Рядом с ним на седьмом.

      Очередные дни не приносили радости. Всё начиналось и заканчивалось одинаково. Все действия повторялись, словно ты застрял в одном грёбаном дне... и он не может закончиться никогда. Думаешь, что сходишь с ума. Ненавидишь всё вокруг, включая себя. Не можешь дождаться когда закончится день, чтобы окунуться в прохладу ночи. Но и там тебе не становится лучше. Ледяными пальцами обхватывает твою шею и душит в собственном несчастье. А сделать что-либо ты просто не в силах. Ты загнан в собственный капкан, выбраться из которого почти невозможно. Куришь днями, ночами напролёт, опрокинешься парочкой стаканов с коньяком, бывает вином. Даже это потеряло смысл, ушло чувство насыщения и удовлетворения. Иногда лишь выходишь из квартиры, навестить друзей. Которых и то осталось единицы. Вроде как расходишься, даже позволяешь себе истинную роскошь — улыбку и смех. Надо же.. нéкогда то, что ты испытывал каждый день теперь для тебя истинная роскошь. Где-то там, на другом краю планеты люди пишут о тебе, мечтают о тебе. Но так ли это теперь важно? Они не потеряли в тебя веру — единственное, что теперь может тебя утешить. Только толку от их веры особо ты не получаешь. — Дружище! Я думал ты больше не заявишься к нам! — Радостно говорит Эдвард - старик, лет шестидесяти пяти, работающий в пабе напротив дома. — Ну как твои дела? Закончил работу над фильмом? Джонни садится за барную стойку, опустив глаза вниз. По гладкой поверхности стола катится стакан со льдом и виски. Одобрительно кивает, хватая его в ладонь. Заполняет пустой желудок и ставит стакан обратно. Владелец паба ещё что-то радостно воскликнул, но Джонни будто бы и не слушал его. Из подсобки вышла девушка с двумя ящиками апельсинов. Чёрные смольные волосы затянуты в хвост, глаза спрятаны под козырьком симпатичной кепки с эмблемой паба. Больше он не стал на неё смотреть, она ушла на улицу. — Да, я почти закончил. Мы снимаем последние кадры. — Ответил он старику, который усердно натирал стаканы для пива. — Надо же. Ты просто гений, Джонни! Очень хочу пойти на премьеру. Жду не дождусь. Уверен, что твой фильм порвёт всех. Мы все давно нуждаемся в качественном кино, а не в том дерьме, которое льют нам в уши, называя шедеврами и давая им Оскары. За тебя, Джонни! За твою чудесную картину! — Воскликнул Эдвард, салютируя в воздухе стакан виски. Джонни улыбнулся, кажется, даже в глазах появилось что-то подобию радости. Колокольчики снова забренчали неприятную мелодию — открылась дверь. Перевёл глаза. Снова эта девушка в кепке. Что-то шепнула Эдварду. Тот хлопнул по лбу рукой и сказал Джонни, что отойдёт на пару минут. Девушка мигом посмотрела на актера. Зеленые кошачьи глаза, в которых пролетело что-то вроде грусти впечатлили его. Он долго рассматривал девушку, которая уже обслуживала клиентов. Двое парней попросили у неё по кружке пива. — А что вам, мистер Депп? — Как-то слишком официально она обратилась к нему. Актеру не понравилось, но он не подал виду. — Виски. — Снова виски? Попробуйте что-нибудь новое? Она уже переключилась на него. Облокотилась на барную стойку, изучала его лицо. Он пытался словно спрятаться, но не получалось. Глаза незнакомки так и тянули к себе. Джонни снова поднял голову и встретился с её взглядом. Он выражал очень много чувств одновременно. Буквально от боли до влюблённости. Такое разве может быть? Едва заметная улыбка на её лице приободрила его. Долго ждать не стала, отошла от него. Взяла высокий стакан, достала коробку с бутылками. Подмигнув ему, начала лить в стакан всё, что попадалось под руку. Джонни внимательно следил за её руками. И что это? Она предлагает ему отравиться? Лучше бы налила виски... Эдвард уже вернулся. За дальним столиком его кто-то окликнул и он, потрепав Деппа за плечо, ушёл к другу. Джонни почувствовал, что нужно бы идти домой. Только желания возвращаться в четыре стены не было. Он всё же остался сидеть на месте, разглядывая в окне силуэты людей. Зеленоглазая обслуживала клиента за клиентом. Вот молодые люди, которые чуть ли не облизывали друг друга — наверное молодожены, слишком много между ними страсти и любви. Джонни усмехнулся, глядя на них. Отвернулся от всех, болтая в руке пустой стакан. Тоска и мрак. Ничего более. — Старина, ты чего? А ну давай веселиться! — Вернулся владелец паба. Вихрь энергии взялся словно из ниоткуда. — Да что-то не хочется. Незнакомка тут же прильнула к мужской компании, протягивая Джонни высокий стакан с жидкостью тёмно-фиолетового цвета. Словно небо перед грозой. Но актёр даже не посмотрел в её сторону. Эдвард по-доброму засмеялся, потрепал её по голове, когда она надулась на Деппа. — Jeg kommer til å bli klare til å dra hjem, vil du i nærheten puben uten meg? — Тихо спросила она, осторожно заправляя выбившуюся прядь волос за ухо. — Selvfølgelig gå, vi klarer. — Тепло ответил он, крепко обняв её. Зеленоглазая ушла с подсобку, развязывая веревки фартука и сняв кепку вместе с резинкой. Блестящие волосы рассыпались по плечам. Джонни проводил девушку взглядом, переведя его на все ещё нетронутый стакан с жидкостью. Паб опустел. Последние болельщики футбола оставили на столах чаевые и ушли. Эдвард поплотнее закрыл дверь за девушкой и взяв в руки метлу, пошёл вдоль зала, собирать мусор. Джонни смотрел в окно, ждал, когда старина вернётся. Возвращаться домой не было ни смысла, ни сил. Сидеть здесь тоже бессмысленно. Пить виски и разговаривать? Да было не о чем. Всё равно Эдвард через час другой поедет домой на своём стареньком потрепанном пикапе. Зачесал волосы назад, повернулся к Эдварду. Он пересчитывал пачку денег из кармана, после чего вернулся за стойку. — Твоя дочь? — Спросил наконец Джонни, мотнув головой в сторону недавно закрывшейся двери. — Катись к черту, Депп. — Актёр улыбнулся. Мужчина смягчился, налил виски и сел рядом с ним. — Дочь моей двоюродной сестры. Свалилась как снег на голову. Видите ли я должен устроить её на работу. Хотя эта пигалица даже колледж закончить нормально не может. О какой работе вообще шла речь... — И тем не менее она у тебя работает. — Какой ты проницательный..! Пришлось взять. Ребёнок всё ж таки. Ехала ко мне из Норвегии. Попутками еле добралась. Куда мне теперь её девать? Снял ей на скоплённые деньги однушку на окраине. Ездит на работу каждый день на электричке, всё просит разрешить тут ночевать, чтобы долго не ездить. Ну как мне тут её оставить, да? Спать то на полу что ли? Нельзя... нельзя. Мать больная, отца уж восемь лет на свете нет. Так и вертится по свету, лишь бы заработать матери. Жалко мне её, вот и помогаю. Родная кровь, как никак. — Глаза старика наполнились грустью, облокотился на локоть, почесав лысеющий затылок. — Ладно, черт с ними. Выпьем за твою новую работу. Чокнувшись стаканами, мужчины вмиг осушили их. Всё, что наговорил Эдвард смешалось у Джонни в голове. Вспоминал образ девушки, пытаясь представить её с немощной матерью и мотающуюся между работой и учебой в колледже. И ведь была в её глазах та грусть и усталость от жизни. Но как..? Она такая юная, ей едва ли исполнился двадцать один. А она уже чувствует себя каторжной рабочей за копейки. Эдвард продолжал рассказывать про девушку. И чем больше слушал Джонни, тем больше ему хотелось сесть в машину и поехать к той незнакомке в квартиру. Но для чего? Сказать, мол возьми денег, вылечи мать? Не примет. Принципиальная. Это было видно по её взгляду. Да и Эдвард не назвал бы её развалюхой, она довольно-таки бойкая девочка. Но наивность и непосредственность прослеживались в ней очень четко. Было ясно: девочка не в самом лучшем положении. Еле выживает на пять тысяч долларов, больше половины которых отсылает матери в Лекнес. Не желая больше слушать то, что вгоняло Деппа ещё в более гнетущую обстановку, бросил пару сотен долларов на стол и ушёл молча, пока Эдвард убирал бутылки в холодильник. — Ну что за человек? Говорил же, не буду я с тебя деньги брать. — Вздохнул мужчина, заглядывая в окно.

***

Линда уже стояла за барной стойкой. Варила своему боссу крепкий кофе, который так любил Эдвард. Да и сама мечтала выпить какой-нибудь легкий латте. Мутный сон о скорой поездке в Норвегию на похороны матери не выходил из её головы. Девушка буквально зациклилась на этом, едва держа себя в руках, чтобы не расплакаться вновь. Эдвард, сидящий в углу паба и рассматривающий интерьер заметил, как девушке тяжело. Он ведь всё прекрасно понимал и видел, как девушке бывает буквально невыносимо стоять и наливать пузатым бородатым мужиками литры пива. А потом собирать мусор под лавками, ползать на коленях, чтобы отодрать жвачку из под столов. Тяжёлая судьба у девчонки, считал он. Но что ей остаётся делать? Если других выходов не было. Бывало, что хотела наложить на себя руки. Уйти в вечный покой, забыться. Но нет. Не имеет права оставить маму. Только ради неё встаёт по утрам, несмотря на оглушающую тоску и боль, едет на работу и учиться на заочном. Жизнь не сахар. И не соль. А настоящий яд. Который отравляет её каждый день. Трясущиеся руки и постоянная ноющая боль во всем теле от хронической усталости — вот, что имеет симпатичная девчонка двадцати одного года вместо любящего парня и жизни для себя, как её сверстницы. Последняя подруга и то предала её летом прошлого года. — Линда, почему так долго? Кофемашина снова не работает? — Даже повысить голос на неё не может. — Извини, Эдвард. Я уже иду. Поставила перед ним белую плотную фарфоровую чашку с горячим кофе и вернулась на место. Поливала засохшие цветы, украшающие фасад паба и попивала латте. Слышался радостный смех детей, бегающих по тротуару в соседний парк. Изредка гавкали собаки, обнюхивая свежую траву и столбы. Не спеша разгуливали молодые парочки в широких штанах и футболках овер сайз, слушая регги. Мужчины в деловых костюмах и с портфелями садились в машины, а их жены встречались, чтобы вместе пойти на йогу. Линда всегда любила утро. Свежий воздух и ласковое солнце делали её настроение лучше. На щеках вырисовывались веснушки, а в глазах играла детская непосредственность. Закончив поливать цветы, вернулась в паб. Первый клиент всегда волнительно, неважно сколько ты работаешь. Первый человек ранним утром был очень важен для неё. — Доброе утро, чудесно выглядите. Что вам угодно? — Было бы доброе, я бы не пришла за бутылкой вина. — Угрюмо пробурчала высокая блондинка, щуря глаза на стоящие в ряд бутылки с вином. — Мне Совиньон Симонсиг за семьдесят. Линда протянула девушке бутылку вина и отдала сдачу. Что ж, первый клиент обслужен, значит рабочий день уже начался. Хоть наплыв гостей стоит ждать ближе к вечеру, днём паб тоже не пустует. Всегда найдутся люди, пришедшие на ланч или какая-нибудь кучка туристов заглянет испробовать местное пиво. "Голова Турка" довольно известный паб в Англии. Здесь побывал каждый третий житель, а от туристов тут всегда нет отбоя. Всем нравится здесь за неповторимую атмосферу, созданную на протяжении нескольких десятков лет стариком Эдвардом. Он чертовски вовлечён в это место. И где бы не побывал всегда расскажет о маленьком бизнесе и даже подарит фирменную убойную кружку для пива. Наверное, в каком-то плане Линде очень повезло работать именно здесь. Администрации нет, работает она, Майкл — её сменщик, да Эдвард. Здесь попадаешь словно в другой мир. Это отмечают все посетители. Громкий смех, крики болельщиков, интересные разговоры подружек-пенсионерок, репетиции местной рок-группы — с этим сталкивается девушка каждый день. И если бы не удушающая усталость и больной голос матери в трубке, Линда любила бы свою работу всей душой. Но эта нужда работать не может отпустить. — Можно я тебя спрошу? — Неожиданно проявил интерес к Линде Эдвард в середине дня, когда наконец-то пожаловали первые офисные планктоны на ланч. Линда, как и привычно ей, носилась между столиками с подносами. — Чего тебе? — Что думаешь на счёт Джонни? Который приходил вчера ко мне вечером. — Тебе делать нечего, дядь? Кроме как расспрашивать о нем. — Когда она так называла Эдварда, тот расплывался в улыбке как мартовский кот. Было в этом ласковом «дядь» что-то особенное, что трогало душу старика. — Вообще, какое твоё дело, что я о нем подумала? — Ты невыносимая, Линда. Даже поговорить с тобой не о чем. — Ну я же не виновата, что мы далеко разные люди. И у нас нет никаких общих интересов. Колокольчики оповестили о новом госте. Линда улыбнулась и направилась к новому гостю, оставив Эдварда наедине с мыслями.