Ты - море, которое штормит

      Пшеничные колосья пригибает к земле короткими порывами ветра. Слышен звук бьющихся о скалы волн, воздух пропитан запахом морской соли и цветуших водорослей. Вокруг ни одной живой души. Лишь у самого обрыва, где через десять метров вниз холодная вода встречается со скалами, образуя бурную белую пену, свесив ноги, сидит юноша и роняет тихие слёзы по своей давно ушедшей любви. Он не воет и не задыхается, как это было раньше, когда раны в его душе были свежими и кровоточили, давно уже не кричит, не шепчет тихо, не произносит молитвы, он лишь позваляет мокрым дорожкам прокладывать путь по своим шекам. Но только один раз в год. В остальное время, его израненное сердце скрыто от любопытных глаз за маской холодной отрешенности. Отдалённые крики чаек приносят в его голову совсем не радужные воспоминания, которые он предпочёл бы забыть, но в тоже время продолжает трепетно беречь. Если потеряет их, он него не останется ничего, лишь пустая оболочка. И он бы давно сбросился в темные глубины с этой самой горы, если бы не завещал ещё тогда свою жизнь другому человеку. Теперь он не в праве распоряжаться ею. Он поклялся, что не умрёт, но и не обещал, что будет жить. *** — Он снова ушёл туда? — спрашивает, статная седоволосая женщина у девушки, сидящей на коленях позади неё. Она выжидает ответа и смотрит прямо ей в глаза через зеркальное отражение. Во взгляде читается волнение, скрытое за напускным спокойствием. — Боюсь, что да, госпожа, — та два слышно выдыхает и проводит по мягким волосам богатым гребнем, убирая лишние пряди за ухо, — сегодня уже как пять лет прошло. Он не мог не пойти, вам это известно. — Пять лет… Представить сложно. Ты помнишь её, Тиен? — Боюсь, что нет, я была ещё мала в то время, но знаю, что все её любили, — девушка разделяет копну густых волос на три части начинает переплетать их вместе. Женщина замолкает на минуту, погрузившись в воспоминания. Лицо становится грустнее прежнего, но она не даёт чувствам завладеть ещё и своим телом. Промелькнувшее в глазах печальное пламя быстро гаснет, не оставляя за собой даже тлеющих угольков. Её лицо снова спокойно и величественно, словно замерзшее зимой озеро. — Пошли за ним кого-нибудь, скоро поднимут мосты. Не хочу, чтобы принц опоздал на ужин. Но сначала закончи с этим, — она кивает на своё отражение и мягко улыбается. — Как пожелаете, Ваше величество, — служанка закрепляет рубиновыми шпильками причёску, а после застёгивает на королевский шее повеску из белого золота с алыми вкраплениями всё тех же камней, драгоценная лилия сияет в лучах заходящего солнца, а её лепестки будто утопают в крови. *** — Ваше Высочество! Ваше высочество! Королева просит вас вернуться во дворец к ужину, — молодой наездник стопорит лошадь у причала и спрыгивает на деревянные доски. — Боже, Хосок, я просил обращаться ко мне без этого, мы здесь одни, — наследник усмехается и качает головой, — дурак, мы дружим с самого детства, а ты всё ещё делаешь вид, что тебя печёт мой статус. Скажи маме, что я успею вовремя, только побуду здесь ещё немного. — Хорошо. Надеюсь, ты не изменишь мнения на мой счёт, когда взойдёшь на трон. Ну, знаешь, слава, сокровища, власть… Я в тебе не сомневаюсь, ты не думай, просто, у тебя ведь на меня и времени то не останется со всеми этими королевскими делами. Новые лица, важные приёмы, красивые придворные дамы и милые служанки, а? — парень устраивается рядом с принцем и легонько пихает его плечом. — Всё зависит от тебя. Станешь ты придворным шутом или моим советником. К тому же, у меня есть старший брат, до трона мне далеко, а служанки уже по твоей части. Я тебе принц вообще или кто? — Принц принцом, но во дворе много красивых дев. Та же Тиен… Она весёлая и умная, заразительно смеется, но во всём знает меру, — Хосок опирается на руки и прищушиваясь смотрит на солнце, — как думаешь? — Обычная, как по мне, ты влюблён в неё, поэтому не можешь судить объективно. К тому же, она совсем юная, ей исполнилось шестнадцать пару дней назад. Никогда не понимал этого, если честно, — парень вдруг застывает, глядя на проплывающую в дали рыбацкую лодку, лёгкие дуновения ветра раздувают смоляные пряди на макушке. — Не понимал чего? Ранних браков? — Хосок приоткрывает один глаз и смотрит на него с ожиданием. — Любви. Подумай сам. Это больше похоже на недуг, на белую горячку. Тебя трясёт в лихорадке, сердце сбивается с ритма, лицо горит, а ты возбуждён и одержим объектом своего обожания, как те бедняки дешевым пойлом. Ничего вокруг не видишь и готов на глупые поступки ради призрачного счатья. Забываешь себя и близких, но для чего? Чувств, которые потом всё равно угаснут. Парень замечает, как предательски на глаза наворачиваются слёзы и запрокидывает голову, чтобы не дать им течь. — В тебе говорит обида и скорбь, друг мой, как ты можешь знать, если не любил. — Моя сестра погибла, отдавшись этому чувству, забыла о семье, обо мне. Да, я обижен и да, я скорблю, но в чём я ошибаюсь, ответь мне, что может оправдать её поступок? Ради кого она так рисковала? Ради чего умерла? — Я не могу отвечать за неё, Юнги, я многого не знаю, как и ты, быть может, тот человек был особенным. — Настолько, что даже не пришёл с ней попрощаться? Достаточно пустых разговоров, езжай, а я вернусь, когда закончу здесь. — Как пожелаешь, вот то, что ты просил. — Хосок отцепил от крючка на седле средних размеров мешок и кинул его принцу в руки. — Спасибо. Поторопись, Тиен должно быть уже заждалась тебя у фонтана. — Что? Откуда ты…? — тот уже готов был перекинуть вторую ногу через лошадиную спину, как вдуг остановился. — Не смеши меня, ты в серьёз думал, что ваши свидания останутся незамеченными для меня? — принц давит улыбку и принимается развязывать узел на мешке, — я разгадал ваши «тайные» знаки уже на третий день, но отдаю вам должное, на секунду я даже засомневался в своих подозрениях, однако, я всё так же вас не поощряю, милуйтесь сколько угодно, но не у меня на глазах. — Боже как стыдно, — Хосок уже будучи в седле, скрывает зардевшее лицо в сгибе локтя, — прошу, давай сделаем вид, что этого разговора не было. Он поспешно разворачивает лошадь в направлении замка, а через пару минут его фигура становится едва различима. ***       Когда Хосок и вовсе исчезает, улыбка сползает с лица Юнги, словно её там и не было никогда, он не желает заставлять других переживать о своём состоянии.       В последний раз, когда дал волю эмоциям, его заперли в покоях, уповая на то, что так безопаснее, что он не в духе и может наворотить дел. Однако, как это часто бывает, запрет лишь искушал нарушить его, и он всё так же выбирался за пределы замка, но уже более опасными способами. Ему повезло быть непойманным, в противном случае он бы до сих пор света белого не видел.       После кончины сестры, мать стала контролировать почти каждый его шаг, её сердце было неспокойно, находись сын далеко от дома. Она должна была знать о том, как далеко он уходит, с кем и когда вернётся. Её можно понять, она потеряла дочь и теперь берегла сыновей, как могла, того более, что страхи не были необоснованны, в здешних краях водилось много разбойников, диких зверей и ходили легенды о чудищах, прячущихся в лесной чаще. Слухи гласили, что поздно ночью путники замечали в темноте пару светящихся красных глаз, обладателей которых, называли «потерянными» или страшных древесных и водяных духов, не добрых дриад и фавнов, а пугающих злыдней. Юнги мало верил во все эти россказни и часто наведывался к моркому берегу или на поляну со светлячками, в дни, когда к отцу приезжали гости с других стран, и все были заняты приготовлениями, не замечая пропажи младшего, а мосты всю ночь оставались подняты.        Он обходил материнские запреты, старательно заметая следы, но совесть каждый раз звенела в его голове чрезмерно настойчиво, и как бы далеко он не уходил, всегда возвращался в рассвету. Но одна назойливая мысь не оставляла его думы. Он хотел найти человека, что забрал у него сестру, посмотреть ему в глаза, и, может быть, наконец понять её мотивы, а если не выйдет, просто вмазать ему хорошенько.       Он долго думал, как упросить мать, дать ему своё согласие на всего лишь трёхдневное странствие, пусть даже не в одиночку, а с попутчиками, но ничего не приходило в голову. Пока вчера Хосок не рассказал ему по секрету, что слуги готовятся к скорому отъезду. Мать с отцом намереваются наведаться в Мирандум — соседнее государство, хотят договориться о взаимовыгодном сотрудничестве, как они это называют, а на деле же отец просто хочет связать два королевства кровью, тоесть женить их. Они всё ещё умалчивают о поездке, боятся, что те испугаются брака по расчёту, не захотят жениться без любви, повторят судьбу Лин. Сам Юнги не против брака, вовсе нет, он не придает чувствам огромного значения и готов связать свою жизнь с угодной родителям невестой, но пока в их путешествии он видит лишь отличную возможность осуществить свои планы.       Когда они уедут, ему нужно будет лишь незамеченым выбраться из дворца и вернуться обратно до того, как они возвратятся или до того, как придворные поднимут шум. Но до этого дня ещё нужно дожить. Сегодня же королевство скорбит по почившей принцессе. Огни по городу не горят, никто не веселится, на улице не слышно десткого смеха, жизнь здесь сегодня почти что замерла. *** Юнги достаёт из мешка лепестки красных лилий и бросает в море. Волны разносят их по поверхности воды в память о дне, когда люди лишились лучшего из сердец, когда тело его сестры пустили по воде, провожая в вечное странствие, он отпустил любимую родную душу, а тысячи горожан простились с принцессой Мин Лин.