Самуил Маршак
Девяносто шесть... Ровно девяносто шесть ступеней он должен был пройти, дабы достигнуть своей цели. Ничтожное препятствие, которое и назвать-то таковым никак нельзя. И всё же... И всё же именно эта сотня шагов обещала стать самым трудным испытанием в его жизни. Глубоко вдохнув и крепче сжав рукоять золотого кувшина, молодой мужчина опустил сандалию на первый из разукрашенных блоков и начал своё восхождение к святилищу отца богов - Ану. Как и многие другие храмы на территории Шумера, зиккурат верховного божества включал в себя три яруса по одному на каждое из царств мироздания: Верхнее – обиталище богов; Среднее – обитель людей и Нижнее – прибежище мёртвых. В свете последних событий «путь», по которому он сейчас шёл, вызывал у мужчины весьма противоречивые чувства. С одной стороны, хотелось смеяться в голос, а с другой, проклинать тех глупцов, что установили подобные правила. День близился к своему окончанию, и, преодолев чуть более трети пути, человек остановился, дабы окинуть безразличным взглядом окрасившийся закатными тонами город. Он был как никогда прекрасен. Игра света и тени придавала одно-, двух- и трёхэтажным прямоугольным постройкам высоты и объёмности, а обилие пышных садов, что не обделяли своим вниманием ни одного зажиточного дома, добавляли в геометрически идеальную смесь глины и песка первобытную красоту жизни. Мужчина очень любил этот вид. Только глядя с высоты, можно было в полной мере оценить всё великолепие этого города. Великолепие Его города... И от того ещё печальнее становилось, когда столь ценимое им прежде зрелище не вызывало в душе никакого, даже самого ничтожного отклика. Отвернувшись и вновь подняв глаза к вершине, мужчина ускорил подъём, пока нёсший с собой вечернюю прохладу ветер мягко развевал его богато расшитую тунику и набедренную повязку. Каждый последующий шаг давался всё труднее. Казалось, само небо препятствовало его восхождению, беспрестанно увеличивая свой вес, отчего всегда гордо выпрямленная спина и расправленные плечи могучего воина в данный момент словно бы принадлежали доживающему свой век старику, что уже не в силах ступать по жизни не склонив головы. И, тем не менее, он не останавливался. Наоборот, чем большую тяжесть человек ощущал на себе, тем быстрее сменяли друг друга ступени под его ногами. Бросив беззвучный вызов всему миру, мужчина заставил себя выпрямиться и, миновав последние препятствия, всё же достиг вершины. В этот самый миг, будто признав своё поражение, неведомая сила, что так усердно сковывала его движения, просто испарилась, оставив за собой лишь лёгкое чувство усталости. Впрочем, мужчину данная победа совсем не обрадовала. Говоря точнее, он её попросту не заметил. Не смея более задерживаться, мужчина быстрым шагом пересёк короткую, хоть и весьма широкую, террасу и вплотную подошёл к высокой арке, представляющей собой вход в главное святилище. Двое стражников в длинных плащах заметно напряглись, едва увидев позднего гостя, и, точно выверив положение своих щитов и копий, синхронно преклонили колено. - Прочь, - не удостоив их и взглядом, обронил мужчина и вошёл внутрь. Воины, всё так же не сговариваясь, ещё больше склонили головы, дожидаясь пока господин пройдёт мимо, после чего без единого звука встали и направились к лестнице. Несмотря на практически наступившую ночь, в месте почитания Ану вовсю кипела жизнь. Множество мужчин и женщин в чистых церемониальных одеждах сновали туда-сюда по просторному помещению, все стены которого были украшены барельефами с изображениями богов. Великие акты сотворения и разрушения, пиршества и войны небожителей, моменты их любви и гнева... Многое здесь было запечатлено, и многое было записано – меж выбитых и вырезанных картин нередко пробегали и строки письма, несущие в себе частички святых писаний, дабы приходящие сюда никогда не забывали истории и нрава своих покровителей. Вот уж о чём о чём, а об их «нраве» нынешнему посетителю напоминания точно не требовались. Всецело поглощённые своей работой жрецы и целители не сразу заприметили новоприбывшего, однако стоило только одной не слишком расторопной женщине едва с ним не столкнутся и в результате неуклюжей попытки уклониться обронить на пол несколько глиняных чашек, разбив их, как все тут же прервались и с опаской уставились на него. - Вы вернулись, Владыка! - вышел вперёд седовласый старец, махом руки указывая провинившейся убраться с глаз. – Слава богам! - воскликнул он, после чего довольно сильно поклонился. – Мы делали всё, что в наших силах в ваше отсутствие, однако... - Прочь, - скомандовал в ответ мужчина. Он и так знал, что они ничего не добились. - Владыка? – слегка разогнувшись, спросил старец в недоумении. С возрастом слух стал подводить его всё чаще и чаще, так что он не был уверен, что правильно расслышал приказ. - Прочь отсюда! – чуть ли не прокричал мужчина, сверкнув рубиново-алыми глазами, и от силы его голоса каждый из присутствующих слегка пошатнулся, а стоящий ближе всех старик и вовсе рухнул на спину. Больше разъяснений никому не требовалось. Побросав все свои дела и, к их чести, не забыв помочь упавшему целителю подняться, все полтора десятка человек стремительно покинули святилище менее чем за десять секунд. - Не стоит быть с ними таким грубым, Гильгамеш, - раздался мягкий, практически женский, голос, от которого так и веяло добротой и состраданием. – Они действительно ухаживали за мной всё это время. Весь гнев и негодование, что буквально переполняли Гильгамеша, в мгновение ока улетучились. Он медленно прошёл по залу, в самом центре которого находился огороженный со всех сторон тканевыми перегородками участок, и остановился в полушаге от его границы. - Но они не смогли тебе помочь, - произнёс Гильгамеш, откидывая занавеску. – Уже за одно только это их всех должно казнить. - Хахаха, - рассмеялся юноша, чей лик казался столь же женственным, что и его голос. – Но ведь ты тоже провалился, не так ли? – продолжая улыбаться, заметил он. - Энкиду, я... – заговорил Гильгамеш, но юноша его прервал. - Ты ни в чём не виноват, - сказал он, чуть приподнявшись с устроенного прямо на полу ложа из самых мягких и приятных на ощупь тканей. – Мы и не рассчитывали, что они помогут. Но я всё равно благодарен тебе, Гильгамеш, - добавил он. – Ведь, несмотря на всю свою неприязнь к богам, ради меня ты всё же просил их о милости. - Да, уверен, мои попытки их знатно повеселили, - с нескрываемым презрением ответил мужчина и уселся на пол рядом со своим другом. Три дня он потратил на то, чтобы обойти каждый храм каждого треклятого бога во всех подвластных ему землях. Гильгамеш просил, умолял, кричал и угрожал, но никто из них не соизволил даже ответить. Даром что сам он на две трети один из них. Гильгамеш даже распорядился перевести больного Энкиду сюда, в это святилище, дабы великий Ану, один из его создателей, практически отец, увидел страдания своего творения и смилостивился над ним. Однако всё оказалось без толку... Уж лучше бы Гильгамеш сам провёл все эти дни с Энкиду. А ведь его состояние ещё больше ухудшилось. Некогда подобные весенней траве длинные волосы Энкиду, которые так сильно контрастировали с его собственными – цвета чистого золота, ныне почти полностью окрасились в красновато-коричневые оттенки сырой глины. Схожая ситуация была и с пальцами на тонких бледных руках и с пятнами на лице, и, хотя этого Гильгамеш видеть уже не мог, так как большей частью его друг был скрыт под покрывалом, со всем остальным телом тоже. - Мне недолго осталось, - спокойно произнёс Энкиду, заметив обеспокоенный взгляд друга. – Сегодня нам придётся проститься. - Знаю, - тихо ответил полубог, понурив голову. Но затем встряхнулся и, грустно улыбнувшись, поднял принесённый кувшин. – Поэтому я прихватил его. - Сикера? – несколько удивлённо спросил зеленоволосый юноша, уловив знакомый запах. - Хватит на обоих, - откидывая пробку, ухмыльнулся Гильгамеш. – Нужны только... Он пробежался глазами по окружению, нашёл две чарки с тлеющими целебными травами и, вытряхнув их и всполоснув напитком из кувшина, заполнил обе до краёв. - Боюсь, тебе придётся помочь мне, - с напряжением проговорил Энкиду, безуспешно пытаясь подняться самостоятельно. Гильгамеш осторожно подхватил его за спину и медленно помог принять сидячее положение, после чего передал в руки одну из чарок. - Спасибо, - улыбнулся юноша и, с трудом поднеся сосуд к губам, сделал пару глотков. – Хороший вкус, - заключил он. - Самый лучший! – не без гордости заявил Гильгамеш и залпом осушил свою порцию. – Ничто иное не достойно касаться моих уст! В ответ на это Энкиду лишь тихо рассмеялся и ещё раз прильнул к чашке. Вкус ему действительно нравился, однако сам процесс питья доставлял определённые неудобства, из-за чего каждая попытка сопровождалась измученной гримасой на лице. - Устраивать пьянку в доме Ану, - заговорил Энкиду отставив алкоголь в сторону. – Какая дерзость. - А что он сделает? - горько спросил Гильгамеш. – Ещё раз проклянёт тебя? Ты и так уже одной ногой в Куре, теперь-то чего бояться? Он вновь набрал себе сикеры и, как и прежде, выпил всё в один заход. - Не за себя, но за тебя я волнуюсь, Гильгамеш, - спокойно ответил Энкиду. – Я лишь инструмент, орудие, коих великое множество в твоей сокровищнице. Моя смерть ничего не значит... - Не смей! – воскликнул Гильгамеш, ударив по полу свободной рукой. От места удара пробежала длинная цепочка трещин. – Не смей так говорить, Энкиду! - Но это правда, - всё тем же умиротворяющим голосом продолжил юноша. – Из глины я был слеплен, - в подтверждение своих слов он провёл коричневым пальцем по расколотому камню, оставляя по месту его следования чётко различимый земляной след. – И в глину же сегодня вернусь. - Не смей так говорить, - уже спокойнее повторил Гильгамеш. – В том, что с тобой случилось, виноват один только я. Это я отверг Инанну, это мой клинок сразил Небесного Быка, и это меня они должны были наказать за всё это. Меня, не тебя... Он умолк, позволяя этим словам повиснуть в воздухе. - Ну-у, - ухмыляясь протянул Энкиду, когда пауза чересчур затянулась. – С быком я тебе помогал, не забывай. В одиночку ты бы с ним точно не справился. - Помогал? – ответил Гильгамеш, невольно улыбнувшись. – Подержал его немного и смеешь называешь это помощью? Да не будь тебя, я бы только быстрее управился! - Конечно, - важно кивнул Энкиду. – Если бы не опоздал как в этот раз. Сколько мне пришлось в одиночку с ним бороться, пока ты с наложницами развлекался? - Негоже царю покидать своих слуг в самый ответственный момент, - гордо отозвался Гильгамеш, но заметив красноречивый взгляд собеседника, не смог ничего с собой поделать и вместе с ним от души рассмеялся. Впервые за последние дни. - Занятное выдалось сражение, - всё ещё улыбаясь, проговорил Гильгамеш. – Мало когда нам приходилось выкладываться на полную, если речь не шла о сражениях между собой. - Твоя правда, - согласился Энкиду. – Но я всё же предпочёл бы не убивать его, будь у нас иной выбор. - Не стоит эта тварь твоей жалости, - осудил его полубог, опустошая третью чашку. – Хотя... Хотя, тут ты, быть может, в чём-то прав. Больно уж велика оказалась плата за его жизнь. - Что я слышу? – наигранно удивлённо воскликнул Энкиду. – Неужто великий и непогрешимый Гильгамеш признал, что тоже иногда совершает ошибки? - Глупости, - возразил мужчина. – Ни одно моё слово или действие не может быть ошибочным. - Разве что, не до конца продуманным, - добавил Энкиду и осилил наконец свою сикеру. - Наглец! Смеешь осуждать своего царя? – усмехнулся Гильгамеш, вновь наполняя ему чашу. - Лишь указываю на самые очевидные его недостатки, - невинно улыбнулся юноша, с благодарностью её принимая. Он был безмерно рад возможности вот так просто посидеть и поговорить с Гильгамешем и собирался сполна ею насладиться, прежде чем проклятье окончательно пожрёт его тело. Часы незаметно сменяли друг друга, пока Гильгамеш и Энкиду вели свою беседу. Они пили, вспоминали прошлое и рассуждали о будущем, и ничто в этом мире не смело прервать или омрачить их последние мгновения вместе. Кто знает, может в сердцах небожителей всё же отыскалась крупица сострадания, и они решили даровать двум героям хотя бы это. - Ты назвал себя орудием, коих не счесть в моей сокровищнице, - произнёс внезапно Гильгамеш, глядя на дно опустевшего кувшина. – Но ты ошибаешься, Энкиду, - сказал он и положил руку ему на плечо. – Ты не орудие, и даже не сокровище, ибо один ты стоишь всех богатств в моём царстве. -... –Энкиду попытался что-то ответить, но Гильгамеш ему не позволил. - Настоящим я заявляю, - во весь голос объявил он, чтобы ни у кого и никогда не возникло сомнений в сказанных им сейчас словах - Во всём этом мире, только один оказался достоин быть моим другом. И за всю необъятную вечность, твоя ценность не изменится, Энкиду. Даю тебе своё слово. Поражённый столь внезапным и, без всякого сомнения, абсолютно серьёзным признанием, Энкиду мог лишь беззвучно раскрывать рот, не способный выдавить из себя ни звука. Слёзы радости и печали тонкими струйками потекли из его глаз. - Гильгамеш... – заговорил он, но тут тьма окутала его сознание, а тело безвольно завалилось на бок. - Энкиду?! – испуганно воскликнул Гильгамеш, подхватывая его. – Энкиду! Коричневые пятна на теле юноши начали стремительно распространяться и увеличиваться, а случайно дотронувшись до одного из пораженных участков, он ощутил его студенистую структуру. Энкиду действительно обращался в глину. - В-вот, кажется, и всё, - заплетающимся языком промолвил быстро слабеющий Энкиду. – Пришла нам пора пр-рощаться, - голос его так сильно огрубел и исказился, что Гильгамеш даже не сразу смог воспринять сказанное. – Ж-жаль... Гильгамеш отчаянно искал подходящие слова, хоть что-нибудь, чем можно было бы поддержать друга, что можно было бы сказать ему напоследок, но в голову совершенно ничего не приходило. Могучему полубогу ничего не оставалось, кроме как покрепче ухватить ладонь единственного во всём мире человека, коим он по-настоящему дорожил, и оставаться рядом с ним до самого конца. - Спасибо, Гильг-гамеш-ш, - собрав все остатки своих сил, продолжал говорить Энкиду. – Я р-рад зваться твоим д-др-руг-гом, - его всего трясло от испытываемого напряжения. – Ес-сли бы была т-такая воз-змож-жность, я бы хотел и д-дальше наблюдать з-за этим ми-иром вместе с тоб-бой-й... – юноша закашлялся, и изо рта его вылетели маленькие комочки грязи. – Вп-пред-дь некком-му будет вс-стать с тобой-й п-по одну с-стор-рон-ну, - он поднял на глазах разваливающуюся ладонь к лицу Гильгимаша, которое так же, как и его собственное, было мокрым от слёз. – Э-эт-то оч-чень г-гр-рус-стн-но... С этим последним вздохом бесформенная рука рухнула обратно, а некогда прекрасный лик юноши обратился обычным комом земли, что уже не мог поддерживать целостность и просто рассыпался по полу. - Да, мой друг... – прошептал Гильгамеш, прижимая к себе останки. – Это очень грустно... А после он заплакал. Заплакал со всей силой, на какую только был способен, и всюду этот плач был слышен. Ни на земле, ни на небе не нашлось такого места, которого не смогла бы коснуться печаль великого царя. Даже недостижимые боги ощутили на себе её тяжесть, и, возможно, впервые за свою неисчислимую историю некоторые из них пожалели о принятом решении.***
- Директор, разрешите войти, - после размеренного стука в дверь, произнёс мелодичный женский голос. - Входи, - ответил Гильгамеш, закрывая ноутбук и протирая уставшие от очередной бессонной ночи глаза. В последнее время они начали становиться всё более частым явлением, но его это совсем не волновало. Чересчур уж много дело требовало непосредственного вмешательства. Дверь бесшумно раскрылась, и в просторный кабинет вошла высокая длинноволосая девушка в строгом деловом костюме, что ни в коей мере не скрывал её превосходной фигуры, и изящных очках, отлично подчёркивающих редкую проницательность, скрытую в глубине фиолетовых, подстать волосам, глаз. С элегантностью в каждом движении она пересекла комнату и, остановившись всего в полушаге от мужчины, протянула тому включенный планшет. - Девочка, мы нашли её. - Где? – тут же подобрался он, принимая устройство. Пояснения, о какой именно девочке говорила подчинённая, в данном случае были излишне. - В Италии, как вы и предсказывали, - ответила его помощница. - Имя – Асия Ардженто, шесть лет, сирота. В данный момент числится воспитанницей в приюте при церкви в одной маленькой деревушке на самом юге страны. - Отлично, это всё упрощает, - чуть улыбнулся мужчина. Будь у девчонки родители, забрать её стало бы несколько труднее. А с посторонними людьми всегда можно договориться. - Есть одна проблема. - Какая?.. Вижу, - пролистав информацию на планшете до нужного момента, оборвал себя он. Проблема действительно была. – Им известно кто она? - Нет, - мотнула головой девушка. – Они считают девочку всего лишь очередным обладателем Святого Механизма. Но даже так не думаю, что Церковь легко нам её отдаст. - Их мнение меня не волнует, Лаура, - Гильгамеш прочитал всё, что было нужно, и отбросил планшет в сторону. – Я слишком долго ждал этой возможности. - Понимаю, директор, - кивнула Лаура, подбирая планшет. – Приказать подготовить группу захвата? Или же будем действовать через наших агентов в Риме? Гильгамеш задумался над предложенными вариантами, но довольно быстро покачал головой. - Нет, первое - шумно, а второе – долго. Я лично этим займусь, - сказал он, поднимаясь на ноги. – Вели подготовить самолёт и всё необходимое, вылетаем немедленно. Отдав распоряжения и подхватив с кресла пиджак, Гильгамеш уже на ходу накинул его и направился к выходу. - И да, Лаура, - обратился он к девушке у самой двери. – Всё же свяжись с людьми в Риме, я хочу, чтобы они были наготове, если нам не удастся решить вопрос мирно. Пусть сгладят все последствия. - Как прикажете, директор Дрейк, - чуть поклонилась девушка, доставая телефон и набирая первый из нужных контактов, после чего они вместе покинули кабинет.