Ты больной.

-Ах, мистер Кирштайн, добрый день, - перед удручённо смотрящим в пол юношей выросла невысокая, но довольно статная и ровная фигура мужчины, и тихий, по-старчески скрипучий голос разнёсся по пустому холлу. Только, кажется, самого мистера Кирштайна он успешно минул. Молодой человек первые несколько мгновений не удосужился даже взглянуть на подоспевшего доктора, безразлично опущенный омут его янтарных глаз холодно замер в одном направлении. Доктор, уважаемый мистер Пиксис, спокойно окинул своего новоиспечённого клиента прищуренным взглядом и, хотя подсознательно он понимал, что выявленная невнимательность и озадаченность в выражении лица мистера Кирштайна выдаёт в нём новые для ознакомления черты характера, его глубокий голос не сменил своего доброжелательного тона. -Прошу прощения, если заставил вас ждать. Вы здесь давно? Светлая макушка перед доктором Пиксисом вдруг запрокинулась назад, и между двумя мужчинами наконец прошёл зрительный контакт, который символизировал возможность построить более содержательный разговор. Зрелого и опытного в своей взыскательной к стрессоустойчивости работе, доктора не засмущал бесстрастный вопрос в глазах Жана. Юноша, похоже, и сам бы не отказался узнать ответ на этот вопрос. Казалось, что ноги сами принесли его бессознательное тело в этот консультативный центр и усадили на кресло в комнате ожидания. С каждым шагом бдительность к казуальным вещам, всегда удостаивавшимся внимания Жана - будь это время, за которым он вечно не успевал - непрерывно угасала. Тем не менее, юноша умудрился добраться до учреждения чуть больше, чем за полчаса до приёма, и за весь тот промежуток времени, который ему пришлось сортировать свой нестабильный поток мыслей в ожидании назначенного времени, он ни разу не посмотрел на часы. От случая к случаю мимо проходящие сотрудники отделения спрашивали, кого он так долго ожидает в совершенно пустом коридоре, при условии, что большинство специалистов в этот день не работало. Но Жан, не взирая на своё рассеянное поведение, хорошо знал, что доктор Пиксис не пропустит этот персональный приём. И потому, что Кирштайн поощрил эту встречу суммой денег, и потому, что сам доктор уверил юношу по телефону в своей добросовестности. Объяснил это мистер Пиксис тем, что в центре он был единственным специалистом в своём направлении, и замещение в его ситуации оказалось бы крайне неуместным. А Жану из личных соображений хотелось проконсультироваться с действительно понимающим человеком, который сможет, вероятно, ещё некоторые несколько посещений инструктировать его в таком ключе, чтобы больше столь кошмарной неурядицы в его голове никогда не было. На душе молодого человека около двух недель назад осела мерзкая ноша, а вследствие и ощущение, что Жан хочет и должен выговориться, при этом чувствуя поддержку "врачебной тайны". Никакое материнское доверие или предрасположенность к вечной дружбе между однокурсниками не стимулировало парня свести счёты со своими тревожными отголосками прошлого. Юноша растягивал эту ментальную тяжесть, пока она не начала дробить его изнутри, пока он не начал дежурить на кухне общежития с мятной настойкой. Некогда заводной охотник до провокационных шуток и приключений на голову, Жан Кирштайн за какой-то десяток дней стал заметно потерянным, реже вызывался на встречи с товарищами и на личном фронте едва сводил концы с концами. В докторе Пиксисе Жан хотел видеть свою возможность вернуть привычную стабильность в каждый новый день, хотя бы частично. Сегодняшний частный приём - лишь стартовый залп, Кирштайн не сомневался. -Добрый день, доктор Пиксис, - юноша протянул руку мужчине в возрасте, и оба они ощутили слабое, но всё-таки вежливое рукопожатие. - Не беспокойтесь, мне лишь хотелось не опоздать. -В таком случае, если вы настроены поговорить, мы можем пройти в кабинет, - мистер Пиксис пригласительным жестом указал на дверь напротив Жана, и молодой человек тут же поднялся, почувствовав, что ждать стало резко невыносимо. Оказавшись перед входной дверью со строго окантованной табличкой на уровне глаз, указывающей на своего обывателя, Жан бесшумно вздохнул и подготовил свои мысли на вооружение, словно конспекты в тетради. Разница заключалась лишь в том, что тетрадь с конспектами можно тут же сжечь в первой попавшейся урне, а на долгие годы заполонившие рассудок воспоминания и сами могут тебя изжигать, пока ты полностью не одуреешь. По кабинету мистера Пиксиса отчётливо проходил запах горького кофе и мятного чая - промежуточных атрибутов всех откровенных разговоров. Кабинет представлял из себя идеально белую комнату, в меру просторную и добротно убранную. Сравнительно небольшой рабочий стол перед зашторенным окном совершенно не гармонировал с крупными книжными полками, битком наполненными "делами" множества пациентов. Казалось, что никакая мебель, в том числе и этот стол с ровно сложенными принадлежностями на нём, не смогла бы выдержать столько страшных истории от совершенно разных людей. Нужно ли говорить про зрелого, почти старого доктора Пиксиса? А найдётся ли место в этом белоснежном хранилище для воспоминаний Жана, которые он сегодня оставит в четырёх стенах кабинета? Мистер Пиксис гостеприимно усадил нервничающего, а посему не отваживающегося сделать хотя бы один шаг, Кирштайна на мягко обитый диван, соответствующий тону белоснежных стен. -Быть может, пока мы не начали разговор, вы не откажетесь от чая с мятой? - отложив портфель на рабочее кресло за столом, предложил доктор и точными движениями рук достал из него поношенную записную книгу. - Я вижу, что вы себе места найти не можете, а мята неплохо расслабляет. В ноздри Жана попал слегка выветренный запах мятного напитка, и юноша в неком отвращении нахмурил брови. И обанятельные, и вкусовые рецепторы умоляли Жана навечно абстрагироваться от этой чёртовой мяты. Её холодящее и усмиряющее послевкусие стало ощущаться так остро, что теперь эффект, оказываемый ею на Кирштайна, превратился в совершенно обратный изначальному. Проще говоря, мята до бешенства ему приелась, а он хотел хотя бы сегодня не получать лишний дискомфорт от её надоедливого присутствия. -Спасибо, доктор Пиксис, н-но нет,- молодой человек качнул светлой головой в вежливом отказе. - Давайте просто начнём. -Раз Вам так угодно, - мужчина пожал плечами и неспешно прошёл в направлении рядом стоящего с диванчиком кресла, уже настроенный на добротный расспрос. - Но если Вам что-то понадобится во время консультации, Вы в праве меня спросить. Жан понимающе кивнул, и понаблюдал за тем, как доктор раскрывает записную книгу параллельно с полупустым "делом" Кирштайна. Бумаги включали в себя только личную информацию, предоставленную при регистрации Жана в центре; консультация предполагала под собой подробное изложение юношей всей своей проблемы. Доктор уверенно щёлкнул ручкой и взглянул на своего молодого пациента, пытаясь расположить к себе его внимание и доверие. -В таком случае, не будем растягивать, мистер Кирштайн. Ваш звонок поступил в отделение всего пару дней назад, и, судя по Вашим просьбам, Вы хотели организовать первый приём так скоро, как я бы мог позволить. Вы также не посмотрели на праздничный график и предложили предоплату за приём. Мне бы хотелось узнать, давно ли Вы желали высказаться о своём беспокойстве? Можете назвать предпосылки и причины такой спешки? -С желанием объясниться я боролся почти две недели, - Жан не смог склонить себя к более раскрепощённому настрою, но нужные слова всё же вытекали из далёкого подсознания. - Я не признаю, что за этот период времени меня хоть раз настигала мысль поторопиться. Терпеть стало сложно относительно недавно, тогда я всё чаще начал уверять себя в тяжёлых последствиях, если не признаюсь в своей вине хотя бы самому себе. -Почему Вы сдерживали себя? Вы боялись? - Жан заметил, как морщинистая рука принялась делать беглые заметки, очевидно, для финального отчёта. -Если вы говорите об угрызении совести, то да - я струсил, - было слышно, что Кирштайну не хотелось соглашаться с этим, словно трусость не стояла во главе угла, и причин было больше одной. - Хотя, на самом деле, я просто не знал, как подойти к происшествию, со дня которого прошло несколько лет. -Хорошо, тогда давайте начнём издалека, - Пиксис поставил точку после очередной заметки и, выдохнув, внимательно посмотрел на Жана. - Мне нужно, чтобы Вы рассказали, как давно произошёл инцидент, что конкретно случилось; что управляло Вами, когда Вы позволили ситуации так далеко зайти, и по каким причинам через года Вы начали страдать от воспоминаний? Вы помните всё? Жан буквально почувствовал, как одной ногой шагнул в самую гущу - прямиком в сердцевину своей несросшейся раны. В здравом уме юношу удерживала слепая надежда на своё самообладание и профессиональное понимание доктора. Кирштайн крепче ухватился за корни своего мужества и, наконец, начал. -Около четырёх лет назад мой отец распорядился, чтобы меня отправили на обучение в Военную Академию региона Роза, - Жан, следуя условиям мистера Пиксиса, начал рассказ с самых ранних и нужных подробностей. - Он всегда воспитывал меня, как защитника, обязанного исполнять из неоткуда появившийся геройский долг и всегда хвалился мной своим товарищам. Но сам я никогда не спешил оправдывать его надежд и ни о каком долге слышать не хотел. До и с наступлением периода обучения в Академии я вспоминаю себя крупным хулиганом. Мне только исполнилось девятнадцать, и впереди ждали два года в училище с, якобы, высоким уровнем дисциплины и постоянными нравоучениями. Для молодого идиота, вроде меня, это был приговор. Тем не менее, компания местных задир, удостоившихся такой же судьбы, что и я, меньше чем за неделю приняли меня в свои ряды, и вместе мы начали "вершить правосудие". -Что конкретно вы хотите сказать под "вершением правосудия"? - взгляд доктора был сконцентрирован на записях, поэтому со стороны Жан наблюдал только монотонно двигающиеся под усами губы. -Разве не очевидно? Шпана невежд, жаждующих построить всех неугодных по своей планке, способна лишь на то правосудие, которое возникнет в их недалёком уме - без каких-либо человечных чувств и побуждений к окружающим. Быть может, "плохая компания", в которой я разрастался, как сорняк, была сгустком извергов в глазах тех, кто не мог постоять за себя. Но мы, само собой, хотели добиться именно такого эффекта. У кого-то была нужда самоутверждаться, кто-то видел в хулиганстве единственный способ оградиться от зависти, ведь сами они, как бы ни старались, ничего путного не могли сделать. -А чем Вы можете обосновать своё добровольное участие в этих бесстыдных действиях? - мистер Пиксис не имел права напрямую обвинять своего пациента в ошибках юности, пока его задачей являлся внимательный анализ ситуации, поэтому вопрос задал с предельной лёгкостью в тоне. -Я, я не знаю точно... - Жан замолчал на несколько секунд, не то не желая сознаваться, не то искренне недоумевая. - Кажется, я был склонен к издевательствам с подросткового возраста. Да и редко появляющийся отец, холодно относившийся к моему присутствию, оставлял неприятное мнение о самом себе. Словно, я сливался с густой массой своих ровесников. А я почему-то не хотел такого допустить. -И вы не видели другого способа выделиться? - озадаченно поинтересовался мужчина. Кирштайн беспомощно пожал плечами и честно, но без какой-либо гордости, покачал головой. Он задолго до встречи с мистером Пиксисом дал себе обещание не оправдываться, и это многим более мужественный поступок, чем его нелепое хулиганство в Академии. Жан потратил ещё несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, пока доктор шаркал ручкой по странице своей книги, и в этот раз взял выбор новой темы на себя. -В Академии были воспитанники, которые не умели постоять за себя, несмотря на всю чопорность, с которой к ним обращались преподаватели. Не знаю, какими надеждами их обложили их собственные родители, но таких ребят было достаточно легко использовать, если хотелось почувствовать своё превосходство. И около года спустя к нам в Академию поступил парнишка, подходящий под это описание. Говоря прямо, он - единственная причина, по которой я так спешил к Вам на приём. -Вы предпочтёте скрыть его имя? - серьёзный взгляд мистера Пиксиса показался из-под морщинистого лба, отвлечённый от размашистого почерка. -Если Вы пообещаете сохранить этот разговор между нами, я готов называть его по настоящему имени, - с надеждой поставил условие юноша. -Мистер Кирштайн, - доктор нахмурил седые брови, - разглашение информации Вашего дела находится за пределами моей компетенции. Я не имею на это никакого права, и подписанный между нами договор должен Вам об этом напоминать. Вы можете продолжать разговор в удобном вам ключе. -...Его звали Армин, - Жан произнёс имя сослуживца, словно совершенно от него отвык, хотя чуть ли не вчера вслух давился его звучанием, - Армин Арлерт.