«Суровый край, непростые времена. И все, как встарь, кормит воина война.»
Грохот взрыва в очередной раз донесся откуда-то с улицы. Не сказать, что этот был каким-то особенным, скорее, наоборот, он был таким же обычным, но именно из-за него волк открыл глаза, тупо уставившись в красный велюр крыши бронированного внедорожника. Его что-то терзало изнутри, но что именно, он пока не мог уловить. Все, на что он сейчас был способен, это напряженно вслушиваться в тишину, проклиная все на свете: ему опять не удалось поспать. Жар состоявшегося накануне штурма не отпускал его, лапы потряхивало от напряжения. Меньше всего ему сейчас хотелось влезать с головой в какие-нибудь неприятности. Внезапно он понял, почему проснулся: взрыв прозвучал где-то совсем рядом, и ничем хорошим это явно не обернется. Будто подтверждая его догадку, внезапно ожил шипящий помехами голос бортовой радиостанции: — Фокстрот-четыре-два, это Фокстрот-один. У нас подрыв, один триста, тяжелый, один двести. Бегом к саперам! Как принял? — Принято, первый, выполняю, — устало ответил волк в пластиковую коробочку с витым шнуром и повесил ее назад на приборную панель. Схватив и тут же нацепив лежащий на торпедо песочного цвета шлем с небольшими черными нашивками «MED», прилепленными на липучки по бокам, он взял в одну лапу штурмовую винтовку, а в другую — небольшой рюкзак такого же песочного цвета, как и его форма. Быстро, но без суеты выпрыгнув с пассажирского места бронеавтомобиля, он побежал вперед по дороге, выбивая бетонную пыль из-под своих ботинок, к руинам разбитого войной города. Сюда его вместе с его подразделением накануне перебросили для охраны группы саперов, с которыми сейчас, видимо, что-то произошло. На ходу закинул одну лямку рюкзака на плечо и ремень матово-черной винтовки себе на шею, после чего ускорился, увидев, как из обломков небольшого дома его товарищи, такие же волки, на лапах выносят два тела: барана с двумя оторванными ниже плечей лапами и отсутствующей как факт черепной коробкой выше носа и тигра, у которого правая нижняя лапа повисла на остатках мышц и сухожилий. На ходу вырвав из-под дна рюкзака мягкие носилки все того же песчаного цвета, волк кинул их на дорогу рядом с группой вооруженных бойцов с криком, срывающимся на рык: — Держим периметр, не пялимся на меня! — переключил свое внимание на четырех волков, все так же держащих пострадавших: — Клади тигра сюда, труп — куда хотите. Пошли! Волки поволокли расчлененного барана куда-то в сторону. Рюкзак приземлился рядом с раненым. Окидывая взглядом своего пациента, медик моментально натянул на лапы синие перчатки и, достав изогнутые ножницы, принялся срезать броню и одежду, предварительно убедившись, что его товарищи сами догадались наложить на культю жгут. Покончив с этим, он увидел, что правая лапа была сильно посечена осколками, один из которых сбоку залетел под бронежилет и пробил грудную клетку. Тигр закашлялся, захрипел и попытался встать, но волк остановил его. Медик достал из рюкзака шприц, освободил его от упаковки, извлек небольшую ампулу, отточенным движением набрал в шприц препарат и вколол в здоровую лапу со словами: «Держись, брат, я помогу». — Какие прогнозы, Марк? — взволнованно спросил стоявший рядом волк, переминаясь с ноги на ногу. — Мешать не будешь — выживет, — прорычал тот, вводя в ноздрю тигра небольшую силиконовую трубку, но потом более спокойно добавил: — Наверное… Вопросы к нему отпали, и он спокойно продолжил делать то, что он хорошо умел — спасать жизнь. Налепив на рану на груди специальную пленку с клапаном, он чуть повернул раненого, чтобы лапой подлезть под него и прощупать, есть ли на спине выходное отверстие. Оного не оказалось, что изрядно облегчило им обоим жизнь. Док, как его часто называли, несмотря на наличие вполне себе позывного, приступил к следующему этапу: он достал катетер, «систему» — капельницу по-нашему — и полулитровый флакон с надписью «Раствор Рингера». Постановка капельницы заняла буквально две минуты, после чего он передал белую пластиковую бутылочку стоящему рядом бойцу со словами: «Держи, Уоллес». После, чуть успокоившись, он приступил к перевязыванию ран. В конце он завернул окровавленное тело тигра, одежда которого была изрезана в лоскуты, в блестящее фольгой спасательное одеяло. Дав команду относить его к своей машине, он облегченно, можно даже сказать, блаженно вздохнул. Но времени рассиживаться не было. — Фокстрот-один, это четыре-два, Ромео-Майк-Виктор, трехсотый готов к эвакуации. — Фокстрот-четыре, Фокстрот-один. Принял, ожидайте. Раненого сапера уложили на переносную медицинскую койку в багажном отделении, передняя часть которой стояла вместо заднего сидения. Таким образом внедорожник был приспособлен под эвакуацию раненых: впереди сидели двое, водитель и стрелок, а сзади располагался медик с раненым. Порывшись в платформе с кучей кармашков, висящей на спинке водительского кресла, Марк выудил оттуда небольшую белую коробочку с маленьким экраном и нацепил ее на палец тигру, словно прищепку. После нажатия на кнопочку на дисплее через несколько секунд появилась узенькая красная полоска, скачущая вверх-вниз в такт биения сердца, и надпись: «%SpO2: 89 / bpmPR: 137». Чертыхнувшись, медик полез через узкий проход между койкой и своим сиденьем в багажник, где лежала большая медицинская укладка: несколько сумок с разными пометками на них. Найдя синий баул с пометкой «Кислород», он выудил из него небольшой баллон, размеры которого едва превышали термос. Из того же мешка он выудил трубку и маску с резинкой. Объединив все это в нехитрое устройство, он наложил маску на морду тигра и слегка повернул вентиль — газ зашипел. Водительская дверь с натужным скрипом открылась, и в салон тяжело ввалился боец: — Чертова пустыня, жарко как… Свою наверняка глубокую метафору закончить он не успел — рация вновь подала голос: — Фокстрот-четыре, Фокстрот-один. Двигайте на Сиерра-пять, там вас сможет подобрать вертушка Майк-Эхо. Как принял? — Понято, принято. Действуем. Конец связи, — отозвался гость в рацию. Водитель уселся за руль и сразу завел двигатель, открыл окно и крикнул в него: «Уоллес, мать твою за ляжку, в машину, быстро!» Последний резво сорвался с места, кинув недокуренную сигарету себе под лапы. Как только он загрузился в рокочущую мощным мотором машину, она сразу же сорвалась с места. «Поаккуратней там, не картошку везете!» — крикнул Марк, поправляя манжету тонометра на лапе зверя. Реплика эта осталась без ответа. 71/53. Крайне низкое давление, плохо. Чтобы хоть как-то исправить этого, он подготовил вторую капельницу и, прежде чем подключить ее ко второму порту катетера, он ввел в него адреналин. Из-за окна послышались взрывы, но в этот раз со стороны города, расположенного в пятнадцати километрах к востоку. Там, насколько знали волки, засела крупная группировка террористов, и, видимо, правительственные войска начали готовиться к штурму. Артподготовка пошла полным ходом, ровняя дома с землей, мешая живых зверей с бетоном и грязью. Последствия того же самого здесь и разгребали саперы: в разрушенных зданиях осталась целая куча неразорвавшихся снарядов, боеприпасов и секреток, на которой, видимо, и подорвался барашек. Тигру повезло: он стоял чуть в стороне, что в итоге его и спасло. Раненый сильно захрипел и, видимо, начал задыхаться. Значение на «прищепке», поднявшись сначала до 92, начало резко опускаться. Марк быстро извлек из кармашка сидения продолговатый пенал с ярко-красным колпачком, который таил в себе большой катетер. Освободив грудь своего пациента, он ввел эту иглу со стороны раны чуть ниже ключицы, между ребер, и из трубочки с еле уловимым шипением начал выходить воздух. Он спокойно вынул иглу, оставляя в ране лишь пластиковую трубочку и, дождавшись, когда воздух перестанет из нее выходить, аккуратно загнул катетер и прилепил его пластырем к телу, перекрывая поток воздуха. Через несколько минут значение на пальце начало нормализовываться. — Варяг, — обратился к нему водитель, — пятнадцать минут до точки. У тебя там как? — Жить будет, босс, — Марк утер свою покрытую мелкими шрамами морду тыльной стороной лапы. Медик приступил к заполнению карточки пострадавшего, изредка поглядывая на него, чтобы убедиться, что его состояние не ухудшается. Примерно через пять минут бронемашина, свернув с накатанной грунтовки и скрипнув тормозами, остановилась посреди пустыни. Водитель, глянув на небольшой военный навигатор, сам себе кивнул и, схватив микрофон на витом шнуре, уверенно проговорил в него: — Фокстрот-один, Фокстрот-четыре. Не доехал до Сиерра-пять восемь километров. Впереди деревня, на три клика, наблюдаю в ней какое-то движение, нас засекли. Запрашиваю эвакуацию со своей позиции. — Фокстрот-четыре, Фокстрот-один. Ожидайте. Воспользовавшись образовавшейся паузой, Марк в кои-то веки решил осмотреться сквозь тонированный толстый стеклопакет внедорожника. Помимо самой безжизненной пустыни с потрескавшейся от засухи пыльной землей, он увидел небольшое селение впереди, километрах в трех от их точки. И народ там действительно как-то подозрительно копошился: то и дело глаза волкам ослепляли блики оптики. «Вашу мамашу», — сухо заключил водитель. — Фокстрот-четыре, Фокстрот-один. Ваша позиция? Водитель снова уткнулся в зеленый навигатор: — Первый, под запись: Браво, четыре, Гольф, восемь, по улитке — три. Повторяю: Браво, четыре, Гольф, восемь, по улитке — три. Замолчав на добрые полминуты, командование размеренно сообщило следующую мешанину букв и цифр: — Фокстрот-четыре, Фокстрот-один. Майк-Эхо Виски Фокстрот-четыре, Омега-десять, Танго-семь. Огонь разрешаю*. Командир недовольно хмыкнул, небрежно повесил рацию на свое место и негромко скомандовал: — Варяг остается здесь с раненым. Уоллес, на выход, поможешь поставить АГС. Без лишних слов оба они покинули автомобиль, оставив двери нараспашку. Отвязав от грузовой рамы крыши край полотнища, скрывавшего что-то от пыли и лишних глаз, и откинув его в сторону, они сообща выгрузили сначала приземистую треногу, а потом и массивный автоматический гранатомет с полным боекомплектом. Сообща они быстро дотащили станковое орудие до ближайшего пригорка, который мог послужить хоть какой-то защитой среди ровной глади пустоши, собрали его, и командир, оставив Уоллеса за орудием, залег чуть сбоку, выставив вперед ствол своей винтовки с трехкратным прицелом. Затем он извлек небольшой бинокль из одного подсумка, висевшего на боку бронежилета, и уставился на деревню. То, что он там увидел, ему решительно не понравилось. Из-за ближайшего дома неспешно выкатил побитый жизнью ржавый пикап, на который был водружен пулемет. Машина, подскочив на кочке, повернула навстречу бойцам. Командир зажал на своем жилете небольшую кнопку и быстро протараторил по внутреннему каналу связи: — Варяг, на нас идет шахид-мобиль с пуликом, вылезай из своего корыта нафиг, прячься и прикрой нам жопу, — переключил канал на своей рации. — Фокстрот-один, сообщите Альфе, что в Аль-Садад залезла ДРГ**. Повторяю: за линией фронта на нашей стороне оказалась вражеская ДРГ. Волк еще раз осмотрел своего пациента на предмет того, не протекают ли повязки, хватает ли кислорода, и, убедившись, что он стабилен, потянулся к ручке двери. Где-то впереди зарокотал пулемет — рядом послышался громкий щелчок и скрип водительской двери: пуля чиркнула по ней. Тут же загрохотал станковый гранатомет — выплюнул, огрызаясь лаем, четыре гранаты — и затих. Выстрелы легли аккурат перед мчащимся пикапом, не долетев буквально пяти метров. Четыре взрыва не нанесли существенного вреда машине, изрешетив моторный отсек осколками. Резким движением Марк распахнул дверь, и мешком вывалился наружу, тут же падая в пыль плашмя, укрываясь за массивным колесом. Через мгновенье лобовое стекло со звоном покрылось паутинкой трещин, выдержав попадание. Гранатомет дал еще одну короткую очередь. После череды взрывов Грин, оторвавшись от бинокля, подтвердил попадание и остановку автомобиля, передний мост которого буквально вырвало со своего места. Взявшись за винтовку, он громко скомандовал: — Пикап, дистанция триста, Уоллес, накрой их еще раз! Варяг, сюда, зажми их за машиной, не дай им высунуться! — и тут же его автомат заработал одиночными выстрелами. Вражеский пулемет огрызнулся очередью, легшей в опасной близости от гранатометчика — его дернуло в сторону, и гранаты улетели левее цели. Марк вскочил с земли и хотел было рвануть вправо от пригорка, как, сам того не желая, подставился под очередь. В левое плечо будто бы со всего размаху ударили огромной кувалдой. Марк завопил, что есть мочи, покрывая всех и вся тремя слоями мата. Зажав лапой кровоточащую рану между плечом и локтем, он рухнул назад за колесо и больше не поднимался, воя от боли. Уоллес в очередной раз угостил террористов взрывными игрушками: на этот раз пулемет наконец-то затих, но по пригорку все равно щелкали пули нескольких автоматов, выбивая из земли фонтанчики пыли. «Грин, я пустой!» — крикнул Уоллес, отползая в сторону от автоматического гранатомета. Он достал из-за спины свой автомат и принялся дожимать противника: командир не дает высунуться неприятелю слева, из-за капота стоящего полубоком пикапа, а Уоллес взял на себя зад машины и место пулеметчика, не давая возможности очередному верблюду, замотанному в какое-то тряпье, залезть на место мертвого товарища. Он прекрасно понимал, что отдавать пулемет нельзя — для них это будет грустным финалом. Раненый волк, взяв себя в лапы, извлек из подсумка на бронежилете жгут и даже наложил его, туго затянув пластиковый вороток прямо под мышкой. Темная, почти черная кровь перестала литься из рваной раны. — Варяг! Что там у тебя?! — закричал командир, не отрываясь от боя. — Плечо! — Сам справишься?! — Уже! Вдалеке послышался мерно приближающийся рокот. Бойцы явно воспряли духом, услышав его. Еще через пару мгновений эвакуационный вертолет показался над холмом в паре километров, левее деревни. На подлете к почти уничтоженному, превращенному в сито шахид-пикапу заговорил шестиствольный пулемет вертолета, расположенный как раз таки слева. Сплошным потоком горячего свинца машину чуть ли не напополам рассекло, а те, кто остались в живых, попробовали было огрызнуться выстрелом из противотанкового гранатомета, но их ракета пролетела мимо быстро движущейся вертушки. В конце концов, и тот гранатометчик превратился в фарш. — Фокстрот-четыре, Майк-Эхо, заходим на посадку, готовьте раненого. Командир оставил Уоллеса смотреть за деревней и остатками пикапа с его лихим и мертвым экипажем, а сам побежал встречать своих спасителей: — Майк-Эхо, Фокстрот-четыре. У нас еще один раненый, легкий, взять сможете? И мне нужна пара бойцов: нас не хватит, чтобы загрузить тяжелого. — Отчего же нет, дружище. Если ваша компания заплатит, конечно возьмем, — пилот хохотнул в рацию. Вертолет, подняв ураган пыли, сел в пятидесяти метрах от машины. Из него тут же выпрыгнули двое, тигр и ягуар, в пустынном камуфляже — военные. Марк поднялся на лапы и встретился со своим командиром у машины. Тот уже успел раскрыть в стороны дверцы багажника и показать воякам, кого им нужно вытащить. Заглянув в салон внедорожника, они оба присвистнули. — А неплохо вы устроились, я смотрю. Мягкий нежно-красный кожаный салон, велюр… Не на боевые ездить, а шлюх катать вам, ребятки! — и дружно заржали. Волки пропустили колкость в свой адрес. Командир, стараясь перекричать вой турбин, обратился к Марку: — Все, бегом в вертолет, отдыхай! Медик, пожав на прощание своему товарищу лапу, уверенным шагом, придерживая раненую конечность, направился к вертолету. Кивнув пантере-пулеметчику в причудливом летном шлеме, он ловко запрыгнул внутрь исполинской машины. Медик-козел, в точно таком же камуфляже, помог ему усесться и тут же принялся осматривать рану. Поцокав языком, он деловито резюмировал: «Знатно тебе плечо вывернуло, а ведь пуля всего лишь по касательной чиркнула. Ты явно родился в рубашке, парень. Но ничего, сейчас вправим на место, будешь как новенький». Тигр со своим другом втащили носилки в вертолет и заняли места напротив волка. Здесь заканчивалась его командировка. Несмотря на дикую жгучую боль, он улыбался, глядя в иллюминатор. Дома его ждала семья.***
Зверополис встретил Марка приятной прохладой ночи. В дверях терминала огромного аэропорта Марк, зевнув, поежился, вдыхая полной грудью охлажденный влажный воздух. Пахло лесом. Он скучал по этому запаху, наверное, на протяжении последних четырех месяцев. Он предвкушал встречу с близкими, как дочь повиснет на его шее, как его ласково обнимет жена. А еще ему страшно хотелось холодного пива. Ничто в нем не выдавало, откуда он: простая голубая гавайская рубашка, джинсы, бежевая бейсболка да неприметный спортивный рюкзак с серым чемоданом. Единственное, что доставляло ему существенный дискомфорт, а также привлекало ненужное внимание — перевязанная лапа, свисающая на косынке. С ухмылкой он вспоминал разговор, состоявшийся на паспортном контроле: какой-то кабан в форме предположил, что Марк является любителем активного отдыха. Кабан позавидовал своей же догадке. Отойдя чуть в сторону, он поставил чемодан и достал самый обыкновенный кнопочный телефон. Включил его и удивился, не увидев никаких сообщений и звонков за последние пару часов, но звонить все-таки не решился: хотел вживую услышать их голоса. Да и время было — раннее утро. Спят, наверное, решили не встречать. Такое бывало, Марк не сильно волновался по этому поводу. Волк напряг все свои извилины, чтобы вспомнить номер службы такси, и таки смог вызвать себе машину. Услугами местных бомбил он решил пренебречь. К нему подъехал недорогой черный седан, водителем которого оказался явно невыспавшийся барашек, который двигался хоть и вяло, но достаточно шустро. Видя морду довольного волка, он не смог удержаться: — С отдыха, небось, летишь? — Что-то вроде того, — осторожно ответил тот, не отвлекаясь от завораживающего вида поля, за которым виднеются верхушки небоскребов и первые лучики Солнца. — Везе-ет. Я уж третий год не могу своих хоть куда-нибудь вывезти… — водитель грустно вздохнул. — Где побывал на этот раз? — глаза его покосились на шрамы, украшавшие волка. — Откуда такая красота на теле? — На курорте. А шрамы — работа. Сталевар я, забрызгало как-то металлом, — улыбнувшись во все зубы, ответил волк. — Поня-ятно, — протянул тот и сладко зевнул. — Вторые сутки не сплю уже. Волк не удержался и тоже зевнул. Остаток пути они провели в ни к чему не обязывающей беседе, которая текла так же медленно и непринужденно, как и дорога в пробке от аэропорта. Но Марк никуда и не торопился. От обсуждения погоды они постепенно перешли к политике, но баран, осознав, что его клиент политикой не шибко-то и интересуется, оперативно сменил тему на обсуждение современного кинематографа, а за ним пошли и новости, оказавшиеся самой важной для волка темой: за четыре месяца произошло много чего интересного, не считая бесчисленных скандалов со знаменитостями. Внимание его привлек слух о сходящих с ума хищниках, в которых пробуждаются первобытные инстинкты. Мол, нападают они на мирных зверей. Но слух на то и слух, и Марк не придал ему никакого значения. Но вот настал момент, когда машина неторопливо свернула на улицу спального квартала, где и жил Марк со своей семьей. И хотел бы он продолжить улыбаться, как ни в чем не бывало, но он увидел несколько полицейских машин и одну скорую у подъезда своего многоквартирного дома. В сердце что-то екнуло. Быстро вытащив пухлый увесистый конверт с деньгами из рюкзака, он торопливо рассчитался с водителем и покинул автомобиль, не доехав до дома несколько десятков метров. Врачи упаковывали два тела в черные мешки. Волк, бросив чемодан прямо посреди тротуара, сорвался с места. Как только в его поле зрения появился волк-полицейский в синей форме, он на ходу выпалил: — Что здесь произошло? — Офицер Волкас, сэр. Я не могу… — Я здесь живу, офицер, — настолько спокойно, насколько он мог, прервал его Марк, но его голос предательски задрожал. — И вы отец единственной волчьей семьи в доме, — задумчиво протянул полицейский, догадываясь о чем-то. — Сэр, мне очень жаль, — он сделал длинную паузу, собираясь с силами, — но вашу жену и дочку сегодня… убили. Мы пока не знаем… Мир вокруг волка дрогнул. Ему резко захотелось дать сородичу в морду, пока он что-то говорит, и сказать, что шутка получилась совсем не смешная, но перед его глазами медики грузили два тела в машину: одно побольше, другое — поменьше. Офицер продолжал что-то говорить, но Марк не слушал. Дверцы красно-белой машины закрылись, после чего она осторожно тронулась с места. Хотелось побежать за ней, но чья-то лапа легла на плечо. Это был все тот же офицер Волкас, попытавшийся мягко вернуть Марка в реальность. Что было дальше, он помнил плохо. Он сунул ему на подпись какие-то бумаги, что-то пытался объяснить, дал визитку, но Марк даже не думал вслушиваться в его речь. Он судорожно пытался понять, не спит ли он, пытался найти скрытые камеры и какого-нибудь бобра-ведущего из того самого вечернего шоу, который выпрыгнет из-за кустов с криком: «Вас разыграли!» — но этого не происходило. Через какое-то время Марка отпустили, предупредив о чем-то, что творилось в доме. Потерянный, он побрел на дрожащих лапах в сторону дома. Мягко шурша своими армейскими ботинками по чистому белому кафелю залитого теплым светом ламп коридора новостройки, молодой волк в поношенной камуфляжной форме и с небольшой сумкой через плечо нетерпеливо подкрался к одной из дверей с небольшой табличкой: «411». Остановившись перед ней, он вздохнул, успокаивая себя, и уверенно постучал. Спустя несколько безумно долгих секунд он отчетливо услышал, как кто-то в помещении легонько засеменил к двери. Что-то в двери несколько раз щелкнуло, и с еле различимым скрипом дверь открылась. «Ма-а-арк!» — радостный женский визг оглушил волка, и в ту же секунду на его шее повисла волчица в одном лишь халатике. Её влажная шерсть пахла свежестью и немного ягодами. Едва устояв на ногах, Марк крепко обнял ее и уткнулся носом в её шерсть на шее. Он скучал. — Я вернулся… — нежно прошептал он, крепче стягивая ее в своих объятиях. Идиллию нарушил детский плач, доносящийся откуда-то из квартиры. — Ну, иди знакомь, — с улыбкой сказал волк, выпуская супругу из объятий. Волчица, вильнув хвостиком, мигом заскочила в квартиру и растворилась там. Марк же, переступив через порог квартиры, ремонт в которой подходил к концу, осматривал нагромождение абсолютно новой деревянной мебели, затянутой в пленку, новые светло-серые обои с узором из более темных тонких вертикальных полосок, небольшой беспорядок: кое-какие инструменты лежали тут и там, банки с клеем, рулоны обоев — всю квартиру, видимо, еще не успели сделать. Сразу за небольшой прихожей справа оказалась небольшая кухня, совмещенная со столовой, а сразу напротив двери на другой стороне комнаты — коридор с несколькими дверьми по обе стороны. Наконец-таки из комнаты мягкой поступью вышла она, неся на лапках крошечный сверток: — А кто это тут у нас пропустил наш день рождения? А? Па-апа наш пропустил. Ну что же, знакомьтесь: Эмили — папа, папа — Эмили. — Очень рад знакомству, — отец аккуратно принял младенца из лап матери. — Надеюсь, наличие двух женщин в доме не сведет меня с ума… — волчица шутливо толкнула его в плечо, наигранно обиженным голосом обозвав того дураком. — Ждешь тебя несколько месяцев, обживаешь новую квартиру, а ты — и так! — щеки её картинно надулись. — Ну не дуйся на дурачка, зай. Я же все-таки не на курорт летал, чтобы ты так на меня… — Ты же не полетишь туда больше? — взволнованно перебила она его, впившись своим взглядом в его глаза, плавно наполнявшиеся грустью. — Мы же это уже не раз обсуждали. В стране кризис, денег платят мало, помнишь? А там… Ну уж всяко больше. Да и тот теракт! Я не останусь в стороне… — Ну и не оставайся! Помогай зверям здесь, деньги найдем — я на работу пойду, только не уезжай снова! Ты даже не представляешь, каково это — быть здесь одной. Волк виновато опустил взгляд себе под лапы: — Я… — он остановился на полуслове, подбирая слова. — Уже подписал контракт? — закончила за него жена. Очнулся уже на своем этаже, и лучше бы он не видел весь тот ужас: к входной двери в его апартаменты вел длинный кровавый след с алыми разводами от лап: кто-то полз к двери. А под самой дверью — лужа крови и белесые ошметки мозга, которые не смогли собрать криминалисты. Тут же перед его глазами появилась картина: его жена, раненая, пытается отползти на животе от кого-то, кричит, зовет на помощь, а дочь в панике забегает в квартиру и пытается закрыть дверь… Лапа легла на ручку двери, и та охотно поддалась. «Не заперта», — на выдохе едва различимо прошептал он, не веря себе. В ушах зашумело. Во рту пересохло. Смысл жизни утекал, словно песок сквозь пальцы. Внутри в прихожей он буквально увидел, как его дочь, поняв, что не успевает закрыться, сломя голову побежала через кухню и небольшой коридорчик в свою комнату, сбив по пути обувную этажерку и какой-то хлам с тумбочки у двери. Сомнений в том, что побежала именно туда, у него не было: ее белоснежная дверь была сплошь исцарапана, а рисунки, которые она по обыкновению вешала на нее, валялись изорванными клочьями на полу. Сглотнув подступивший ком, он на ватных лапах подошел к ней и толкнул ее. С мягким скрипом она уступила ему дорогу. Под мягкую односпальную кровать с голубеньким бельем вел очередной кровавый след. Бедную девочку, пытавшуюся спрятаться под своей кроватью, начали рвать прямо там. Слезы полились сами собой, но после неуверенного всхлипа волк неожиданно успокоился, уставившись тупым взглядом в ее подушку с каким-то замысловатым узором. Коротко кивнув себе, он решительным шагом вышел из её комнаты и в узком коридоре свернул направо, вошел в следующую дверь. Не включая в небольшой ванной комнате света, он уверенно залез на стиральную машинку и потянулся к решетке вытяжки. Через несколько мгновений ненужная деталь отлетела куда-то в угол, а на свет явился небольшой промасленный бумажный сверток. Он спрыгнул и направился назад к кухне, положил сверток на стол, на котором та, которую он любил больше жизни, обычно готовила еду. Лапы задрожали, но с хлипкой бумажкой справились. Его взгляду предстало то, что он надеялся никогда в своей жизни не применить: пистолет, пара магазинов к нему и две коробки патронов по двадцать штук. Откуда-то из ящичка на стол легла тряпка, которой волк уверенно обтер стальной кожух затвора, бежевую полимерную рамку, магазины. Чисто технически, для того, что он задумал, ему не надо было заморачиваться с чисткой своего ствола от консервационного масла, но ему просто хотелось еще раз ощутить, прочувствовать оружие в своих лапах. Безукоризненными движениями он разобрал его, тщательно протер все детали, по новой смазал некоторые из них уже нормальным оружейным маслом, неторопливо собрал пистолет назад. Отложил его чуть в сторону и, взяв в лапу магазин, он извлек из картонной коробочки один единственный патрон, блеснувший на свете латунью гильзы. Уверенно снарядил им магазин. Пистолет оповестил характерным щелчком хозяина о том, что магазин встал на свое место. Он снова направился в ванную, но в этот раз он замер напротив зеркала, под которым чистотой блестела раковина. Он взглянул себе в глаза и спокойно дернул затвор, досылая патрон в патронник. Сталь приятно обожгла своим холодом висок. В этом мире больше его ничто не держало: смыслом его жизни была семья, потомство, а теперь их в одночасье не стало. Не стало и его. Но мясная оболочка все никак не решалась расстаться с этим миром. Что-то еще было в его груди помимо пожирающей его с потрохами пустоты. Что-то, с чем он не хотел мириться. Палец нетерпеливо лег на спусковой крючок, выжимая свободный ход. А в голове всего лишь одна, до безумия простая мысль. Он позволил себе улыбнуться, подумав над тем, насколько же ситуация была ироничной. Палец немного расслабился. Но улыбка быстро сошла на нет, он снова посмотрел себе в глаза. И снова слабина спуска уже выжата. Во входную дверь робко постучали. Он замер, надеясь на то, что ему всего лишь послышалось. Но нет, в дверь постучали еще раз, более уверенно. Он сдался. Засунув пистолет за брючный ремень сзади и прикрыв его рубахой, он вышел в прихожую, дверь которой снова заставила подумать его о том, как несколько часов назад кто-то лихо выбил с помощью нее мозги его волчице. Он одним толчком хотел распахнуть дверь настежь, но, едва приоткрывшись, она во что-то уперлась. Соседская дверь едва различимо щелкнула замком. Чемодан. За дверью стоял его чемодан, который он оставил на улице. Через мгновенье его окровавленные колесики закатились внутрь. Это же надо было додуматься, чтобы поставить его прямиком в лужу! Волк устало плюхнулся на диван, стоявший в кухне. «Не сегодня, — прошептал он, откидываясь назад, — не сегодня». Спустя час, может, два, а то и три в его голове вспыхнуло уже позабытое желание выпить пива. Оставив и задвинув подальше пистолет на самом верху стеллажа в прихожей, он вышел, громко хлопнув дверью, и неспешно направился куда-то в сторону улицы. Город постепенно оживал: машин, как и пешеходов, становилось все больше. Все спешат куда-то. Марка бесили эти звери: он прекрасно знал, что скрывается за всеми этими культурными масками и деловыми костюмами — лицемерие. Он недолюбливал общество, не верил в дружбу. Для него все друзья остались там, на полях сражений: кто-то уже в прошлом, а кто-то и сейчас сражается. Только война способна обличить истинную сущность зверя: кто друг, а кто — враг. А все остальное — игра в рулетку. Пройдя несколько улиц, он все так же неспешно свернул в небольшой сквер. В одном из домов расположился средней паршивости бар — единственный, который работал круглосуточно. Все остальные в пешей доступности открывались ближе к вечеру и были еще закрыты. Заведение встретило его парой пьяных тел, мирно сопящих за столами у выхода, комфортным полумраком и негромкой музыкой. За стойкой бодрячком стоял, что-то насвистывая себе под нос и протирая бокалы, рыжий лис в красной клетчатой рубашке и черных брюках. Посетитель молча уселся за стойкой прямо перед ним. — Доброго утречка. Чего грустный такой? Опохмелиться или кофеечку? — Виски. Чистый. Со льдом. Лис кивнул. Через мгновенье перед Марком оказался стакан льда, где плескалось чуть-чуть янтарной жидкости. Ухмыльнувшись, он резко опрокинул в себя его содержимое. — Дай угадаю, девушка, жена бросила? — с любопытством спросил бармен, предвкушая очередной рассказ. — Что-то вроде того, — растерянно подтвердил волк, возвращая стакан назад. — О-о, друг мой, к нам с таким часто обращаются. За счет заведения, — лис подмигнул, наливая виски в этот же стакан. Марк кивнул и снова одним махом выпил благородный напиток. Пить не хотелось — хотелось накидаться, забыться. Очнуться от этого кошмара. Вскоре перед волком снова появился стакан, в котором жидкости было уже побольше. Стакан за стаканом вливал в себя волк. Легче не становилось ни на йоту, хотя от былой ясности мыслей и оставался невнятный мыльный развод. Только хуже стало. Хмельной мрак завладевал рассудком волка. Через какое-то время бармен удивленно сообщил: — Ого, дружочек, да ты уже целую бутылку прикончил! Ты уверен, что хочешь и дальше так убиваться по той суке? Суке? Марк широко раскрыл глаза и злобно уставился на бармена. Голос его, скорее даже рык, наполнился металлом: — Зубами сейчас подавишься, мразь! Мгновенья не прошло, как волк вскочил с высокого деревянного стула. Он весьма ловко схватил его за спинку и с диким ревом, подняв его над головой, обрушил со всей силы об пол так, что полетели щепки. В его лапах осталась пара острых обломков. Шов на плече, треснув нитками, начал расходиться. — Это должен был быть я! Я! Я должен сейчас преть в цинковом гробу, возвращаться по кускам на родину! — ревел он в ярости. — А она должна сейчас готовить завтрак для Эмили, которой к восьми надо в школу! — Воу, — бармен поднял лапы, глядя на взбешенного волка, — мне жаль! Но давай-ка ты не будешь крушить мне бар, хорошо? — Они отняли у меня их! Отняли, понимаешь?! За что ее, восьмилетнюю девчушку, на куски порвали?! Чем она заслужила такую смерть?! Чем смерть заслужила Линда, голову которой размозжили с помощью… гребаной двери?! — орал Марк, размахивая лапами. На рукаве красной кляксой начало расползаться пятно крови. Марк сам схватил стоявшую за стойкой бутылку и приложился к ней. И, выдохнув, более спокойно продолжил: — А ведь она должна была отучиться, пойти в институт, на который я уже сейчас… — он осекся и потупил взгляд. — Откладывал деньги. Устроиться на работу, завести семью. Я должен был стать дедушкой. А теперь этого всего никогда уже не будет! Он закрыл свою морду лапами и, стараясь сдержать свои эмоции, все-таки заревел навзрыд. — Они забрали у меня мою девочку… Мою стаю… Бармен смотрел на происходящее с широко раскрытыми глазами, не зная даже, что ответить. — Я… Сожалею, — растерянно прошептал тот, качая головой. — И честно желаю, чтобы тех подонков настигла та же участь, братан. — Что ты сказал? — морда Марка скривилась от удивления. — Та же участь, да? Ответа не последовало: лис попросту не знал, как правильно реагировать, чувствуя, к чему клонит волк. Марк плюхнулся на соседнее место. Несколько минут он тупил в пол. Из глаз капали слезы. В итоге, выдохнув, он поднял взгляд на лиса: — Сколько? — исподлобья спросил он. — Сорок пять за две бутылки, и за стул… Он вытянул из рюкзака несколько купюр крупного номинала и шлепнул их на стол: «Без сдачи». Закинув рюкзак назад за спину, волк, пошатываясь, пошел к выходу. Как оказался дома, он не помнил. Проснулся уже вечером вместе с адской головной болью. Вставать и делать что-либо решительно не хотелось, хотелось все так же одного — смерти. Но помимо мыслей о суициде в его голове вызревала другая, совершенно иного толка, мысль, которую подкинул ему тот лис. И с каждой минутой она все больше и больше вытесняла мысль о самоубийстве из головы. Нужно найти и покарать тех ублюдков. Любой ценой найти и сделать с ними все то, что они сделали с его семьей. Внезапно полегчало. На горизонте снова звездой замаячил утраченный смысл жизни. Да, ради их памяти он сделает это. Что будет дальше, его волновало мало. Он встал с кровати, быстрым шагом вышел из комнаты и, добравшись до стеллажа, взял пистолет, все так же лежавший там. Внезапно он почувствовал резкий запах хлорки. Взгляд его упал на пол. Ни единого пятнышка, ни намека на весь вчерашний ужас. Обувь аккуратно расставлена на этажерке. А на двери висел желтый стикер с надписью: «Извини за испачканный чемодан. Скинулись и оплатили уборку. Твои соседи.» Хмыкнув, он вернулся на кухню. И ни у кого не возникло вопросов, насчет патронов и магазина, лежавших на самом видном месте? Отбросив глупый, как ему показалось, вопрос, он, натянув латексные перчатки принялся забивать магазины латунными цилиндриками, параллельно размышляя о том, что делать дальше. Убийц еще как-то надо найти. Но как? Взгляд упал на лежавшую рядом с промасленной бумажкой визитку: тот офицер наверняка если не поможет, то наверняка прояснит картину. Волк положил магазины рядом с пистолетом на стол и вернулся в свою комнату, где за двуспальной кроватью стоял его шкаф, внутри которого, помимо его одежды, также лежал серый бронежилет и пухлый черный военный рюкзак. Марк не был большим фанатом обычной гражданской одежды, находя ее очень неудобной. Он предпочитал носить в городе неприметные серые тактические брюки без этих здоровенных карманов на бедрах, довольствуясь лишь кучей врезных кармашков под поясом. Выглядели они цивильно, да и анатомический крой позволял активно двигаться без лишнего дискомфорта. Окровавленную гавайскую рубашку он сменил на самую обычную темно-синюю однотонную футболку, а на голову нацепил серую бейсболку с липучкой на лбу и затылке. Его пробрало на смех, когда на своем плече он увидел кривой-косой шов на месте раны. — Да я и пьяный в слюни штопаю ничего так! Покопавшись в ящиках шкафа, он достал кобуру скрытого ношения для своего пистолета со специальным кармашком под дополнительный магазин. Снова проделал путь через коридор на кухню, где взял визитку, снарядил кобуру и убрал ее назад на деревянный стеллаж у входной двери. Волк схватил с вешалки небольшой серый рюкзак, обшитый со всех сторон такими же серыми стропами, и, открыв дверь, уверенно шагнул за порог. Уже на улице он, глядя на визитку, набрал нужный номер и приложил трубку к уху: — Офицер Дэвид Волкас, первое бюро департамента полиции Зверополиса, добрый вечер. — Добрый. Это Марк Ларсен, по поводу вчерашнего. — Ах, да, мистер Ларсен. Я тут наткнулся на ваше личное дело… Что же вы вчера не сказали, что работали когда-то у нас? Ну да ладно, вашим делом заинтересовались мои коллеги, они вроде как занимаются всеми этими происшествиями, и расследование уже идет полным ходом. — Подождите, о каких «всех этих» случаях идет речь? — О шести подобных. В разных частях города при разных обстоятельствах находят диких хищников, нападающих на все живое. Подробностей не знаю, мистер Ларсен, больше вы сможете узнать у офицеров, что ведут это дело: я договорился, чтобы вас приняли. — Спасибо, офицер. — Своих не бросаем, мистер Ларсен. Мы найдем виновных и сделаем все возможное, чтобы их наказать.