fall in love with the subject.

***

      «Я уже давно все понял, но не хотел признавать. Стоит ли говорить, что я сам создал себе судьбу? Разговаривая с Инком я только позволял распускаться моей удушающей и захватывающей болезни, не думая прекращать. Это бы все равно завладело бы мной, а мне бы оставалось только гаснуть в психушке, что я и делаю сейчас. На данный момент у меня вторая стадия шизофрении и это является самым трудным испытанием для меня. Я пишу это, потому что мне скучно. А еще я хочу, чтобы это попало в руки моих любимых братьев. Я, пожалуй, начну.       Многим нравится читать про душевнобольных, а еще интереснее, если это шизофрения или раздвоение личности. Большинство смеется над похожими текстами. Над каждой строкой которых сидел человек, который настолько сильно страдает, что каждый день, пусть и безумно улыбается, в своей душе заливается слезами, впивается в кожу отросшими ноготками и кричит, выплескивая эмоции.       Первым моим симптомом, как ни странно, являлась мигрень. Поглощающая боль будто глумилась над моим слабым здоровьем, добивая и окончательно стирая в прах. Гено я ничего не сказал, а Фреш иногда смотрел на меня такими глазами, что я готов был умереть, хоть и говорил, что они у него прекрасные. В нашей семье все равно царило спокойствие.       Тошнота и бессоница последовали дальше, я все еще не догадывался. Когда я ложился спать у меня не прекращал работать мозг, он только сильнее посылал какие-то мысли в мою голову. Из-за этого я начал делать ночью все, давая физический отдых своему бедному телу днем. Спал я по два часа в день, пытаясь поспать на уроках, в автобусе, за столом. Если мне удавалось поспать ночью, то к четырем часам утра меня настигал сонный паралич. Это на самом деле ужасно. Ты спишь, наконец-то, более трех часов и вдруг встаешь от криков. Ты слышишь дикие оры и визги, которые издают непонятные тебе люди с неизвестными тебе голосами, а потом, когда они затихают, до ушей доносятся медленные шаги, словно в ужастиках. Они приближаются, а ты все еще не можешь двигаться. Ощущение, что тебя сейчас убьют, в голове резкая боль. И тебе дают свободу, ты заливаешься слезами, срываешь голосовые связки в крике, а через секунду к тебе прибегают сонные, но до усрачки перепуганные, братья.       Я все еще человек.       Я все еще ходил в школу, где у меня было много друзей, я все еще проводил вечера с братьями и я все еще засыпал с Фрешем в одной кровати после битвы в нашу любимую игру. Я все еще человек, потому что я все еще живу так, как живут все. Но я все еще болен.       Я нашел Инка уже после всего этого. Когда началась моя мигрень мне нравилось гулять по лесам. Мы живем в поселке городского типа, который с одной стороны окружен лесом. Он манил меня. Столь загадочный, таинственный, красивый и пугающий, он таил в себе много вещей или даже мест, в которые я хотел бы сходить. Да и хочу до сих пор. Только вот условия не позволяют, ха-ха. Я пошел туда впервые и впервые влюбился в природу настолько сильно. Тонкие высокие деревца, вытоптанные тропинки, почти уже заросшие изумрудной травой, которая была по всему лесу. Тут и там были кусты с лесными сладкими ягодами, а птицы громко-громко щебетали, создавая атмосферу уюта.       В ушах играла любимая музыка, а ноги медленно шагали на встречу неизвестности, пока перед глазами не выросла заброшенная больница. Меня всегда интересовали такие места, я надеялся найти интересные бумаги о болезнях, о которых народ и знать не знает. Меня интересовали психбольные, считал их интересными и я хотел узнать о том, что они чувствовали.       Как там говорят? Накаркал? Гено часто это говорит. Но если честно я не помню уже его голос. Так вот, да. Я накаркал. Никогда не думал, что болезнь, которая вызывала мое любопытство, постигнет и меня. Хотел ли я этого? Нет. Можно ли было это избежать? Нет.       Я, помнится, с интересом зашел в обрушенное здание, а с потолка капала вода, звонко падая в маленькие лужицы. Где-то на стенах расцвел мох, трава проросла через основание больницы. Я убавил музыку и поднялся по некрепким бетонным ступеням, уже не чувствуя страх. На втором этаже так же были палаты, но первым мне бросилось в глаза маленькое помещение с еще целой табличкой "Глав. Врач". Я тогда подумал, типа, "о-о, это мой шанс!" или на подобие, но там я не нашел ничего, кроме куклы. Да-да, той самой. Я поразился ее красоте и способностям мастера. Я подошел ближе, притронулся и обомлел. На шее тоненькой веревочкой привязана бирка, на которой криво выведено "Инк killing". Убивающий Инк. Инк, который убивает. По типу того. Глаза были словно настоящими, меня очаровала гетерохромия, руки были тонкими, проглядывали костяшки, плечи выглядели крепкими и широкими, скулы красиво выделялись. Но лицу проходила совсем не уродливая линия, как шарниры, наверное. На первый взгляд она выглядела пугающей, но я так не думал. А еще у куклы была прекрасная белоснежная и шелковая прическа. Он выглядел красиво.       Я тогда и забыл, что это мастер постарался. В своей голове я себе твердил: "Нет! Это Инк так выглядит!" и кроме этого в ней ничего не оставалось.       Через день я незаметно пронес ее в комнату, попросив Фреша прикрыть меня, а уже через неделю разговаривал с ней часами напролет. Через месяц ситуация стала усугубляться.       Я не мог ни выходить из комнаты, ни есть, ни пить, я был только с ним. Я обнимал его и с безумными глазами рассказывал, как люблю его или о нашей первой встрече. Братья, конечно же, не выдержали и меня забрали, поставив диагноз "шизофрения первой стадии".       Происходило принятие.       Даст, мой сосед по палате, выглядел до жути знакомым, но по поводу нашей дружбы были двоякие мысли, так что я игнорировал его, а иногда кричал на него, боялся, плакал, когда он со мной говорил. Он сказал однажды: "Не волнуйся, я понимаю. Первая - сама тяжелая, я тоже себя так чувствовал." И по-доброму улыбнулся. Эти слова вызвали во мне доверие, которое быстро испарилось, почему-то резко пробрала злость.       Я помню, как Даст ушел на обед, а я остался в палате. Но, недолго поразмыслив, тоже пошел. Но за дверью стоял Гено, с крайне волнующимся лицом. Я покрылся холодным потом. Я уже открыл рот, был готов что-то сказать, но брат накинулся на меня с объятиями. У меня будто сердце в пятки упало, клянусь! Я замер, но вскоре тоже обвил его руками, громко рыдая в его плечо. Наши отношения в последнее время испортились, я и не надеялся, что меня не будут оскорблять за мою болезнь, не побьют и не накричат. Он стоял со мной в проходе, мы оба плакали, мы оба любили друг друга, мы все еще семья. А я все еще человек. А еще я все еще болен.       Я лежал на кровати и читал любимую книгу Фреша про доктора, который спасает людей, тихо мечтая, что когда-то он спасет и меня. Хотя, мыслей нормальных не оставалось. Голова была полна голосов, которые кричали на меня и обзывали, меня пробивала мигрень, ужасно тошнило и, наверное, поднялась температура. Это не важно. Меня они доставали даже во сне, пока я ел. Иногда я, срывая голосовые связки, на весь корпус кричал и просил заткнуться, дать мне поспать, а потом приходили медсестры и успокаивали меня, давали таблетку, голоса боялись медсестер.       Когда впервые пришел Инк я был рад. Я верил, что он настоящий, он просто стеснялся шевелиться. Он он сидел передо мной и улыбался, а шарниры все так же скрипели. Я хотел коснуться его лица, на моем была улыбка счастья, но ладонь не смогла его поймать. Я отшатнулся в страхе, зажмурившись, я уже плакал, я кричал. Я понимал, что все больше и больше заболеваю, я понимал, что это неисправимо.       Мне было больно. Что будут делать Гено и Фреш без меня? Кто будет шутить и смеяться вместе с ними, кто будет третьим игроком в наших любимых играх? Кто будет обнимать и мирить их обоих, когда они ссорятся по пустякам? Кто будет создавать проблемы, чтобы потом приходил Фреш и говорил, что это не имеет значения? Кто будет помогать Гено с готовкой, кого Фреш будет учить кататься на скейте и кого он будет обнимать по ночам? Кто будет их третьим братом?       А.. Найтмер? Кто будет его другом? Кто будет ездить к нему на другой конец, чтобы обнять и подарить конфеты, чтобы тот не грустил? Кто будет поддерживать его на контрольных, помогать ему учить? Кого он будет защищать и кому он будет радоваться в школе? Кто будет его лучшим другом?       Кто будет вместо меня? Вместо меня никого не будет. Я исчезну из их жизни, останутся только счастливые воспоминания, которые будут навязчиво вертеться в их голове, а слезы будут литься из глаз? Я сойду с ума навсегда, я не проснусь! Они это понимают. Они боятся. Они все еще дорожат мною.       Я так же помню, как понял, что это не излечимо. Я тогда спросил у медсестры: "Зачем вы меня лечите, если от этого нет толку?". Все, что она смогла - протянуть пару гласных, сильно растеряться, вспотеть и, наконец-то, положив таблетки, удалиться. Я их не выпил, я боюсь таблеток. Они смотрят на меня и говорят: "Мы делаем хуже!". Я видел, как они говорят со мной. Я видел многое, Я видел, как Инк заносит надо мной нож, как стены покрываются кровью, как со стен падают человеческие органы, а кто-то сильно кричит. Я видел непонятных существ. Они были страшными для обычных людей, которые не понимали смысл, которые были не такими, как я. Они были милыми и с ними было круто разговаривать. Я всегда говорил с ними, но они однажды украли у меня носки и не возвращались. Инк потом сказал, что он отобрал мои носки, но не вернет их.       Знаете, чего я боюсь? Я боюсь, что это никто не увидит, что это никто не прочтет. Прошу, не кидайте это в мусорку, мне это важно!       Я боюсь, что однажды проснусь и буду будто мертвым, братья за дверью будут кричать: "Эррор! Эррор! Я прошу, очнись!", а я так и не открою глаза, буду лежать как овощ, как самый злой и эгоистичный овощ.       Я боюсь, что никогда больше их не увижу. Я плакал ночами, потому что я забыл голос моих друзей, а еще я забыл, как они выглядят. Меня это пугает. Просто представьте, как вы забудете внешность и голос ваших дорогих людей. Не можете, да? Или можете? Совсем не грустно? Жаль, вы не поймете, наверняка.       Я хочу что-то попросить.       Я хочу, чтобы вы сказали Фрешу, Найтмеру и Гено о том, как я любил их. Как мне было с ними весело, как я улыбался им на встречах, как я плакал, а они меня успокаивали, как мы ссорились, но потом мирились и заключали это объятиями. Прошу, правда, это так важно.       А еще мне бы хотелось найти Инка. Нет, не куклу, самого Инка. Может быть он правда есть, где-то на окраине пьет кофе. Если вы найдете его, то передайте от меня, что он красивый. Просто волшебный.       Я боюсь следующего дня. Каждый день как последний, каждый день убивает меня, а еще я понял, почему мастер назвал Инка убивающим. Голоса зовут меня, а я хочу опять кричать, я вынужден закончить, но хотелось бы добавить, что-то, но мой Инк сказал, что мне нельзя этого делать, простите.»       Белобрысый парень с шоком оторвался от прочтения. Его разноцветные глаза были наполнены удивлением, а цветной парень и одноглазый кусали губы, ожидая его реакции. — Это была последняя его просьба. Прости за то, что напугали. — Все хорошо. Я рад, что он был сильным и соболезную, что он стал тем, кого боялся, хоть и раньше интересовался, — лицо озарила легкая грустная улыбка. — Прости, что отвлекли, наслаждайся жизнью, она дорога.       Настоящий Инк с улыбкой проводил братьев пострадавшего до двери. Он медленным шагом направился в свою комнату, дрожащая худая рука открыла дверь, на него устремились неживые ярко-карминовые кукольные глаза. — Эррор, ты не поверишь, — бледная рука зарылась в локоны такой же искусной куклы, а лицо озарила сумасшедшая улыбка.