Ты больной.

Кирштайн сцепил пальцы рук вместе и вслушался в заполнившую на мгновение кабинет тишину. Около получаса назад он самоотверженно брёл в кабинет, а сейчас, с мыслью о том, что главный козырь его диалога с доктором вот-вот окажется на столе, парня слегка одёрнуло. Записывающий рядом мужчина тут же подхватил мысль Жана. -И по поступлению Армина в Академию Вы выбрали его своим "мальчиком для избиений"? - мистер Пиксис слегка выгнул бровь, и Жан вновь кивнул. - Очевидно, Вы выделили его среди других воспитанников. Можете это объяснить? Жан приоткрыл рот, приготовившись говорить, и нахмурился, когда первая попытка дать комментарий сорвалась. Доктор уже было собрался задать наводящий вопрос, но юноша сообразил раньше... ___________________ Армин Арлерт, вне сомнений, был далёк от эталона бесстрашного защитника родной земли. Никто не увидел в только-только поступившем мальчике ни чарующе высокой фигуры, ни мужественно лежащих погон на широких плечах, ни твёрдой походки под стать марширующему солдату. Ростом достигая чуть больше полутора метров - низенький и осунувшийся - Армин был похож на невписавшуюся в строгий интерьер училища куклу. Слегка не доходящие до плеч белокурые волосы и по-детски сияющие голубые глаза - мальчишки в Академии, которые хоть чуть-чуть подходили под её традиционные рамки, воротили нос от этих черт Армина, открыто или тайно проявляя своё несерьёзное отношение к нему. Юнец был пуглив и сентиментален, невзирая даже на то, что полностью осознавал ответственность, которая легла на него при поступлении в училище. Он мог беспрекословно подчиняться указаниям преподавателей и воспитателей, но никогда, даже если для этого приходилось надрывать голосовые связки и потеть, не мог подстроиться под своих однокурсников. Никто, в том числе и Жан, не понимал, во что верили родители Армина, когда толкали его в такое, казалось бы, неподходящее место. А так как выяснять не очень хотелось, Жан, учуяв слабохарактерность Арлерта, направил свои основные силы на штурм его и без того беспокойной головы. Первое "знакомство" с мальчиком произошло с затяжкой в месяц, когда Кирштайн носился с пыльными поручениями от воспитателей и во всей этой суматохе был "переквалифицирован" из воспитанника в экскурсоведа. -Кадет Кирштайн, - воспитатель Аккерман, по утрам озадаченный хлопотами брюзга, приказательным тоном подозвал к себе бегущего по коридору мальчишку. Жан сию минуту затормозил и ловко отдал честь воспитателю. - Вольно. Прежде всего, прекращай носиться по общему холлу, тебе тут не стадион. А теперь по делу: в вашей части с этого дня будет обитать новый воспитанник. Командир Смит уже распорядился о сохранении его документов и предоставлении своего личного места, но у меня сейчас нет времени проводить ему экспресс-обзор всех "кишков" училища. Возьми этого пацанёнка на себя, он, хоть и вежливый до зубного скрежета, но с трудом идёт на контакт. Его зовут Армин Арлерт, патлатый такой блондинчик, не ошибёшься. -А где мне искать его, сэр? - воспитатель слышал, что Жан с явной небрежностью интересуется подробностями своей задачи, но благополучно обделил эти юношеские капризы вниманием. -Иди в свою часть, Кирштайн, он пока обосновывается по соседству с тобой, - в явной спешке, но по-прежнему строго, отозвался Аккерман. - Всё, кадет, шагом марш, некогда трепаться. -Есть...- энергично протянул Жан, снова отдавая честь и наблюдая, как коротышка-воспитатель скрывается за углом. Когда черноволосая макушка Аккермана скрылась из виду, юноша бесстрастно вздохнул и, прибавив скорости, пошагал в направлении нужной ему, жилой, рекреации Академии. Считается, что посвящение в воспитанники такого, казалось бы, престижного училища - это целый ритуал, которому уделяют очень много внимания и слишком уж им восторгаются. Но, под каким бы соусом детей ни отправляли на принудительную службу, Академия региона Роза время от времени брезговала такими формальностями. И Жана, маминого бунтаря, это никак не трогало. Более того, к помощи новому однокурснику с ориентированием в незнакомом заведении он отнёсся, как к лишней работе. Проделав путь через главный холл и спустившись на этаж ниже, Кирштайн нашёл дверь своей комнаты, которую он делил с несколькими мальчишками своего возраста, торжественно распахнул её и с любопытством огляделся вокруг. Воспитатель Аккерман не соврал, когда сказал Жану, что тот не ошибётся, если начнёт искать новичка по соседству. В комнате симметрично друг другу располагались четыре двухъярусных кровати с ровно заправленными постелями. Каждая из них была занята, и Жан безошибочно определял их обывателей. Половина соседей отсутствовала, другая вела умиротворённую беседу с, соответственно, только прибывшим воспитанником. Было ли тому виной предвзятое отношение сэра Аккермана к Кирштайну или знак судьбы - знать бы, но почему нельзя было кому-нибудь другому сопроводить Арлерта по училищу, Жан сообразить не мог. Ещё больше Жана раздосадовало то, что Армину предоставили место, ранее принадлежавшее хорошему другу юноши, Марко Бодту, которого пришлось отстранить от службы по состоянию здоровья. По прошествии времени, Кирштайн и сам признавал, что на такую мелочь не стоило столь остро реагировать, но пока кровь бурлила, а кулаки чесались, Жан принял это, как личное оскорбление. Глупо? Ещё бы. -Есть здесь новобранец Арлерт? - Жану не требовалось что-то спрашивать, он с первой попытки обнаружил незнакомую физиономию в своей комнате. Всего лишь хотелось взглянуть на его реакцию, которая, к слову, последовала в тот же миг. Дискуссия между собравшимися прервалась, и небольшая фигурка мальчика подхватилась с кровати, в считанные секунды оказавшись посреди комнаты. Нервно поправив выбившуюся прядь светлой блондинистой челки и по-солдатски выпрямившись, предполагаемый Арлерт отдал честь и уставился своими любознательными голубыми глазами на Кирштайна. Жан слегка обомлел, не привыкший к такому строго соблюдаемому этикету, и почти открыл рот, чтобы объяснить юноше, зачем, собственно, он его спрашивал, но новобранец подал голос раньше, не отводя от него взгляда: -Я Армин Арлерт, - Жан чуть не зарумянился, когда услышал, как по воздуху неровно разлился очень высокий, словно ещё не тронутый шалостями пубертата, голос мальчишки. - Ч-чем обязан? -Ну, не то чтобы обязан, - усмехнулся Кирштайн, подходя ближе к неуверенно перестающему отдавать честь блондину. - Это ты заблудшая душа, которой нужно рассказать, как не потеряться на пути в столовую? Армин, не проронив ни слова, несколько секунд стоял перед своим новым однокурсником, будто привыкая к его бесцеремонному методу общения, пока Жан не состроил вопрошающую гримасу, толкнув его на ответ. -Да, полагаю, - скептически скользнув взглядом по русоволосому соседу, Арлерт напряг плечи. -Тогда шлёпай за мной, я тебе всё покажу, - не дожидаясь ответа, Жан развернулся и вышел за порог комнаты, однако прислушался к торопливым шагам погнавшегося за ним Армина. Кирштайн приостановился в нескольких метрах от всё ещё открытой двери, чтобы дождаться мальчишку, который, к слову, уже показался за его спиной и теперь изо всех сил пытался его догнать. Жан смотрел, как подскакивает его белокурая чёлка во время движения, как он случайно оступается, но моментально удерживает равновесие, боясь оставить о себе впечатление недотёпы. Вежливо захлопнув за собой дверь, Армин поспешил в сторону медленнее отступающего Жана, и последний вновь встретился с его безобидно мерцающими голубыми глазами. -Погодите, а почему этим занимается обычный воспитанник? - задал вопрос Арлерт, пока Жан не перешёл к информированию его разными подробностями об Академии. -Ты думаешь, "обычный воспитанник" не знает, в какой стороне учебные кабинеты, а в какой - туалет? - насмешливо отозвался Кирштайн, наклонив голову набок. - Или рассчитываешь, что тебе понадобится место нахождения богом забытого подвала, где хранят тела бездарных студентов? У нас, скорее всего, такого нет, но даже воспитатели, если бы и знали о нём, тебе бы не проболтались. Армин безнадёжно держал язык за зубами, сконфуженный и потерянный в этом несуразном диалоге. Каждое высказывание однокурсника воспринималось им, как нечто неопознанное природой, хотя Жан разговаривал на одном с блондином языке. Тем не менее, Арлерт не хотел показаться ханжой и понимающе улыбнулся в ответ молодому человеку. Им ещё около года ютиться вместе в одной Академии, во взаимодействии и построении отношений, поэтому не стоит быть таким критичным к "неудобным" чертам характера однокурсника. -Ха-ха, да, думаю, Вы знаете не меньше, - Жана, в свою очередь, уже начало внутренне одёргивать от этой этичности в характере Армина, словно блондин общается с мужчиной в преклонном возрасте и боится, что едва он скажет слово невпопад, и Жан набросится на него, осуждая за распущенность и невежество. -Кадет Арлерт, ты к своим товарищам со двора тоже на "вы" обращаешься? - хмуро взглянул на мальчишку Кирштайн. -Н-нет, а при чём они здесь? С Ва...с тобой я только встретился, а с моими товарищами знаком уже долгие годы, - тоном, удовлетворяющим воспитанию, возразил Армин. -Всё просто: тебя здесь никто не оценит по достоинству с одной только вежливостью. Есть такое мудрёное слово, которым в нашей Академии любят поддевать чужое чувство собственной важности - товарищество. А со своими товарищами ты близок, только когда вы чувствуете, что находитесь на одном уровне. Значит, безо всяких "вы". -А мы уже товарищи? - Жан заметил, как Армин воодушевился его размышлениями. -Теперь, когда всемогущий я посвятил тебя в число воспитанников - возможно всё, - шутливо пробормотал Кирштайн, слегка отвернув от мягкого взгляда однокурсника русую голову. - Только давай будем шевелиться резвее, нам ещё нужно успеть к обеду. -А можно мне пока держаться с тобой? - ускорив шаг, Арлерт нервно поиграл с переплетёнными пальцами рук, спрятанными за спиной. Жан сжал зубы, неуверенно отводя взгляд от любопытствующего блондина. Парни из его "преступной" компании не будут в восторге от их потенциального лидера, связавшегося с неловким мальчишкой-новичком. Не то чтобы Жан через пятнадцать минут еле развернувшегося диалога возжелал на веки вечные стать преданным другом Армина, но и отказать ему в такой мелочи оказалось сложнее, чем сам Жан рассчитывал. -Ну, посмотрим...- юноша отвёл взгляд с Арлерта на медленно двигающийся потолок и дал нейтральный ответ, не желая обещать больше, чем хочет. - Как получится. Армин снисходительно кивнул, и его губы растянулись в улыбке, которая доставила Жану непривычный дискомфорт. Она была преисполнена очарованием, однозначно украшающим его юные очертания. Но в то же время этой улыбке нет места в стенах Военного Училища, где подобных Жану и Армину мальчишек каждый божий день готовят к самой бесчеловечной угрозе для их страны - к войне. Удивительно, но Кирштайну хватило года обучения, чтобы забыть о том, насколько греющей душу улыбка может быть. -Ладно уж, чего языками чесать, пойдём, - смущённый, Жан стал идти ещё быстрее, и ничего не подозревающему Армину осталось только попытаться усмирить его. ________________ -Вы весьма дружественно встретили его, мистер Кирштайн, - задумчиво постучав колпачком ручки по странице, произнёс доктор Пиксис. - Хотя Вы, кажется, не до конца это осознавали в тот момент. Как закончилась Ваша "прогулка" по Академии? -В самом деле, поначалу я не был таким монстром в отношении Армина, - отвечал русый юноша, уже почувствовавший полное доверие к мистеру Пиксису. - И сам Армин, когда я закончил сопровождение, несколько раз говорил о том, что со мной приятно поговорить. Но, когда я до конца понял, что он, как и многие другие мальчики-слабаки, не может за себя постоять, мои хулиганские выходки в его сторону словно стали фатальными. Здесь и начинается самая мерзкая часть моего рассказа. -Что же, я весь во внимании, - доктор поставил точку после законченной записи и приготовился слушать дальше. _________________ К великому сожалению, блаженственное первое впечатление, которое могло бы стать началом отменной дружбы, оказалось лишь вкусной приманкой в металлическом зажиме мышеловки. Уже через пару недель разительно острые противоречия между характерами Жана и Армина начали вносить разруху во всё хорошее, что мальчики построили за недолгие пару суток. Ежедневные теоретические и практические занятия на полную раскрывали в воспитанниках их способность к рациональному мышлению и самоотверженным действиям. И Жан, и Армин, в скором времени сделали некоторые выводы друг о друге, и большинство из них совершенно не утешило обоих. Кирштайн был немыслимо самоуверенный, активно уклонялся от исправлений преподавателями, зато на учениях по стрельбе и при сдаче физических нормативов открывал всю душу, каждый раз закрепляя свои результаты фразой: "И это я ещё только разминался". Однако из раза в раз Жану для полного утешения собственного эго не хватало лишь одного - самоутверждения. Мальчишки, не способные вытянуть свои результаты на метку хотя бы чуть-чуть выше положенного, нередко попадали под задиристую руку русого юноши. Возможно, Жан с его компанией и вставал на пути их успеха. Отвлечь, расконцентрировать или хорошенько унизить - столько способов поставить на место, и каждый всегда срабатывал, если на славу постараться. Армин, стоило ему едва освоиться в новом коллективе, проявил недюжинную эрудированность и осведомлённость в теории. Любой преподаватель, ставший свидетелем его выступлений, никогда больше не сомневался, если называл Арлерта изрядно начитанным и интеллектуально развитым юношей. Однако, в противоположность Жану, в очереди на стрельбу мальчик вставал с неприкрытой тревогой, о прилюдной сдаче нормативов даже думать не хотелось. Армину, безусловно, было известно, что физическую подготовку с воспитанников будут спрашивать по полной программе, и поблажек можно было не ждать. Но усердия Армина приносили свои плоды слишком медленно, а обучение не стояло на месте. А позже рьяное приличие Арлерта и его приверженность к справедливости сыграли с ним не просто злую, а воистину отвратительную шутку. В блондинистой голове окрепло мнение, что недавний разговор с Жаном приблизил их друг к другу, стал почвой для приятной взаимосвязи. Кирштайн всё же согласился оставить ему место рядом с собой во время обеда, чем серьёзно озадачил своих хулиганистых единомышленников и обнадёжил Армина. А ещё понял, что сделал ошибку. В тот же день, в столовой, с подачи Арлерта на серьёзные проблемы набрело всё его бунтарское братство, когда один из ничего не подозревавших парней выхватил пару ломтей свежего хлеба у слабеньких мальчишек, видимо, уже привыкших к такому отношению. Недовольный, но не пожелавший наводить лишний шум во время обеда, Армин поспешно закончил трапезничать и при первой же возможности с концами выдал беспредельщика воспитателю Аккерману. А наказание мистером Аккерманом было чуть ли не самым прескверным тупиком в преступлениях мальчишек, о чём новичок Армин мог только догадываться. К тому же, Арлерт не был до конца убеждён в причастности Жана к таким же регулярным хулиганствам, судя по тем душевным настроениям, которые он хотел вселить в блондина во время первого разговора. Этим незнанием он и вспорол почву для своей "могилы" в сердце Кирштайна. Армин получил свободный доступ в доверие всех руководителей Академии, а вследствие, без своего ведома, заручился поддержкой командира Эрвина Смита, который после последующих доносов оставлял мальчика "в тени". Следовательно, на первых порах компании Жана было сложно оголить кулаки на провокатора, ведь пока они не знали его в лицо. Однако, чуть позже Арлерт и сам задумался над своей безопасностью, поставив под сомнение рациональность своих поступков, которые он привык оправдывать "внесением пользы в оставляющуюся незамеченной несправедливость". Удастся ли ему обойти стороной грозных задир? Надежду на спокойствие подавал только Жан, которому чудодейственным образом удавалось грозно осаждать их буйственные порывы. И, что самое интересное, конкретно в отношении Армина. Но даже с таким неожиданно обмякшим подходом к новенькому, Кирштайн мог слегка издеваться над блондином: подталкивал, давал подзатыльники и расплывался в преступном оскале; придумывал имена, иногда обидные; а мог и дразнить на практических занятиях, о таком способе задирства уже оговаривалось ранее. Его приятно удивило, каким податливым был блондин, в добавок к уже имевшейся скудной физической подготовке. Бывало, никого из своих дружков не подпуская к мальчику, Жан мог деликатно сделать вид, что желает "протянуть руку помощи" Армину, но в каждом из случаев лишь изворотливо добавлял ему сложностей. Давал ли себе отчёт в этих подначиваниях, собственно, сам Армин? Ещё бы, совсем скоро в подсознание Арлерта закрался...дискомфорт, вероятно. Как выяснилось, мальчик никогда бесповоротно не обижался на своенравного Кирштайна, в том числе и после того, как блондина поставили перед фактом, что Жан - бессовестный хулиган. Юноше понадобилось с натяжкой полторы недели, чтобы хоть себе признаться в настоящем отношении к однокурснику. И пока Жан неостановимо измывался над Армином, одним из самых физически неспособных кадетов, последний с переменным успехом расставил все точки над "i". Сначала он прятал улыбку, вспоминая первые мгновения их знакомства, потом искренне уверовал в медленно развивающееся товарищество между ними (о котором сам Кирштайн и упоминал). И кончилось всё (а может, и открылось новым началом) чувством безнадёжной симпатии к Жану, что, вне сомнений, Армину стало очень тяжело вынашивать в путающихся мыслях. А какому уму, скажите на милость, в этой суетливой цитадели дисциплины, взрощённой на многопоколенных убеждениях патриотизма и долга, будут небезразличны "предрассудки", как их принято называть, Арлерта? Точно не Жану, который - неважно, говоря правду, или бесстыдно привирая - хвалился ждущими в родных краях подружками всех сортов и мастей. Надо ли договаривать о том, что надежды Армина, которыми мальчик и без того не изобиловал, моментально сокрушались от выше стоящих откровений? На душе осели безнадёжность и слепое очарование Кирштайном, несчастному влюблённому становилось всё сложнее подчинить своему контролю мысли об этом вечно проникающем в глубины его души взгляде янтарно-карих глаз. Жан мог казаться отпетым шалопаем, но покровительствующий дух в его зрачках и харизма раз за разом оставляли Армина в прежнем тупике, где он вновь старается замять избыток эмоций и погрузиться в тяжёлую субстанцию смирения. "Жану просто привили тягу к вниманию и такому активному поведению," - рассуждал блондин, бесцельно успокаивая себя. - "Возможно, сам он этого не понимает. Но его вовсе не обязательно тыкать в это носом - всего лишь можно помочь ему стать менее расточительным с поддержкой, которую ему оказывают окружающие. Стоит по-прежнему преподносить Жану желаемое очарование, при этом располагая его неприступный характер к себе." И, конечно, Армин собирался взять исполнение этого плана в свои руки. У него не было побуждений - да и смелости - в корень изменить Кирштайна, но ненавязчиво попробовать утихомирить его распущенность казалось Арлерту эффективным вариантом. Кроме того, мальчик видел в этом подходе едва ли не единственный шанс позаботиться об однокурснике и показать ему, как Армин его...любит? Да, именно - любит. "Глупый, просто выдохни и избавься от идиотских предрассудков. Не разотрёт же он тебя в прах за слова, тем более искренние!" Армин послушно последовал своим же инструкциям, почувствовал в себе сдавливающую ущербность и, сглотнув её вместе со слюной, вступил на самый настоящий "путь по стеклу". Это была его точка невозврата.