Моими глазами

— Простите, я немного… — я замерла в дверном проеме, глядя на своего режиссера и мужчину, который, нависнув над ним, кричал. — …опоздала.       Словно выдохнув последнее слово, я прижала перчатки к груди. В моем сознании вся эта картина совсем не складывалась, также как и угловатая фигурка не вставлялась бы в центр пазла. Этот мужчина — маленький, худенький, с большими усами и впалыми щеками, бросил на меня тяжелый, озлобленный взгляд. В какой-то момент могло бы показаться, что это я виновница их конфликта, которая невпопад бросила глупую фразу с туповатой улыбкой.       Но это не так. Режиссер растеряно смотрел на меня. Его лицо выдавало: «Меня не должны были увидеть в таком положении.» И он был прав. Являясь авторитетом во всем театре, эта сцена явно не входила в его спектакль. Да и в мой тоже.  — И-извините, я наверное зайду попозже.  — Нет, юная леди. Я попрошу вас задержаться. — голос маленького человека стал раздраженным.       Он сделал два шага назад, качнул головой и поправил очки. Режиссер, который полулежал на диванчике, сел, попутно поправляя плед. Я села рядом с ним, нервно проведя рукой по коленам.       Только сейчас я заметила стоявшего у зеркал гримерки громилу, который выглядел как привязанная собака. Маленький человек кашлянул и я, дернувшись, перевела на него взгляд.  — Это вы играли в той сценической похлебке вдову?  — Что простите?       Он завел руки за спину и стал постукивать ногой по полу.  — Вы слышали мой вопрос!  — Я играла в пьесе, сэр.  — В похлебке этого псевдо режиссёра. Но и вы не хороши. Я изучил вашу биографию. Там сказано, что с детства вы ходили в театральные кружки и прочее, но это не важно. Я не вижу вашего профессионализма. Ваши эмоции наиграны и, прошу прощения, вы откровенно говоря раздражаете зрителя. На сцене мы не видим вдову — мы видим заигравшуюся и возомнившую из себя невесть что девчонку!       Ошеломленная, я сидела разинув рот. Сколько грязи льется из этого аристократишки. Я была возмущена его тоном, а уж тем более словами, которые больно ранили меня.  — Я позволю себе дерзость, но кто вы такой, черт вас дери, что бы так со мной разговаривать? Вы не имеете права обращаться ко мне с таким тоном, уважаемый!  — Бэй, держи себя в руках! — режиссер наконец разомкнул губы. Он боялся?  — Я сам решу как говорить с бездарностью! Скажите спасибо, что я не опустил вас до уровня уличной лужи!  — Я еще раз спрашиваю: кто вы такой?! Или мне называть вас старым эгоцентристом?! Или у вас какой-то особый период, что вам нужно поточить свой грязный язык об человеческие души?  — Вы ко всему вашему невежеству еще и хамка! Бенджамин, вот таких «актрис» вы набираете в свой цирк?! Теперь понятно, почему все выглядит столь жалко! — Он обратился к моему режиссеру, который нервно вытирал пот с лица.  — Жалки здесь только вы — маленький, старый и жалкий эгоцентрист! — Я громко кричала на него. Мне показалось, что даже его усы возмущенно зашевелились, а спереди круглый нос надулся.       Маленький человек издал возмущенный звук и выпрямился:  — Бенджамин, я не намерен более спонсировать ни одну вашу работу. Можете собирать подаяния на эти жалкие игры, но на меня более не рассчитывайте! Фрэнк, за мной!       Они пошли в сторону двери. Бенджамин вскочил за ними. Тут человечек обернулся:  — И я жду своих процентов!       Захлопнув дверь перед носом режиссера, те ушли. Бенджамин плюхнулся на диван, закрыв лицо руками:  — Что за каламбур, Бэй!  — Я не собираюсь выслушивать никчемные обвинения этого кретина!  — Он — критик!  — Он — болван!  — Ох, Бэй… Нам конец. Я не знаю что мне теперь делать…       Я посмотрела на дверь. Я тоже.

***

      Позже мы все собрались в зале. Вся команда села на зрительские кресла, а Бенджамин, который удачно опрокинул несколько рюмок коньяка в гримерке, встал на сцене. Он рассказал о случившемся, не упомянув обо мне. Послышались звуки негодования.  — Боюсь, — сказал он — нам придется распустить всю команду или поставить невероятную пьесу. Иначе Роджер обольет всех нас из помойного ведра.