«Слоновая кость из чёрного дерева; небо действительно плачет. Слоновая кость из чёрного дерева; ветер превращается в ножи. Слоновая кость из чёрного дерева; гремит гром. Слоновая кость из чёрного дерева; песня морского шторма.
Сердце Гермионы угрожало выскочить в любой момент. Их преследователи, наконец, прекратили атаку, сосредотачивая все силы на освещении в кромешной темноте. Время от времени облака извергались молнией, поджигая тёмные волны. Гермиона сначала видела её вдалеке, но чем дольше Беллатрикс и её фамильяр пели, тем ближе и сильней становились молнии.Море внизу, сокруши небо над нами. Пусть ветер поднимет волны. Разорви эти земли вместе с приливом. Заставь молнию целовать океан. Забери эти жизни в себя, Пусть вода станет их концом. Море, омойся же кровью».
— Нет! — взвизгнула девушка. Она почувствовала опасность ещё до того, как увидела. Сквозь гром и барабанный бой дракона Гермиона могла слышать, как нарастает рёв океана; поток воды преодолел любой возможный рубеж, и это пугало. Тёмные облака кружились в каком-то бешеном яростном танце, и на какое-то мгновение Корвус потерял управление, но вскоре снова приобрёл свою былую силу, продолжая крыльями разрушать волны. Остальным же повезло несколько меньше. Конечно, их метлы были новыми и весьма надёжными, но не непобедимыми. Гермионе оставалось лишь с ужасом наблюдать за друзьями, которые подобны куколкам, что с отчаянием пытаются держаться на своём месте. Многие из их преследователей спрятали палочки, чтобы обрести полный контроль над своей метлой и выжить. И, скорее всего, главная опасность заключалась даже не в ветре. Потенциальная опасность появилась совершенно внезапно. Сначала послышался звук, а после воздух заполнил треск электричества. Девушка растерянно перевела взгляд на свои волосы, которые невольно начали подниматься вверх. Каштановые пряди ласково подчинялись электричеству, образуя своеобразную змеиную голову вокруг Гермионы. То же самое произошло и с Беллатрикс, и с аврорами на хвосте. Какая-то часть девушки хотела рассмеяться над этой глупой ситуацией, но любой намёк на веселье был окончательно смыт, когда едва видимый свет начал пробиваться сквозь тьму океана. Она прищурилась, силясь разглядеть, что это такое. — Нет. Это же не… И мир вокруг вновь взорвался искрами хаоса. Тёмные воды преобразились, окрашиваясь цветными пятнами света. И именно в этот момент океан стал таким же опасным, как и небо. Мощный слой обсидиановой воды хлопнул, словно величественный вулкан, извергая всю свою злость на людей. Волна, гораздо больше и сильней, чем та, что едва не убила её на острове, вырвалась на свободу. Волны были смертоносными — молнии, бьющие по волне, делали эту ситуацию ещё хуже. Теперь тени остались обнажены и уязвимы, пока треск неограниченного электричества в воздухе походил на предсмертный крик тысячи птиц. В ушах неприятно зазвенело, глаза начало щипать от слёз, и сейчас Гермиона отдала бы всё, что угодно, чтобы облегчить внутреннее возбуждение. Живоглот, видимо, тоже заметил эту перемену, завывая в нескрываемой агонии. Девушка прижала его к своему мокрому свитеру, пытаясь заглушить пугающие звуки вокруг. Свирепые волны суетливо наступали им на пятки, и Гермиона с ужасом наблюдала, как в воде проносятся тысячи мертвых морских существ, образующие свое личное кладбище. На эти обугленные и наэлектризованные туши, жалко крутящиеся в водовороте хаоса, было страшно смотреть. Но самое главное понимание состояло в том, что Гермиона, наконец, догадалась, что задумала Беллатрикс. Теперь девушка ясно понимала, почему их насильно окружил мех Корвуса. Существо, дышащее молниями, без сомнения, должен иметь какую-то защиту от своих же способностей. И именно этот мех лишал их возможности быть заживо сожжёнными. Беллатрикс практически пылала готовностью поджарить всех присутствующих, отдавая их тела на милость морю. И Гермионе оставалось лишь беспомощно наблюдать за этим представлением. — Нет, — судорожно выдохнула девушка. — Нет. Нет, Беллатрикс, — ещё громче крикнула она. — Беллатрикс, пожалуйста! Хватит. Ты же обещала, обещала отпустить их! Однако, женщина предпочла сделать вид, что не слышала этого, восторженно продолжая наблюдать за огромной волной, которая кровожадно надвигалась к её друзьям. Гермиона не могла расслышать, что говорит Кингсли, но, без сомнения, он кричал об отступлении. Девушка наблюдала, как один за другим авроры начали отступать, вскоре полностью исчезая из виду. Толпа заметно начала редеть. Двадцать человек сменилось четырнадцатью. После десятью. В конце концов, осталось семь. Её сердце упорно отказывалось биться дальше, когда она увидела, кто именно остался там. Кингсли. Профессор Макгонагалл. Рон. Гарри. Джинни. Невилл и Луна. Словно стая мстительных валькирий, группа волшебников осталась на своих позициях. Было видно, что Министр всё ещё пытается убедить оставшихся отступить, но эта идея изначально была провальной. — Остановитесь. Пожалуйста, остановитесь, — беззвучно молила Гермиона, надеясь, что они всё же отступят. И сейчас её глаза слезились не только из-за шторма. Конечно, Гермиона понимала, что ей срочно необходимо было что-то предпринять. Она начала изо всех сил дёргать свои путы, не гнушаясь прибегать к помощи Живоглота и его когтей, чтобы вырваться. Однако, существу было всё равно. В душе появился неприятный осадок бессилия. Девушка была готова отдать всё, что угодно, чтобы сейчас иметь свои способности сирены. Хватило бы одного слова, чтобы остановить это безумие. Хватило бы одного слова, чтобы Беллатрикс услышала её, хочет она этого или нет. Тогда всё было бы заметно проще. Гермиона не могла. Беллатрикс оказалась всё же права в том, что сказала чуть ранее. Она действительно ненавидела этот ошейник больше, чем своего мучителя. Это подавление лишало её того, с чем она прожила все эти годы — то, что фактически являлось неотъемлемой частью её тела, её души. Сирена внутри неё жалко увядала под подавлением; магия без палочек была слишком слаба и ненадёжна. Беспомощность. Именно это слово подходило лучше всего, чтобы описать чувства Гермионы, но в то же время она понимала, что это не так. И одного взгляда на всю эту ситуацию хватило, чтобы она напомнила себе, что она может многое. Конечно, это было опасно и могло серьёзно угрожать её жизни, однако, учитывая нынешнюю ситуацию, девушка понимала, что у неё просто-напросто не было выбора. Наконец, решившись, Гермиона почувствовала пламя внутри себя — она вытянула левую руку, безотрывно смотря прямо перед собой. Другой же рукой девушка крепко держала Живоглота, который измученно смотрел на хозяйку. — Спокойно. Спокойно, — прошептала себе Гермиона. — Три. Два. Один. Диффиндо! — она надеялась, что прочная хватка меха уменьшиться, но теперь ей стало окончательно ясно, что его сила и способности были много больше, чем девушка изначально предполагала. Но даже это не уменьшило её решимости. Гермиона, ведя внутреннюю борьбу с болью и усталостью, снова начала атаку. — Диффиндо! Первая попытка. Вторая. Третья… Четвертая попытка всё же оказалась удачной. Из-за постоянного раздражения в одном месте — возможно, даже боли — Корвус издал сердитый рёв, ослабляя хватку и возвращая свой мех обратно. Гермиона, наконец, добилась свободы, но дорогой ценой. Теперь её ничего не удерживало, и электричество, наполняющее весь воздух, свободно впилось в её тело. Конечно, это было не так больно, как девушка думала, но эта перемена была заметна. Кроме того, освободившись, Гермиона почувствовала, что теперь её ничего не спасёт от полёта в пропасть под ними. И когда Корвус сделал резкий выпад вперёд, ветер стремительным потоком захватил девушку, вынуждая отлететь назад. Прямо туда, куда ей и требовалось. Гермиона болезненно врезалась в спину Беллатрикс, вынуждая женщину неустойчиво покачнуться. Она резко обернулась, растерянно наблюдая за причиной столкновения. Встретившись взглядом с Гермионой, женщина рассерженно сузила глаза, прекращая пение. — Идиотка! Что ты делаешь? — угрожающе прорычала Беллатрикс. Отвлекающий манёвр девушки сработал, и волны медленно начали успокаиваться. — Останавливаю тебя! Ты собиралась убить их! — в тон ей ответила Гермиона. Она практически цеплялась за тело женщины, неуверенно подтягиваясь, чтобы подняться на ноги. Сейчас девушка ненавидела себя за то, что находится так близко к Беллатрикс, но в данный момент это было единственное, что спасало её от неминуемой смерти. Она и Живоглот, скорее всего, улетят в море, и учитывая, что сил у неё осталось немного, Гермиона не знала, переживут ли они это падение. — Ты должна их отпустить. Ты не можешь их убить. Пожалуйста, — последнее слово слетело с её губ, обжигая, словно кислота. Девушка надеялась, что Беллатрикс уступит, видя, что она действительно умоляет её. Сейчас она не могла видеть её лицо, но Гермиона точно слышала и чувствовала каждое слово, произнесённое этой женщиной. — Я могу делать всё, что мне захочется, Грязнокровка. И даже не вздумай что-то приказывать, — следующие слова были сказаны так тихо, что девушка едва не упустила их. — У тебя больше нет ничего, что могло бы остановить меня. Было что-то странное и непривычное в том, как Беллатрикс сказала это. Будто в этом было что-то более глубокое, чем могло показаться на первый взгляд. Гермиона обязательно вернётся к этому, но позже. Всем было совершенно ясно, что Беллатрикс плевать на её слова и мольбы. Это было не ново. Она всегда реагировала лишь на действия, которые так или иначе ставили её жизнь под угрозу. Отлично. Они уже и так зашли слишком далеко, и теперь было бы глупо сдаваться и пасовать. Рискнуть своей жизнью, чтобы получить необходимое? Да. Гермиона просто не могла иначе, когда семь её друзей и близких делали то же самое ради неё. Конечно, было бы ещё тысячу причин, которыми она могла бы оправдать своё внутреннее безумие, но она понимала, что виной тому была Беллатрикс. Так что Гермиона продолжала карабкаться по женщине, пока, наконец, не оказалась лицом к лицу со своим похитителем. Девушка уверенно посмотрела в тёмные глаза, ни разу не моргнув, произнося следующие слова: — Ты права, — она невольно смутилась, понимая, что сейчас шепчет прямо в ухо Беллатрикс, но девушка упорно повторяла себе, что виной тому шум шторма. — У меня нет никакой власти над тобой. Её отняли. Женщина победно ухмыльнулась, но Гермиона продолжила. — У меня отняли волшебную палочку. У меня больше нет сил, чтобы бороться с тобой. Любая связь с сиреной внутри меня ограничивается криками и болезненным царапаньем в моём сознании. У меня действительно больше ничего нет… однако, есть одна вещь, которая никогда тебе не принадлежала. То, что никогда по-настоящему не станет твоей, — Гермиона вымученно ухмыльнулась, продолжая. — Контроль. Самодовольное выражение лица Беллатрикс сменилось искренним недоумением. — И какое отношение это имеет к тому, что я должна сделать по-твоему, девочка? Гермиона грустно улыбнулась, безотрывно смотря в чужие глаза. — Я ненавижу тебя, Беллатрикс. Даже больше, чем ты можешь вообразить. Я сбилась со счёту, сколько раз я желала твоей смерти. — О, это чувство взаимно, поверь, — недовольно прошипела женщина. — И всё же ты жива, — просто ответила Гермиона. — Как и я. Теперь ты не можешь врать и дальше, что это часть твоего гениального плана. Да, ты можешь дальше говорить, что единственная причина, по которой ты вернулась за мной — чтобы мучить меня и моих друзей, но я знаю, что это ложь. Ты не хотела возвращаться за мной, но должна была. Тебя заставили… и это будет продолжаться до тех пор, пока не исправишь то, что они сделали со мной. Беллатрикс зарычала, отталкивая головой Гермиону. Девушка вздрогнула, но не отступила. — Не испытывай меня, девочка, — сквозь зубы прошипела женщина, балансируя на грани срыва. Гермиона беспечно улыбнулась, смотря в упор. — Власть ничего не значит, если у тебя нет власти над самой собой. Она без предупреждения отпустила шёлковое чёрное платье, отрезая себе любой путь к бегству. В чужих глазах промелькнул неподдельный шок, и Беллатрикс потянулась вперёд, хватая Гермиону за свитер; сейчас рука женщины была единственной причиной, что спасала её и Живоглота от падения в море. Но Гермиона не боялась. Да и как она могла бояться, если до сих пор почти всё, что происходило в её жизни, пугало? Эта ситуация вызвала столько разрушений и смертей лишь по её вине. Люди отдавали свои жизни, пытаясь спасти её. И если бы она не была готова отдать свою жизнь взамен — тогда бы Гермиона и вовсе не была гриффиндорцем, которого все знали и любили. В худшем случае — она умрёт. И, в конце концов, это должно было напугать её, но девушке было всё равно. И что будет с Беллатрикс, если она умрёт… ну, ей было неизвестно. Но никто из них не мог допустить смерти своей пары. Единственное, в чём Гермиона была уверена, так это в том, что женщина помимо своей воли спасала её. И вот теперь они оказались здесь, в этой ситуации, когда две сирены и кот сидели на спине дракона, преследуемые Министерством, пока волны электричества практически ударяли их по пяткам. И это была её жизнь. — Это не тест. Не игра, — голос Гермионы был спокоен и почти безмятежен. — Просто я пытаюсь спасти последнее, что у меня осталось. Может быть, это ничего и не значит для тебя, но это что-то значит для сирены внутри тебя, и это то, с чем нам придётся жить до конца. Её слова оборвали последнюю нить, что сдерживала гнев и ярость Беллатрикс. Она буквально могла чувствовать это. Женщина начала отпускать её, готовая сбросить Гермиону в море. Однако, к их обоюдному удивлению, её пальцы замерли на полпути. Но то, что произошло дальше, ещё больше удивило. Беллатрикс прижала девушку к себе, будто от этого зависела её собственная жизнь. Её буквально переполняли эмоции. Гнев, смятение, разочарование, шок — было даже страшно наблюдать, с какой скоростью эти эмоции сменяются. Было видно, что внутри Беллатрикс шли целые баталии. Конечно, Гермиона и прежде видела подобное — женщина вела борьбу со своей сущностью, которая изначально была проиграна. Девушка, наверное, отдала бы сейчас многое, чтобы понять, на что это похоже. Борьба длилась ещё несколько мгновений, когда Беллатрикс, наконец, очнулась. Она закричала. Пронзительный крик сорвался с её губ. И это был ужасный, разочарованный, нечестивый звук, от которого буквально стыла кровь в венах. Беллатрикс так ничего и не сказала; но её выдавали глаза, отчаянно прыгающие от Гермионы до их преследователей. Девушка опустила взгляд, со странным чувством наблюдая за чужой рукой на себе. Она с нездоровым восхищением наблюдала, как рука Беллатрикс, казалось, обрела свой собственный разум, борясь между отталкиванием и удерживанием. Она боролась. Беллатрикс отчаянно боролась, чтобы пойти против своих инстинктов. И это чувство буквально разрывало её изнутри. Оглядываясь назад, Гермиона должна была и дальше позволить женщине страдать. Она заслужила это. И вряд ли можно придумать смерть хуже, чем эта. Именно этого хотело её сердце. Однако, её разум стал мыслить более рационально. Если она позволит и дальше поджаривать мозг Беллатрикс, то никогда не снимет этот злосчастный ошейник. И возня и ярость в её сознании будут продолжаться до конца её жизни. Она могла позволить этому случиться. Но не дала. Потому что увидела то, что, по крайней мере, удивило. Слёзы. И одного этого факта было достаточно, чтобы решить. Беллатрикс плакала. Гермиона не знала почему. Здесь определённо происходило что-то ещё. Что-то по-прежнему происходило в голове женщины, и она не знала, что, но одну вещь девушка знала точно. Достаточно. Её решение было смелым и, она надеялась, правильным. Гермиона схватила Беллатрикс за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. И в этот раз, когда они находились так близко, ей не понадобились силы сирены, чтобы понять и заглянуть в душу женщины. Она сделала это самостоятельно, и этот факт значил намного больше, чем все остальное. С чувством, которое она пока не могла понять, девушка прошептала слова, надеясь, что они смогут вытащить Беллатрикс из транса. — Ты не можешь отпустить меня так же, как и я тебя. Выбирай. Потерять их, — Гермиона кивнула в сторону авроров позади. — Или потерять всё. Чужие глаза резко сфокусировались, реагируя на слово «всё». Её взгляд затуманился, и девушка, как бы ни силилась понять, что это значит, не понимала. Беллатрикс молчала, пока Гермиона растерянно наблюдала, как всё в женщине медленно приходит в норму. Она оглянулась назад, понимая, что волна больше не была наэлектризована, хоть и продолжала своё движение. И не было похоже, что она собирается замедляться. Беллатрикс по-прежнему смотрела на Гермиону, когда отдавала очередной приказ фамильяру. — Корвус. Барабанный бой прекратился, сменяясь одиноким рёвом. — Потерять их, — бесцветно ответила женщина. И мир вокруг буквально сместился. Существо опустило свой хвост в воду, когда вибрации — достаточно сильные, чтобы превратить её мозг в кашу — сотрясли её тело. Гермионе пришлось ухватиться за Беллатрикс, чтобы хоть немного успокоить это чувство. Всё превратилось в кромешный хаос, когда над их головой появилась тень, а капли воды начали стекать на голову. Девушка неуверенно подняла голову. И тут же пожалела об этом. Волна теперь была над ними, преследуя их, как рука огромного морского чудовища, желавшего схватить их. Она перевела взгляд на женщину, которая смотрела на неё с нескрываемым безразличием. — Ты потеряла недостаточно много, — тускло сказала Беллатрикс, перекрывая шум ветра и моря. Ни одна из них не отпустила другую. И Гермиона начала нервничать из-за того, как спокойно вела себя Беллатрикс. Обычно это значило нечто гораздо хуже, чем злость. — Ещё нет. И только из-за этого твои друзья ещё живы… конечно, если они умеют плавать. Не было никакой команды или предупреждения. Корвус. Корвус взмахнул крыльями, поднимаясь над волной, чтобы после спрятать их и нырнуть под воду. Гермиона могла вырвать в любой момент, пока они с бешеной скоростью спускались под воду, которая следовала за ними, как послушное домашнее животное. У Гермионы было всего несколько мгновений, чтобы обернуться и увидеть, как её друзья резко меняют курс полёта, избегая приближающейся волны. Она полагала, что дракон делает то же самое — волна была простым сдерживающим фактором. Но она ошибалась. Палочка Беллатрикс оказалась в её руке прежде, чем Гермиона смогла что-то понять. Она взмахнула ей, образуя некое подобие пузыря, защищавшего их от воды. Когда Корвус окончательно погрузился в воду, прохлада чистой воды океана охватила её тело, словно мягкое одеяло. Океан казался бесконечным и тёмным. Чёрный мех дракона сливался с бездонной пропастью вокруг них, предавая ему вид какого-то морского чудовища, нежели дракона. Даже мелкие солнечные лучи не могли проникнуть сюда. Единственное светлое пятно, что можно было разглядеть во мраке, было мрачное отражение бледного лица Беллатрикс, пристально смотрящей на девушку. Они погружались всё глубже и глубже, пока глаза окончательно не потерялись во мраке, а давление на грудь стало невыносимым. Кажется, проходили минуты, часы, а они сохраняли молчание, разрываемое лишь потоками воды. Гермиона не могла видеть Беллатрикс, но стойко чувствовала её взгляд, что вызывал тревожную дрожь, никак не связанную с холодом океана. Она устало прикрыла глаза, погружаясь в свои мысли. И сейчас не было никакой разницы — открыты её глаза или нет. Это новое, ранее неизведанное чувство невесомости не только снимало напряжение, но и освобождало разум от неприятных мыслей. Сегодня, наверное, был самый тяжёлый день в её жизни. Гермиона так много потеряла всего за день. Теперь пути назад нет. Больше нет шанса на спасение от тех, кого она любила. Мысли девушки всё больше и больше погружались в неприятное русло, в то время как её тело начало валиться от усталости. Сейчас она надеялась, что если всё-таки позволит себе погрузиться в бодрствующую пустоту, известную как сон — тогда, возможно, всего на несколько часов — Гермиона сможет забыться. Забыть о Министерстве и тех, кто погиб, защищая её. Забыть о её друзьях, которые тоже чуть не погибли, сражаясь за свою подругу. Забыть о Беллатрикс, чьи действия и слова вынуждали быть такой же безумной, как она сама. Забыть всё, что касалось сегодняшнего дня, будто его и вовсе не было. Крепко вцепившись в Живоглота, девушка смиренно позволила течению нести их куда-то вниз, в пропасть. И сейчас она не имела понятия, открыты ли её глаза или нет. Но Гермиона точно понимала, что устала. Истощение и изнеможение практически заполонили её тело, когда адреналин, который всё это время пульсировал в ней, почти иссяк. Её ноги угрожали в любой момент сдаться и подогнуться, но что-то этому помешало. Те же самые чёрные пряди, что опоясывали её ранее, поднялись, чтобы крепко обхватить девушку и Живоглота. Однако, в этот раз Гермиона не собиралась бороться с ними. Теперь, когда перед ней не маячила угроза уплыть куда-то в океан, девушка могла спокойно расслабиться, зная, что, возможно, впредь она не сможет и вздохнуть полной грудью рядом со своим мучителем. Гермиона, погружаясь в мир грёз, переживала, что Беллатрикс не даст ей заснуть, но, как и множество раз до этого, женщина её удивила, оставив в покое. Девушка была благодарна за это «милосердие», даже если после этого во рту оставался горький привкус пепла. Вместе со сном пришли и кошмары, вызванные тем, как она беспомощно наблюдала, как её друзья и учителя рискуют своими жизнями, чтобы «спасти» её. Снам, что мучили её уставшую душу, не было объяснения. Там не было ни любви, ни прощения, ничего, что могло бы хоть как-то облегчить чувство вины за то, что Гермиона сделала. В глазах окружающих девушка не доверяла им. Они отказались от всего, чтобы она была здорова и счастлива, и, в конце концов, Гермиона поступила так, потому что верила, что так лучше. Неблагодарная предательница — вот кем она теперь предстала в их глазах. Даже когда она, наконец, выплакалась в тёмные воды океана — её слезы смылись прежде, чем они успели бы окончательно покинуть её глаза — Гермиона была уверена, что она будет жаждать этих кошмаров. Девушка с радостью позволит им преследовать себя и днём, и ночью, если это означало, что она сможет видеть старые отголоски своих друзей. В конце концов, эти кошмары станут единственным осколком прошлого в течение нескольких лет, когда Гермиона видела своих друзей в последний раз…