***
Сам не зная, зачем, Хенрик последовал совету, но чуда не случилось. Было свежо и тихо; солнце поднималось лениво, словно делало планете одолжение. Лист оставался пустым. Хенрик обошёл участок, искупал щиколотки в росе, выглянул на пустынную улочку, ни на что особенно не надеясь. Он уже предвкушал, как выкажет всё своё недовольство ценителю рассветов, из-за которого поднялся в такую рань. Пусть только появится за забором, советчик хренов. Кисть казалась непривычно-тяжёлой, как будто кто-то подменил её железной; Хенрик закрыл альбом.*
Услышав стук, он медленно поплёлся к двери. – У тебя тут случайно нет кардамона? – протараторил стоящий на пороге Тарьей, забыв о приветствии. – Чего нет? – Хенрик едва сдержал смешок. – Чего слышал. До магазина далеко, а мне… – Срочно приправа понадобилась? – Представь себе. – Даже не буду спрашивать, зачем. Хочешь – сам поищи, я во все шкафы не заглядывал, – Хенрик отошёл в сторону, оставив дверь открытой. Он не думал, что незваный гость так и сделает: пойдёт на кухню и обыщет каждый уголок, словно от какого-то пакетика приправы зависит вся его жизнь. Когда поиски увенчались провалом, Тарьей помрачнел не меньше грозовой тучи. – Пиво будешь? – спросил Хенрик, надеясь немного развеселить странного соседа. Он был почти уверен, что это сработает – какой подросток не обрадуется халявной выпивке? Но Тарьей отрицательно помотал головой. – Стало быть, чай предпочитаешь? – шутя предположил Хенрик. – Травяной, если есть, – без тени усмешки выдал Тарьей. Хенрик хотел язвительно прокомментировать услышанное, но отчего-то промолчал, просто включил чайник и нашёл в шкафу коробку с нужной надписью. Травяной так травяной. Пожалуй, и ему стоит попробовать. Они вышли во двор и разместились на старом диване, которому посчастливилось получить вторую жизнь под открытым небом. Хенрик не прикасался к чашке – было слишком горячо – а Тарьей уже вовсю пил чай, держась прямо за грани, словно его руку не жгло. «Холодная» – вспомнил Хенрик вчерашнее предупреждение и на миг ощутил, как по спине бегут мурашки. – Ну как, встретил рассвет? Он кивнул, тут же пожалев об этом: почему-то не хотелось, чтобы Тарьей знал, что он вот так просто взял и послушался. Отчего-то хотелось казаться тем, кто всегда действует по-своему. – Покажешь рисунок? – спросил Тарьей, как будто не сомневался в том, что чудо-совет сработал. – Не дождёшься. – Стесняешься, что ли? Не очень-то ты на скромнягу похож. Хенрик молчал; он в самом деле не отличался скромностью, но сейчас чувствовал себя неловко – и не потому что не было никакого рисунка. – Ладно, обойдусь. Но ты же за вдохновением приехал? – спросил Тарьей, разглядывая алую полосу над горизонтом. – Банальнее не придумаешь, ага. А ты чего здесь делаешь?.. Хенрик проследил за его взглядом. Они смотрели в одну сторону, на один и тот же закат, но так или иначе видели по-разному. Хенрик и предположить не мог, какое оно – небо Тарьей. А потом в ответ прозвучало: – Умираю.*
Он вправду умирал. Неизлечимая болезнь – Тарьей не говорил, какая – пожирала его тело. Шансов остановить её не было, и потому он предпочёл проводить время здесь, а не в больничной палате. Хенрик тут же понял, что он не любит обсуждать эту тему, что не терпит поблажек и жалости, но и не делает вид, будто ничего не происходит. Только что-то в этой картине не складывалось. Казалось, Тарьей чего-то не договаривает: для безнадёжно больного слишком много надежды таилось в его глазах.***
Следующим вечером Хенрик поднялся на крыльцо соседнего дома и постучал в дверь. Уже постучав, он понял, что ему вообще-то не по себе – из-за болезни парня. Что он не знает, как с ним общаться, как не наговорить лишнего и одновременно не показаться трусом. Но было поздно: за дверью слышались шаги. – Ты? – удивлённо пробурчал Тарьей. Он лишь слегка приоткрыл дверь, в недоумении уставившись на Хенрика, будто не слишком-то хотел приглашать его внутрь. Смотрел на него так, словно тот собирался обокрасть дом, а потом неуверенно выдавил: – Надеюсь, принёс рассветный рисунок? – И не надейся. Просто скучно стало, – ответил Хенрик, хотя и знал, что пришёл сюда не от скуки. Всё получилось само собой. Спонтанно, как если бы он шёл по оживлённой улице, увидел огни кофейни и заглянул туда вовсе не из-за жажды кофе. Просто что-то за стеклом привлекло его – тёплый свет, струящийся из окон, запах свежей выпечки или нечто неуловимое – полу-ощущение, призрак ветра, витавшего в воздухе. Тарьей с сомнением окинул Хенрика взглядом, словно решал, впускать его или нет, и от этого решения зависела – ни много ни мало – судьба всей планеты. И – неизвестно, почему – секунд через пять открыл дверь шире и кивнул, без слов предлагая войти. Может, на его решение повлиял рисунок на футболке Хенрика – неоновое «да» во всю грудь. Может, если бы там, над его сердцем, красовалось колючее «нет», Тарьей сказал бы: «Извини, я занят», виновато сжал губы и захлопнул дверь прямо перед его носом. Всё могло быть. Но случилось то, что случилось – Хенрик шагнул за порог.*
Щёлк – за ним закрылась дверь. По ту сторону осталось далёкое небо с его звёздами, далёкие города с их людьми; по эту сторону Хенрика ждал приглушённый свет и аромат трав – терпкий, как будто его можно потрогать, и он не просочится сквозь пальцы. – Чай? – спросил Тарьей, скрывшийся из вида. Откуда звучал его голос – из кухни, из параллельной вселенной? – Не откажусь, – Хенрик кивнул пустоте. – Тебе с сахаром? Вроде бы простой вопрос, без всяких подвохов, но ощущение было такое, словно его спрашивают: «Тебе на Марс?». И Хенрик ответил: «Нет». Он не хотел останавливаться на этой близкой, хорошо знакомой по картинкам планете. Другое дело – улететь за пределы Млечного Пути, не имея понятия, что дальше – метеорит, чёрная дыра или таинственная планета, на которой ему захочется остаться – конечно, если там можно рисовать. Тарьей поставил чашки на подлокотник дивана – рискованно, лишнее движение – полетят вниз, утянув за собой тепло. И ни с того ни с сего спросил: – Любишь грозу? – Грозу?.. Вопрос прозвучал не к месту – гром за окнами не гремел, да и дождь не собирался. Хенрик даже подумал, а не послышалось ли ему. Может, у него воображение от чая разыгралось? – Всё-то тебе объяснять надо. Молнию когда-нибудь видел? – Тарьей попытался изобразить звуки грома, но получилось что-то похожее на шипение расстроенного радио. – Да как-то не думал об этом. Гроза как гроза. – Так думай сейчас! А если не придумаешь – дождёмся грозу и будем опытным путём выяснять, любишь ты её или нет. – А если сто лет ждать придётся? – Не придётся. Если что, я её вызову. – Ого! А мешок денег мне наколдуешь? – хохотнул Хенрик. – Нет. Вещи, которые люди придумали, из воздуха не создать. Природа – другое дело. Это энергия, которой можно управлять. Только чтобы грозу вызвать, много сил надо, жалко их на недотёпу вроде тебя тратить. Понятное дело, Тарьей шутил, но при этом выглядел подозрительно серьёзным. Ведь не зря говорят, что в каждой шутке – доля правды. А если и не правды, то хотя бы желания, ведь что-что, а творить невозможное хотя бы раз мечтал каждый. – Что бы ты выбрал – зажигать или тушить огонь силой мысли? Тарьей смотрел на Хенрика так, словно пытался прочесть ответ в его глазах раньше, чем тот сорвётся с губ. – Тушить. Хенрик зачем-то соврал. Он хотел зажигать – не звёзды, конечно, и даже не фонари на тёмных улицах, но блеск угасших глаз – наверняка. – А если бы научился летать, куда бы прямо сейчас полетел? – Подальше отсюда, – на этот раз Хенрик был честен. – Высоко, насколько возможно. – Что, прямо в космос? – Тарьей дождался уверенного кивка. – Космонавт, значит, – он нервно усмехнулся, потёр ладони друг о друга. – А ты не так уж безнадёжен. – Ты это к чему? – насторожился Хенрик. – Я будто на экзамене, блин. – Без «будто». Казалось, Тарьей взвешивал каждое слово, боясь пожалеть о сказанном – потом, новым утром, когда рассвет забрезжит за шторой. – И что тут у нас, позволь спросить, за экзамен? Хенрик лихорадочно перебирал в голове варианты – секта, наркотики, общество плоской Земли. – Пытаюсь решить, можно ли тебе доверять. – Да разве это поймёшь вот так сразу? Хенрик не на шутку напрягся. Во что бы ни собирался посвятить его Тарьей, он не был уверен, что хочет узнать его тайну. А в том, что здесь замешана тайна, он уже не сомневался. – Люди – та же энергия. Её за словами не спрячешь, – Тарьей терзал непослушную прядь волос. – Да и времени у меня мало. Так что… – он набрал в грудь воздуха. – Если честно, ты единственный кандидат. Тут не такой большой выбор… сообщников. – Мне уже страшно, – Хенрик постарался произнести это шутливо, но не смог скрыть напряжение. – Ты же художник, блин. Страшно ему, – дразня, протянул Тарьей. – Где твой азарт? Неудивительно, что вдохновение потерял. Будь я художником – не упустил бы шанс заглянуть за запертую дверь. – А если за ней монстр? – Если за ней монстр – тем более. Наверное, Тарьей был прав: творец не отступает. Когда он тянется к дверной ручке, у него не дрожит рука. Он не боится монстров. Даже самого страшного из них он сможет запереть в бумажной клетке, откуда тот ещё долго не вырвется. Ведь так?.. – Всё ещё страшно? – уточнил Тарьей, словно давая Хенрику последний шанс шагнуть назад. – Ага, – честно ответил он. – Но, кажется, любопытство меня погубит. – Вот и отлично, – зловеще проговорил Тарьей. Он прошагал к лестнице, ведущей наверх – наверняка скрипучей и пыльной – и стал подниматься, не оглядываясь. Видимо, даже не сомневался, что Хенрик последует за ним.*
Вопреки ожиданию Хенрика, лестница не скрипела и даже пыльной не была. Зато изгибалась, как время в чёрной дыре, грозясь переместить куда-то в прошлое или будущее. А если она ведёт в другое измерение? Неужели Тарьей подмешал что-то в чай? Или Хенрик уже давно не в этом мире – с тех пор, как шагнул за порог? Вот откуда струился тот дурманящий аромат – с чердака. Вдоль стены висели травы: одни – свежие, недавно срезанные, другие – сушёные – кажется, едва коснись – рассыплются пылью. Другая стена пестрела рисунками, газетными вырезками и странными схемами. Прямо по курсу Хенрик увидел маленькое круглое окно, сквозь которое смотрели маленькие круглые звёзды. Над окном, будто желая перемерцать эти звёзды, горела ёлочная гирлянда. Посреди комнатки лежал матрас, на котором громоздилось целое сборище подушек, а вокруг него ждали своего часа хаотично разбросанные книги. Тарьей подошёл к окну, закрыв Хенрику вид на звёзды. Не спрашивая разрешения, гость упал на матрас – да, прямо упал, не скромно присел на краешек, а по-хозяйски развалился, раскинув руки. Он почувствовал себя как дома, да и Тарьей вдруг перестал быть незнакомцем, превратился в соседского мальчишку, с которым Хенрик, казалось, с детства проводил каждое лето. – В общем, я… – Тарьей обернулся, без всякого удивления взглянув на разлёгшегося на матрасе Хенрика. – Не думаю, что реальность, к которой мы привыкли – единственно-верная. – Это как? – Хенрик зачем-то закрыл глаза. – Не верю, что всё подчиняется законам физики. Мир не такой… предсказуемый. Нам с детства твердят, что дважды два – четыре, и мы берём и верим. Вот только всё иначе: зелёный не всегда зелёный, дважды два не всегда четыре, а «невозможно» – не больше, чем слово, в которое верит большинство – и напрасно. Рамки преодолимы. Выйти за них сложно, мало кто знает, как, но это возможно. Понимаешь? – Не совсем, – Хенрик приподнялся на локтях. – Теперь без метафор. Что ты хочешь сказать? – Что магия – это не сказки.*
В предрассветный час, когда и луна тускнеет, и солнце ещё не подсматривает из-за горизонта, фантазия разыгрывается не на шутку. Тьма пугала и путала Хенрика. Он вернулся из соседнего дома часа полтора назад и сразу же лёг в кровать, желая уснуть поскорее, но сон не шёл. Потому что казалось, что он уже во сне. Чердак, звёзды, беглая исступленная речь. Сумасшедший. Да, Тарьей всего лишь ненормальный. Не такое уж редкое явление – у парня просто поехала крыша. Эта его магия – вроде защитной реакции на болезнь: не смог смириться с диагнозом, вот и придумал себе убежище. И его можно понять, ещё как можно, но он слишком далеко зашёл в своём бегстве. От его слов становилось жутко. Грань между фантазией и помешательством натянулась слишком тонко. Хенрик, конечно, и не думал ему верить, но пугало другое – то, как отчаянно верил сам Тарьей. Он говорил о дыхании космоса, запрятанном в человеческих телах. О том, как сложно ей управлять и как легко обратить всё в хаос. Как хаос пожирает души вместе с мясом и костями. За его спиной за окном мерцали звёзды, которые тоже хотели сказать что-то, но не решались его перебить. Он говорил, говорил, а потом резко замолк, будто передумал посвящать Хенрика в свою тайну, но было поздно. И, похоже, его магия не могла вернуть время назад, чтобы он переиграл эту сцену, удержав язык за зубами. Он потерял воодушевление – одним звёздам было известно, почему. Пробормотал: «Поздно уже, спать пора» и отвернулся к окну. Так всё было. Или не было. Пытаясь выбрать, встать на сторону выдумки или реальности, Хенрик провалился в беспокойный сон.***
Днём он вышел во двор с альбомом, но снова без толку. Глупо было брать его с собой, не зная заранее, получится что-нибудь или нет. Пожалуй, следовало сменить тактику – бежать за чистыми листами, только если нахлынет вдохновение: будет меньше обидно за неудачи. Когда Хенрик увидел, как из домика выходит Тарьей, он захотел спрятать альбом за спину, словно стыдился, что не в силах создать шедевр. Он помнил, как Тарьей произнёс вчера: «Будь я художником – не упустил бы шанс заглянуть за запертую дверь». Помнил чётко, со всей интонацией и раззадоривающим, между строк читаемым «слабо?». «Если за ней монстр – тем более». Эти слова взволновали Хенрика чуть ли не сильнее, чем бредни про колдовство. Раз за разом он спрашивал себя, сможет ли открыть ящик Пандоры, и раз за разом уходил от ответа. Когда Тарьей подошёл ближе, Хенрик бросил через забор безучастное «привет». Сумасшедший ответил так же равнодушно. Если вчерашняя вылазка на чердак и была в реальности, то они оба предпочли сделать вид, что её не было. Хенрик знал, что почувствует себя неловко, если Тарьей заговорит с ним – не важно, о чём. Но тот и не думал приставать с разговорами – молча сел на скамью и открыл блокнот в чёрной обложке. В другой ситуации Хенрик выдал бы что-нибудь в духе: «Это что, практическая чёрная магия?». Но здесь и сейчас он молчал. Так громко, что, казалось, слышит дыхание монстров, затаившихся за закрытыми дверями. Поняв, что рисовать он точно не будет, Хенрик вернулся в дом.*
Тарьей появился словно из ниоткуда, укутавшись во тьму, будто в плащ. Хенрик не видел, пришёл он обычным способом, используя ворота и ноги, перелез через забор или спустился с неба, просто ощущение было такое, что он только что вернулся из другого мира – от него веяло чем-то далёким и пугающим. – Надеюсь, ты ещё пижаму не достал? – Увы, достал, и она с барашками. – Придётся им подождать. Готов? – К чему? – К приключениям, блин, к чему. – Открывать запертые двери? – Может быть. Но если встретим монстра, придётся с ним сразиться. Идёшь?..***