Джордж Джостар

Как только я вернулся из Рима домой, меня арестовали за убийство Кентон. У её отца, Бена Моторайза, было немало друзей в министерстве юстиции, а потому он убедил их проигнорировать законы о несовершеннолетних и в шестнадцать лет обвинить меня как взрослого человека. В убийстве первой степени. Мама и Пенелопа навестили меня уже в тюрьме. Лишь только увидев меня, Пенелопа разрыдалась. — Джордж! Бедненький… я тебя отсюда вытащу, Джордж, обещаю! Ох, Джордж! Она была в таком ужасном состоянии, что меня это скорее напугало. — Но Пенелопа, я в порядке. Успокойся. Нельзя, чтобы ты сейчас потеряла контроль над эмоциями, — Не хватало мне здесь ещё клоуна запертой комнаты. Их реакция показалась мне скорее удивлением, так что более я расстроен не был. — А? — сказала с сомнением Пенелопа. — Тебя всё это не беспокоит? — Я уже достаточно взрослый, ты же знаешь. Я должен держать себя в руках. — Да уж… В равной степени с удивлением моя мама выглядела обеспокоенной, однако она сказала: — Что ж, Джордж, рада это слышать. И всё-таки мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы вернуть тебя домой как можно скорее. Только не волнуйся. — Мм. Только не переживай за меня. На самом деле мне здесь довольно уютно. Хе-хе-хе. — ………? Похоже, у тебя действительно всё в порядке, — Всё ещё не до конца веря в это, мама с Пенелопой ушли своей дорогой, а я на пути обратно к своей одиночной камере (меня держали отдельно от взрослых преступников) еле удерживал себя, чтоб не скакать вприпрыжку. Охранников очень бесило, когда я так делал, а потому мне пришлось заставить себя идти нормально. Похоже, именно это они понимали под «весёлыми ножками». Мне хотелось вернуться в свою камеру. Крохотную камеру в самом конце коридора. Где была Лиза Лиза. Как только мы дошли до камеры, охранника ударило током, и он уснул прямо на ногах. Она парализовала мыслительные центры его мозга, и он вновь вернулся к привычной для себя рутине, совершая только те действия, над которыми ему не приходилось думать. Провести подозреваемого в камеру, повернуть ключ… в точности как он делал каждый день. Его глаза видели и Лизу Лизу, и состояние нашей камеры (у нас был даже холодильник), однако разум его не мог этого осмыслить. Мой же разум оставался нетронутым, поскольку Лиза Лиза дала мне носки, блокирующие хамон, пульсации которого она посылала по полу. Они были сшиты из специальных нитей из… мм, Смртиположского жука, наверное. В любом случае, нити этого странного жука рассеивали хамон. — С возвращением, Джордж. — Рад вернуться! — Поначалу матушка Эрина выглядела такой взволнованной. Слава Богу, тебе удалось её успокоить. — А? Ты всё видела? — Мм. Я подумала, что если она будет слишком опечалена, мне придётся сказать ей, что с тобой я. — А… — Если бы мать выяснила это, она вполне могла бы сказать, что тюрьма – не место для юной леди, и запретить ей здесь оставаться. — Но тебе всё-таки удалось убедить её, — хихикнула Лиза Лиза, — и поэтому я ничего не сказала. Матушка Эрина и старик Спидвагон обо всём позаботятся, да и воины хамона помогут. Уверена, совсем скоро ты будешь на свободе. — Ммм… — На самом деле мне не хотелось никуда уходить. Пока тут была Лиза Лиза, достаточно любезная, чтобы приносить мне еду и закуски, прибираться и учить меня разным штукам, это место было раем. К тому же мне не нужно было ходить в школу. Однако я знал, что лучше ей этого не говорить. Поскольку Лиза Лиза была со мной почти с самого момента моего ареста, мне удалось избежать тревоги и страха. Я знал, что могу целиком и полностью на неё положиться. Наблюдая за тем, как она проходит прямо в тюрьму, держа всех охранников под своим контролем, я совершенно позабыл быть угнетённым. — За такое использование хамона на меня бы уже давно наорали, — засмеялась она. Она была лучшая. Тем не менее, ночью она ушла. «Так надо», — сказала она. Что бы я без неё делал! Таким образом, ночью я остался в одиночестве думать о Кентон Моторайз. Девушке, подарившей мне мечту. Словно фея, катающаяся на спине птицы. Вечно улыбчивая, готовая поразить меня своими остротами, при этом она ни разу не лгала и не скрывала своих чувств. С ней было весело быть рядом. Однако теперь она была мертва. Утром шестого дня моего нахождения в тюрьме меня пришёл навестить Стивен. «А-а?», — подумал я. Может, он подумал, что я и впрямь убийца? Я боялся видеться с ним. Однако я хотел его видеть. Он потерял сестру, и мне хотелось выразить ему свои соболезнования. А вдруг я ничего не смогу сделать, вдруг мне не удастся высказать свои мысли. «Но мне стоит хотя бы перед ним показаться», — подумал я. Кентон была жестоко заколота, получив двадцать три ранения в живот, грудь и лицо ножом из моего дома, а рядом с ней находился мой самолёт. Даже если на самом деле это была не моя вина, я чувствовал, что в любом случае должно было бы найтись что-то, что я мог бы сделать для её спасения. Но мне было страшно. Страшно видеть, как лишаешься друга, и страшно видеть брата, у которого убили сестру. — Иди, Джордж. Веди себя с другом так же, как веду себя здесь я. Лиза Лиза пообещала проследить за гостевой комнатой, так что я собрался с духом и пошёл к Стивену. Стивен был сам на себя не похож и потерял так много веса, что мне едва удалось узнать его. Я практически не знал, что сказать, однако сумел промолвить: — Кентон… это слишком печально. Слишком ужасно. Не знаю, что и сказать. Полиция подозревает меня, но… на самом деле, я этого не делал. — Я тебе верю, — сказал Стивен. — Ты бы ни за что не убил Кентон. Но… я пришёл, чтобы извиниться. Мой отец убеждён, что это сделал ты, и он одержим желанием выместить весь свой гнев на тебя. Я постоянно говорю ему, что ты никогда ничего бы такого не сделал, но ему нужно отомстить за неё, и он не хочет слышать об этом ни слова. Дело меня удручало. Однако я не выказал ему этого. — Это нормально. Не волнуйся за меня. Вообще ни о чём не волнуйся. Просто оплачь Кентон. Я молюсь за вас каждую ночь. Молюсь, чтоб она смогла обрести покой на небесах. — …спасибо. Но Кентон покромсали на куски. Я пока что не могу представить себе ад или рай. Я просто не понимаю, за что убили такую девушку, как она. У меня не было ответа — Я надеюсь, мы ещё сможем полетать вместе, — сказал Стивен. Я видел твой самолёт. Он был хорошо сбалансирован. На нём уже почти можно было летать. — Эхх… — Я вспомнил о Моторайзинге-5, переродившемся в «Звёздный снайпер». Если б я весил около ста грамм, я бы мог на нем даже летать. Из него получился отличный воздушный змей. Мой самолёт не просто лежал на утёсе, на котором убили Кентон. Он был привязан верёвкой к камню, служившим ему якорем, и летал рядом с её телом. С моря дул сильный ветер, а проливной дождь своим весом тянул самолёт вниз, но он всё равно взлетел высоко. Вот почему они нашли тело Кентон так быстро. Стивен увидел змея, и он привёл его к ужасающему обнаружению останков его сестры. Я даже представить себе не мог, каково ему было. — Не похоже, что они дадут мне полетать, — сказал я. — Не давай себе об этом даже думать, — сказал Стивен, улыбнувшись. — Если мы оба бросим самолёты… будет казаться, что Кентон вообще не существовало. Я вспомнил это ночью и зарыдал в своей камере. Кентон любила самолёты. Кентон любила летать. В этом она была хороша, и ни в чём не была ещё лучше. Даже сейчас я не был до конца уверен, действительно ли меня привлекали самолёты, или я просто был очарован видом её полёта с того утёса. Несмотря на все усилия моей матери, я остался в тюрьме, однако было похоже, что у полиции были проблемы с возбуждением на меня дела. Чтобы передать дело в суд, им нужно было привести все свои факты в порядок, однако в смерти Кентон было слишком много загадок. Во-первых, никому не удавалось определить хронологию действий, позволивших мне совершить убийство. Поболтав с Дарлингтон в доме Моторайзов, я прошёл с Фарадеем в другую комнату, а затем через два часа я звонил уже из Рима. Единственная несостыковка выходила в том, что между этими действиями прошло два часа, а добраться из Уэствуда (Англии) до Рима (Италии) за два часа было, прежде всего, невозможно. На это уходила четырёхдневная поездка по железной дороге или морю, и даже беря в учёт максимальную дистанцию полёта американских самолётов и проводя её от конца до конца, полёт всё ещё занимал два дня. Когда полиция допросила меня об этом, я ответил: «Фарадей отвёл меня к другу, который вообще должен был быть мёртв, и когда я взял его за руку, я очутился в кромешной тьме. Затем я понял, что нахожусь в пещере, выбрался из неё и понял, что находился в подземных руинах Рима». По большей части это была правда, так что я мог спокойно объяснять это даже несмотря на то, что полицию обучали распознавать ложь. Я не упоминал о Лизе Лизе и назвал другие подземные руины, которые она мне предложила заместо храма с сокровищницей, однако эти руины так же ещё не были официально открыты, так что когда итальянская полиция отправилась их обследовать, это стало большим событием, и если бы я там не заблудился, они бы никогда не узнали о том, что руины вообще там были, а потому мне показалось, что эта ложь сойдёт мне с рук. На самом деле, ходили слухи, что если моя невиновность будет доказана, итальянское правительство наградит меня. Хотя я уже от этого отказался. Лиза Лиза и другие воины хамона, по всей видимости, знали всё, что лежало под землёй. Как я мог судить, полиция понятия не имела, что делать с моими нелепыми показаниями. Очевидно, они не могли записать в отчёт всё так, как оно было. У них были сведения от Фарадея и доказательства из Рима, а потому, несмотря на то, что я говорил, они не могли усомниться в факте этого. Меня заставили пройти психологическое обследование, однако какой бы оно результат ни дало, им всё равно необходимо было написать подробный отчёт о том, как я мог убить Кентон Моторайз в английском Уэствуде прежде перемещения в итальянский Рим. И это едва ли был конец того месива, которое они должны были осмыслить. У меня не было мотива убивать Кентон. Вообще. Она была одним из немногих моих друзей в Англии; она и её брат были моими единственными друзьями. Мне очень был по душе её бодрый нрав, открытость при разговоре, и она научила меня всему, что я знал о самолётах. Это была правда. Однако в своём отчёте они сказали, что я был влюблён в Кентон, сказал, что покажу ей самолёт, чтобы остаться с ней наедине и позвать её на свидание, и убил её, когда она отказала. Я взял с собой нож, чтобы угрожать ей, и привязал к ней самолёт, чтобы сделать для неё могилу. «Это неправда», — повторял я снова и снова. И осознал, что бесполезно говорить что-либо тому, кто намерен искажать правду или откровенно лгать, дабы подстроить действительность под свои нужды. Основываясь исключительно на предполагаемое время гибели Кентон, поверить в то, что убил её я, было трудно. В дом Моторайзов я прибыл в 15.30, а когда Фарадей проводил меня в другую комнату, было около 16.00. Однако когда Стивен вернулся домой и возле ворот усадьбы увидел, как над утёсами летает воздушный змей, было около 16.10. Место преступления находилось от поместья Моторайзов в двадцати пяти минутах езды на фургоне. Два часа пешком, и даже если весь путь бежать, он шёл под постоянным наклоном, так что займёт это минимум час. Около 15.30 Кентон была замечена выходящей с зонтиком из школы, и если бы она направилась прямо к утёсам, на это у неё бы ушло тридцать минут. Когда нашли её тело… Стивен увидел из дома летящий под дождём воздушный змей, и, боясь, чтобы ничего не случилось, погнал свою лошадь прямо к утёсам. Согласно его показаниям, тело Кентон всё ещё было тёплым, поэтому убийца, должно быть, убил Кентон по дороге домой, привязал её тело к моему Звёздному снайперу и оставил его летать – и всё это за десять минут в период от 16.00 до 16.10. Одна только перевозка самолёта была той ещё проблемой. В своём гараже я вернул Звёздный снайпер к жизни, и он был полностью собран; но, как правило, транспортировка его на скалы подразумевала его разборку, перенос частей на скалы и повторную сборку. Однако судя по тому, что видел Стивен, никаких новых следов на нём не было, так что разобрать и собрать самолёт снова без моих знаний о его конструкции было бы невозможно. В конце концов, его спроектировал и построил я. Это было месиво из примощенных друг к другу кусочков и крайне странных частиц. А значит, убийца должен был перевести его на место преступления в нетронутом виде. Это был планер с размахом крыла в десять метров; утёсы находились в пяти километрах от места хранения самолёта, а в середине пути лежал центр города, так что убийце для того, чтобы не быть замеченным, нужно было пройти долгий путь. Мог ли он во время пути запустить его как воздушный змей? Если бы кто-то увидел верёвку, тянущуюся в небо, он бы точно полюбопытствовал, что находится на её конце. И к тому же веса одного человека было недостаточно для того, чтобы управлять Звёздным снайпером, когда того ловил ветер. Быстрее всего для его перевозки было забраться на его борт и взлететь, а ветер был достаточно силён, чтобы, проходя через тент, удерживать его чуть ли не на плаву. Однако, как сказал Стивен, он всё ещё не был правильно уравновешен, и переместиться на нём кому-либо было невозможно. Тем не менее, в отчёте я доставил самолёт к утёсам именно так. Я покинул школу, заскочил домой, взял нож, доставил «Звёздный снайпер» к усадьбе Моторайзов, поговорил с Дарлингтон, незаметно выскользнул из дома, а затем пригнал самолёт к утёсам. Там меня ждала Кентон, и когда она отказала мне, я заколол её насмерть… Я всё отрицал, но отчёт был закончен, и мне позволили вернуться домой. Я предпочёл бы остаться в тюрьме, однако я не мог вечно давать опекать себя Лизе Лизе, а потому неохотно пошёл домой. У охранников тюрьмы Уэствуда начались приступы, вызванные передозировкой Хамона Лизы Лизы; у них закатывались глаза и они бездвижно замирали, будто засыпали посреди дня. У Лизы Лизы был горячий нрав, и оттого я подозревал, что хамон, который она на них применяла, был чересчур сильным. Лиза Лиза незаметно провела меня от камеры до входной двери, но как только мы до неё дошли она сказала: — Ладно, теперь мне лучше уйти. — А? Ты не пойдёшь со мной домой? — У меня есть работа от Стрейтса. Я и так уже много прогуляла. — Как? Я буду скучать. — Джордж, не надо. Ты должен найти в себе силы. Тебя собираются привлечь к суду. Если я останусь, будет только хуже. Я знал это, но… — Печально. — Да ну, Джордж. У тебя убили подругу, а полиция думает, что это сделал ты. «Печально» – это очень мягко сказано. Хорошо замечено. — Да уж… — Нельзя было не согласиться. Я потерял Кентон, а вместе с ней, видимо, и Стивена. — И то правда… — Вне зависимости от того, как прошёл бы судебный процесс, я был в шагу от потери всего, что для меня было значимо. Я должен был бороться. — Спасибо за всё, Лиза Лиза, — Она пристально всмотрелась в мои глаза. — Я должен быть сильнее, — сказал я. — Я должен быть достаточно сильным, чтобы справится со всем в одиночку. — Тебе нужно не быть сильным, — сказала Лиза Лиза. — Тебе нужно просто быть взрослым человеком. — Тогда я буду к этому стремиться. И так стану сильнее. — Мм, Джордж. Не думаю, что тебе всё нужно делать в одиночку. Я приду помочь тебе снова. — Но если я не так силён, как ты… — Джордж, я не могу справляться со всем сама. Я не настолько сильна. Ты помогаешь мне так же сильно, как и я тебе. — Аа!? Мой разум был заполнен тёплыми, размытыми воспоминаниями о времени, проведённом нами вместе в тюрьме, отчего я искренне не понимал, о чём она говорила. — Когда я была в ужасе в подземелье Рима? Ты пришёл, чтобы спасти меня, Джордж. Ты помог мне больше, чем думаешь. Ты мне, может, даже жизнь спас. В темноте была та тварь, помнишь? Ты тоже её заметил, да ведь, Джордж? Горилла-паук. Пфффффффффффффффффффффтт… фффффбббббтт… — Да, заметил. — Я до сих пор не знаю, что это была за штука, но знаю, что она шла за мной. В тот момент, когда она вот-вот готова была напасть на меня, ты, Джордж, появился и защитил меня. Я? — Да, но я не храбрец, ничего такого… — Знаешь, что я думаю, Джордж – когда ты находишь людей, на которых можешь положиться, ты и сам становишься сильнее. Можно ли на них действительно положиться или нет – это уже не так важно. Я пошёл домой. Меня встретили мама с Пенелопой, мы поужинали, после чего я ушёл в свою комнату. Наконец-то я мог поразмыслить, но не о Кентон, а о Цукумоджуку. Когда я видел его в поместье Моторайзов парящим прямо над землёй, это определённо был Цукумоджуку, живой, но ни в коем случае не в норме. В настоящее время я нахожусь в Японии, в 2012 году. Здесь я с другим тобой – японским парнем, совсем не похожим на тебя, но с тем же именем Джордж Джостар. Меня перевезли в одно место под названием Дом Перекрёстных Стрел, и я впутался в очередное дело. Из этого следовало, что Цукумоджуку не умер на корабле; вместо этого он переместился в Японию на 107 лет в будущее. Я подумал, что это здорово. Япония вела войну с Россией, и пока японские войска шли в наступление, балтийский флот России, вероятно, скоро бы их уничтожил. Как только роли в войне переменились бы, и Япония сдалась, Корея оказалась бы под надёжным контролем России, и Россия наверняка захотела бы так же покорить и Японию, что могло сулить проблемы Цукумоджуку.* Он снова остался моим единственным другом, а потому я был рад слышать, что он находится в мире без войны. И вместе с другим мной. Не произошёл ли этот Джордж Джостар от меня? Тогда почему он был в Японии? Неужто семья Джостаров когда-нибудь переедет в Японию? Как такое может произойти? Не произошло ли ничего в Англии? Англия начнёт войну с Россией? Или аннексирует Японию в качестве протектората? О войне я не знал ничего. Всё, что я знал о путешествиях во времени, я вычитал из романов Г.Д. Уэллса. И я представить себе не мог, как выглядит мир будущего через 107 лет. Но, по крайней мере, одно я знал точно. Цукумоджуку не умер в водах океана. От этой мысли мне захотелось начать его поиски, и я почувствовал, что мне, как его бывшему товарищу, необходимо выяснить, что с ним произошло. Но что я мог сделать? Корабль Цукумоджуку находился на дне у побережья Флориды. У меня не было возможно поехать в Америку, чтобы разобраться с этим, только не сейчас, когда меня обвинили в убийстве первой степени. Если бы я покинул страну, то подумали бы, что я сбегаю. И были ли вообще какие-либо свидетельства о путешествии во времени? И даже если были, то смог ли бы я о них узнать? Даже если и было бы какое-то ясное и удивительное доказательство того, что произошло перемещение во времени, что я мог бы с ним сделать? Неужели я действительно думал, что могу угнаться за Цукумоджуку в мир на 107 лет в будущем? Цукумоджуку был истинно необыкновенным человеком. Я же был заурядным. На многое, очень многое я не был способен, мне всё ещё было всего шестнадцать. И для начала мне нужно было разобраться с обвинениями в убийстве. …он сказал, что мы, возможно, когда-нибудь встретимся ещё раз. Мне просто нужно было этого дождаться. Что именно он сказал? Природа моего имени говорит о том, что мы ещё встретимся, ещё один раз. Его имя? Что оно означает? Он сказал что-то о кандзи. Я вспомнил о японском словаре, который он подарил мне. Я просмотрел его, но никакого особого смысла не нашёл. 九 и 十 были просто 9 и 10. Мне предъявили обвинения, но поскольку я признал себя невиновным, мы должны были предстать перед судом присяжных. Во вступительной речи прокурор наплёл чепухи, а якобы прекрасный адвокат, нанятый мамой, выступил против присяжных с контраргументом, разобрав теорию прокурора. Свидетелей вызывали, допрашивали, подвергали перекрёстному допросу и снова допрашивали, и похоже было, что это займёт время. Поскольку во время судебного процесса я не мог ходить в школу, мне пришлось учиться на дому, и так Пенелопа снова стала моим репетитором. Она очень хорошо всё объясняла, а потому мои занятия проходили довольно быстро, и у меня появилось больше свободного времени. Я скучал, и просто бродить около самолётов не доставляло мне особого удовольствия. Однако если бы я поехал в город, я бы натолкнулся на своих одноклассников и, может даже, членов семьи Моторайзов. То, что со мной происходило, было так загадочно, что я не мог сосредоточиться на чтении. Мне понравилось возиться с самолётами и у меня было много завалявшихся инструментов, поэтому я всё думал, чем ещё мог занять свои руки, пока не приехала мама и не вышла из автомобиля, на котором ездила на работу, и я не нашёл себе новую игрушку. Легковой автомобиль! Ввврууум! Чёрт возьми, да! Первым же делом я попросил о получении водительских прав. Однако нельзя было получить их, пока тебе не было семнадцати лет. Мир явно привык думать, что автомобили предназначены для взрослых, однако мама никогда о таком не заботилась и позволила мне получить желаемое. В учителя я получил водителя, возившего её на работу и обратно, и разобрался в работе автомобилей в два счёта. Управлять ими было в разы проще, чем самолётом. Они были построены так, чтобы ими было легко управлять. Я получил автомобиль. Ровер 8. Двухместный, который я сразу же разобрал и задумался над его модификацией, однако все детали в нём были сделаны вручную, и замену чего-либо совершить было непросто, а в отличие от того, как я возился с самолётами вместе со Стивеном Моторайзом, наставника у меня не было и делал я всё сам, поэтому я снял несколько деталей, посмотрел и затем прикрутил их обратно, пытаясь понять, как работают двигатели, но они, конечно же, сломались. Ха-ха-ха. Я никогда не был хорош в этом деле. Да и с чего бы мне быть. По этой причине я отвёз его в лондонскую автомобильную мастерскую и там уже встретил студента колледжа по имени Джон Мур-Брабазон*. Один взгляд на Джона давал вам знать, что он был не прост. На нём был неопрятно надетый дорогой костюм, в котором он расхаживал по всей мастерской, оскаливаясь на каждую машину, будто особо осмелевший вор, но как только я увидел, как он внезапно вытащил двигатель из одного автомобиля и начал менять колёса на другом, делая всё как ему хотелось без единого слова со стороны других механиков, я поспрашивал, и как оказалось, на самом деле он владел всеми семью находившимися здесь машинами, и я подумал: «Вау, столько нет даже у аристократов, насколько богат этот чувак?» Судя по всему, он был частным механиком человека по имени Чарльз Роллс*, владеющего автомобильной компанией. Так четыре из семи автомобилей, которыми он здесь владел, принадлежали ему для профессиональных исследований, а оставшиеся три представляли собой испытательные образцы, отданные ему его начальником, и никому, кроме него, не позволено было их трогать. Чёрт, звучало круто. Когда я услышал, что он был ещё только студентом, я понял, что невероятные люди в мире есть. Я стоял и смотрел, как он что-то куда-то суёт, с каждым своим новым капризом ходит от машины к машине, вытаскивает детали, заменяя их, разбирая и собирая вновь. Я так увлёкся наблюдением за ним, что забыл о своём изначальном плане научиться чему-нибудь о работе автомобилей и лишь с огромным восхищением следил за его работой. Меня словно медленно пронзала молния. Это врезалось мне в голову так же, как первая встреча с Кентон Моторайз, но не только; также это напомнило мне, как я впервые встретился с Цукумоджуку, и мне начала приходить на ум смутная мысль о том, что я нахожусь на грани нового жизненного переворота. Поэтому когда Джон заметил меня и заговорил, я лишь подумал, что это происходит снова. А затем он крикнул: — Хватит пялиться на мой зад, придурок?! А? Что он только что сказал? — Я на тебя не пялюсь! — Кто, блять, этот сопляк такой? — Ты кого сопляком назвал! Сам-то только и сидишь на шее у своего богатенького дружка! — Это говно я заработал своими руками! Держу пари, тебе этот автомобиль купили родители, а? Засранец. Бах! Он кинул в мой Ровер 8 гаечный ключ, так что теперь он был для меня потерян полностью. — Какого хрена ты творишь!? — крикнул я и подумал расхреначить его машину, однако это показалось мне пустой тратой времени, поэтому я, хоть и не сдержался, но вместо этого столкнул Джона с пути и открыл машинное отделение Ровера 8, начал чинить сломанную деталь и так обезумел, что смог понять, как починить деталь, которую я не мог починить ранее, и так я сам починил её, а затем ударил изнутри по вмятине, оставленной ключом Джона, и продолжал так делать, пока всё не стало выглядеть так, будто никто ничего и не кидал, после чего посмотрел на Джона, который вылупился на меня с открытым ртом, и закричал: «Я тебя сейчас задавлю, стой на месте!» Бум! Двигатель запустился, а я вдарил по педали газа и действительно попытался задавить его, в итоге начав погоню, пока Джон не крикнул «Иди нахер!» и выбежал из мастерской, запрыгнув в рабочую восьмую машину, которую припарковал у входа, а затем уехал, и так мы оказались в автопогоне через промзоны. Но состязания не состоялось. Машина Джона оказалась в два раза быстрее моей, и он просто удалился от меня, обведя меня кругом и выкрикнув оскорбления, тогда как мои глаза наполнились слезами. Он применил ещё много ребяческих подколов, вроде высовывания языка и нананабубуу, которые выбесили меня ещё сильнее, но догнать я его так и не смог. Джон просто разрывал зад от смеха. — Вперёд играть в салки через весь Лондон! — крикнул он, а я в глубине души подумал, что если меня арестуют, то это к чертям испортит всё судебное дело, однако остановиться уже не мог. «Иди нахрен! Здохни!», и мы понеслись через фабрики, пугая лошадей и пешеходов. Он идеально увернулся от всех препятствий, а я последовал за ним, чем он, несмотря на всё, был впечатлён. К тому моменту, как нас начала преследовать конная полиция, я уже смеялся. Несмотря на то, что, поймай они меня, у меня бы были большие неприятности, мне было очень весело. Всю мою жизнь надо мной издевались, бойцом я никогда особо не был, и в то время как я сдерживал это внутри себя, пока не взрывался и не бил кого-нибудь пару раз, Джон так легко выудил из меня гнев, что ругательства одно за другим понеслись с моего языка. Я чувствовал себя потрясающе. Освобождённо. Подумать только, что я мог так разговаривать! Что я мог обмениваться ударами, вместо того, чтоб огрызаться! Чуть позже мы с Джоном вернулись в гараж, где взволнованные механики покачали нам головой, но вскоре все смеялись, а мы с Джорджем уже были друзьями. Это произошло не так, как я себе представлял, но всё же моя жизнь вновь изменилась. Джон имел членство в Королевском автомобильном клубе[4] и был его звездой. Для меня он был просто волшебник. В смысле, к чему бы он ни приложил руки, оно было не просто починено, а работало ещё лучше, чем раньше. Стоило ему сесть на место водителя, и машина могла разгоняться и поворачивать как никогда прежде. Стоило ему уехать на ней и вернуться, и когда он из неё выходил, машина была отполирована до нового уровня красоты. Во время гонки он заботился не столько о победе, сколько о получении полного удовольствия; для игроков его результаты были слишком противоречивы, но со стороны зрителя его представления были полны впечатляющих движений и неслыханных ранее стратегических манёвров. Как единственный из его друзей, младше его, Джону я очень нравился, что часто доставляло мне неприятности. Джон умел очень ловко насмехаться над людьми, и при каждой нашей встрече он так цепко на меня нападал, что в конце я уже сдерживал слёзы. Но я с этим смирился и продолжил за ним гоняться, и мои личные результаты в гонке понемногу улучшались, а люди начали замечать меня, однако чем больше людей знало меня, тем больше они знали обо мне. Большая их часть начинала избегать меня, узнав, что меня судят за убийство. — Кого вообще волнует, убивал ты её или нет? — сказал Джон. Нет, нет, нет, нет, нет. — Это важно! — сказал я, но я понимал, что он имеет в виду. Правда не изменила наши отношения. Я был уже почти тронут, но затем он добавил: — Да и потом, если начнётся война, убийцами станут почти все. И при том жить все будут так, будто это норма. О чём он говорил? — Тогда просто не надо уходить на войну, — сказал я. Джон засмеялся. — Дурак ты, Джордж. Следующая война обещает быть в разы масштабнее, чем все, что были прежде. Поля боя, солдаты и ружья. Я не понимал, что он имел в виду, но он был прав. У меня никогда не было склонностей к политике или международным интригам. Когда Япония окончательно уничтожила Балтийский флот, потопляя каждый хренов корабль и одерживая победу над Россией, я подумал: «Чёрт, Япония», однако я не был так заинтересован Японией до того как не узнал, что Цукумоджуку был там. Я до смерти боялся судебных разбирательств. Полиция понаписала в отчёте полнейшую чушь, и судебное разбирательство было основано именно на ней, а поскольку никто из причастных не поверил ни единому их слову, они никак не могли убедить кого-либо в неё поверить. Им ни разу не удалось заставить всех двенадцать присяжных купиться на эту чушь, а потому они продолжали возвращать разделившихся во мнении присяжных, пока на третий раз наконец не получили вердикт невиновности, и прежде чем я смог с облечением вздохнуть, генеральный прокурор объявил о наличии оснований для отмены этого вердикта, и в апелляционном суде процесс продолжился. Тем временем мне исполнилось семнадцать, затем восемнадцать и, всё ещё находясь под подозрениями, я окончил старшую школу Хью Хадсон, больше туда не возвращаясь, и, несмотря на мольбы мамы и Пенелопы, отказался идти в колледж. В конце концов, в школе со мной никогда не случалось ничего хорошего. Наконец я начал соперничать с Джоном за деньги в гонках королевского автоклуба, а технологии автомобилей развивались так, что в это было трудно поверить, и за год до того, как босс Джона Роллс выпустил «Серебряный призрак», который мог без какого-либо шума разгоняться до 80 км/ч., в Америке парень по фамилии Форд начал массовое производство своей серии Т, и да, детка, это был век машин! И вот я был здесь, в самом сердце этой топки, а Джон отправился на кольцевую гонку в Арденны, в Бельгии, где заскочил на Минерву, проехал шестьсот километров за шесть часов четырнадцать минут и пять секунд и выиграл. Я снова оказался в ловушке Англии, и позже Джон позвонил мне. — Эй! Дальше мы будем делать самолёты! Ааааааааааа!? Джон и его босс, Чарльз Роллс, были готовы на всё ради приключений. Роллс решил, что его компания начнёт создавать двигатели для самолётов, и Джон как и он имел к этому огромный интерес. Я упомянул, как развлекался с самолётами до убийства Кентон, и Джон сказал: «Может, в самолётах ты будешь хоть чуть-чуть лучше». Это взбесило меня к чёртовой матери, однако в конечном итоге я таки вернулся к самолётам, и из-за этого мне захотелось снова поговорить со Стивеном Моторайзом. Я не мог просто взять и позвонить в дверь поместья Моторайзов, однако Стивен никогда особо не посещал в школу, и друзей, с которыми я мог бы поговорить, у него, вроде как, не было, а поскольку я полностью перестал ходить туда, я в любом случае не знал, кого спросить, поэтому из-за отсутствия иных вариантов я спросил маму, и она сказала: «Он покинул дом и работает где-то во Франции». Судя по всему, больше она ничего не знала. Я мог бы углубиться в дело сильнее, однако раз внутри страны его не было, увидеться с ним я не мог, а то, о чём я хотел поговорить с ним, было не совсем тем, что стоило обсуждать по телефону, так что я уже начал сдавать, пока Пенелопа не спросила: — Что ты хочешь от Стивена Моторайза? В её интонации чувствовалось непонятное раздражение. — Ну, сейчас Джон и все остальные начали заниматься самолётами, — сказал я. — Что? Самолёты? …Джордж, не делай этого. У меня насчёт самолётов очень плохое предчувствие. — А? Но Джон уже принял решение. — Боже ты мой! Джон, Джон, Джон! Ты что, позволяешь своим друзьям контролировать каждое твоё решение? Каждый раз, как ты встречаешь кого-то, ты перестаёшь думать обо всём другом. Кошмар! О нет. Кошмар, да? — …разве? — Я хорошо понимал, как такое могло быть. То же самое у меня было с Цукумоджуку. Заводить друзей я умел крайне плохо, поэтому тем, кто у меня был, я оказывался максимально предан. — …Не пойми неправильно, но мне кажется, со мной ты поступил точно так же. Но я переживаю, понимаешь? — сказала Пенелопа, и теперь я тоже был немного обеспокоен, а затем пару дней спустя поместье Джостаров посетила Дарлингтон Моторайз. Я не виделся с ней с того самого дня, как её сестра Кентон была убита. Последние два года заставили Дарлингтон вырасти из своего былого нежного и лёгкого нрава. Взамен ему пришла пугающая серьёзность. — Привет. Прости за нежданный визит, — вежливо сказала она. — Эмм, конечно… давно не виделись, — сказал я, с трудом подбирая слова. — Нам надо поговорить. У тебя есть минутка? — Да, наверное… нам стоит выйти наружу? Были выходные, и Пенелопа была дома. «Если они вдвоём увидят друг друга, возникнут неприятности», — подумал я. — Давай, — согласилась Дарлингтон. — Нам давно пора поговорить с глазу на глаз. Всё это время мы так ни разу и не увиделись. Мы вышли в буковый лес на заднем дворе, однако Дарлингтон так ничего и не сказала. Наконец я нарушил тишину. — Знаю, сейчас говорить это поздновато, но я был очень опечален, услышав о Кентон. Дарлингтон и глазом не повела. Ответа от неё совершенно не последовало. Она просто продолжила идти, поэтому больше я ничего не сказал. Мы уходили через проблёскивающий свет леса. Наконец Дарлингтон сказала: — Ты помнишь Уильяма Кардинала? ? Откуда я могу его помнить? — Прости, кого? — Моего парня. — А… атлета, который был очень умным и собрался стать врачом, хотя на самом деле хотел быть писателем. Дарлингтон казалась удивлённой тому, что я всё это помнил, однако она была удивлена не более чем я сам. — А у тебя хорошая память, — сказала она. — Похоже, тот случай потряс нас обоих, — сказал я с намерением скрыть неловкость, хотя по ощущениям это было неудобно близко к правде. — А? Тебя? — сказала Дарлингтон. Я её не винил. — Почему? — Ну, как я тогда сказал, мне показалось, что ты внезапно на меня напала. Я испугался. — Прости. Тогда я была просто маленькой смущённой девчонкой. Да и до сих пор такая. Мне она казалась уже гораздо взрослее. — Нет, у меня не было никаких причин так реагировать. Каждый имеет право высказывать своё мнение о любом романе и о любом человеке. — Но с моей стороны неправильно было говорить тебе то, что о тебе высказал другой человек. — ……… — С этим я не спорил. — Сейчас это не имеет значения. Я и подумать не мог, что поговорю с тобой снова. Даже не считая то, что случилось с Кентон. Но я рад тебя видеть. Спасибо, что пришла. — ...... — Так что там с мистером Кардиналом? — Он говорит, что перед тем, как стать врачом, он хочет поступить на военную службу. Хочет быть кадровым офицером. У него хорошо выходит мотивировать людей. Может, командир из него выйдет лучше, чем доктор. — Хм. И никаких романов? — В последнее время он об этом не говорил. — Но ты же всё ещё с ним встречаешься? — Встречаюсь. — Ох. — Это разочарованное выражение твоего лица говорит, что я сложила у тебя впечатление о нём как о плохом человеке. — Ну… может и так. — Так вот… не хочу, чтобы это показалось тебе очередным внезапным нападением, но я уже долго об этом думала. Ты не возражаешь? — А? ...нет, говори. — Уильяма вряд ли можно назвать идеальным человеком. Он бывает недалёким и скучным, и бестактным, но я думаю, что он намного лучше тебя. — Эм… знаешь, я не собираюсь доказывать, что он ничем не лучше и не нормальнее меня, но… — Послушай. Ты способен заставить всех девушек вокруг посмотреть на тебя. — А? О чём ты? — Не отрицай это. — Я правда не понимаю, о чём ты. — Тогда поразмысли. — А…? — Вот на что я хотела обратить внимание. Уже как два года. — А……? Прости. — Слишком быстро ты извиняешься. Ты даже не понимаешь, о чём я говорю. — Нет… — Что в тебе хуже всего, так это то, что ты даже не понимаешь, что делаешь, и что на самом деле не ищешь никакой романтики с девушками, которых цепляешь. У тебя для этого уже кто-то есть. Всегда был. — А………? Ох. Я знал, что это означало. Это означало, что я был жалок. Какое-то время мы молча шли по лесу. Затем же мы вернулись домой, а со ступеней над прихожей подобно грому донёсся голос Пенелопы. — Что эта девушка здесь забыла!? — Здравствуйте, мисс де ла Роза, — спокойно сказала Дарлингтон. Они уже явно были знакомы. — Твоя семья пытается ложно обвинить Джорджа в убийстве! Как ты смеешь приходить сюда!? — Именно об этом я и пришла поговорить. — Даже если теперь вы снимете обвинения, это не вернёт Джорджу потерянные два года! «А?» — подумал я. Ох, кажется, это вполне вероятно! Но прежде чем эта мысль подняла моё настроение, Дарлингтон помотала головой. — Боюсь, шансов на это нет. Правда, причина, по которой я пришла сюда, состоит в том, что мой отец нашёл новые улики, которые, судя по всему, вытянут судебный процесс из застоя. Джордж, думаю, тебе всё же стоит рассмотреть возможность сделки о признании вины. Неофициально, конечно. Признание вины? Что? — Ааааааа!? — взвопила Пенелопа. Мне удалось услышать лёгкий шорох, как будто вся мебель на веранде, все деревья на улице и сама земля надвигались на Дарлингтон. Чёрт. Пенелопа призывала своего клоуна запертой комнаты. — Что!? Ты предлагаешь Джорджу признать вину!? В обмен на меньший приговор? Чтоооо!? — Успокойтесь и подумайте, мисс де ла Роза. Это новое доказательство сдвинет дело в сторону обвинительного приговора. Это дело… все знают, что происходит оно лишь потому, что Бену Моторайзу хочется мести. Оно в полнейшем беспорядке. Все вовлечённые коверкают его как хотят. А как только моему отцу что-то взбредёт в голову, он доводит дело до самого конца. Он всегда добивается своего. И совсем недавно он нашёл важную часть головоломки, которая на этот раз завершит начатое. Судья… слушайте, это абсолютно негласно и всё такое, но почти всем уже известно, что он вне себя от радости этому новому доказательству. Если они признают Джорджа виновным, как думаете, будет ли откинута их история о том, как он готовил оружие и звал её на встречу? Абсолютный эгоизм этого мотива, сопровождённый тщательно проработанными шагами, на которые он, предположительно, пошёл ради сокрытия правды… ему дадут максимально возможный приговор. Ты, Джордж, пробудешь в тюрьме долго, очень долго. Но тогда я бы смог жить в тюрьме с Лизой Лизой. Такова была моя первая мысль, однако секунду спустя я осознал, насколько она была жалкой, и у меня закружилась голова. Я был уверен, что Лиза Лиза пойдёт со мной в тюрьму; не то, чтобы мне этого хотелось, но даже если б это и произошло, всё было бы не так уж и плохо, и понимание этого сделало меня готовым к принятию предложения. Вот насколько долбанутый у меня был мозг. Я был готов потратить жизнь Лизы Лизы на одно лишь скрашивание моего одиночества, чтобы убавить свой страх и успокоить тревогу. Я был не просто жалок; я даже не был мужчиной. Я был подонком. «Мне нельзя позволить себе попасть в тюрьму», — подумал я. Лиза Лиза обязательно пойдёт в неё со мной, и если ничего не изменится, у меня не получится сказать ей этого не делать. Пройдёт время, и в ловушке этого крошечного мира мне удастся убедить себя, что всё совсем не так плохо. Не заставляй защищать себя девушек. Сказала мне Дарлингтон. Эти слова должны были отпечататься у меня на самих костях. Я должен был добиться своей невиновности. — Дарлингтон, — сказал я, — что за новое доказательство? — ……… — Пожалуйста, только не говори мне, что реально веришь в то, что я действительно убил Кентон, — Я так её об этом и не спросил, и когда она не ответила, я занервничал. В тот день она встретилась со мной в доме Моторайзов… неужто та хронология событий показалась ей правдоподобной? Или новое доказательство было окончательным? Наконец она заговорила: — …она нашли двух свидетелей. Они дадут показания о том, что видели, как самолёт вылетает из твоего сада, и его же видели в саду нашем. И это не лжесвидетели, которых нанял мой отец, Джордж. На секунду у меня задрожали ноги. Их хронология была не более чем предположением. Теперь у них были доказательства, частично её подтверждающие. Это определённо повлияет на ход дела. — Откуда тебе знать, что они не лжесвидетели? С верхних ступенек закричала Пенелопа: — Прекрати, Джордж! Отойди от этой женщины! Стены прихожей вокруг Дарлингтон обрушились, и грязь поднялась около неё, образуя вокруг неё новые стены. Я подошёл к ней на шаг ближе, расположившись внутри стен. В момент, когда запертая комната была готова, казалось, что клоун вот-вот будет готов нас с Дарлингтон повесить. «Джордж! Выбирайся оттуда!» Я проигнорировал Пенелопу и продолжил наблюдать за Дарлингтон. — Потому что свидетели – это я, — сказала Дарлингтон, — и женщина на ступеньках. — ……! Что!? — Эта сумасшедшая дамочка молчала о том, что видела, потому что боялась навредить тебе. Как и я. Джордж, твой самолёт вылетел отсюда в 15.00 и приземлился около моего дома в 15.30. Я… и дама, которая с помощью какой-то загадочной силы строит вокруг нас стены из грязи… Мы будем вызваны для дачи показаний. Она может всё отрицать. Однако они уже нашли альтернативное доказательство. — Доказательство? Какое? — На пути с работы до дома она увидела, как летит самолёт, на котором ты никак не мог взлететь. Как думаешь, что она сделала? — ……… — Сделала запись, в которой тебя поздравила. «Джордж, поздравляю с первым полётом Звёздного Снайпера! Неужели дождь тебе не помеха? Обещай, что в следующий раз его покажешь». На рабочей записке. С напечатанным на ней логотипом Star Mark Trading. — ………! — я обернулся и, увидев на лице Пенелопы смесь гнева и паники, понял, что то, что сказала Дарлингтон, было правдой, и Пенелопа действительно видела, как улетал Звёздный снайпер, и что действительно не самолёт был разобран, а кто-то забрался на его борт и улетел отсюда. — Джордж, ты идиот! — Сытая по горло попытками заставить меня выйти из запертой комнаты, Пенелопа ушла с вершины ступеней, пробежала по коридору, и мы услышали, как захлопнулась дверь её комнаты. С её уходом грязевая комната перестала разрастаться - как раз перед тем, чтобы закрыться. — Невероятно, — сказала Дарлингтон. Я обернулся и увидел в стороне клоуна, сделанного из кусков нашего крыльца, держащего в руках верёвку из травы со двора и выглядящего так, будто он вот-вот собирался надеть эту петлю на шею Дарлингтон. — Прости, — сказал я. Но Дарлингтон не казалось напуганной. — Ты не испугалась? — Она бы не стала пытаться реально убить меня. Я не из тех, кто поддаётся угрозам. И я знаю ещё одного человека с такой же печальной силой. — ? ……ох……Стивен? Раны в виде крыльев. Однако Дарлингтон проигнорировала мой вопрос. — Ладно, лучше я пойду. Джордж, подумай о сделке. Серьёзно, ты мне ещё спасибо скажешь. — Она повернулась к стенам. — Мне их просто разрушить? — сказала она и толкнула её. Она рухнула около сделанною ею дыры, а затем все четыре стены развалились на кусочки, пока в прихожей не осталось ничего, кроме огромной дыры. — Пока. На этих словах Дарлингтон ушла, я пошёл наверх к Пенелопе. Она лежала на кровати и рыдала. Я не мог найти слов. Думая о том, что она скрывала последние два года и насколько это на ней отразилось, у меня никак не получалось выразить ей свою благодарность словами. И теперь, когда всё оказалось тщетно, и правда всплыла наружу, она рыдала, а я знал, что никак не смогу её утешить. Я никак не смогу взбодрить её такими пустыми словами, как «Всё будет хорошо». Я буду признан виновным. Пенелопа знала это, именно оттого и рыдала, и факт этого начал укладываться даже в моей дурной башке. От его тяжести я потерял дар речи. Я не был в курсе того, каким образом работали сделки о принятии вины, но нам, возможно, следовало бы над этим подумать. Возможно, нам следовало сосредоточить силы на получение укрощённого приговора. Однако я не убивал Кентон Моторайз. Неужели я должен был просто смириться с реальностью? Молча стоя на месте, я услышал позади себя голос. — Божечки, что здесь твориться? — Я обернулся и увидел стоящую в дверях маму. — Джордж, ты уже сдался? — ……а?...... Что…? — Ты умеешь водить машины и скоро, может, научишься летать на самолётах, но всё ли ты ещё ребёнок? Подумай. — Мм… но ситуация безнадёжна. — И? Ты сдался? — …что я ещё могу сделать? — Это твоя жизнь. Подумай сам. — ……… — Разве всё не уляжется, если я просто пойду на сделку? Как только в моей голове промелькнула самая мерзкая мысль из всех мыслей, что только могут быть, мама сказала: — Когда ты сдашься, повреждена будет не только твоя репутация. Репутация фамилии Джостаров, фамилии Пендлтонов, имени компании «Star Mark Traiding», имя Королевского автомобильного клуба, в который ты вступил, и имя любого, кто дружил с тобой или представлял тебя в обществе, будь то Джон Мур-Брабазон. И это не всё. Ты предашь чувства Пенелопы и мои чувства, предашь веру в тебя Лизы Лизы и предашь того детектива, с которым дружил, Цукумоджуку. Помимо всего прочего ты сделаешь больно Стивену и Дарлингтон Моторайзам. Неужели ничего из этого тебе не важно? — Всё важно! Всё-всё! — выпалил я. Она была права. Сдаться значило наплевать на последствия. Как я только мог считать, что оно того не стоило? Пенелопа перестала плакать и присела. Она глядела на меня, по её щекам текли слёзы. — Это важно, — сказал я. Но что я мог с этим поделать? Эту мысль я не озвучил. Мне нужно было подумать. Чёрт! Я слишком долго жил, полагаясь на всех остальных. Мой мозг так ничего и не придумал. Но ведь это был всего лишь ещё один путь к тому, чтобы сдаться. Думай! — Значит… я должен доказать свою невиновность, — Но я не мог просто сказать это и воплотить тем самым в жизнь. Никого не волновало, что я там себе считал. Как я мог взять и доказать, что невиновен? Было же совершенно очевидно, что я никогда бы её не убил. Я был в грёбаном Риме! Однако это был лишь очередной тупик. Позволь я себе застрять в этой точке, и я бы часами гонялся за собственным хвостом. Я доказал, что находился в Риме, и цепляться к этому факту значило лишь защищаться. Я должен был перейти в наступление. Снова объявить им борьбу. Но как? Отчёт полиции полностью состоял из лжи. Они пытались заставить всех поверить в ложь. Мы уже сделали с этим всё, что должны были. Но каким-то образом им удалось заставить всех проигнорировать наши слова. Повторяя одно и то же, мы ни к чему бы так и не пришли. Раз у них было новое доказательство, то и нам нужно было внести в дело что-то новое. Но что? В тот день была лишь одна правдивая версия моих действий. Но с этим аргументом мы не могли ничего добиться. Поэтому мне стоило подумать о чём-нибудь другом. Чём-нибудь не касающемся лично меня. Я ни о чём не мог думать… но причина, по которой я это делал, заключалась в том, что я думал, что был на то способен. То, о чём я думал, было наименьшим из того, на что я действительно мог сделать. Ведь таким я был жалким. Я мог сделать гораздо большее, но не делать этого было проще. Неужели я на самом деле думал, что ни на что не способен? В этом я сомневался, поэтому лучше мне было сосредоточиться на том, что мне стоит сделать, и выяснить, что от меня требуется для того, чтоб выбраться из этой пучины. Мне нужно было доказать, что я был к делу непричастен. Но как? — Найти настоящего убийцу, — сказал я. Только эти слова сорвались у меня с языка, и я задрожал как осиновый лист. Оххххххххх! Я почувствовал, как по моим бёдрам поднимается горячая вспышка. Столько времени я провёл с великолепным детективом Цукумоджуку. Когда мы с ним были рядом я ни разу не попытался разгадать что-либо самому, однако мне придётся имитировать то, что он делал. Я своими глазами видел то, как он это делал и как он размышлял над всеми теми загадками. Я смогу так же. Или не смогу? Нет. Я не мог иначе. От этого зависело всё, что вокруг меня было. — Правильно, — сказала мама. — Именно это и хотела сказать Дарлингтон. Разве ты не понимаешь? — Ах, — Ох. Вот почему для того, чтобы сказать это, она проделала весь этот путь. Ну конечно, никогда в жизни Дарлингтон не поверила бы, что это сделал я. Да и предлагать признать себя виновным взамен на облегчённый приговор было совсем не в её стиле. Я не из тех, кто поддаётся угрозам. Она сказала это потому, что по моему виду казалось, что я вот-вот окончательно сдамся. — В худшем случае я скажу всем, что это сделала я, вы только сделайте всё, что ваших силах, — сказала Пенелопа. — Ты не можешь, — рассержено сказала мама. Пенелопа уставилась на неё в ответ. — Я серьёзно. «Господи», — подумал я. Насколько ж я был жалок, если девушка из-за меня должна была говорить нечто подобное? Всё мою жизнь меня спасали девушки. Я должен был сделать это сам. — Клянусь, я найду настоящего убийцу. — Я помогу, — сказала Пенелопа, взволнованно вскочив на ноги. Сначала я немного поколебался, вспомнив фразу Дарлингтон Не заставляй защищать себя девушек. Но затем я вспомнил, что сказала Лиза Лиза, и позволил ей помочь. Когда ты находишь людей, на которых можешь положиться, ты и сам становишься сильнее. Можно ли на них действительно положиться или нет – это уже не так важно. Когда ты ведёшь себя правильным образом, люди начинают тебе верить, пытаться тебе помочь. Чем больше вокруг тебя таких людей, тем большего ты можешь достичь. Вместо того чтобы давать им делать ради вас всю работу, нужно лишь сделать наибольшее, что можешь сам, и люди естественным образом потянуться к тебе с помощью. Пенелопа уговорила маму отпустить её с работы, чтобы она могла сосредоточиться на помощи моему делу. Так как во мне наконец то проснулся интерес, она рассказала мне, что в течение двух последних лет расследовала дело Кентон. Она не только закрепляла подробности, которые понадобятся для дела, но ещё и преследовала действия убийцы. Так как Дарлингтон слила нам информацию (предположительно, замаскировав её как угрозу), теперь она знала, что Звёздный снайпер отправился в поместье Моторайзов после того, как покинул место нашего нахождения. Его не разобрали для транспортировки. Его перенос в виде воздушного змея привлёк бы внимание, да и ветра были слишком сильными. Из этого следует, что во время полёта внутри него кто-то должен был быть. Но кто мог быть на это способен? Я видел твой самолёт. Он был хорошо сбалансирован. На нём уже почти можно было летать, сказал Стивен, когда приходил навестить меня. Он мог летать, но точно не выдерживать вес взрослого человека. Так это был ребёнок? Я поразмыслил и вспомнил, как Фарадей описал Цукумоджуку. Он выглядел как мальчик, из средней или начальной школы. Придя к этой мысли, я вспомнил, что Цукумоджуку парил в воздухе. Что, если это он летел в Звёздном снайпере? Он был детективом и в чём бы он ни пробовал свои силы, он осваивал это так, будто занимался этим годами. Научиться летать на планере он мог моментально. Да уж. Он пришёл со мной увидеться. Или… погодите. Он сказал, что пришёл за мной, и пришёл он именно туда где я был, но ведь прибыл он из будущего через 107 лет… если он пришёл увидеть меня из такого далёка, мог ли он попасть именно туда, где я находился, в поместье Моторайзов? Нет, конечно же, Цукумоджуку не убивал Кентон Моторайз. Однако самолёт был найден на утёсе. Так что, быть может… Быть может он, переместив меня в Рим к Лизе Лизе, не сразу исчез, а снова забрался на борт Звёздного снайпера. И полетел к скалам. Где обнаружил труп Кентон. Во время дождя на безлюдном утёсе. Не имея возможности лично сообщить о том, что увидел, он сделал из моего самолёта воздушный змей, дабы убедиться, что в скором времени её найдут. Что и сделал Стивен. Хмм, в этом определённо был смысл. Иначе говоря, тот, кто убил Кентон, и тот, кто переместил самолёт, были разными людьми. Забудь о самолёте. Моей целью должно быть само убийство. И снова мы начали с особняка Джостаров. Следуя за перемещением ножа с джостарским гербом. Предполагалось, что он прошёл этот путь вместе с самолётом, и это только путало дело, но теперь я предположил, что переместился он от него отдельно. — Мы же уверены, что нож был похищен в день убийства? — спросил я. Пенелопа кивнула. — Это подтверждено. Он был украден, пока наша экономка была на обеденном перерыве. Полиция осмотрела его – это был старый нож, который регулярно оттачивали в течении многих лет, и блеск лезвия вместе с небольшими метками на нём подтвердили, что он принадлежал нам. Н-да. Если и была какая-либо вероятность того, что пропал он ранее и этого просто не заметили, то это значило бы, что начальная и конечная точка у него и самолёта были различны. Но если это была правда, то о нет. Это означало, что Цукумоджуку и убийца, пытавшийся подставить меня в убийстве Кентон, были в нашем поместье одновременно. Эта мысль кое о чём мне напомнила. Ты сейчас, случаем, не в какой-нибудь опасности? Сказал мне Цукумоджуку. Как оказалось, его предположение было верным. Я был в опасности. Его мистическая сила почуяла это и перенесла его ко мне, а меня самого отправила в Рим. И благодаря этому план убийцы был сорван как минимум на последние два года. Если бы после беседы с Дарлингтон я бы просто отправился домой, я был бы окончательно пойман в его ловушку и не задумываясь брошен в тюрьму. Кто-то решил от меня избавиться. Чёрт. Эта мысль была жуткой. Я должен был найти этого человека как можно скорее. Каким образом был украден нож? От моего дома было полтора часа пешком до места преступления. Если он планировал совершить убийство, то для начала он бы убедился, что она покинула ворота школы, однако времени для этого не было. Она вышла из школы в 15.30. Убита она была как минимум в 16.10. В течение тех сорока минут произошло убийство, а Цукумоджуку, обнаружив тело, привязал к нему в виде воздушного змея планер, после чего его увидел Стивен и побежал к нему. Хмм. Что-то в этом казалось неверным. По чистому ли совпадению Цукумоджуку нашёл её тело? Он был детективом. Для полёта на утёс у него должна была быть причина. Было ли у него это в планах ещё при нашей встрече в поместье Моторайзов? Или он принял это решение после того, как отправил меня в Рим? Если он что-то знал, почему не сказал мне? И тогда бы он не спрашивал, в опасности ли я! Он был бы более конкретным. Что-то случилось уже после моего исчезновения. В доме Моторайзов было скрыто что-то, что навлекло его на подозрения об убийстве Кентон. …однако то был первый и последний раз, кода я заходил в основное здание, и я понятия не имел, что это могло быть. «С другой стороны, для Цукумоджуку это тоже было так», — подумал я. Продолжай думать. Вернись к ножу. Идти за ножом после того, как Кентон вышла из школы, было слишком поздно, следовательно, сначала убийца пришёл за ножом и только затем пошёл убивать Кентон на утёсе, а значит, он заранее знал, куда она пойдёт в тот день. Кто вообще мог предположить, что Кентон в ливень пойдёт к утёсу? Судя по всему, Кентон сказала Стивену, что собирается встретиться со мной, но кто наврал ей о том, что встретиться с ней хочу я? Это, должно быть, был убийца, однако тогда он должен быть кем-то тем, кого я мог бы попросить передать ей сообщение. Людей, знавших о том, что мы с Кентон были близки, и спокойно бы воспринявших то, что мы собирались встретиться на утёсе, было крайне мало. И все эти люди так же были близки с Кентон. «Или, — подумал я, — что если о встрече со мной соврала сама Кентон». Я сомневался, что у Кентон был какой-то парень, но если и был, то знал ли бы я об этом? Нет, я и представить не мог, чтобы её на утёс звал какой-то тайный парень. Для Кентон этот утёс был местом для нашей троицы. Я снова зашёл в тупик, поэтому вернулся к ножу. Я всё ещё не мог составить у себя в голове полную картину событий. Может, были какие-нибудь ещё улики? — Пенелопа, насчёт ножа… они не нашли чего-нибудь ещё, что указывает на убийцу? — Как только я задал вопрос, у меня промелькнула идея. — Следы, например? — В тот день шёл дождь, поэтому, вероятно, когда он входил дом, за ним должны были остаться следы. Однако Пенелопа помотала головой. — Нет. И полиция, и я смотрели… но было кое-что странное. По всему коридору, начиная от открытого окна и до самой кухни, мы обнаружили капли дождевой воды. Но никаких следов. Как будто он парил в воздухе. Это снова натолкнуло меня на мысли о Цукумоджуку, но нет, нет, он не был никак причастен к убийству Кентон. — Я вспомнила, в и около твоего навеса не было ничьих следов кроме твоих. Это одна из причин, по которым они тебя заподозрили. Ах, это потому, что Цукумоджуку парил… снова он. Он мог бы сделать это, и это позволило бы избежать абсурдного совпадения, по которому два человека по разным мотивам пересеклись в одно время в одном месте. Но были ли какие-либо ещё варианты, кроме того, что нож забрал Цукумоджуку? Я не представлял себе, чтобы на самом деле Кентон убил Цукумоджуку, но, учитывая, что для встречи со мной он прошёл путь через время, неужели не было сомнений, что он взял нож из моего дома? Чтобы защититься? Нет, такого не могло быть. Цукумоджуку догадался, что я в опасности. Быть может, он взял оружие, чтобы защитить меня. Что произошло затем? Он прилетел на Звёздном снайпере в поместье Моторайзов. Но я был в порядке. Нож ему не пригодился, и он вышел из дома, забрался на Звёздный снайпер, и пока летел, обнаружил Кентон. Она была мертва. Сам он не мог передать о своей находке, поэтому он сделал из Звёздного снайпера воздушный змей, чтобы позвать людей, и оставил нож, прекрасно осознавая, что его ошибочно примут за орудие убийства? Чисто гипотетически я решил пойти дальше. Неужели нельзя было и предположить, что Кентон убил Цукумоджуку? Что, если Кентон и была той опасностью, о которой он упоминал? Нет, нет, невозможно. Кентон была мне другом. А даже если и не была, то она была не из тех девушек, которые способны причинить кому-либо зло. Никогда в жизни. Однако это означало, что Цукумоджуку тоже не брал нож. А значит, перемещения ножа снова становились загадкой. Из-за того, что я только и делал, что сидел и думал в тишине, Пенелопа спросила: — Джордж, ты закончил со следами? — А, да. Извини, я просто думал о том, зачем Кентон пошла на утёс. — О, я изучила этот вопрос, но ничего примечательного не выяснилось. Я опросила учеников её школы. Однако все её одноклассники сказали, что ничего необычного в тот день не было. В первую очередь все они сказали, что Кентон Моторайз была немного странноватой; она никогда ни с кем не разговаривала, и даже не смотря на то, что она была известна и привлекательна, парни практически перестали куда-либо звать её. В тот день они не заметили ничего необычного… хотя дети, с которыми я говорила, кое-чем были немного удивлены. Школа делала опрос о планах на будущее, и она сказала, что по окончании школы надеется получить работу. У неё уже, мол, есть титул, зачем ей работа? «Хмм», — подумал я. Я думал, она будет жить в поместье Моторайзов, летая на самолётах со Стивеном. Но времена менялись, и, может быть, у Кентон были более амбициозные мысли? — В любом случае, утёс – слишком безлюдное место, для того чтобы кто-то её туда позвал, да и к тому же он слишком далеко. Пойдёт ли любая девушка в такое место одна? В конечном итоге её убили, но я не представляю, чтобы она могла согласиться на встречу с кем-то, зная, что он может её там убить, — сказал я. Пенелопа категорически со мной согласилась. — Да! В точку! — Агггххх, я не знаю! Я не могу найти причин для того, чтобы Кентон пошла туда! — простонал я. — Тогда почему бы нам не пойти? — предложила Пенелопа. — ? Куда? — К утёсу. Мы просто сидим здесь и размышляем, но, может, нам стоит начать с того, чтобы увидеть место преступления? Я точно помнил, что Цукумоджуку говорил ровно то же самое, однако эта мысль от меня ускользнула. Два года я не был на этом утёсе. Здесь столько воспоминаний. Этот утёс никак не принадлежал Моторайзам. Но я поймал себя на том, что оглядываюсь через плечо, будто в любую минуту здесь может появиться Стивен. Склон ниже утёса был пологим; внизу рос небольшой лес, и за ним я увидел крышу поместья Моторайзов. Стивена здесь не было, я знал. Он покинул дом и работает где-то во Франции. — Здесь было найдено тело Кентон, — сказала Пенелопа, указывая на большой валун. Канат был привязан от него к Звёздному снайперу и телу Кентон. Я узнал этот валун; трудно было поверить, что здесь произошло нечто настолько ужасающее. Но именно здесь Стивен нашёл её тело. Кентон нанесли двадцать три удара ножом в лицо и тело и привязали её к этому валуну, расположив так, чтобы она смотрела вниз на дом Моторайзов. Когда Стивен нашёл её, она была ещё теплой; прошло немного времени с её убийства. Проанализировав это, я снова почувствовал, как что-то затронуло мои мысли. Прямо как когда тогда дома, когда я сидел и размышлял с Пенелопой. Что-то было не так. Что-то не давало мне покоя. Что? Где? Когда? Цукумоджуку прилетел сюда на Звёздном снайпере, увидел её тело и привязал к нему планер, чтобы подать сигнал. Стивен его увидел и пригнал сюда свою лошадь. Куда-то сюда. Но что во всём этом меня беспокоило? Лошадь Стивена. Стивен, чтобы найти её, примчался сюда на лошади. Он мог начать путь на лошади… я оглянулся на склон. На пути от дома по склону Стивену была видна вершина утёса, и он мог увидеть её тело задолго до того, как досюда добрался. Склон был пологим начиная от самого их дома. С самолётом в качестве ориентира даже в дождь он всё равно бы увидел её, как только вышел бы из леса. Но если он видел лежащую там Кентон, почему у него не выросли крылья? Они выросли. Они всегда вырастали тогда, когда он спешил спасти кого-нибудь. Он бы не потратил пять или десять минут на поездку по склону, когда мог в один мах оказаться рядом с сестрой. Конечно нет. Они бы у него выросли, если бы нужны были ему. Стивен не упоминал этого конкретно, ведь это была незначительная деталь. Не важная. Или же нет? Он поговорил со мной лицом к лицу, но ничего не сказал о крыльях. Разве это не странно? Я ещё немного поразмышлял над этим. И затем меня поразило. Цукумоджуку не один мог парить над землёй. Стивен Моторайз мог точно так же улететь на моём самолёте. О чём я думал? Кентон была сестрой Стивена. Они были очень близки. И они были моими друзьями. Однако в моей голове продолжали кипеть мысли. Если Стивен убил Кентон и пытался подставить в этом меня, то всё вставало на свои места. Я сказал ему, куда отправляюсь, и со своими крыльями он мог добраться до моего дома и обратно в считанные минуты. Прилететь ко мне домой и украсть нож. Он мог убить Кентон где угодно. А затем положить её на вершине утёса, приземлить самолёт около поместья Моторайзов, чтобы проследить за моими шагами, и затем отнести его на вершину утёса, привязать его к ней и подлететь вверх, чтобы найти её первым. И в конце вызвать полицию. Несмотря на аккуратно проработанное убийство Кентон в то время, в которое у меня были бы проблемы с установлением алиби, он сыграл трагическую роль брата умершей сестры и пришёл навестить меня в тюрьме лишь спустя шесть дней после того, как я загремел в неё, через десять дней после её смерти, но не из-за того, что горевал, а потому, что ему нужно было дождаться, когда его спина заживёт и крылья исчезнут. Я тебе верю. Ты бы ни за что не убил Кентон. Неужели он лгал мне в лицо? Никак нет. Я даже помотал головой, хотя на меня смотрела Пенелопа. Пока что я не мог рассказать ей это. Стивен никогда бы такого не совершил. Я продолжал повторять это, пока не вспомнил кое-что ещё. Я знаю ещё одного человека с такой же печальной силой. Когда Дарлингтон сказала мне это, был ли это намёк? Печальной силой? «В этом был смысл», — подумал я. Вот почему Бен Моторайз был так одержим повесить вину на меня. Он защищал своего сына. Или, как минимум, репутацию своей фамилии. Причина, по которой он позволил сыну благородного происхождения работать во Франции, заключалась в том, что он хотел отдалить его от всего этого, пока всё не уляжется. Это также объясняло, отчего последние два года сделали Дарлингтон такой пугающей и серьёзной. Это была серьёзность девушки, внезапно ввергнутой в клубок вопросов своей семьи, и отточенная напряжённость человека, боровшегося всё это время со своим семейным секретом. Охх, Стивен Моторайз! Неужели это правда? Что произошло!? Зачем тебе было убивать Кентон? Вы были так дружны! До того, как я встретил их, они вместе летали на самолётах, смеялись и радовались! Я посмотрел на небо и вспомнил. Дети, с которыми я говорила, кое-чем были немного удивлены. Школа делала опрос о планах на будущее, и она сказала, что по окончании школы надеется получить работу. У неё уже, мол, есть титул, зачем ей работа? Вот оно. Отец Кентон никогда бы ей этого не позволил. Она хотела свободы и готова была на всё, чтобы сбежать от него. Но покинуть отца значило покинуть дом. И вместе с тем оставить Стивена. Это был достаточный мотив для убийства. «Но», — подумал я… Зачем было подставлять в убийстве меня? У него была на меня какая-то обида? Я не понимаю! Я просто не понимаю! Я сделал несколько шатких шагов к краю утёса, и Пенелопа обхватила меня руками. — Осторожно! Ещё три шага вперёд, и я бы упал. И Стивена, готового поймать меня, здесь больше не было. — Это напоминает мне, — сказала Пенелопа, — Гарриет Моторайз, её мать, которая сбросилась с этих же утёсов. — Стивен ни за что бы не отпустил Кентон. Но Кентон сказала, что лучше умереть, чем всю жизнь быть запертой в клетке. Она бросилась сюда, чтобы его измучить, — сказала Дарлингтон. Через три дня после моего первого за два года похода к скалам, ни я, ни Дарлингтон больше не вспоминали о сделке. — Меня там не было, но я знаю, что случилось. Впервые у Стивена выросли крылья в тот день, когда он не смог спасти нашу мать. Кентон знала это так же, как и я. И сказала ему, что будет бросаться со скал снова и снова, пока тоже не погибнет. Стивен не смог это выдержать. Не из-за печали от вида того, как она снова и снова пытается убить себя. А из-за боли от крыльев, вырывающихся из его спины каждый раз, как она эта делала. Ты же их видел, Джордж? Крылья Стивена. Огромные болезненные раны. Боль, которую он испытывал каждый раз, как они открывались, должна была быть невообразима. Но каждый раз Стивен улыбался и вёл себя так, будто ничего не было. Хотя на деле совсем иначе. Крылья из плоти и костей вырывались из его спины. Кентон знала, как они болят, но продолжала давить на него, пока он не взорвался. Весь гнев, который он сдерживал все те годы. Он осознал, что она знала, как ему больно, и продолжала подвергать себя опасности, злоупотребляя им и деля всё, что ей хотелось, что она над ним издевалась. Они оба изливали свой стресс друг на друге. Кентон всё время злилась. Стивен терпел боль, делая вид, что не злится. Они не могли продолжать так бесконечно. И оба они идеально поняли друг друга. Может, Кентон и была убита, но также это можно трактовать как самоубийство. Я уверена, она сбросилась со скалы, поэтому это от начала и до конца было самоубийство. Но я думаю, что так они освободились. Освободились от конфликта своих эмоций. — Но у тебя нет доказательств, — сказала Дарлингтон, поставив чашку с чаем на блюдце. Да, их не было. — Ты же не будешь свидетельствовать в мою пользу? — Конечно нет. Я – Дарлингтон Моторайз. Мне нужно защищать слишком много всего. Ты же Джостар. Ты понимаешь. Я? Когда я не ответил, Дарлингтон улыбнулась. — Ты дружил с Кентон и Стивеном, но всегда был счастливее их. Ты – единственный наследник Джостаров. Как ты можешь быть таким беззаботным? Ты таким и родился? Хммм. — Или это из-за того, что ты вырос на испанской земле? Частично, может, из-за этого, но… — Или потому что ты знал кого-то другого, кто позаботится о семье Джостаров вместо тебя? Это было ближе всего к истине. Мы перевезли Джонатана Джостара из Ла-Пальмы в подвал здесь, в Англии. Он не был мёртв, и это могло частично повлиять на то, как я думал. Будто однажды его день наступить снова, а я был лишь временной заменой. Впервые в жизни осознанно задумался об этом. — Если вы продолжите обвинять меня, я найду Стивена и заставлю его сознаться, — сказал я. — Скажи своему отцу. Может, мне нельзя покидать страну, но я готов пойти на всё. Дарлингтон посмотрела прямо в мои глаза. — А у тебя кишка не так тонка, как я думала. Да. Я был грёбаным сыном Джостаров. Я был пареньком-водителем, выстрелившим на второе место в Королевском, мать его, клубе. — Я скажу ему, — сказала Дарлингтон. — Но теперь в этом замешано много людей, и остановить всё будет не так просто. Самое сложное для человека – понять, как опустить кулак, когда уже поднял его. Мне было всё равно, сколько это займёт времени. Раз мы собирались создавать самолёты, мне нужно было проделать много работы и многому научиться. Когда я впервые за два года покинул поместье Моторайзов, я во второй раз поблагодарил Фарадея за чай. Я понятия не имел, что он обо мне думал и как много он знал, однако он пристально всмотрелся в меня с мягким выражением лица, которое едва не переросло в улыбку, и сказал: — Думаю, сегодня вечером будет дождь, так что поспешите домой, мистер Джостар. Это натолкнуло меня на воспоминания. — Мм, два года назад, тот мальчик, который меня спрашивал… вам не довелось увидеть его ноги? На секунду он замолчал, затем сказал: — …нет. По правде сказать, я всеми силами старался не думать об этом госте. — ? Почему? — Я нахожу его довольно зловещим. — …думаю, я вас понимаю, но… — А как он вам, мистер Джостар? — А? Он был моим другом, мальчиком из Японии. Ничего необычного, — Кроме того факта, что он летал. — Ясно… — сказал Фарадей. — Мне он показался испанцем. Ужасным безглазым испанцем. — Хмм? Глаза у него были… погодите, испанцем? Не просто мальчиком, говорящим по-испански? — Да. На нём была натянута шляпа, которая скрывала его лицо, и ещё на месте глаз у него были тёмные ямы. Кожа у него была смуглая, как у любого испанца. Ему было что-то около двенадцати-тринадцати лет. Я ни разу в жизни не видел японцев, но он определённо не был азиатом. Вспоминая это, сейчас мне кажется, что это был какой-то дьявол в виде ребёнка. Когда я услышал о том, что вы исчезли и нашлись в подземелье Рима, я понял, что тот дьявол сотворил что-то с вами, и для меня всё сразу стало понятно. О чём он говорил? По его виду вряд ли это был старческий маразм. Что он увидел в тот дождливый вечер? Год спустя я был оправдан от всех подозрений в убийстве Кентон и с гордо поднятой головой присоединился к Королевскому автомобильному клубу. Через год Джон стал первым человеком, официально совершившим полёт на самолёте над островом Шеппи, и спустя ещё год в 1910 году Чарльз Роллс погиб в авиакатастрофе, из-за чего Джон больше на них летал. Однако других летающих осталось много, и в их числе был я. А потом задули дурные ветра. Дурак ты, Джордж. Следующая война обещает быть в разы масштабнее, чем все, что были прежде. Поля боя, солдаты и ружья. Как и сказал Джон Мур-Брабазон, Великая война пришла… а с ней и другие беды.

Примечания

— В романе описывается видение Джорджем русско-японской войны, ведённой за контроль над Жёлтым морем, Маньчжурией и Кореей, однако в результате неё победа осталась за Японией. — Джон Мур-Брабазон — реальная историческая личность, британский авиатор и политик, министр транспорта и авиационной промышленности Великобритании. — Чарльз Роллс — британский авиатор, автогонщик и предприниматель. Совместно с Генри Ройсом основал автокомпанию Rolls-Roys. — Королевский автомобильный клуб — частный британский клуб автомобилистов, основанный в 1897 году и существующий по сей день.