To Safely Go Home

Дэйв вскакивает с постели, не успев толком проснуться. Он слышит, как Курт плачет, и думает, что точно так же должны себя чувствовать молодые родители, на автопилоте подходя к плачущему ребенку. Плетется по коридору, ведя рукой по стене, не в силах увидеть ни единого проблеска света, потому что никак не может разлепить глаза, открывает дверь в спальню. Плач Курта становится громче. Дэйв трет лицо, пытается хотя бы увидеть комнату, хочет включить свет, но не уверен, поможет это или навредит, поэтому оставляет все, как есть, и идет к кровати. Глаза, полностью открывшись, быстро привыкают к освещению и все видят – к счастью, Курт включил стоящую на тумбочке лампу. Дэйв вздрагивает, поймав полный ужаса взгляд Курта, встает перед кроватью на колени, чтобы не нависать над ним. Несмотря на то, что внутри все переворачивается, едва он видит окаменевшего от страха Курта, он не может не надеяться, что, возможно, что-то подтолкнуло его сознание, и все воспоминания вернулись на свои места. – Курт, ты в порядке? – он говорит так тихо, что почти шепчет. Дэйв уверен, что Курт проснулся, но не был бы удивлен, если бы тот внезапно очнулся от кошмара или чего-то подобного. Он понятия не имеет, как работает человеческий разум, хотя еще полгода назад знал об этом куда меньше. – Я… да. Просто кошмар. Полагаю. Я был напуган, нет, в ужасе от чего-то. Но я не помню, от чего именно… Дэйву кажется, что к Курту действительно что-то возвращается, но не хочет подталкивать его. Курт бледный и блестит от пота, и Дэйв физически ощущает, что тот чувствует себя уязвимым и слабым. Больше всего на свете он хочет обнять Курта, сказать, что все будет хорошо, но не может. Точно не сейчас, когда вдруг понял, что стоит перед ним на коленях в одних пижамных штанах. Странно чувствовать себя нарушителем в собственной спальне, но он уже привык считать ее комнатой Курта. – Ты уверен, что все будет в порядке? – М-м-м… ты можешь остаться? Пожалуйста? По крайней мере, пока я не засну… В широко распахнутых глазах все еще плещется что-то странное, что заставляет Дэйва на мгновение замяться, но потом он кивает, собираясь принести свое одеяло. Он никогда не сумеет отказать в чем-нибудь Курту, но не может свернуться с ним под одним одеялом, не теперь, когда начинает забывать о том, как многого Курт не помнит. *** Курт просыпается на груди Дэйва. Он зарывается в одеяло и натыкается взглядом на темные соски и волосы на его груди. Ему хочется протянуть руку и прикоснуться к Дэйву, но он сдерживается, просто пытаясь уложить в голове тот факт, что провел ночь с парнем. Конечно, они оба одеты, их разделяют одеяла, но Курт все равно чувствует себя так, словно нарушил несколько правил и отец посадит его под домашний арест на весь следующий месяц. Он старается припомнить сон – все смешалось, остались только ощущения и чувства; единственное, что Курт помнит совершенно четко, – образ Дэйва, но это нынешний Дэйв. И это крайне смущает. Он помнит боль и как его куда-то швыряет и думает, что, может, начинает вспоминать, что Дэйв делал с ним в старшей школе, потому что ему так много рассказывали о том времени Дэйв, Блейн, отец и чуть меньше Финн. Это выглядит единственным логичным выводом, за исключением того, что не кажется верным, потому что он уверен, что в таком случае должен был бы вспомнить лицо того Дэйва, не сегодняшнего. Курта очень расстраивают эти попытки удержать что-то, что ускользает от него, что-то, что сохранилось в голове и ожидает, когда он это ухватит, но до времени растворяется в тумане. Он медленно и осторожно выскальзывает из кровати, стараясь не разбудить Дэйва. Несмотря на ощущения паники и ужаса от своего сна, он совершенно не боится Дэйва, и это приводит его в замешательство; Курт всеми силами сдерживает истерический смех из-за того, что спал с кем-то в одной кровати. Но одновременно он рад, что это именно Дэйв, потому что уверен, что влюблен в него. Уже влюбился. Снова. Курт на цыпочках крадется по комнате, хоть в этом нет особой необходимости – на полу мягкий ковер, – и чувствует себя королевой драмы. Он рассматривает свое отражение в зеркале, хоть в основном старается этого избегать, потому что выглядит слишком взрослым. Конечно, Курт выглядит хорошо, но уже появляются морщинки вокруг глаз, когда он улыбается, и еще несколько на лбу. И все же, он стал шире в плечах, с лица сошла детская округлость, и исчезли пухлые щечки. Он выглядит мужчиной, что обнадеживает, потому что, будучи подростком, он при желании мог выглядеть совсем как девчонка. Курт размышляет над тем, когда именно стал меняться, и решает снова пересмотреть все фотографии. Возможно, это поможет расставить все по местам или добавит в сознание те моменты, которые он не помнит. Курт чувствует себя старым – окостеневшим, все еще испытывающим болезненные ощущения; мускулатура только начинает восстанавливаться после нескольких недель физиотерапии. Он знает, что все это лишь последствия аварии, но все же задается вопросом, как теперь поддерживать себя в форме. В квартире нет ни одного тренажера, а представить себя бегающим, особенно по улицам Нью-Йорка, Курт не может. Он лениво принимает душ и начинает ощущать себя даже более расслабленным, чем в тот момент, когда вышел из комнаты, не испытывая больше беспокойства по поводу смазанных образов из сна. Он заворачивается в банный халат и потихоньку открывает дверь в спальню – Дэйва там уже нет. *** Когда Курт в первый раз целует его утром перед работой на прощание, пораженный Дэйв просто молча замирает, пока Курт не смеется над ним, подталкивая к двери, и не выпроваживает на работу. Когда вечером, едва вернувшись домой, он получает еще один поцелуй, он почти готов к этому, и все равно снова поражается. Это всего лишь невинные прикосновения к его щеке, но значат они так много. Они говорят о том, что Курту становится комфортно и спокойно. Он понимает, что что-то произошло, потому что Курт рассортировал все фотографии в своем планшете в хронологическом порядке и постоянно их пересматривает. Он задает больше вопросов, очень специфических вопросов, на которые Дэйв не всегда может ответить. Он не помнит, как был накрыт стол на Рождество два года назад или какой у Курта любимый предмет гардероба (сам Дэйв совершенно уверен, что у него такого нет). Зато точно знает, что Курт больше всего любит из еды, какой кофе предпочитает, размер его обуви, и как он выглядит после секса. Курт больше не упоминает о кошмаре, и возможно, это и было просто кошмаром, но Дэйв продолжает надеяться. Психолог предупреждал его, что Курт может отрицать то, что видит, и что на него нельзя давить; что нельзя ограничивать его личное пространство, но в то же время постоянно быть рядом. Все это звучит довольно логично, но не делает ситуацию более простой. Они сидят на диване, ноги Курта упираются ему в бедро. Если бы это был его Курт, он потребовал бы сейчас массаж ступней, или начал бы тереть член Дэйва пальцами прямо через штаны. Но вместо этого он просто спокойно лежит, и хоть обычно его ноги холодные, как ледышки, сейчас они теплые. – Ты носишь мою одежду, – внезапно говорит Курт и толкает его в бедро большим пальцем. Дэйв смотрит на него, а потом переводит удивленный взгляд на лицо Курта. – Хм-м-м, нет, твоя одежда мне не подходит. – Нет, я имею в виду, ты носишь одежду, которую я сшил для тебя. Дэйв напрягается. Он не все рассказывал Курту, оставляя некоторые вещи в тени, может, для того, чтобы понять, когда Курт полностью к нему вернется… а может, просто не хотел, чтобы все воспоминания обрушились на Курта водопадом, вероятно, было бы лучше, если бы они возвращались постепенно, текли, как спокойный ручей. В любом случае, он никогда не упоминал о том, что большинство вещей в его гардеробе были сшиты для него Куртом. – Откуда ты это узнал? – вопрос звучит слегка резко, и Курт сразу же выглядит виноватым, а Дэйв понимает, что на самом деле он не помнит. – Ну, если честно, я понял это некоторое время назад. Я имею в виду, большая часть твоей одежды явно сделана на заказ, и на ней нет никаких лейблов, вот я и подумал, что, возможно, все это сшил для тебя я. – А-а-а… да, ты прав. Это твоя работа. И все началось как шутка. Ты жаловался на мою одежду, а я предложил тебе самому меня одевать, если ты хочешь, и ты… ты это сделал. – Оу, а ты был против? – Неужели ты думаешь, что я позволил бы поменять мой гардероб, если бы был против? – Ага, – Курту становится грустно. Дэйв разражается смехом, потому что Курт прав – даже если бы он ненавидел эту одежду, он все равно бы позволил Курту сделать все по-своему. И хоть Курт ни разу не сшил ничего такого, что Дэйву было бы неприятно носить, в нынешнем Курте он не так уверен – у него есть несколько совершенно сумасшедших идей. – Мне очень нравится моя одежда. И ты не сделал ничего, что категорически мне бы не понравилось. Хотя, конечно, и из имеющихся вещей некоторые я люблю больше. – Мне нравится одна рубашка, травянисто-зеленая со светло-зеленой отделкой. – Ага, это твоя любимая, – отвечает Дэйв, и он не уверен, что это – просто совпадение или Курт медленно возвращается к нему. *** Курт может поклясться, что Дэйв очень огорчен тем, что про одежду он догадался, а не вспомнил. И может признаться себе, что и сам точно так же каждый раз расстраивается. Он чувствует, что перепробовал все, что мог, и начинает искать альтернативные варианты. Он снова видит сны и понимает, что что-то в них действительно мелькает из его воспоминаний, но это что-то такое громкое и пугающее и совершенно точно как-то связано с Дэйвом, только он не понимает как. Проблески удручающе короткие и окутанные туманом, и пару раз Курт просыпается и бьется в отчаянии головой в подушку. Он думает, что, вероятно, тот первый поцелуй с Дэйвом и положил начало этой цепочке снов; и это одна из причин, по которым он сам начинает его целовать. К тому же ему нравится целовать Дэйва и нравится, что Дэйв позволяет. Более того, Курт уже давно хочет, чтобы и Дэйв его целовал, а тот считает, что это заставит Курта чувствовать себя неловко. И иногда Курт готов кричать. Ему нужно больше. Правда, он совсем не уверен – чего больше, потому что все еще слегка боится всего, что касается секса, но раз за разом страха все меньше, когда он целует Дэйва. Так что Курт справляется с двойной дозой разочарования, но тот факт, что Дэйв кажется таким невозмутимым, спокойным и собранным, каждый раз выводит его из себя. Он испытывает совершенно стервозное желание орать и вопить от несправедливости происходящего – у него была замечательная жизнь, ни мгновения которой он не может вспомнить. Но вместо этого он запирается в мастерской. Шьет и рисует эскизы. А потом гуляет по Нью-Йорку в благоговейном трепете от мысли, что теперь живет здесь. Разговаривает со своим начальником, потому что, несмотря на временное отсутствие квалификации, Курт все еще знает толк в хороших вещах. И нервно вздыхает, когда обнаруживает себя покупающим ткань для рубашки Дэйву. Сны приходят каждую ночь, но ни один из них не шокирует и не пугает так, как самый первый, хоть Курт все еще не может удержать ни единого образа. В одну из ночей он вообще отказывается от сна, даже не ложится, просто уходит в мастерскую. Его рай. Тихо закрывает дверь и принимается за работу, совершенно не задумываясь над тем, что собирается сделать, просто пытается отвлечься от постоянных попыток зачерпнуть воду решетом. Он не знает, как долго работает, и не слышит, как открывается дверь, как не замечает и Дэйва, который за ним наблюдает. – Не спится? – руки Дэйва скрещены на голой груди. Курт качает головой и смотрит на зажатую в руках ткань. – Ты всегда приходишь сюда, когда тебе нужно что-то серьезно обдумать… – Правда? – Ага. Слушай, Курт… ты что-то вспоминаешь? – Я... не знаю… – даже шепот звучит надломлено. – Словно последние десять лет – это кинолента, из которой кто-то вырезал кадр за кадром, и я не знаю, что вообще должен помнить, что ты, Финн или отец говорили мне, откуда фото, на которые смотрю, – это сбивает с толку и пугает… Есть некоторые вещи, в которых я уверен, что они из моей памяти, но потом я осознаю, что видел фотографию, и понимаю, что не вспоминаю вообще ничего. Что воспоминание не настоящее. Я так сильно хочу все вспомнить, но это всего лишь кусочки наполовину смонтированной картины, в которую как-то попали фрагменты других фильмов, и потому я чувствую себя таким бесполезным… Он начинает рыдать, и собственные слова кажутся ему совершенно неразборчивыми, но Дэйв подходит ближе, обнимает, и Курт позволяет себе обессилено повиснуть на нем. Рука Дэйва успокаивающе гладит его по спине, и Курту нравятся эти прикосновения, нравится, что Дэйв так машинально успокаивает его. Он кладет голову Дэйву на плечо, стараясь дышать спокойнее, как просит его Дэйв. – Черт, Курт, перестань так на себя давить. Это же десять лет воспоминаний. Огромный поток информации, эмоций и всего прочего. Просто… не дави. Кстати, а что ты делал? – Ну… – Курт отстраняется, объятия Дэйва сразу же становятся слабее, ему это не нравится, хочется все вернуть. Он смотрит вниз, на ткань в своей руке, и только теперь понимает, что это та самая, которую он купил днем раньше. – Это должно было стать твоей рубашкой… Он разворачивает скомканную ткань, и оказывается, что все детали уже сшиты, практически готовая вещь. Не хватает только петель для пуговиц и самих пуговиц и не подшит нижний край, – он успевает это осознать, прежде чем поднять взгляд на Дэйва, который внимательно на него смотрит. – А где ты взял мои мерки? – Я… я не брал. То есть… я просто сшил. Слова повисают между ними, и Курт ощущает нервную дрожь от того, что он, по-видимому, подсознательно помнит мерки Дэйва. Дэйв тянет на себя рубашку и надевает, не сводя взгляда с Курта. Она прекрасно подходит, ровно сидит на плечах, рукава нужной длины, воротник, насколько видит Курт, правильно облегает шею, и общая длина рубашки тоже верная. – Идеально… – выдыхает Курт, потому что это нечто осязаемое, настолько реальное, что-то, что говорит ему, что, может, он и не в состоянии вспомнить все, какая-то часть его мозга работает на холостом ходу и подает давние воспоминания туда, где они должны быть. Дэйв застает его врасплох, прижимаясь губами к губам, но уже через пару секунд Курт отвечает на поцелуй, позволяя собственным пальцам скользнуть за полы расстегнутой рубашки, исследуя кожу, к которой никогда раньше не прикасался. Дэйв накачанный, сильный и теплый, но прежде всего – нежный. *** Дэйв не может поверить, что это наконец-то произошло, что это признаки возвращения памяти Курта. Для кого-то, вероятно, это и ничего не значит, но наконец-то появились крошечные проблески света в конце тоннеля после почти шести месяцев кромешной тьмы. И пусть тоннель растянется еще на мили вперед, но уверенность в том, что свет обязательно будет, делает путешествие чуть более оправданным. Поцелуй выходит совершенно спонтанным. Дэйв кладет руки на бедра Курта, пока тот изучает его грудь. Кажется, обе версии Курта этим очарованы. Дэйв проводит языком по губам Курта, и он открывает рот. Дэйв чувствует, как Курт вцепляется в рубашку, прижимается к нему, и отстраняется сам – ему нужно убедиться в том, чего именно Курт хочет, прежде чем тот увлечется. Едва поцелуй прерывается, Курт издает недовольный звук, открывает глаза, уставившись на Дэйва, который не может сдержать смех. Видеть Курта таким раздраженным – это хороший, желанный знак. И он так давно не видел ничего подобного. – Тебя все это устраивает? – Хм-м… что именно – это? – Все, что ты хочешь, – отвечает Дэйв, и именно это он и имеет в виду. Если Курт хочет целоваться и обниматься – отлично. Если хочет пойти спать, что ж, он с этим справится. Если Курт хочет большего… Ну, к этому он тоже готов. – Целоваться. То, что мы сейчас делали… ты не против? – Более чем. Просто… ты за это в ответе, да? Курт отрывисто кивает и краснеет, и Дэйв находит это совершенно очаровательным, потому что вот именно так Курт давно перестал краснеть. Он наклоняется, легко проводит губами по губам, и Курт сам прижимается к нему, скользит ладонями по его груди, и Дэйв снова кладет руки на его бедра, осторожно, чтобы Курт в любой момент мог отстраниться, если захочет. Только никто не собирается отстраняться. Наоборот – Курт словно приклеивается к нему, довольно неуклюже пытаясь просунуть ногу между его ног, и Дэйву приходится постараться, чтобы удержать его. Он хочет предложить переместиться в кровать, но совсем не хочет давить на Курта или создать у него неверное впечатление; целует глубоко, наслаждаясь ощущением губ Курта, ласкает языком небо, чувствительные местечки возле уголков губ. Курт запрокидывает голову и вздрагивает, когда Дэйв наклоняется и медленно проводит языком по подставленной шее. Он чувствует прилив облегчения от осознания, что тело Курта то же самое, что оно все так же реагирует на его ласки. – Я не... я не знаю, что делаю, – бормочет Курт, не открывая глаз, но не отстраняется, и Дэйв едва заметно трется об него, перемещается поцелуями к уху, облизывает и прикусывает мочку, пока не чувствует, как Курт снова вздрагивает всем телом. Дэйв любит его невероятную чувствительность. – Делай все, что хочешь, и все, что кажется тебе правильным, не беспокойся обо мне, ладно? Я могу сам о себе позаботиться. – Но я не хочу, чтобы ты заботился о себе. Я хочу заботиться о тебе, – это звучит дерзко и вызывает у Дэйва улыбку. Он все так же мягко трется бедрами о его бедра и может чувствовать, насколько Курт горячий и твердый под тонкой тканью пижамных штанов. – Я не собираюсь жаловаться, но думаю… Это твой первый раз, поэтому пусть все будет так, как хочешь ты сам. – Я думал об этом, думал о тебе… Хотел тебя. Я просто… боюсь, что все сделаю неправильно. Дэйв прикрывает на мгновение глаза, слыша уязвимость в голосе Курта, покрывает поцелуями его лицо и шею. Курт полностью одет в пижаму, и пуговицы застегнуты все до одной, – это вызывает у Дэйва очередную улыбку. – Ты не никогда не сможешь сделать что-то неправильно, Курт. Никогда. Дэйв скользит рукой между их телами к ширинке Курта и прикасается как можно осторожнее, собираясь спросить, все ли в порядке, но Курт тихо стонет и толкается в его руку. Дэйв едва сдерживает ответный стон, потому что прошло слишком много времени с того момента, когда он в последний раз видел Курта таким. Он гладит член Курта через ткань, наблюдая за лицом Курта – глаза зажмурены, рот приоткрыт, язык то и дело облизывает губы, – целует его, сдерживая себя, чтобы сразу заметить, если Курт вдруг захочет отстраниться или издаст какой-нибудь испуганный звук. Но Курт только запускает язык в его рот, вцепляется пальцами в волоски на груди, а когда Дэйв отстраняется и снова целует его в шею, то слышит в выдохе "ох, черт побери…". Дэйв быстрее двигает рукой, надеясь на то, что Курт не пожалеет об этом к утру, или, черт, через несколько минут. Он чувствует, что штаны становятся влажными от предэякулята, что тело Курта напрягается, как струна, – и понимает, что тот уже близок. И когда Курт спустя пару минут кончает, Дэйв с восторгом наблюдает за ним – искусанные губы, широко распахнутые глаза, почти пьяный и совершенно ошеломленный взгляд, как всегда после оргазма, словно его каждый раз это удивляет. Он смотрит, как Курт медленно моргает, пытаясь сфокусировать взгляд на комнате. На нем. – Я люблю тебя, – говорит Дэйв, коротко целуя, и понимает, как давно не говорил этого Курту вслух с того момента, как тот очнулся. – Я люблю тебя. – Я знаю. И тоже люблю тебя. Снова, – тихо шепчет Курт, и густо краснеет. Дэйв понимает, что он липкий и наверняка ощущает дискомфорт, и сам мгновенно смущается. В том числе и от слетевших с губ слов. И все-таки не может удержаться от еще одного поцелуя, прежде чем отстраниться. – Наверно, ты хочешь в душ… и поменять пижаму. Давай. И постарайся заснуть… – Да, душ – звучит здорово. М-м-м… а ты… – Хочешь, чтобы я лег с тобой? Курт кивает с облегчением от того, что ему не нужно просить об этом вслух, и Дэйв кивает в ответ и улыбается. Ему и самому не помешает душ, потому он отправляет Курта в спальню и смежную с ней ванную, пока сам идет в другую, обещая, что скоро придет к нему. Он раздевается, гладя пальцами тонкую ткань новой рубашки, и улыбается, потому что теперь все действительно наладится. *** На следующее утро Курт просыпается в объятиях Дэйва и улыбается, потому что ему хорошо, и пусть даже его память будет возвращаться годами, теперь он знает, что она возвращается, и может с этим жить. Он позволяет себе подчиниться инстинктам, кладет руку на грудь Дэйва, и так или иначе это очень много значит, он не знает почему, может, просто потому, что Дэйв улыбается во сне. Пусть даже это прикосновение и будит Дэйва. – Доброе утро, – произносит Дэйв хриплым низким голосом, и Курту нравится этот звук. – Привет, хорошо спал? – он чувствует себя смущенным, знает, что не должен, но ничего не может с этим поделать. – Да-а-а… Гораздо лучше, чем все последнее время, – он широко улыбается, и Курт ощущает тепло, когда понимает – Дэйв хорошо спал потому, что наконец-то вернулся в собственную кровать. К нему. И Курт несказанно рад тому, что Дэйв без единого слова понял все, что он хотел прошлой ночью сказать. В тот же день, пока Дэйв на работе, он переносит все его вещи в их спальню. И когда Дэйв возвращается и видит пустую комнату для гостей, Курт знает, что Дэйв понял его сообщение четко и ясно. Может быть, он и не готов пока к чему-то большему, чем пробные взаимные ласки, но он не откажется спать в кольце сильных рук Дэйва. *** Он слышит визг шин, долгий сигнал автомобильного гудка перед скрежетом металла, грохотом бьющегося стекла, дождем осыпающегося на него, и резкого хлопка открывшейся подушки безопасности. Ему жутко больно, слова "просто возвращайся домой в целости и сохранности" звучат у него в ушах, и он в ужасе от того, что больше никогда не увидит Дэйва, от того, что его последними словами будут не слова любви, а глупое "не бери на ужин еду навынос". Звуки сирен. Лицо Дэйва плавает перед ним. "Просто возвращайся домой". Курт просыпается и моргает, уставившись в темноту, и улыбка медленно расцветает на его губах. Он протягивает руку и кладет ее на грудь Дэйва, прямо над сердцем, чтобы слышать его сильный, размеренный ритм. – Наконец-то я окончательно дома.