этот шаг бессмысленным. Вот реши он завести постоянного любовника — тогда да, тогда стоило бы обмозговать эту идею. Только зачем они нужны, эти постоянные любовники? Вернее, нужен, ох, как нужен, но один конкретный… Один, один… вот же как иногда можно накаркать себе проблем! А ведь звоночки в голове звенели, лампочки мигали, но допустить вероятность такого расклада Драко никак не удавалось. Ну хоть убей, не верилось, что кто-то так заморочился: под разными личинами вновь и вновь приходил в магловский вертеп и охмурял именно его. Но и игнорировать свои ощущения не получалось. Каждый «новый» партнер знал его тело, эрогенные зоны, слабости и привычки, словно давний любовник. Любое движение попадало в яблочко, в эпицентр наслаждения. Каждый поцелуй возносил на седьмое небо. Ну и нельзя не заметить идентичности предпочтительных поз и приемов каждого из якобы случайных ебарей. Впрочем, и называть их этим словом было бы теперь странно. Скорее уж, преследователь, сталкер. Чем больше Драко задумывался над этим вопросом, чем больше прислушивался к происходящему, тем яснее понимал, что мерлинову кучу пятниц он провел с неизвестным поклонником-магом под десятком различных личин. Это чертовски льстило и разжигало любопытство. И пусть страсть неизвестного кавалера относилась к прекрасному маглу-модели, все равно до головокружения приятные ощущения переполняли душу и заставляли идти на рискованные шалости. Желая окончательно убедиться в своих догадках, Драко проводил маленькие чувственные эксперименты, изучая реакции любовника. Эти почти невинные игры превращали секс в эротические спектакли, заставляли заранее предвкушать следующую встречу, с замиранием сердца пытаясь понять: «Он? Не Он?» А потом в голову пришла вообще уже шальная идея: да точно ли вся эта мистика началась именно с «четвертым» красавчиком-аватаром? Не был ли он среди тех, с кем Драко порезвился в третьем теле? Особенно заманчиво было представлять таинственного незнакомца в роли Супермена-спасителя, утащившего Драко на плече с той памятной оргии. Правда, чем этот эскейп закончился и удалось ли замутить благодарственный секс — в памяти не отложилось. Но звериный рык ворвавшегося ураганом в Darkroom незнакомца, начавшего швырять сначала Ступефаи, потом неизвестные Малфою заклинания, и накрывшего на прощанье всех Обливейтом, забыть не смог бы и отчаянный склеротик, ну разве что попавший под этот Обливейт. Надо сказать, что сам Драко вовсе не считал, что нуждается в спасении. Проверять возможности организма «бывалого» аватара было сладко. Два члена сразу, до предела растянувшие анус, приносили не боль, но очешуенное чувство заполненности на грани распирания. Волшебное ощущение! Простата, которая при такой стимуляции работала как источник вечного кайфа, посылала сигналы прямо в подтекающий секретом член. Вот зря думают, что если у пассивного партнера не стоит, то он и не тащится как следует от происходящего. Пути нервных импульсов между гениталиями и мозгом неисповедимы. Невозможность сглотнуть слюну и тычущийся в заднюю стенку горла член неожиданно возбуждал сильнее, чем попытка одного из партнёров по оргии сделать минет самому Драко. Проще говоря, именно состояние «ни вздохнуть, ни перднуть» — из-за перекрывших предназначенные для этого отверстия членов — и приносило особый кайф. Объяснить этот феномен потомок древнего рода Малфоев не мог даже себе, благо не требовалось объяснять его другим. Даже спустя год, вспоминая тот вечер, Драко невольно сжимал ягодицы и поигрывал сфинктером, пытаясь хоть немного повторить те ощущения. И все же, когда налетевший вихрь выхватил его из этого амока, он не испытал сожаления. Напротив, ощутил себя желанным бесценным призом и исполнился намерениями отыскать своего избавителя. К утру все благие намерения уступили место законным тошноте и головной боли. А потом Драко ошибся в выборе. Как это могло произойти с ним, уже спинным мозгом привыкшим узнавать своего сталкера, было совершенно непонятно. Вот чисто внешне этот кандидат выбивался из рамок. Те, предыдущие, производили впечатление спортсменов университетской сборной по поло: стройные, гибкие, ростом с самого Драко. А этот был ковбой из магловских книжек: загорелый, коренастый, не особо высокий, с упрямой челюстью и смешливым прищуром глаз. Из тех, кто привык ночевать на земле, завернувшись в плащ, и укрощать мустангов. Драко помнилось, что такие старомодные ассоциации изрядно позабавили его тогда и ускорили выбор. И спинной мозг радостно подтвердил: Он! А оказалось: не Он, а сучий Черный Вестник, раздери его мантикора! Рассказанная им история вызвала гремучую смесь жгучего стыда, острого возбуждения и бесшабашного «Живем однова! Сгорела конюшня — гори и менор!». А вот на следующий день в голову прокралась предательская мысль: если большая часть ебарей была тем самым сталкером под обороткой, то с какого хера за Драко-четвертым закрепилась репутация одноразовой давалки? Только в случае, если этот «Супермаг» в разных обличьях любил потрепаться о своих секс-подвигах, поописывать собутыльникам, в каких позах он нагибал Драко, как умело тот берет в рот, насколько глубоко ему можно засадить и громко ли он стонет при этом… От всплывшей в мозгах картинки к горлу подкатил едкий комок, в желудке образовался тянущий вакуум и захотелось проснуться. А разошедшаяся фантазия подсовывала новые варианты. Что, если это не один, запавший на Драко, поклонник? Что, если это теплая компания старых друзей, любящая вот так потешиться, раскладывая какого-нибудь приглянувшегося простачка по очереди и соревнуясь, кто дольше продержится или глубже под кожу залезет? Разглядывая потом подробности друг у друга в думосборах, обсуждая за кружкой эля. И там, в Darkroom, не спаситель расшвыривал по углам зарвавшихся маглов, а разыгрывался унизительный спектакль с захмелевшей жертвой в роли надувной куклы. Надувной от слова «надувательство». Позже мысли приняли уж вовсе параноидальный оборот. В воспаленном воображении замелькали картинки, в которых этой споенной и спаянной компашкой виделись курсанты Аврората. Лишенные свободного доступа к женскому телу, они наверняка привыкли к взаимовыручке в половом вопросе. «Лучшее влагалище — очко товарища», — не одно поколение молоденьких кадетов знало, что в каждой шутке есть все доли. Драко украдкой просматривал списки старшекурсников, у которых со временем посвободнее, пытаясь прикинуть, кто из них мог участвовать в этом Марди Гра*. Просматривал с холодящим душу ужасом и выворачивающим наизнанку возбуждением. Через пару недель наступил новый уровень: теперь он почти убедил себя, что никакие это не курсанты, а его одногодки с львиного факультета. Картинки с участием Уизела, Томаса, Финнигана и Маклаггена стали его персональным кошмаром. А сидящий где-то там, в уголке подсознания, внутренний мазохист нашептывал, что, возможно, к теплой компашке стоит присоединить Гарри, мать его, Поттера. И не помогали никакие доводы разума о том, что Уизел второй год в Big Easy**, где грязнокровка делает докторат по некромантии; что Финниган сам предпочитает в пассиве — главная хогвардская давалка была известна далеко за пределами своего факультета. А Поттер… да, а что, собственно, Поттер? Почему это он как жена Цезаря? Кашляет он, прочищая горло, между прочим, как последний любовник. А когда месяц назад Драко решил угостить «спутника» настоящим брютом из родовых виноградников Шампани, тот смешно сморщил нос, точь-в-точь, как делал это шрамоголовый, поправляя очки, если руки были заняты. Не говоря уже о том, что на роль супермага в Темной комнате все равно лучше Поттера никто не подходил. Достойную Героя скорострельность вкупе с беспалочковой продемонстрировать мог не каждый. Вот Снейп — тот мог на дуэли заткнуть за пояс гриффиндорского выскочку, а нынешним — слабо. Да и сам Драко, взяв от крестного в зельеделии все, что можно, в Боевых искусствах сильно не дотягивал до их с Поттером уровня. Что делать, если это невероятное предположение окажется правдой, Драко не знал. То ли радоваться, что сбылась мечта идиота и удалось потрахаться с Избранным. То ли надеяться, что развлекающиеся гриффиндурки понятия не имеют, кого именно они нагибали. Ну или, чтоб наверняка, стоит начать паковать вещи и присматривать магловскую недвижимость где-нибудь в Провансе? Благо, с французским в семье Малфоев проблем не было никогда. Решив проверить свою теорию, Драко начал ненавязчиво напрашиваться на посиделки с Поттером за бокалом Огденского. Посиделки, во время которых он жадно и пытливо анализировал мимику, привычные движения и словарный запас Избранного. Слушал забавные истории времен учебки и стажировки, в которых будущий Главный Аврор попадал в разные неловкие ситуации. Слушал, но не особо разбирал, слишком занятый изучением и запоминанием малейших нюансов поведения Гарри. Давным-давно, в Хогвартсе, Драко душу бы продал за такие пикантные истории со своим лучшим врагом в главной роли. Но с тех пор изменилось слишком многое. Компромат на соперника потерял цену, да и сам соперник превратился в коллегу и даже подопечного. Для изготовления адресных зелий использовались ментальные слепки магии пациента. А магия для волшебника — это больше, чем душа или сердце. И можно считать, что личный зельевар куда более близкий человек, чем даже жена. К которой Поттер, очевидно, не особо спешил, поскольку с видимым удовольствием проводил вечера в пабе с Драко. Мысль, пришедшая в голову во время одной из таких дружеских попоек, удивила Драко своей очевидностью и родила глухое раздраженное: «Как я раньше до этого не допер? Простофиля!» Плевать на жесты и словечки. Надо по имеющемуся слепку поттеровской магии заказать артефакт, который будет реагировать на близость оригинала. Правда, сделать это придется нелегально, не допуская утечки, ибо трудновато будет объяснить кому бы то ни было, с каких хренов Малфою понадобился «колокольчик на шею» для Поттера. Такие, бывает, неверные жены делают для мужей — чтоб заранее предупреждал о приближении оного. Задумано — сделано. За большие деньги в Дрянн-аллее заказан перстенек со слизеринской змейкой, которая и послужит индикатором. Вначале Драко собирался попоститься и не соваться в клуб без амулета. Да оказалось, что изготовление артефакта такого уровня займет не одну и даже не три недели. И если раньше перерывы в ночных приключениях воспринимались философски и принимались легко и непринужденно, то в этот раз, после пропущенных двух пятниц, Драко понял, что рискует стереть до кровавых мозолей руки — главное, после носа, орудие зельевара. Или, того хуже, причинить вред собственному анусу в тщетной попытке погасить огонь желания с помощью подручных средств в виде нефритового лингама, приобретенного еще кем-то из предков, и ранее валявшегося среди прочего антикварного хлама на чердаке, а нынче любовно отполированного и лежащего под подушкой. Благо, спальни у Драко с Асторией были разные с момента наступления ее беременности. Вот и пришлось предпринять попытку утолить свое либидо, не дожидаясь готовности артефакта. Попытка планировалась в новом теле, и было абсолютно непонятно, стоит ли рассчитывать на встречу с таинственным поклонником, ведь если его целью был красавчик-Ганимед «номер четыре», то почти простачка «пятого» могут и проигнорировать. Зато… сердце сладко сжималось при мысли о том, что целью был он сам, Драко Малфой, а от предположения, чьей именно целью он мог быть, пересыхал рот и начинало стучать в висках. Джеймс… Драко пытался понять, почему после того вечера осталось четкое ощущение, что он изменил Поттеру. Почему десятки других членов, врывавшихся в его нутро, казались мимолетным приключением, недостойным долгих размышлений, а поцелуи этого выскочки словно горели клеймом собственника. И в голову приходили дурацкие мысли о необходимости повторить. Или даже об эксклюзивных правах… Министерский ежегодный костюмированный бал в честь Хэллоуина имел два неоспоримых плюса. Во-первых, Астория приходила в приподнятое настроение уже за месяц перед часом X, порхала по менору с блуждающей на бледных губах улыбкой, терроризировала мадам Малкин своей бурной фантазией по созданию карнавальных костюмов и заражала всех вокруг радостным предвкушением. Во-вторых, костюм позволял стать на вечер невидимкой, не общаться с «нужными» людьми, а просто отираться где-нибудь поблизости от Поттера, неизменно наряженного Дементором и излучающего подобающие костюму тоску и отчаяние. Бурлящее вокруг веселье обтекало «человека в черном», создавало иногда вокруг небольшие водовороты, пытаясь порой вовлечь унылую фигуру во всеобщее ликование, но неизменно разбивалось о безучастие, как волны об утес. Драко никогда не понимал этого упрямого желания окружающих игнорировать тот факт, что для Поттера этот день навсегда останется днем трагической гибели родителей и не станет веселым праздником. Особое недоумение вызывали друзья Гарри по факультету. Разве им не полагалось быть чуткими и милосердными по отношению к своему Герою? Сам Малфой никогда не лез ни с разговорами, ни с предложениями выпить, лишь следил сочувственно да иногда увлекал прочь особо назойливых перепивших дамочек, старающихся ангажировать на танец таинственного незнакомца. Этот сюжет повторялся уже много лет. Но на балу, состоявшемся через две недели после знакомства с Джеймсом, Драко чувствовал виноватую неловкость перед Поттером и после торжественной части вместо привычного бдения решил воздать по заслугам прекрасному Шабли, рекой льющемуся для приглашенных гостей. И лишь через часок, уже изрядно захмелев, он понял, что отсутствие в поле зрения привычного черного балахона его напрягает. Понял и принялся незаметно обшаривать взглядом бальную залу, потом рванул в оранжерею, куда удалились курильщики, но пропажа не находилась. Джинни в костюме своей тезки из Камелота*** лихо отплясывала рил в объятиях какого-то звездочета — следовательно, и Гарри находился в здании Министерства. Представить ситуацию, чтобы Избранный покинул свою рыжую женушку и слинял наконец с этого «на чужом пиру веселья», у Драко не выходило. Столько лет Гарри покорно нес бремя необходимого присутствия, что его мрачный силуэт стал уже привычно-необходимым атрибутом хэллоуинского веселья. Поэтому Малфой отправился искать Главного Аврора по безлюдным извилистым коридорам и многочисленным холлам Министерства. Толкнув дверь расположенного у черта на куличках туалета, Драко испытал «дежавю наизнанку». Перед раковиной с позолоченными кранами стоял, вглядываясь в собственное зеркальное отражение, рыдающий Поттер в магловских джинсах и белой рубахе. Облачение дементора валялось на полу. В дверях, не решаясь сделать шаг и привлечь внимание, стоял сам Драко и пытался выбрать, что лучше: незаметно исчезнуть или дружески обнять? Ну не Сектумсемпру же запустить? Бойтесь первых порывов — они благородны, Малфой уже сделал шаг назад и был готов отказаться от представившейся возможности, щадя самолюбие сорвавшегося Героя. Но тот, очевидно, то ли услыхав движение за спиной, то ли увидав отражение в зеркале, сам позвал: — Малфой, что ты там замер, как Петрификусом прибитый? Никогда не видел плачущего Главного Аврора? Ну так полюбуйся. А лучше, иди сюда — выпьем. У меня тут, — Поттер жестом фокусника выудил откуда-то початую бутылку «Старого Огдена», из тех, что даже в меноре папенька доставал по большим праздникам, — еще на двоих хватит! Ни тулипов, ни снифтеров, подобающих благородству напитка, у Поттера, естественно, не нашлось. Как, впрочем, и банальных шотов. А трансфигурировать в заброшенном туалете посуду оказалось не из чего. Зато сидеть на высоком подоконнике, тесно переплетясь ногами и прижавшись коленями, вглядываясь в огни ночного Лондона и передавая из рук в руки пыльную, становящуюся все легче бутылку, было так волшебно, что Драко даже не пытался вслушаться в аромат и вкус, а лишь старался прикоснуться к горлышку именно в том месте, где его «целовали» губы Поттера. И молчать с ним было тоже волшебно. И смотреть сквозь стекла очков в глаза цвета Авады. Помнится, Драко изрядно передернуло от этого сравнения, прочитанного в статье Скиттер, посвященной свадьбе Героя. Но пришлось признать: именно такими они и были в отблесках вечерних огней. А потом Гарри начал рассказывать. О том, как трудно жить, пытаясь соответствовать, оправдывать… Сначала звание Избранного, потом — Победителя Воландеморта, Главного аврора, будущего Министра… Как тяжело разочаровываться в друзьях, понимая, что являешься для некоторых лишь пропуском к «столику для избранных». Как печально наблюдать глухое раздражение в глазах матери своих детей и понимать, что она права. — Я все время жил, как надо, заметь, надо другим, и даже не задумывался, что можно — как хочется. Можно не быть идеальным, можно глупо влюбиться, — Драко чуть не поперхнулся очередным глотком, услышав хмельные откровения Поттера, — в совершенно неподходящего человека. А вот признаться ему в этом — уже нельзя! — голос то срывался на крик, то понижался до придушенного шепота. — А ведь я не объявление в «Пророке» хочу дать, а просто перестать прятать голову в песок и нарезать круги вокруг него. «Ему!» — радостно взвизгнуло внутреннее чудовище, сидящее в Драко. Оставалось лишь радоваться, что они сидели, ибо устоять на ставших ватными ногах не было шансов. Пару раз почти удавалось что-то ответить на этот пламенный монолог. Почти, только почти, потому что Поттер не заморачивался ожиданием ответа и, не обращая внимания на попытки Драко говорить, продолжал, пьянея и становясь предельно откровенным: — И ты, Малфой, должен понимать меня, как никто. Ты ведь тоже с детства попал в мясорубку чужих ожиданий и необходимости соответствовать. И не рассказывай мне сказки, что такие, как ты, прутся от необходимости служить безносому монстру! Тебя загнали в угол и обвесили флажками, не интересуясь твоими желаниями. Так, Дрей? Много раз Драко проигрывал в голове сценарий того, что именно Поттер окажется его прекрасным принцем, и в этих сценах он видел себя ироничным и небрежно-снисходительным. Позволяющим себя любить и добиваться. А когда этот момент настал, то просто растерял и слова, и мысли. Только они и не понадобились. Поттер пер напролом с грацией и целеустремленностью носорога: — Эх, Малфой, Малфой, ну плохой бы я был Главный Аврор, если б не получал сведения обо всех артефактах, заказанных по моим слепкам магии. Если я не могу обеспечить свою безопасность, то неужели мне можно доверить безопасность магического сообщества? Так что не делай удивленные глаза — ты сам уже обо всем догадался, вот только, как и я, не можешь ни на что решиться. Давай вместе, а, Драко? Давай вместе! — и храбрый гриффиндорец соскочил с подоконника, стащил с него Малфоя и зажал у стенки, как недавно Джеймс зажимал Дрея, и опять в туалете — традиция, однако. Их руки нашли друг друга, переплелись. Поттер сжал похолодевшие от волнения пальцы Малфоя, поднес их к губам, поцеловал. Его мягкий бархатистый язык скользнул по большому пальцу, и в этом движении было больше соблазна, чем в ином минете. Драко ощутил, как внутри разворачивается какая-то тугая пружина, как неведомое тепло сочится по его внутренностям, словно алкогольный любовный эликсир. Только не притупляющий ощущения, а, напротив, обостряющий их: Драко чувствовал каждый дюйм своей кожи, каждый волосок на теле, его нервные окончания словно очнулись от затяжного полусна. И он, уже не пытаясь притворяться или сдерживаться, потянулся навстречу Поттеру, сжигаемый жаждой углубить контакт. А потом они поцеловались. Сперва осторожно, изучая языками форму и текстуру губ друг друга, проверяя остроту зубов за ними. Драко чувствовал, как горячие ладони скользят вниз по его спине, проникают под эластичный пояс бальных штанов, обхватывают его ягодицы и сжимают, ласкают, пытаются забраться дальше. Но на этом растяжимость ткани заканчивается. Обеспечивающие свободное движение и комфортную посадку танцевальные брюки все же не созданы для жесткого петтинга в ситуации «не раздеваясь». А начать прямо в туалете стаскивать штаны до колен показалось верхом пошлости, и Драко даже немного передернулся, представив такую перспективу. Но решать что-то было надо и срочно. Потому как еще пара минут затянувшегося фроттажа могли привести либо к позорной, скорострельной эякуляции, как у подростка, либо к тому, что его загнут над умывальником, как в самых грязных магловских притонах. Выход нашелся, как освобождение от пут условностей — уже нажимая на изумруд родового кольца, служащий порт-ключом в его собственный кабинет, Драко понял, что сам он вполне готов нести ответственность за это молниеносно принятое решение, а вот спросить мнение Поттера на этот счет — как-то не удалось. Бог хранит дураков и пьяных, и иногда благоволит потерявшим голову и охмелевшим от любви. В кабинете не было никого, домовые эльфы не бросились узнавать, что стряслось у хозяина и в чем причина его раннего возвращения. Родители, судя по мертвой тишине, изволили почивать, и даже крестный на висящей у окна картине отсутствовал: видимо, ушел скорбеть в Хогвардский портрет. Еще один маг, которому хэллоуинское веселье несло горький привкус. У Поттера он имел полынную горечь утраты, а Снейпу отдавал хинином вины и сожаления. Сканирование местности заняло доли секунды и закончилось сдавленным вздохом облегчения и нетерпеливым утаскиванием потерявшегося от принудительной аппарации Поттера в спальню. Формально, они были давние любовники, которые много часов провели в плотских утехах, изучившие эрогенные зоны и интимные привычки друг друга. Но здесь и сейчас они переживали свою первую близость, первое прикосновение к коже и первые вдохи ее аромата. Их ладони странствовали по незнакомым доныне изгибам — изучали. Вот теперь пальцы Гарри, дразня, задели сосок Драко, и того словно подключили к высоковольтным проводам: тело выгнулось дугой и совсем новые импульсы волнами побежали от груди вверх по позвоночному стволу — в мозг и вниз через живот — к напряженному, ноющему члену. Происходящее абсолютно не походило на прежние привычки изощренной стимуляции нервных окончаний. Никакой жадной похоти — только осторожная нежность. Маленькими шажками. С трепетом и почтением. Вот губы Поттера почти повторили путь шаловливых пальцев: оставляя влажную дорожку, медленно спустились вниз по подбородку, по изгибу доверчиво открытого горла в углубление ключицы и влажно сомкнулись на втором соске. Драко ощутил, как сердце его екнуло, а разум начал растворяться в удовольствии. — Не надо! Рот Гарри остановился, но не отстранился. Его рука скользнула к бедру Драко и легонько его сжала. — Почему? Переводя дух, Драко искал ответ. — Больно, — выдавил наконец, хотя это было не совсем то, что он имел в виду. — Ты хочешь сказать, это слишком хорошо? И слишком страшно, что это кончится? — Поттер с легкостью поставил диагноз, который сам Драко не решался озвучить даже мысленно. Закрыв глаза, Драко сумел лишь смущенно кивнуть. — Иногда нужно перестать анализировать и отдаться ощущениям. Но мы можем и не спешить, — Гарри дышал тяжело, но выглядел вполне владеющим собой. — Я буду только целовать тебя всю ночь, если ты позволишь. Я не стану требовать больше, чем ты сам мне отмеришь. Он опять поднялся от груди к лицу Драко, едва касаясь, провел губами по его губам, как бы показывая, что все понимает и принимает. Драко почувствовал, как под веками у него собираются слезы — от благодарности за предоставленный выбор и проявленную чуткость. Но он до тошноты устал взвешивать и опасаться, слушать голос разума и искать безопасность среди привычной гулкой пустоты своей спальни. Можно было слушать и другое: дыхание Гарри и биение его сердца, шорохи рук и смешные влажные звуки их поцелуев. Они целовались робко, потом смелее, потом со всевозрастающей жаждой. Гарри снова вел губами по его шее и груди, и на сей раз Драко уже не был напуган. Выгнув спину, он запустил руки в густые, неожиданно мягкие волосы Поттера, это создавало иллюзию контроля. Хотя на самом деле Драко давно не контролировал даже себя, не говоря уже о любовнике. Пальцы Поттера наконец освободили член Драко из плена облегающих штанов, а губы сомкнулись на готовой взорваться головке, прорвав этим плотину из благоразумия и опаски, выпустив на волю всех демонов Драко одномоментно. В том, что происходило дальше, не было больше ни почтения, ни трепета. Только желание быть ближе, кожа к коже и, кажется, глубже — синхронизируясь дыханием и ударами сердца, обретая единую нервную систему, обладая и отдаваясь. Манера Гарри любить производила противоречивое впечатление: отчасти робкой, очень мягкой, а отчасти — жесткой и неуправляемой. Если он начинал делать что-то, что ему нравилось, его невозможно было остановить, пока не закончит. Но у Драко и мысли не возникало останавливать его. Поттер продолжал искать способы, чтобы проникнуть в него членом, пальцами, языком, чтобы захватить его в сладостный плен влажным шелковым горлом. Пространственно-временной континуум смещался, и Драко понятия не имел, который сейчас час: сменилось ли сегодняшняя ночь завтрашним утром? Где они находятся: в спальне или все еще в кабинете и что лежит под ним — кровать или скользкая шкура тестрала, брошенная возле секретера? Он знал лишь свои ощущения, положение тела: он лежит на боку, спина выгнута, член глубоко во рту Поттера, его правая рука сжимает ягодицы Драко, а средний палец дразнит отверстие, мокрый от слюны, медленно скользит туда и обратно… Один дюйм, два, затем — вверх и по кругу, к ждущей простате, пульсирующей от прикосновений. Никто до этого не мог заставить Драко чувствовать себя настолько растворенным в действиях другого человека. И это счастье, так не похожее на весь предыдущий опыт, длилось и длилось, до тех пор, пока любовники, окончательно измучанные своей страстью, не уснули, разметавшись на кровати, забыв наложить Запирающие чары и не озаботившись Маскировочными. Наутро они нашли свою одежду аккуратно сложенной в кресле возле кровати. Кто бы это ни был: эльфы, Нарцисса или Астория, а сохранение тайны этой связи виделось теперь проблематичным. И только вопросом времени становилась перспектива попадания в «Ежедневный пророк» горячей новости о романе Главного Аврора с личным зельеваром. Но Гарри смотрел с такой нежностью, сиял такой бесшабашной улыбкой, так забавно фыркал и зарывался носом в ямку возле уха, что Драко вдруг поверил: они справятся. Непонятно как, но обязательно справятся. Просто потому, что «они» теперь есть. И черта с два, кто запретит им быть счастливыми! Поттеру и прежде не мог противостоять ни один Воландеморт, а уж Поттеру в союзе с Малфоем на пути не стал бы и сам Северус Снейп, который, кстати, подмигивает и поощрительно улыбается крестнику со своего портрета, словно благословляя на предстоящие испытания и желая удачи.