***
Кирк принял вызов в ближайшей переговорной; Спок и Маккой вошли следом за ним. Спок стоически держался рядом с ним, изо всех сил стараясь не обращать внимания на постоянные тычки и нытьё доктора, и не сводил с него глаз. Он казался потрясённым, всё равно что на грани срыва, а на скуле проявлялся багрянистый синяк. – Тащи свою задницу в лазарет, Спок, – прошипел капитан, – прямо сейчас. Это... Но прежде чем он смог закончить маленькую волшебную фразу, которая заставила бы вулканца проглотить своё упрямство и сделать так, как ему велели, на компьютере промелькнула вспышка света, высвобождая целую симфонию мимолётных звуков. Все встали по стойке смирно, когда на широком экране появилось разъярённое лицо адмирала Комака, увеличенное в три раза. – О, как хорошо, капитан Кирк, – даже не пытаясь скрыть презрение в своём голосе, сказал он. – Мы получили ваше предыдущее сообщение. – Его серые глаза снисходительно прошлись по команде, и он даже не задержал взгляд на окровавленном лице Спока. Любой другой – человек, по крайней мере – оценив ситуацию, отпустил бы всех, кроме капитана. Но нет, Кирк напоролся на адмирала, который ненавидел его до глубины души. Прекрасно понимая, что теперь вулканец ни за что не оставит своего драгоценного человека, Леонард вызвал сестру Чапел и попросил принести бинты и кожный регенератор, чтобы они могли начать латать их отбитого на всю голову первого офицера. – Полный отчёт о нецелесообразном и несанкционированном Первом контакте, который вы только что провели, – коротко потребовал Комак, не воспринимая взгляды, посланные ему медиками. Джим со свистом выдохнул и заговорил ровным, опасно дружелюбным тоном. В кратких, лаконичных тезисах он изложил суть их чрезвычайной ситуации, позаботившись упомянуть, насколько враждебно настроена планета и как они едва избежали угрозы остаться там навсегда. – Похоже, их культура основана на поединках. Нам повезло, что мистер Спок смог победить своего противника. Адмирал сморщил нос в явном отвращении. – Вы согласны с этой версией событий, коммандер Спок? Вулканец кивнул, прежде чем выступить со своим кратким отчётом, уточняя и дополняя сказанное капитаном. Впечатляло, насколько хорошо ему удавалось не обращать внимания на суетящихся вокруг него Маккоя и Чапел – будто бы их и не было. – Таким образом, совершенно очевидно, что у капитана не было другого выбора, кроме как согласиться на поединок, – отметил он, протягивая руку, чтобы медсестра наложила повязку. – Не понимаю, как вы смогли разозлить высокоразвитый, обеспеченный народ... Не успел Кирк вежливо предложить Комаку проверить свой слух, как Спок выступил вперёд. – Капитан не виноват в их предубеждениях касательно Федерации... – прошипел он агрессивно. Джим обхватил его запястье, и вулканец замолчал с застывшим в глазах вопросом и лёгкой зеленцой на щеках. – Спок, пожалуйста, просто... в лазарет, – тихо сказал человек. Спок сделал ещё один шаг вперёд и один налево, к своему капитану, показывая, что его не так-то просто выставить отсюда. Не зная, отчитать ли его за упрямство или растрогаться от проявления непоколебимой преданности, Кирк вернулся к адмиралу. В конце концов, быстрее закончится этот разговор – быстрее они освободятся. – Адмирал, то, что наши приборы определили как сигнал бедствия, было кодом защиты их планеты. Чтобы их не потревожили, – объяснил он. – Не ждите от них примерного поведения для Первого контакта... – Я жду от вас, капитан Кирк, что вы будете вести себя, как подобает человеку на вашей должности... Маккой, который до этого молча обрабатывал рану на плече Спока, угрожающе взглянул на него. – Послушайте, Адмирал, я не думаю, что вы понимаете... – рявкнул он, даже не скрывая своего раздражения. – При всём уважении, капитан Кирк никогда не вёл себя неподобающим образом... – Мой отчёт будет у вас на столе в течение часа, – сказал Джим, повышая голос, чтобы заглушить всеобщие протесты. – Если вы только позволите мне осмотреть корабль прямо сейчас. Не успел адмирал ответить, как за его спиной послышался шорох, а затем в кадр вошла седовласая женщина, рассматривая их и щурясь из-за старомодных очков. – Джеймс, что здесь происходит? – спросила она Комака, неодобрительно нахмурившись. Кирк чуть улыбнулся; Акира Огура была одним из самых уважаемых, высокопоставленных офицеров Звёздного Флота. А также наставницей Пайка; она питала к нему симпатию во время учёбы в Академии, особенно после инцидента с Нарадой. Её темные глаза задержались на молодом капитане, затем на многочисленных ранах, которые испещряли тело коммандера: – Ох, ты выглядишь ужасно! – весело воскликнула она. – Тебе срочно надо в лазарет. – Спасибо, – хором ответили Джим и Леонард. – Мы немедленно этим займёмся, мэм, – добавил Кирк, посылая ей широкую улыбку. – Вообще, мы бы не возражали пойти прямо сейчас. Комак выглядел слегка недовольным таким поворотом событий, но он явно не осмелился бы перечить Огуре: она была силой, с которой считались, и не настал ещё тот день, когда в отношении неё проявят что-то меньшее, чем абсолютное уважение. – Жду полный отчёт через два часа, господа, и пусть он будет подробным. – Так точно, Адмирал. Капитан быстро закрыл канал связи, бормоча что-то себе под нос. – Кусок... – но оскорбление так и повисло в воздухе, потому что вулканец рядом с ним опасно покачнулся. – Спок! Кирк тут же обнял его. Холодный пот прошиб Джима, когда он принял на себя весь вес своего друга, почувствовал, как его тело на мгновение напряглось, как пальцы сжали золотую ткань форменки в тщетных поисках опоры. По его глазам Джим понял, что он просит прощения. За что, человек не знал.***
Лазарет был пуст, не считая одного энсина с вывихнутой рукой в другой палате; Кирк окинул его подбадривающей улыбкой, проходя мимо, он не остановился перекинуться парой слов, как обычно. Он метнулся через тускло освещённое пространство, уставший и опустошённый, в поисках своего первого помощника. Они должны были кое-что обсудить, и как бы он ни хотел отложить разговор, он знал, что эта ситуация была из разряда, что говорится, «сейчас-или-никогда». Но он обнаружил, что вулканец спит. Слабое дыхание, вырывавшееся из его приоткрытых губ, было единственным признаком того, что он ещё жив, и Джим боролся с искушением поднести ладонь к его лицу и проверить самому, почувствовать его на кончиках своих пальцев. Вместо этого он молча стоял рядом, наблюдая за трепетом ресниц и движением чужеродно зеленоватых век. Он казался таким хрупким. Беззащитным. Но даже во сне он не был спокоен, Кирк уже давно заметил, что Спок доводил себя до изнеможения, просто чтобы не потерять контроль и не поддаться капризам спящего подсознания. Он боялся сна, потому что это была незнакомая территория, таящая в себе опасность. Мягко, чтобы хоть как-то успокоить, человек провёл кончиками пальцев по лбу вулканца, чувствуя смутное облегчение от того, что он был прохладным. Губы Спока дёрнулись, но он не проснулся, а только рвано выдохнул. Он повернул лицо к источнику тепла, пытаясь углубить прикосновение. Джим виновато отдёрнул руку, услышав приближающиеся шаги. – Он просто под снотворным, Джим, не волнуйся, – сказал Боунс, хлопнув его по плечу, и наклонился к мониторам, чтобы проверить жизненные показатели своего пациента. – Через пару часов он уже будет бегать и сводить нас с ума своей тупой логикой. Маккой говорил непринуждённо, очевидно, дразня и желая немного отвлечь друга, но Кирк не улыбался. – Он мог умереть, – пробормотал он, не отводя взгляда от закрытых век вулканца. – Они все этого ждали. – Да. Но это наша работа, – сказал ему доктор, будучи лишь отчасти серьёзным. Пока он суетился вокруг биокровати, будто наугад меняя настройки и поглядывая на Джима. Джима, который был так встревожен, так переживал; который выглядел таким старым для того, кто был ещё так молод. Уже в миллионный раз Леонард пожалел, что не может уберечь его, защитить от тяжести ответственности – вины, даже – что должность капитана повлекла за собой, или хотя бы помочь разделить её. Но он не мог. Кирк был один. – Мы все на волосок от смерти по крайней мере два раза в неделю. И дважды в день, но это только про вас двоих. – Я знаю, но... – капитан поджал губы. Не в силах удержаться, он снова дотронулся до вулканца, прослеживая рукой полосы, украшавшие правый рукав его новой форменки. Леонард нахмурился. Он с тревогой наблюдал за этой связью между Джимом и Споком; с тревогой, потому что связь была так очевидно сильна, но всё же непризнанна – она отличалась глубиной, выходила за рамки дружбы и даже романтического влечения, но ни один из них, похоже, не желал обсуждать её существование. Казалось, они довольствовались жизнью в ловушке неопределённых ожиданий, отношений, где они рискуют жизнью, подшучивают друг над другом, играют в шахматы и тайком флиртуют. – Но что? – Доктор настаивал, надеясь, что друг признается в чём-нибудь – в чём угодно. В голубых глазах Джима на секунду сверкнули молнии. – Ничего. – Он вернулся к своему тихому наблюдению за сном вулканца. – Джим. – Я не хочу говорить об этом, – настаивал Кирк, сложив руки на груди. Он знал, что вёл себя как ребёнок, знал, что Боунс не просто так просил его поделиться своими сокровенными чувствами, но если бы он облёк их в слова, то они стали бы реальными, слишком реальными для него; и что, если Спок был в целебном трансе и мог слышать, о чём они разговаривают? – Я думаю, что когда-нибудь тебе придётся, – мягко сказал ему Маккой. – Так почему не сейчас? О, он мог назвать кучу причин, почему сейчас было неподходящее время. Почему оно никогда не наступит, почему оно никогда не должно наступить. – Мне нечего сказать. От язвительного ответа Леонарда его спас щебечущий сигнал коммуникатора: – Капитан, вы нужны на мостике, – послышался мелодичный голос Нийоты, который Джим в жизни не любил сильнее, как в тот момент. – Уже иду! – ответил он. Он выскользнул из крепкой хватки Боунса и наклонился к вулканцу. – Когда он проснётся, скажи ему, чтобы немного отдохнул? – попросил он. Доктор кивнул, и в его проницательных глазах мелькнуло доброе раздражение. – До скорого, Боунс. – Увидимся, малыш. Маккой посмотрел ему вслед и покачал головой.***
Кто-то решил, что записать бой на видео – это чертовски хорошая идея. Ну конечно. Почему бы и нет? И конечно же, запись распространилась по кораблю быстрее, чем чума в свои лучшие годы. Зашибись. Кирк и не знал, что его экипаж состоял из кучки болтушек и сплетников. И недели не прошло, как капитан поймал около тридцати человек за пересылкой видео и где-то сотню – за обсуждением. Обсуждали, как коммандер безжалостно сражался, каким он опасным может быть, что с его-то холодным самообладанием даже и не подумаешь, и как его, похоже, вообще ничего не волновало... Его бесило то, что вулканец не обращал внимания на практически постоянную болтовню и непристойные разговоры о нём в коридорах. Можно было подумать, что он ничего не слышал – что было невозможно, потому что, как первый помощник, он слышал всё, знал всё об экипаже. Но на всё, что касалось его поединка, он закрывал глаза. Обычно у Спока хватало приличия выглядеть извиняющимся после подобных трюков, но сейчас он, видимо, гордился этим и даже не скрывал, ещё и, наверное, ждал, что Кирк поздравит его, а ещё похвалит. Он аж надулся от гордости. Из-за того, что победил, из-за того, что выжил, как будто это была не просто слепая удача и ему повезло; повезло, что он знал, как обращаться с оружием, похожим на лирпу, повезло, что он оказался быстрее, просто повезло – слепая удача. И она должна была когда-нибудь исчезнуть, разве нет, она исчезнет – и Спок умрёт... Наконец, Джим не стал молчать, когда услышал, как двое научников – Спок считал их самыми ценными кадрами в своём отделе – смотрели и обсуждали видео, отвешивая непристойные комментарии: – Господа! Чем занимаетесь? Двое молодых людей обернулись, и на их лицах отразилась вина. Они растерянно посмотрели друг на друга, а потом снова на капитана. Кирк заставил себя расслабить челюсть и принять более расслабленную позу. – Ничем, сэр. – Такое поведение неприемлемо, вы понимаете? – сурово сказал Джим, прищурившись, когда почувствовал, что ему сейчас могут возразить. – Я не хочу, чтобы это повторилось. – Да, сэр, извините, сэр! – проскандировали они, нисколько не раскаиваясь, но помня о субординации. – Больше не повторится! Капитан коротко кивнул, удовлетворенный ответом, не таким искренним, как ему хотелось бы, но всё же. – Вы должны немедленно удалить это видео, – добавил он, указывая пальцем на экран падда, на котором беззвучно проигрывалось видео боя – зацикленные кадры с зелёной кровью и блестящим чёрным лезвием... – и убедитесь, что оно останется удалённым, ага? – Есть, сэр!***
Спок припёр капитана к стенке спустя два часа, как раз возле столовой. Кончиком пальца он легонько постучал его по плечу и, когда всё внимание было обращено к нему, поинтересовался: – Джим, почему ты сделал выговор двум моим лучшим учёным? Кирк прищурился. Его не удивило то, что вулканец узнал – в конце концов, новости разлетались быстро в замкнутом пространстве, особенно на Энтерпрайз – его удивило то, что Спока это волновало. Коммандер обычно был очень суров, когда дело касалось его личной жизни. Хотя с другой стороны, после той дуэли он вёл себя странно. – Они вели себя неуважительно. – Но они были не на дежурстве. И нельзя ожидать... – Спок скрестил руки на своём падде и прижал его к груди, чтобы закрыть мигающий экран. Похоже, он испытывал неловкость из-за этого разговора, но с напором продолжал – из любопытства и желания лучше понять увлекательную загадку под названием «капитан». – Известно, что большинство видов находят сплетни успокаивающими и способствующими укреплению позитивного настроения и здоровой рабочей среды. – Да, люди любят посплетничать, я знаю, – сказал Джим, небрежно махнув рукой, как будто физически отмахиваясь от самой идеи. – Я просто подумал, что они зашли слишком далеко, вот и всё. – Меня это не задевает, – резонно отметил Спок. Позади них держась за руки прошли два офицера Службы безопасности; капитан молча проследил за ними взглядом и снова повернулся к своему другу, который всё так же пристально на него смотрел. – Ну, разозлило меня это, что непонятного? – Когда стало очевидно, что он сказал что-то не то, Кирк просто пожал плечами, с вызовом взглянув на него. – А если бы они меня обсуждали? Тут же вся поза Спока изменилась: он на мгновение сжал челюсти, и в уголке его рта появилась крошечная морщинка. – Это другое. – С чего бы? Они разве не могут посплетничать обо мне? – Джим почувствовал, что в его голосе прозвучали дразнящие нотки, и безжалостно подавил их: он всё ещё злился на глупого вулканца за то, что тот чуть не умер, и в этот раз не собирался так просто прощать его. – Ты капитан, – зачем-то напомнил Спок, – тебя должны уважать. – А тебя нет? – холодно бросил Джим. Он знал, что его первый помощник не из тех, кто требует беспрекословного повиновения, но не мог же он в самом деле думать, что не заслуживает простого уважительного отношения? У человека руки зачесались выдернуть такую глупую идею из его головы и заодно вбить немного здравого смысла. – Это не то, что я... – начал вулканец, бесполезно пытаясь защититься. – Это дерьмо на хлебе, – огрызнулся Джим. Он отвернулся и проскользнул в турболифт, оставив Спока размышлять о причинах его скверного настроения и на мгновение вспыхнувшего гнева.***
Партия в шахматы была ужасающе тихой, хоть это и была поздняя ночь, и они только вернулись с очень длинной смены, разбираясь с дипломатами и их истериками. Они были в каюте Кирка, и Спок задумчиво сидел за доской, украдкой бросая осторожные взгляды на человека всякий раз, когда считал его достаточно рассеянным. Джим не ответил ни на один из них. Прошло одиннадцать целых и тринадцать сотых дней после дуэли, а Джим всё ещё игнорировал его. Такое между ними случалось часто; обычно, если один из них был слишком близок к смерти – и в некоторых случаях Спок понимал, что правда заслужил. Он не возражал против наказания молчанием, только если считал, что так лучше донесёт свою точку зрения. Однако вулканец не понимал, за что Кирк держал на него обиду сейчас. Сражение прошло успешно, он выиграл жизни экипажа и практически не пострадал – ему понадобилось меньше двух часов, чтобы залечить поверхностные раны. Всё не так уж серьёзно. Или он что-то упускает. – В последние дни ты... отдалился, – сказал Спок, не в состоянии больше выносить напряжённое молчание. – Я... я тебя чем-то обидел? Кирк на мгновение встретился с ним взглядом, он выглядел удивлённым, когда наконец соизволил взглянуть на него. – Я не... я не сержусь на тебя, я просто... – он покачал головой и снова замолчал. Вулканец сжал губы в тонкую линию и сделал ход королём, тем самым окончив партию. Взгляд человека не отрывался от него. – Я понимаю, что ты не хотел, чтобы я сражался, но я победил. Не думаю, что твоя злость оправдана. – Но я всё равно злюсь, – коротко ответил капитан, сложив руки на груди и откинувшись на спинку стула, словно в попытке увеличить дистанцию между ними. Споку чертовски хотелось стереть это расстояние, окружить Джима своими мыслями и прикосновениями, находиться в непосредственной близости. – Почему? – спросил он, стараясь скрыть печаль в голосе. Логически он понимал, что Кирк не был вулканцем, поэтому не смог бы понять, о какой борьбе он тогда говорил; он был совершенно невнимательным человеком... но Спок всё равно был уязвлён нежелательными чувствами отвержения, даже неприязни, от чего, он, казалось, не мог полностью очистить свой разум. – Ты мог умереть, – прошипел Джим, как будто это было очевидно, как будто это всё проясняло, хотя наоборот только запутывало. – Ты мог умереть, но ты, блять, даже не задумался, вот такой ты, всегда. Поэтому я злюсь. Парадоксально, но внезапный гнев в голосе капитана успокоил вулканца – это была знакомая территория, поскольку они уже обсуждали это, спорили снова и снова, только чтобы в следующий раз начать всё заново. – Но если бы сражался ты, ты бы точно погиб, – сказал он тоном, который, как он полагал, был абсолютно ровным для объективного тезиса. – У меня же был шанс... Но Кирк не дал ему договорить. – Хватит. Замолчи, – прервал он, гнев растаял, будто его и не было, его место заполнила усталость, которая пробрала Спока до самых костей. – Почему ты всегда это делаешь? – спросил человек. Хоть и вопрос можно было счесть риторическим, по Джиму было видно, что он ждал ответа, но вулканец понятия не имел, что он должен ответить. После продолжительного молчания Джим резко вздохнул и объяснил: – Ведёшь себя так, будто ты расходный материал. Кирк не в первый раз задавал ему такой вопрос, но впервые он поставил его так, что у него не было другого выхода, кроме как честно ответить. Его капитан поставил ему мат, и так как Спок не стал бы лгать ему… – Джим, из нас двоих я спасу тебя, – очень серьёзно прошептал он, выдерживая взгляд человека, несмотря на то, что ему хотелось сбежать от этих пронзительных глаз, прожигающих дыры в его самообладании. – Это мой долг как первого помощника и друга. Он подумал, не прозвучали ли его слова, как обычно, слабым оправданием. Было ли очевидно, что долг – это всего лишь слово, за которым он прятал нечто гораздо большее, что он вряд ли когда-нибудь сможет признать. Интересно, знал ли Кирк? – Нельзя спасать чью-то жизнь за счёт другой, – отрезал Джим. – И даже если бы существовал закон, утверждающий что одна жизнь важнее другой, если бы был такой, я бы лучше умер, чем подчинился ему. И снова на его лицо легла тень, та самая, которую вулканец заметил на планете. «Да что ты знаешь о том, как я выживал?» Спросил его переживший смерть Джим. И сейчас, наблюдая за чужеродным пламенем эмоций, разыгравшимся на лице возлюбленного, Спок понял, о чём был его вопрос. Разве ты не понимаешь, что умереть легко, смерть – ничто по сравнению с потерей, потерей драгоценных жизней? Не понимаешь, что умирает один, а страдают целые семьи? Не понимаешь, что иногда лучше умереть, чем выжить? Вулканец неловко заёрзал на стуле. – Это... не то, что я имел в виду. – Его желание уберечь Джима, защитить, чтобы он всегда был в безопасности, его выработанный инстинкт подвергнуть себя опасности, чтобы спасти его... это проявления эгоизма. Спок поступал так, потому что он не хотел – не мог – столкнуться с болью потери его, снова. Это была истина. – Но так и происходит. Ты не замечал? Ты делаешь это постоянно, а это опасно. В глазах человека застыл блеск тревожного беспокойства, и его тяжесть осела на плечи вулканца. Он опустил взгляд на руки Джима, со вздутыми от напряжения венами, в нескольких сантиметрах от его собственных. Если они соприкоснутся, Спок проникнет в его разум, увидит всё и потеряется в нём. Он не знал, что выражало его лицо в этот момент, и ему не было до этого дела. Кирк его не осудит. – Я не хочу, чтобы ты умер, Джим, ты должен понять... Ты должен понять, что это неподобающе, неправильно с моей стороны требовать от тебя; как нелепа сама мысль, что я даже не могу произнести это вслух, тогда как ты всегда был честен со мной. Мой друг, мой брат. Моя любовь... Т'хай'ла. – Понять что, Спок? – настоял Джим, начиная терять терпение. Он резко встал из-за стола, принимаясь расхаживать взад-вперёд сцепив руки, словно пытаясь оторвать собственные пальцы. – Может быть, ты хоть раз в жизни объяснишь мне, в чём дело? Упрёк точно в цель – на щеках Спока появилась зеленца. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз чувствовал себя таким уязвимым. Конечно, это было логическим следствием его собственных недостатков и глупой привычки предаваться эмоциям – как человеческим, так и вулканским – когда дело касалось капитана. До Кирка Спок ни разу не подвергал сомнениям свои убеждения и никто его так не испытывал. – Почему ты всегда ищешь смерти? – вырвалось у него; он не отводил взгляда от человека, наблюдал за тем, как он суетливо наматывал круги по тускло освещённой каюте. – Почему ты лучше встретишься лицом к лицу со смертельной опасностью, чем позволишь другим взять на себя меньший риск? – Его мысли текли с губ, как вода из треснувшей плотины. Он опасно близко подобрался к тому, чтобы открыть всю правду, но что это им даст? Как он мог обременять капитана чувствами, вулканскими чувствами, которые не поддаются контролю, как он мог рисковать их дружбой ради чего-то, что не представляется самому Споку возможным? – Ты ведёшь себя безответственно, идёшь на поводу у эмоций, и это каждый раз для меня испытание, – сказал он, понизив голос, чтобы не выдать себя. – Почему ты отказываешься видеть причину – отказываешься позволить мне помочь? Джим остановился у стола; одна его рука легла у шахматной доски, указательный палец обводил контуры захваченных фигур. – А ты нет? – легко спросил он. – Ты правда думаешь, что то, что ты делаешь, логично? – Для меня это логично. На лице капитана отразилось недоверие, и он нахмурился. На его глазах лежала тень, так что Спок не мог адекватно оценить его эмоции. Он наклонился, положив руки на колени. – Ты такой же, как и я, ты не видишь? – тихо сказал Кирк. – Ты идёшь на те же риски, принимаешь такие же глупые решения. Вулканец моргнул и крепче сжал ручку стула, которую он неосознанно обхватил. Разговор всё больше и больше напоминал шахматы – и он был бессилен перед Джимом, мастером тактики, единственным человеком, который мог читать его как открытую книгу, вскрывать и узнавать его секреты с пугающей лёгкостью. – Когда я так поступаю, это значит, что я не вижу другого выхода. Сразиться одиннадцать дней назад было единственным выходом. – Он глубоко вздохнул, разжал кулак и аккуратно положил руку на колено. – Неужели ты не понимаешь? – Понимаю, – сказал ему Кирк и приблизился, выйдя из тени; Спок ощутил всю тяжесть его проницательного взгляда. – Но не жди, что приму это. – Почему нет? – Я просто не могу! – Голос человека снова повысился, его тон был также напряжённым. Учёный в Споке заметил расширенные зрачки Джима, его ходящие желваки, сжатые до побелевших костяшек дрожащие кулаки... его готовность сражаться. – Джим, ты крайне эмоционально реагируешь. В ответ раздался ироничный смех: – Ну, я же человек! – Твоё поведение сбивает с толку... – признался вулканец, отодвигая стул от стола, чтобы лучше видеть капитана. Он мог бы просто встать, но что-то удерживало его; возможно, если он будет сидеть, то иллюзия контроля станет реальной. Иллюзия, что он может сохранять самообладание и что оно не даст трещину. – Понимание и принятие – это одно и то же. Джим быстро и беспокойно замотал головой. – Нет, Спок, в этом-то и дело! – Но почему? – настаивал Спок. Он знал, что его собственные глаза распахнулись шире, прикованные к лицу человека – к его великолепному лицу, которое светилось от глубоких чувств, напряжения и гордости. Вулканец мог только смотреть, снова сражаясь с мыслью, как сильно он заботился об этом человеке и как сильно был порабощён им. – Почему, Джим? – Потому что ты прав! – наконец, выкрикнул Джим и опустил руки в знак поражения. А потом его голос упал до шёпота, такого низкого, что даже вулканцу пришлось напрячь слух, чтобы услышать, что он сказал. – Я эмоционально скомпрометирован. – Чем? – Тобой, чем же ещё? Рот Спока распахнулся от удивления. Он уставился на Кирка, потеряв дар речи.***
У Кирка вырвалась вымученная улыбка, когда он увидел ошеломление на бледном лице своего первого офицера. Он проглотил ком, застрявший в горле, изо всех сил стараясь игнорировать тот факт, что его сердце билось так быстро и так громко, что Спок, скорее всего, слышал его. Его заострённые брови были изогнуты в удивлении, и он всё ещё молчал; человек истолковал это как просьбу о разъяснении или по крайней мере немое заявление о растерянности. Так, хорошо. Волноваться не о чем. Джим опустился на колени перед вулканцем и искренне посмотрел на него. Его голос никогда ещё не был таким ласковым: – Послушай, я правда не хотел говорить тебе, – начал он, думая, что ему следовало просто не заикаться об этом поединке и дать Споку жить своей жизнью с верой в то, что капитан Кирк просто безрассудный и чересчур опекающий командир. – Поверь, я знаю, что ставлю тебя сейчас в трудное положение: я твой начальник и мне в самом деле не следует... По крайней мере это заставило вулканца заговорить. Он сгорбился, всё его тело склонилось к человеку в бессознательной попытке найти его, но выражение лица не выдавало ничего, кроме полного непонимания. – Джим, ты можешь поделиться со мной чем угодно. – Хорошо, вот, – сказал Кирк и замолчал. Ему потребовалось много времени, чтобы собраться с духом и наконец рассказать о том, что было у него на уме в течение последних нескольких лет. Признание, которое он в жизни не осмелился бы сделать после Тарсуса, после того, как узнал, насколько опасно доверять кому-то собственное сердце. Но он знал, что Спок никогда не сделает ему больно – знал, на что вулканец был готов пойти ради его защиты и безопасности. И поэтому он сказал ему правду, даже если она пугала его до смерти. – Я люблю тебя. Карие глаза распахнулись в явном неверии. Кирк склонил голову набок, радуясь, что Спок не выглядел паникующим. – Вот, я сказал это, – сказал он, чтобы заполнить тишину, которая с каждой секундой становилась всё более неловкой. – Я люблю тебя, и мне действительно очень жаль. Я обещаю тебе, что никогда больше не заговорю об этом и между нами ничего не изменится, хорошо? Он спешил с объяснением, желая просто, чтобы всё закончилось как можно скорее, чтобы он мог забыть об этом, забыть о смущении, которое съедало его с головой. Мурашки кололи затылок, уши горели... но он не сводил глаз с вулканца – верный способ продемонстрировать всю искренность своего заявления. – Я... я ничего от тебя не жду. Честно. Я просто... люблю тебя. И теперь ты знаешь. Он ждал. Достаточно долго, чтобы уже отчаяться. Они могли так и сидеть лицом друг к другу, пока кого-нибудь из них не вызвали бы на мостик, тем самым разрушив странное заклинание, заморозившее происходящее в каюте на этом удушающем моменте. Он нервничал, наблюдая, как вулканец приходил в себя. Он выглядел таким ошеломленным, будто ожидал от Джима всё, что угодно, но не это. Будто сама мысль о том, что Джим любит его, была слишком абсурдной, чтобы о ней думать. А потом он ожил. Он сжал губы в тонкую линию, видимо, обдумывая что-то, и в итоге позволил нежной улыбке изогнуть их уголки вверх. – Я... рад это слышать, – тихо пробормотал он. – Джим... я не могу сказать, что понимаю твои мотивы, но... я... счастлив тем не менее. Кирк, почувствовав, что он скажет ещё что-то, промолчал. Спок протянул дрожащую руку; неуверенно, даже сейчас не зная, как лучше выразить свою мысль, он коснулся губ человека указательным и средним пальцами – столкновение культур, которые каким-то образом растаяли в их нежном смешении – и улыбка, которую он так обожал, расцвела в ослепительную усмешку. – Я восхищаюсь тобой, – выпалил он, и больше не было никаких границ, – у меня никогда не хватало смелости прийти к тебе с правдой. Я каждый раз находил идеальную отговорку; и я верил, что это логика, разум, сдерживали меня. Но это был страх. Капитан обвил его руками; он слегка потянул, приглашая, и Спок соскользнул со стула в его объятия. Это было... странно, вдруг оказаться так близко, оба не знали, что делать с внезапным разрешением стать ещё ближе, чего они долгое время желали и отвергали. Они быстро поцеловались, словно делая первый глоток. После поцелуя они посмотрели друг на друга, щёки вулканца вспыхнули зелёным от восторга, а его глаза сияли от трепета, восхищения и любви. – Ты просто чертовски красив, Спок. Джим хотел плакать, смеяться и кричать одновременно, и это было чудесно, и невероятно, и много ещё как, но он не мог вычленить каждое чувство по отдельности. Он снова прижался к губам Спока, ощущая победу, и его сознание растеклось как патока, а кровь вдруг стала вкусным вином. Они так крепко обнимали друг друга, что Кирк мог сосчитать все прерывистые вдохи своего друга, прислушаться к его сумасшедшему сердцебиению, заходящемуся в боку. Он накрыл его ладонью, встретив сначала зазубренный шрам, который остался после инцидента с Кроллом, и это прикосновение – доказательство жизни – в конечном счёте избавило его от леденящего страха, преследовавшего с момента, как Спок вызвался сражаться. Они здесь, они живы, они вместе. Пока что, в этот конкретный момент, в безопасности. Он положил голову Спока на своё плечо, оставляя мягкие поцелуи на его шелковистых волосах. Он никогда не знал, что мир может быть таким безмятежным: только вулканец, поглаживающий его по спине, его знакомый запах, окутывающий как одеяло, и прикосновения его мягких губ к его ключице. – Знаешь, в древние времена вулканцы часто сражались за свою пару. Джим фыркнул. Он уже понял. Вулканцам лишь бы превратить всё в вопрос жизни или смерти. – Ты был очень сексуален там, на арене, – признался Кирк, – я просто слишком волновался, чтобы обратить внимание. Спок мягко рассмеялся. Джим почувствовал, как смех щекочет ему шею, утыкается в плечо, и неосознанно прижал к себе своего возлюбленного, словно желая сохранить эту драгоценную тайну при себе. Это был прекрасный звук, такой неожиданный и милый... – Сделай так ещё раз. – Как? – Посмейся, – подсказал Кирк, повернув его лицо к себе. – Посмейся для меня. Он так и сделал.