***
Юнги приоткрыл глаза и осознал, что не чувствует ног. Он бы даже испугался такому факту, не понимай, что руки, торс и даже голова сейчас совершенно не в его владении. Хотя мягкие постели ощущались, он всё же не мог даже шевельнуть чем-то, лишь чудом пересиливая тяжёлые веки. В глаза тут же ударило яркое дневное солнце из окна по левое плечо, а ещё свежий ветерок словно почувствовал его пробуждение и проскользнул в комнату, принеся аромат свежести. Юнги, собирая все силы в свою шею, оборачивает её немного к окну: вид оттуда ему незнаком. Прекрасный, завораживающий пейзаж с открытыми просторами и вид на шумный город. Вдалеке виднеется океан, небольшие островки, и кажется, словно даже досюда доносятся звуки суеты снизу. С трудом он вспоминает свои последние минуты перед тем, как провалиться в долгий сон: сражение, Чонгук, попытка бороться и поцелуй. Вспоминая сладкий поцелуй, его губы невольно трогает улыбка, а он мечтательно пытается вспомнить хоть что-то ещё. Силуэт Чонгука на горизонте, его сломанные крылья и капли слёз, попадающие на лицо. Он смутно помнит лицо Хосока на фоне красного неба Ада, с трудом помнит, как всматривался в его глаза, запоминая каждую черту на всякий случай, в надежде узнать, посчастливится ли им встретиться снова. — Хах! — резко набирает воздух в лёгкие, и словно молния пронзает всё тело, заставляя мышцы сократиться и подскочить демона на постели, принимая сидячее положение. Во рту пересохло, сказать не может и слова, только озирается по сторонам, и взгляд цепляется за тёмную макушку, спящую у него в ногах. Кажется, причина не ощущать свои ноги находится очень быстро, а руки, уже приходящие в себя, выныривают из одеяла, чтобы отодвинуть клочки волос на чужом лице. Руки у него в бинтах, он удивлённо осматривает каждый палец и то, как старательно они изолированы от внешних раздражителей. Невозможно даже согнуть что-то, только если найти в себе множество сил, которые искать так лениво. — Намджун, почему так рано пришёл? — недовольный голос в ногах доносится быстро, и в нём отчётливо читаются знакомые нотки. — Хо… сок… — голос звучит очень низко, сдавленно, звуки вообще с трудом вырываются из горла, а язык намертво приклеивается к высохшему небу. Он пытается издать подобные звуки снова, но всё безуспешно. — Намджун, так чего пришёл? Тело в ногах немного оживает, ёрзает и собирает себя в единую массу, растирая глаза после продолжительного сна. Судя по всему, сейчас было утро. Судя по солнцу, примерно десятый час дня. Юнги же смотрит на Хосока с удивлением, восторгом и полным непониманием, так ли должен выглядеть Рай, и может ли демон после смерти попасть туда? Потому что Хосок хоть и выглядит бледным, осунувшимся в лице, но всё же это его Хосок, живой и невредимый. В свою очередь, тот просто впервые за долгое время заулыбался прежней улыбкой и в долю секунды преодолел кротчайшее расстояние между ними, чтобы ещё раз обнять такого дорогого ему демона. От Юнги просто отвратительно тащило после стольких дней, после таких происшествий, но даже это не мешало падшему ангелу зарываться в его волосах, перебирать их пальцами и прятать без пяти минут заплаканные глаза в чужом плече. Юнги отстраняется, забывая про всё вокруг и собственные недомогания, хватается за чужие щёки и тревожно осматривает всего Хосока. В голове свежи воспоминания о случившемся, и в действительности романтический поцелуй — последнее, что его может волновать. Цел ли ангел? Он целый, невредимый, в человеческом обличии, разница совсем не ощутима, а его приятная улыбка говорит вместо тысячи признаний. Юнги, давно забывший что значит проявление эмоций, сейчас едва сдерживал слёзы, не знал как отразить в глазах всю ту радость, что он испытал. — Я принесу воды, — отозвался Хосок, видя, что демон не может даже рта открыть, его губы неприятно слиплись и требуют влаги. Он поднялся и покинул комнату, с тяжёлым вздохом облокотившись на дверь. Юнги очнулся — это самое важное, но сил у ангела всё ещё не хватит, чтобы признаться в случившемся. Сможет ли Юнги не обвинить себя в том, что крылья Хосока сковывает адская боль, что он сильно ранен и уже никогда не сможет восстановиться? Невозможно вымолить прощение. В мире не так много падших ангелов, кажется. Теперь их два. Набрав стакан воды, он вернулся. Юнги всё ещё всматривался в пейзажи за окном, ведь он никогда не бывал здесь ранее и наверняка не понимает, где именно находится. Правда и вопросы лишние не нужны. Протягивая освежающую жидкость в хрустальном стакане, Сок присаживается на край постели и отвечает на немой вопрос глаз: — Того дома больше нет, Чонгук не хочет туда возвращаться. Это апартаменты. Да, мы всё ещё в Сеуле. Юнги жадно глотает воду, внимательно вслушиваясь в чужую речь. Хосок внешне действительно выглядит абсолютно здоровым, но его звонкий солнечный голос слегка погас, и это демона изрядно настораживает. Теперь, когда его организм наполнился водой хотя бы немного, он может открыть рот и начать говорить своим застывшим хрипловатым голосом: — Ты давно тут спал? — Я не всегда был тут, — неуверенно отвечает Хосок и делает взмах рукой в сторону выхода. — Чонгук привёл меня не так давно. Я был… в другом месте. Другое место привычно для Юнги обозначает Рай, потому что такая неуверенность вполне может быть обозначена именно таковым. Поэтому он облегчённо выдыхает, продолжая сидеть на постели. — Они, — акцентировано говорит Юнги и указывает пальцем к потолку. — Узнали, что ты сделал? Хосок мгновенно застыл. Честь ангела — его крылья. Боль Юнги — узнать, что желание защитить сломало самое важное в жизни. И хотя скрывать это вечно наверняка не получится, Чон принимает банальное решение оставить важный разговор на потом. Когда старшему станет легче, когда он оправится и придёт в себя, тогда, когда ему будет слишком лень запариваться укорами и хлопотами о внешнем виде своего друга. — Нет, всё в порядке, — потупив взгляд в пол, неуверенно зазвучал голос Хосока. — Тебе нужно больше отдыхать. — Это верно, — на выдохе произнёс Мин и вновь упал на подушку, обернувшись к широкому окну. — Тут красиво, — а сам улыбается, потому что только теперь до его сознания доходит, что поцеловал своего ангела. Губы предательски обжигают воспоминания и в тот же миг трогает лёгкая улыбка.***
Когда твои дни совершенно не отличаются между собой, они смешиваются в единую полосу, где ты только ешь и работаешь. Именно такой стала жизнь Тэхёна. Была ли она когда-то соткана иначе? Он не знает, не помнит. Немного грустно осознавать, что все вокруг навсегда запечатлели в своей голове причину попадания на изнурительные работы, а Тэхён — нет. Иногда, когда им дают передохнуть короткие пару часов, лишь редкие моменты погружения Ада в полный мрак, он задумывается о своей жизни. Порой слышит гул поезда, а иногда его рука начинает предательски сильно изнывать. Всё, что он мог делать, это задумчиво рассматривать объект своих пыток и периодически пытаться осознать прошлое, но то туманно расплывалось и снова ускользало. Будучи неким «Ким», он понимал, что сильно отличается от всех вокруг. В нём не было склонности к насилию или жадности, не было похотливого взгляда, ничего такого. Ужасно, когда ты не можешь разобраться сам в себе. Он верил в справедливость этого места и корил себя только за то, каким ужасным человеком был. Он вновь сидел на выжженной земле и крутил в руках печёный картофель, рассматривая его шероховатую поверхность и томно вздыхая. Снова гул поезда не давал ему сосредоточиться ровным счётом ни на чём, из-за чего из рук всё валилось, и каждый раз следом валился он, пытаясь словить хотя бы грамм воздуха. Духота с каждым днём давила на него всё сильней, и всё, что он ощущал, как слабеет с каждой новой попыткой продолжать тут жить. Рядом резко опустилось ещё одно массивное тело. Тут, конечно, был только один радостный человек, приветствующий компанию Тэхёна, так что он даже не обернулся. — Чего не ешь? — она хохотнула, видя, как тот рассматривает свою картошину. На земле возле него лежало ещё несколько. Чувство голода есть и в Раю, и в Аду, только причины разные. Люди едят, чтобы функционировал их мясной организм. В Раю для наслаждения, а вот в Аду это как ещё одна достаточно поверхностная пытка, когда, моря голодом, тебя можно заставлять страдать, корёжась на земле от неприятных ощущений внутри, отдалённо напоминающих ещё одну смерть. — Что-то не хочется, — устало говорит Тэхен. — Тогда давай мне! Ой, пожрала бы ещё, — ненасытно говорит и тут же поднимает с земли картошину. Тэхён разве что устало провожает продукт взглядом и снова смотрит на ту, что в его руках, со слегка очищенным краем. — Я вот всё думаю, — размышляет он. Компания его подруги не самая приятная, но она хотя бы была. — Почему я не помню ничего? — Ой да брось, оно тебе надо? — машет она рукой и весьма омерзительно похрюкивает, явно от удовольствия печёной картошки. — Может ты совсем пиздец совершил? Ва, маньячина серийный, — забирается в его волосы и тормошит их на затылке. Тэхёна коробит, он пытается зажать шею сзади, чтобы убрать неприятные ощущения, но она в ответ сжимает волосы только сильней. — Нет, точно не думаю! Ах, я отличаюсь от вас, — как-то слишком самоуверенно заявляет Тэхён. Дружить с бывшими заключёнными иногда бывает проблемным. Из-за того, что нынешняя подруга с односторонней симпатией, она явно была в прошлом одной из таких. Поэтому, когда в её адрес случайно выпали нелестные слова, которые кажутся несимпатичными, тут же некая привязанность превратилась только в агрессию. Она сильнее сжала волосы и даже немного приподняла Кима над землёй, недовольно пыхтя. — Это чем ты тут отличаешься? — Не знаю, думаю, менее грешен и ничего такого не делал, раз не помню, — морща свой нос от боли, захрипел Тэхён. Он действительно не знал, как даруют воспоминания, потому что все люди здесь помнили разное. Чем больше грехов ты насобирал, тем болезненней были твои воспоминания. Например, он встречал человека, который помнил смерть своей дочери, жены, матери и то, как умирал на его руках маленький ребёнок. Всё то, что доводило его до безумия и отчаяния, что тревожило каждый день. Тэхён помнил лишь поезд, а ещё больную руку и слабый силуэт, возможно, своего убийцы. Этот силуэт был ещё одной его проблемой, кажется, ещё большей, чем поезд: он видел, как тот склонялся над Тэхёном, как улыбался и постоянно что-то повторял. А потом только боль в боку и то, как Тэхён просит помощь, тянет руку, хватает школьника, а дальше снова поезд. В реальность его возвращает очередная боль в голове, и он стонет от неё. Сейчас время было близкое для сна, поэтому никто из надзирателей уже не следил за нахлебниками. Они разошлись по своим домам, остались лишь те, что охраняли территорию и совершенно плевали, сколько пленных умрёт в эту ночь. — А ты думаешь, я тварью была? О да, думаешь, если я помню, как расчленила Его, значит сука? — её словно с цепи срывает, и она резким движением откидывает парня в сторону, поднимаясь на ноги. — Так, значит, ты про это думаешь? Ты святоша?! Может местом ошибся, ебанутый? Конечно же любые вскрики и драки тут же приманивали множество скучающего народа. Это было едва ли не единственным развлечением за целый день. Зеваки подтягивались, в особенности те, кто не любили эту парочку вовсе. А самый хороший способ получить одобрение от более сильного человека — принижение того, кто слабее, поэтому со стороны уже посыпалось: — Да, давай, врежь ему! Он давно всех нас бесит! — и радостное чавканье. Картошина, до этого любезно одолженная, тут же полетела в Тэхёна, больно ударяя в рёбра. — Поднимайся, пугало, сейчас я выбью из тебя последние воспоминания. — Не нужно, — уходит он от проблем и пытается приподняться. Но всё бесполезно, его только швыряют в сторону и снова больно бьют. Это не отшибает память, только с новой силой врезается в голову. Он вспоминает большое поле, огороженное решёткой, множество незнакомых ему мужчин и адскую боль в ноге, за которую хватается. Начинает печь слишком сильно, почти плавится. Тэхён орёт, плачет, из его глаз и носа уже течёт, а ногу предательски начинает сдавливать маленький кусочек чужой плоти. — Вставай, ублюдок, — рычит она, войдя в азарт. К нему подлетают ещё пару человек, тут же возжелавшие стать другом для своего будущего главаря, они поднимают Тэхёна над землёй. — Ты посмотри, ты же маменькин сынок. Чертовски красивый, но такой невежливый. Тэхён еле дышит, удары плохо помнит, а вот голова снова скрипит от боли, и он сжимается от нарастающего головокружения. Воспоминания. Теплота чужих губ накрывает его с головой. Такой сладостный, приятный, невообразимо желанный поцелуй одолевает его сейчас, словно вонзающийся меч. А следом ещё и прилетает кулак в живот, тут же заставляя прогнуться и повалиться к земле, куда упасть, конечно же, ему никто не даст. Тэхён дышит тяжело, ему действительно страшно. Силуэты в глазах теперь размытые, потому что слёзы боли затмевают всё вокруг. Он хочет сбежать от этих людей, спрятаться, зажаться в тёмный уголок. Он даже не знает, почему оказался здесь, за что был наказан. Но вокруг только смех. Люди вокруг привыкли к такой жизни, в которой нет друзей, правил и справедливости. Кто сильней, тот и прав, тот главенствует над тобой. Ты должен молча подчиняться всему. Они привыкли к уважению, заработанному через силу. Но Ким не такой, он не хочет быть таким же. — Помоги, — тихо выдыхает Тэхён, когда тут же ощущает ещё один удар. Перед глазами снова картина: теперь он слышит скрип тормозов и видит, как школьник подходит к нему ближе. Как склоняется. Он помнит ту злосчастную каплю крови, и как жизнь закручивается в новом водовороте, когда его лишают возможности попасть на тот свет. Он видит, с каким недовольством с высоты, над его телом, сияет яркое лицо ангела-хранителя, прискорбно осознающего будущее своего подопечного. — По…мо…ги… Тэхён не знает, кого сейчас просит, но в душе верит, что непременно есть тот, кто услышит этот зов. Тот, кто уже помогал ему прежде. Ему больно от каждого удара, но слёзы текут, потому что его тело помнит что-то очень важное. Сердце трепещет, сжимается. Почему этот человек не приходит? Почему оставляет его здесь? И чем больше он просит помощи, тем сильней его сжигает боль в ноге, распространяясь по всему телу. Тэхёна в итоге ставят на ноги. Он еле поднимает взгляд на людей, шатаясь. Тут уже не один человек. Он собрал, кажется, многих ненавистников, которые не выказывали гнева лишь благодаря покровительству его некогда подруги. — Ну что, думаю, раз ты такой праведный, то нам пора отправить тебя в Рай. Всем известно, что путей из Ада в Рай напрямую не существует. Чтобы попасть отсюда туда, нужно пройти человеческую жизнь, но это будет дано лишь после искупления. Тэхён же явно ничего искупить за одну ночь не успеет. Его тело дрожит. Но в следующую секунду содрогаются остальные. Протяжный вой проносится слишком близко. За ним второй… третий… Все оборачиваются, замечая, как в сторону всей толпы направляется огромный трёхглавый пёс, позванивая огромными цепями и рыча на не расступившихся ему грешников. Каждый из толпы ахает и отпрыгивает подальше, потому что жар из чужой пасти прямо как из жерла вулкана. Его взгляд, напротив, ледяной, как сталь, а острые клыки, не прикрытые ничем, внушают настоящий животный страх. Никто не знает, как вести себя с подобными животными, никто не встречал ничего подобного до этого дня. Все расступаются, и только Тэхён стоит, замирая, потому что животное идёт в его сторону. — Вот и всё. Видимо, мы были правы. Тебя сожрут сегодня, — раздаётся из толпы, и тут же в эту сторону оборачивается одна из голов, заглушая слова рыком. Пёс подходит всё ближе, от чего некоторые пятятся, пытаясь осторожно отступиться от Кима, ведь никто не знает наверняка, о чём думает псина. Одна из голов хватает руку затейщицы разборок и с хрустом ломает чужую кость, отбрасывая вскрикнувшее тело в сторону. От такого все в ту же секунду замирают. Лишь скулящая девушка сжимает руку и не знает куда деться, трясясь от боли. Мужчину, оказавшегося на пути, отбрасывают лишь лапой, оставляя незаживающие порезы. А третья, центральная голова, продолжает вынюхивать что-то, скользя почти по песку носом. И вот громадный пёс останавливается ровно перед Тэхёном. Обнюхивает его вокруг, особенно тщательно внюхиваясь в ногу. Каждый аромат, оставленный на этом щуплом от изнеможения теле, въедается мёртвой хваткой в мозг Цербера, и его глаза загораются. Киму кажется, что его раздерут на части прямо сейчас, у него даже слёзы заканчиваются от страха. Но вместо этого животному сносит крышу, он накидывается на каждого обладателя запаха, без разбора отрывая конечности и вводя всех в ужас. И даже тех, кто пытался бежать, настигает кошмарная кара, когда в тебя вонзаются клыки огромной псины. Те, кто держали его, ощущают вспоротые животы, кто ударяли по нему, теперь испытывают боль переломов костей, а те, кто бросали невежественные слова, обречённо падают под натиском животного. И вот пёс снова возвращается к центральному человеку этой картины, уже отошедшему от страха дальше, почти сливающегося со скалистой стеной из красной глины. Его тело сводит от страха, когда эти хищные глаза, с клыками, перепачканными в крови, теперь смотрят на него. — Пожалуйста, — щебечет он одними губами, не зная, какую участь ожидать. Все с замиранием ждут, что же будет дальше, но вместо былой агрессии взгляд на всех головах смягчается, а огромное животное обходит Тэхёна и послушным щенком ложится подле его ног. Тэхён замирает и трясётся, как осиновый лист, пока совершенно очаровательное теперь на вид животное просто лежит в его ногах. — Что происходит? — раздаётся со стороны, и тут же на человека срывается злобный рык. Стоит кому-то сделать шаг ближе к Тэхёну, и рык усиливается, шерсть встаёт дыбом, а Цербер поднимается на лапы. Он ощутимо охраняет человека подле себя, вызывая и страх, и любопытство. И очень скоро Тэхён замечает за всей толпой разительно выделяющуюся фигуру: огромный рост, крупное телосложение, витиеватые рога. Он не похож ни на одного из надзирателей, встречавшихся им раньше. Переломленные, изуродованные ангельские крылья скользят через толпу зевак, привлекая к себе внимание. Каждый, кто видит их, начинает дрожать лишь сильней, ибо только сам Сатана обладает подобным. Тэхён испытывает страха не меньше, но только он видит не массивные плечи и крылья, оставляющие огненные следы шагов, а этот добрый взгляд. Такой знакомый, родной, детский взгляд, не сводящийся с него ни на секунду. Величественный и ужасный повелитель целого Ада подходит ближе, подхватывает подбородок Ким Тэхёна и крутит в своих руках, всё ещё не осознавая, что нашёл его. — Тэхён, — голос звучит так знакомо. Тэхён не помнит, кто говорил им, но он точно родной, которому можно доверять, прижиматься, когда ты слеп, касаться, когда тебе страшно. Тэхён в ответ на забытое своё имя вытягивает руку и прикасается к частично обнажённой алой груди, скользя рукой. Крепкие мышцы, несравнимые ни с чем, чужды ему, но между тем ему совершенно не страшно. — Кто Вы? — совсем тихо спрашивает Тэхён. Чонгук слышит знакомый голос и его пламенное сердце тает от восторга. Сколько времени он потратил с тех пор, как Ад забрал что-то ценное из его жизни. Он может только упасть на глазах у всех на колени, обнять это худое тело и вжаться лицом в чужой живот. — Я нашёл тебя. Нашёл… Теперь всё будет хорошо, — нашептывает, чтобы слышали лишь они. — Никто теперь не посмеет тронуть тебя. Никто не заберёт тебя у меня. Любовь Дьявола может случиться лишь однажды, за единую его реинкарнацию. Но эта любовь будет самой светлой, сильной и искренней.