Это произойдёт вновь

      Одеваясь перед зеркалом, Чарльз рассматривал своё угрюмое, вытянутое лицо с недельной щетиной. Уголки губ и тёмных бессонных глаз смотрели вниз, шрамы стали ещё заметнее, бледно-бурыми кривыми выделяясь на коже. Она так побледнела за это время, что в соответствующей одежде городские примут за своего. Окмонт медленно пережёвывал Рида, как сытый хищник, и, похоже, готовился проглотить.       Лопата погнулась, а древко треснуло пополам. С собой револьвер, винтовка и дробовик. Но патронов мало, взрывчатка и вовсе кончилась. Чарльз истратил почти всё на пути к колыбели Спящей, он хорошо это помнил — доказательство в пользу реальности произошедшего. Почему всё не началось заново?       Спящая Дочь… Божество из старого как мир пантеона. Существо древнее всей людской цивилизации, величие которого не может осознать человеческий разум. Венец творения или доисторический бог, — есть ли разница, — которому попытался противостоять частный детектив из Бостона. Безумно уставший, непризнанный детектив.       Ван дер Берг в чём-то ошибался, он явно ждал другого исхода, и его вера, — кажется, всё, что у него осталось, — пошатнулась. Хотя сыщик допускал, что мог неверно истолковать его поведение. Забирая единственную ловушку и последние нейролептики из тайника под ванной, Чарльз ощутил неприятный холодок, пробежавший по спине. Это была не леденящая тьма, крадущаяся позади перед каждым приступом сверхъестественного безумия, но страх того, что могло оказаться ужасной истиной. «Неужели я стал частью цикла, и его не разрушить?» — от этой мысли шевельнулись короткие каштановые волосы, она отпечаталась изнутри на черепе, и кишащее уродами море проникло в душу волной панической атаки. «Ты всегда был его частью», — Рид небрежно закрыл рот рукой, глубоко и порывисто дыша, пересиливая желание вколоть двойную дозу спасительного химиката. Это уже стало зависимостью. Он должен справиться со всем этим ещё раз. Если надо — ещё несколько раз, пока не найдет выход.       Рид чуть не выломал дверь номера, выходя из комнаты с рюкзаком за спиной и в длинном плаще. Всё осточертело. Не оказалось никаких подсказок, куда делась Печать — ключ от колыбели Спящей. Следовало выбить из ван дер Берга всё, что тот знает о ней, о цикле и откатах в прошлое, если бы король не исчез, как и всегда до этого. Дёрганой, пружинистой походкой худощавый детектив прошёл в конец убитого коридора и начал громко стучать в двери занятых номеров, постепенно смещаясь к лестнице. — Срочная эвакуация! В здании пожар! — орал он на весь этаж, пытаясь унять дрожь в руках.       На ступенях послышались грузные, торопливые шаги хозяина гостиницы. Двое ошарашенных постояльцев вышли в коридор, недоумённо оглядываясь и ожидая дальнейших событий. — Дэйн! Чего расшумелся?! Даже запаха гари нет, идиот!       Рычал поднявшийся почти рыболюд, агрессивно направляясь к Риду, но его нос — бугорок с двумя дырками — упёрся прямо в дуло пистолета. Чарльз жестом вынудил притихшего полуиннсмутца пройти в коридор к остальным и перекрыл проход к лестнице, держа толпу на прицеле. — В здании пожар, всем наружу! — лениво повторил для тех, кто остался внутри, но, видимо, они чуяли неладное и предпочли отсидеться. — Так и знал, что тебе нельзя доверять, чужак, — прошипел Виктор. — Сюда позовут полицию!       Рыбомордый толстяк не унимался, сверкая блеклыми глазами, но в ответ получил щелчок курка — сразу прикусил язык. «Я всё вижу, чужак», — говорил он вслед каждый раз, когда Чарльз покидал «Риф Дьявола», так что первый вопрос был адресован ему. Посмотреть, правда ли он такой внимательный. — У меня выдался тяжёлый день, — внешне спокойно сказал детектив, попятившись, чтобы второй пушкой встретить переполошившегося бармена снизу и добавить его к остальным для полноты коллекции. Сверху он никого не ждал: там текла крыша, и номера не сдавались. — Держите руки на виду. Ты же всё видишь, Виктор. Я хочу знать… кто посещал мой номер помимо ван дер Берга? — чётко, с расстановкой спросил Чарли, будто диктовал кому-то под запись. — Убери оружие и, возможно, я тебе отвечу, — почти рыболюд вскинул то, чего не было (снова нос), и скрестил руки на груди.       Чарльз начинал терять терпение. Нет, он потерял его в тот момент, когда понял, что снова сидит на своей кровати и ничего не помнит. Его вытянутое лицо пригрел злой румянец, и белые кривые шрамов резче проступили на покрасневшей коже. У нейролептиков были неприятные побочные эффекты — пистолет слегка подрагивал от дрожи в руке. Или же мужчина дрожал от страха. — У меня нет времени! Просто ответьте на вопросы, и никто не пострадает.       Рид полагал, что Печать могли украсть, забравшись в комнату через окно, но не обнаружил следов взлома или чьего-то пребывания. Ни тебе мелких царапин или грязной крошки с чужих ботинок, ни потерянных вещей или голубоватого марева картинки из прошлого — последней надежды на подсказку проклятого дара с морского дна. Только несвежий запах улицы и дождя. Его бросало в холодный пот от мысли, что ему снова придётся часами бегать по городу, цепляясь за улики, а потом, возможно, он опять окажется там, где и пять минут назад. Не страшно застрять в цикле, страшно об этом знать.       А Виктор продолжал молчать. Рид дёрнул пистолет чуть в сторону, и раздался выстрел. Каменная крошка стены отлетела в заложников, люди вскрикнули, почти рыболюд резко пригнулся и накрыл голову руками. — Никто, кроме этого выскочки не приходил! — закричал он осипшим голосом. — И за неделю никто больше не поселился.       Чарльз широко раскрытыми глазами осматривал людей перед ним, выискивая знакомые округлые очертания Печати под одеждой. «Что же я делаю…» — воздух задрожал, будто над костром. Одно за другим лица заложников исказились, неестественно вытянулись и потемнели, а глаза провалились в черепа. Рид спешно протёр веки, тяжело дыша. Склизкое щупальце коснулось его руки, он дёрнулся… показалось. На лбу выступила испарина. Убеждая себя, что это не реально, зато реальны его действия, он отобрал у Виктора ключи, чтобы проверить оставшихся, стараясь не заглядываться на страшные морды людей, и пошевелил пистолетом в направлении последней двери коридора — подсобки. — Я прошу прощения. Просто дождитесь, когда вас выпустят.       Из щелеобразных ртов с пустотой внутри послышалось шипящее гудение. Дряблый живот Виктора стал похож на пульсирующую голову осьминога, и щупальца вырвались изо рта и глазниц полурыболюда, а его руки покрылись присосками и болотного цвета слизью. — Я никому не хочу вреда… — задыхаясь в очередном приступе, произнёс детектив.       Он не выдержал и попытался нашарить шприц с нейролептиком во внутреннем кармане плаща. Его прервал сильный удар в затылок, сознание отключилось, и видение прекратилось.

***

      Небольшой сухогрузный корабль шёл по воде в Саргассовом море. На борту было триста девять пассажиров и экипаж корабля. Среди моряков свою службу нёс и Чарльз Рид.       В Рио-де-Жанейро на балкер погрузили десять тысяч тонн марганцевой руды, и он держал свой путь в сторону Североатлантических штатов. Ему предстояло пересечь тот район Атлантического океана, который позже завоевал славу одного из самых загадочных и смертоносных мест на планете и был назван «Бермудским треугольником». Но в те далёкие, спокойные дни море было ласковым. Его мягкие волны скользили по обшивке, будто взбитое масло.       Недалеко от берегов Вест-Индии капитану поступило сообщение о возможной перегрузке корабля. «Циклоп» вынужден был сделать остановку в порту острова Барбадоса, чтобы восстановить осадку, хотя в Рио-де-Жанейро загрузка проводилась по всем правилам.       Корабль покинул порт, но позже вновь выяснилось, что уровень осадки завышен. Капитан отдал ещё один приказ осмотреть судно на наличие течи. Пробоин не было обнаружено.       После двух дней плавания один из моряков, исследовавших «Циклопа», пожаловался на сильную головную боль.       На следующий день ещё двое членов экипажа, исполнявших приказ, не вышли на пост. Позже все трое были заперты в лазарете.

***

      «Самое отвратительное — это быть бесполезным. Наблюдать, как всё повторяется снова и снова, и ничего не делать»…       Шёпот сотен тысяч ртов оглушает, превращаясь в шум воды. Она мраком окружает и дрожит, как студенистый океан. В ней что-то есть. Чьё-то смерчеподобное дыхание, оно всё обращает в пыль и рассеивает среди звёзд. Вздохи длятся веками. Века проносятся, как мгновения, а мгновения ничтожны. Любое знание исчерпаемо, потому что нет концов и границ, а время — выдумка. Тогда, сейчас и потом сливаются воедино. Вчера и завтра происходят сейчас. Дыхание волнуется миллиардами вдохов и выдохов. Трепещет, дробя континенты, стягивается, сдирая леса и скалы. Скукоживается. Ускоряется. Гудит. Безграничное обращается конечным. Совершенное — примитивным. Необъятное — атомом…       Чарльз открыл глаза. Отголоски былого величия болью пронзали всё тело. Он не мог принять такой крошечный потолок перед ним после того, как в одно мгновение ощущал века и разумом заполонял весь мир. Рид проснулся слишком человеком, но был рад этому. Ещё через несколько секунд быть человеком стало снова привычным. Впервые видение было не страшным, а… пьянящим.       Он огляделся, поняв, что находится в знакомой тюремной камере маленького кабинета в полицейском участке: заваленный бумагами стол, шкафы с архивом вдоль стены, вешалка у входа с чьим-то плащом, да маленькая полка с книгами. Паника, накатившая в номере, прекратилась, и теперь он понимал всю нелепость своего поступка. Мужчина смял веки под пальцами так сильно, что в темноте закрытых глаз разошлись разнокрасные пятна. Что ж, в прошлом цикле он был за решёткой единожды, значит, что-то хотя бы меняется. — Проснулся, наконец, — капитан полиции в идеально почищенной форме смотрел сквозь прутья, полусидя на краю стола и довольно растягивая губы.       Чарли уселся на нарах, не глядя на собеседника. Ему было не до него. Он понимал, что лично виноват в произошедшем: позволил случиться нервному срыву. И не факт, что влиятельные «друзья» захотят помочь снова: Брутус Карпентер уже вернул должок, а щедрым сердцем старый богатей так и не разжился. Так долго подавлять безумие и в итоге поддаться эмоциям. «Теряешь хватку, Рид» — звучал внутренний голос. — Стоял здесь всё это время? Ты, наверное, счастлив, Калеб… — на полувздохе произнёс заключённый. — Ещё как! Заложники, стрельба, незаконный обыск — ты засел надолго, — говоря это, он смотрел в сторону. — Я не успел обыскать комнаты… — Успел, — усмехнулся Лайонс, скрестив руки на груди.       Рид взглянул на него пытливо, почти с укором. Да детектив единственный, кто помогал по мере своих сил в каждом деле, желая не просто раскрыть преступление, но и совершить возмездие. Полиция состояла из разных людей: продажных и честных, равнодушных и отзывчивых, сильных духом и… склонных к манипуляциям. Но все они были обычными и априори не могли сравниться с Чарльзом. Он так мало слышал «спасибо», зато много раз мирился с «чужак». Познакомился с дном Окмонта во всех смыслах. Собой пожертвовал! А его при первой осечке кидают за решётку, не разбираясь, усугубляя. Быть героем — вещь неблагодарная, но иначе он не умел. — Я был не в себе… — Тем паче, если так. Значит, ты потенциально опасен для окружающих, и тебя надо запереть в клетке, как животное. В психушке. — Калеб, у меня украли жизненно важную вещь… — слегка повысил тон Чарльз, повисая на решётке. — Надо было подать заявление в полицию. — Я частный детектив! — Ты преступник! — Лайонс вскочил, сжав кулаки. — У меня нет времени, а у вас моих возможностей, — вспылил Чарльз и поджал губы, как только понял, что сказал.       Пухловатое лицо капитана побагровело, он сильно сдвинул брови, на его лице зашевелились желваки. В этот момент Рид понял, что сделал ещё хуже. Всегда (почти) рациональный, он так и не мог взять себя в руки с самого пробуждения в гостинице. А ещё он снова соврал: как раз времени теперь могло оказаться в избытке… «Наломал же ты дров, моряк». — Считаешь себя лучше всех? — в тихом гневе заговорил Калеб. — Ты нападаешь на мирных граждан, незаконно проникаешь в дома. Люди жалуются, что у них пропадают вещи после твоего ухода… — В жилых домах я ничего не брал. — Так ты ещё и мародёр!       Оправдываться было бесполезно. Капитан использовал против любое слово и делал это блестяще. После потопа поставки с материка сильно сократились, и мародёрство на острове процветало. Бездомных (в основном) можно было понять — иначе они не выживали. Ползали от бессилия по заваленным рыбьими потрохами улицам или почти лежали на земле, прося хоть что-нибудь из последних сил. Как правило, женщины… Детей прятали по домам или и так слабые они умирали из-за антисанитарии. Отбросы избивали мирных граждан, у которых ещё что-то осталось. Граждане нападали на иннсмутцев, вылавливающих последнюю рыбу из-под носа. А иннсмутцы мстили, порой убивали. Часто детектив просто не мог не вмешаться. Пожалуй, лучше всех себя чувствовали преступные банды города — регулярно обчищали заброшенные районы. Никто уже не обращал на это внимание, если дело не касалось приезжего, особенно, Чарльза Рида. — Я исправлюсь, — сдался детектив. — Я уже слышал это. И сделаю всё, чтобы ты получил по заслугам… Чарли, — капитан ехидно протянул имя провидца и пошёл на выход. — Не называй меня так. — До завтра, Чарли! — бросил Калеб и хлопнул дверью. — Я пытаюсь помочь этому городу! — отчаянно крикнул детектив в пустоту и тяжело вздохнул, понимая, что ответа не будет, как и туалета в камере.       «Ты даже себе не можешь помочь»…