Безумно ли молиться о лучших галлюцинациях?
***
Гермиона глубоко вздохнула, сложив руки по бокам. Она дрожала, и это не имело ничего общего с температурой, окружающей ее. Тепло обычно успокаивало ее нервы, но не сегодня. Она стояла под сверкающей стеклянной крышей, изогнутой высоко в голубом небе над ней. Густые зеленые навесы ниспадали над головой, разбивая солнечный свет на лучи, освещавшие миниатюрный тропический лес вокруг. «Палм-Хаус» был настоящим произведением искусства, красотой, жемчужиной Королевских садов, английской гордостью. Здесь размещались самые захватывающие виды экзотических растений, многие из которых уже не встретилось бы в дикой природе, вокруг был взрыв пышной зелени и ярких цветов. Куда бы вы ни повернулись, везде были разные растения, орхидеи, эпифиты, папоротники, кори… Не было и квадратного сантиметра, не покрытого листвой. Это был оазис, любимое место еще маленькой Гермионы для исследования. Отец часто брал ее сюда, почти каждое воскресенье, независимо от его рабочей нагрузки. Это было то место, куда она с силой тащила Гарри и других своих друзей, чтобы провести свободное время, просто лежа на газоне или попадая в неприятности. Именно там она с Драко… Она сглотнула, прижимая руки к груди. Неужели она действительно собиралась это сделать? Гермиона в очередной раз обдумывала побег, хотела вернуться назад, убежать прочь, пока у нее еще оставалось на это время. Единственное, что удерживало её на месте, это угроза, которую представлял Драко. Она прекрасно знала на что он способен и те последствия, от которых обязательно бы страдала, посмей она ослушаться его вопреки многочисленным предупреждениям. Удерживали её также приятные воспоминания, которые вызывал в ней Палм-Хаус. Она успокоилась, вспомнив своего отца, его теплые карие глаза и легкую улыбку, которая всегда сопровождала его лицо. С каким волнением он знакомил её с редкими видами растений, объясняя ей потенциальные медицинские преимущества исследования генома. Он становился настолько оживленным, когда обсуждал то, к чему испытывал страсть, делясь ею со своим единственным ребенком. Она любила слушать его голос. Гермиона сглотнула с горящими глазами. С силой отбросив воспоминания в сторону, она сделала еще один глубокий вдох, шаткий и густой. «Держи себя в руках! Не позволяй ему видеть тебя такой…» Она уже съежилась, думая о том, как ужасно должны были выглядеть ее волосы благодаря дождю. Она готовилась с раннего утра, пропуская завтрак, чтобы достигнуть максимальной красоты. Ее соседки по комнате, увидев переполох, завалили ее вопросами, догадываясь, что она что-то замышляет. Раньше Гермиона никогда не проводила так много времени, тщательно причесывая свои волосы. И, конечно, она никогда не просила Лаванду одолжить ей румяна… Ей удалось прогнать девушек из комнаты, дав обещание, что обязательно расскажет все вечером. Естественно, она собиралась придумать правдоподобную ложь, благодаря которой она смогла бы избавиться от лишних вопрос. Несмотря ни на что, она не могла сказать им правду. Они не смогли бы понять. Гермиона попыталась отвлечься, осматривая соседнее растение, наблюдая, как белый сок медленно стекает из длинного узкого пня в металлическое блюдце у его основания. И вдруг она почувствовала перемену в воздухе. Не просто перемену. Знакомое ощущение, что за тобой наблюдают, оценивают, раздевают… Она нерешительно сглотнула, покачиваясь на ногах, медленно поворачиваясь на месте, опустив глаза, сталкиваясь с неизбежным. Но чувство только усилилось: раскаленный жар охватил ее кожу, напоминая ей слишком много страсти. Ее взгляд поднялся. И уперся в его. Высокий и живописный, одетый в сшитый на заказ костюм цвета угля. Серебряная цепочка его карманных часов выглядывала из-под лацкана. Его галстук и квадратный карман тоже были серебристыми. Такое сочетание цветов заставляло смотреть в его глаза, ртутные, гипнотические, всегда вызывающие ответную реакцию. Его светлые волосы были зачесаны назад, густые пряди идеально приручены, как всегда. Она успокаивала руки, желавшие провести пальцами по этим волосам, испортить их, порвать одежду, заставляя его выглядеть менее богоподобным и более смертным. Его аристократичная безупречность бесила ее. Она резко вдохнула, прищурив глаза. — Малфой. Его глаза сузились в ответ, острые черты впились в знакомое нахмуренное лицо. — Грейнджер. Она выпрямила спину, поправляя осанку. — Ты хотел увидеться со мной. Я здесь. Она наблюдала за тем, как его кадык двинулся, когда его глаза скользнули по ней, словно физически прикасаясь к ней. — Ты здесь. Ее сердце бешено забилось, когда его длинные шаги уничтожили жалкое расстояние между ними. Она приготовилась к худшему, не зная, что произойдет, не зная, что именно она хочет, чтобы произошло… Он остановился в метре от нее, и она почувствовала, как ее тело ослабло то ли в облегчении, то ли в разочаровании, она не была уверена. Она впилась в него взглядом, конечности сжались. А он, в свою очередь, впился в нее и расслабился, как кошка, нежившаяся в лучах солнце. Он медленно протянул руку и резко схватил ее за запястье, прежде чем она успела обработать движение. Его длинные пальцы разжали ее кулак, поднося ладонь к губам, слегка касаясь кожи на ее костяшках, сохраняя при этом блики от яркого света. Она насмехалась над рыцарским поступком, разъяренная тем, что он оставался таким формальным даже в такой момент. Как будто она… Как будто она была… Любой другой девушкой… Она попыталась вырвать руку, но он сжал ее крепче, прижимая к губам, его слова шипели по ее коже. — Ни капли манер. — Увы, не каждому дано быть эпопеем аристократичности. — Согласен. Точно не всезнайке. — Предоставь мужчине возможность считать интеллект женщины недостатком характера… — Если бы я хотел перечислить твои недостатки, Грейнджер, я бы начал с твоих волос. — А я бы начала с твоего заостренного лица… — Ты видела себя в зеркало? Выглядишь ужасно, весишь-то сколько? Девяносто фунтов? Да еще и вся промокшая, как котенок. — По крайней мере, у меня нет такого гнусного выражения лица, как у тебя. — Ты уже прокомментировала мое лицо. Теряешь преимущество, Грейнджер? — Ни в коем случае, просто я вынуждена ограничить свои оскорбления элементарными словами, чтобы тебе было легче понять их смысл. Его глаза горели, острые скулы обрели розоватый оттенок, но она подозревала, что это далеко не от смущения. Она наизусть знала этот взгляд. Она была почти уверена, что подобный взгляд, вероятно, отражался и на ее собственном лице. — Ты не представляешь, как ты меня выжала за последние три месяца, — выдохнул он, покачивая челюстями. — Мне было наплевать. — Хм, даже так? Тогда, я должен немедленно это исправить. Она ахнула, когда он молниеносно преодолел дистанцию, рука схватила ее за талию и притянула к себе, с легкостью поднимая с земли. Он шагнул назад, листья касались их плеч. Заходя в угол, они оказались изолированны, в словно покрытый густой листвой лесах Амазонии. Она моргнула, ошеломленная, а затем инстинктивно обвила его руками, чувствуя чужие губы на своей шее. Поцелуй был неистовый, голодный, сочетанием языков и клыков диких зверей, сражающиеся за господство в джунглях, хищников, пытающиеся опередить друг друга в поединке. Она застонала, когда он с силой прижал ее спиной к дереву: ветки и неровности коры прорвались сквозь платье и корсет, оставляя покраснения и царапины на коже. Или, возможно, это были его кончики пальцев, оставляющие синяки, помечая ее, делая ее своей, как он любил говорить. Она отстранилась, хватая ртом воздух: ноги все еще болтались на расстоянии полфута от земли, зажатые между его телом и деревом. Она откинула голову назад, тщетно пытаясь вдохнуть, обнажая горло, и он в полной мере воспользовался этим. Она издала отчаянный, пронзительный звук, когда его зубы затронули и поцарапали кожу у точки ее пульса, язык быстро последовал, чтобы успокоить ожог. Она была слишком погружена в пронизывающего до костей жару, чтобы чувствовать смущение. Ее руки наконец-то впились в его волосы, пальцы сгребли шелковистые локоны, ногти вцепились в кожу головы, и из глубины его груди вырвалось анималистическое рычание. Она почувствовала, как оно пронеслось по его телу и передалось ей в шею. — Д-Драко, — она едва узнала собственный голос с закрытыми глазами. Его затрясло. За ее веками мелькнули искры, она застонала, намочила губы и снова попыталась: голос стал сильнее, крепче. — Драко — Скажи это снова, — его голос звучал как чистый гравий, заставляя ее клитор рефлекторно напрягаться. — Драко — Снова. Она открыла глаза, пальцы отпустили его волосы и обвились вокруг его широких плеч, пойманных между тем, чтобы оттолкнуть его и притянуть ближе. — Мы не можем… Мы должны остановиться. — Гермиона… — обжигающе выдохнул он ей в шею. — Нет… Мы не можем, не здесь… — Просто скажи мое имя снова. Ее сердце сжалось, глаза расширились. — Умница, а теперь скажи мое имя. Она ахнула, задыхаясь от рыданий, изо всех сил толкая его за плечи. Она больше не была заключена в объятия Драко, больше не окружена его знакомым запахом, тонущим в его жидком голосе… Она была зажата между другим мужчиной и твердой, непоколебимой дверью. Запертой. Пойманная в ловушку. Она чувствовала, как ручка вонзается в ее поясницу. Ощущая запах сигарного дыма и ликера на его дыхании, чувствуя острую, словно конец бумаги, челюсть рядом с шеей. Она чувствовала себя птицей в клетке, неспособная избежать кошачьих когтей, пытавшихся схватить ее через решетку. Ее глаза наполнились слезами, отчаянные звуки вырвались из ее горла. Ноги упали на землю, легкие быстро расширились, когда ее тело освободилось от тяжести, прижимающейся к ней. Она почувствовала, как холод захватил ее из-за потери тепла. Ее мышцы дрожали от облегчения, от шока. — Гермиона? Ее потерянные глаза поднялись, но не в силах сфокусироваться на источнике звука. — В чем дело? — нежные пальцы схватили ее за челюсть, наклоняя лицо вверх. — Ты плачешь? — Нет, — она судорожно сглотнула. — Я сделал тебе больно? — большой палец скользнул по ее глазам, размазывая следы влаги. Она быстро моргнула, отрывая лицо от его рук, поворачиваясь к нему спиной и вытирая глаза, огорченная от смущения и стыда. — Конечно нет. — Тогда я тебя расстроил чем-то? — Дело не в тебе, Драко. — Тогда в чем? — Ни в чем. Я просто немного ошеломлена. Я не видела тебя так долго и… — И чья это вина? — его беспокойство быстро сменилось гневом, она могла сказать по его голосу. Это хорошо. С ним она могла справиться. Она привыкла к его гневу. Это его волнение и забота, что уничтожали ее. Она обернулась, эмоции снова были под контролем. Темные воспоминания подавлены до глубины ее разума, где им и место. — Судя по твоему тону, ты думаешь, что моя. Его глаза комично расширились, прежде чем сузиться до угрожающих щелей. Он подошел к ней, сжав кулаки по бокам. — Ты что, окончательно потеряла рассудок, вместе с половиной своего веса? Я делал все возможное чтобы выйти на контакт с тобой, чтобы сократить это гребаное расстояние между нами! — И как ты думаешь, почему я держалась с тобой на расстоянии все это время? — Понятия не имею, черт возьми! Если бы мне было действительно наплевать на тебя, возможно, я бы не стал бродить по городу наполовину обезумевший, видя твое лицо в каждой женщине с вьющимися волосами, проходившей рядом. Слыша твой голос в каждой самоуверенной сучке, которую я вынужден был принимать на сессиях! Эти одновременно насмешливые слова, таящие в себе исковое заявление, сбили ее с пьедестала гнева. — Драко, я… Прости, я не хотела тебя обидеть… — Не хотела? Разве эти три месяца не были наказанием? — Наказанием? — она нахмурилась. — Ты сердишься на меня за то, что я сделал тебе предложение сразу после смерти твоих родителей. Ты не была готова тогда, — его плечи расслабились, лицо смягчилось, его эмоции постоянно переворачивались, как десятицентовая монета, заставляя ее голову кружиться. — Я понимаю это сейчас. Я должен был быть более чувствительным к твоему горю, пытаться понять, через что ты проходила. Я.… — он сглотнул, словно с трудом вытесняя следующие слова. — Мне жаль. Она подняла бровь, скривив выражение лица. Драко был многогранным: интеллигентным, остроумным, остроязычным. Его присутствие было непреклонным, всепоглощающим, он притягивал каждый глаз, входя в комнату, не произнося ни слова. Несмотря на его бледность, внешность Адониса и пресловутую фамилию, с которой ему никогда не приходилось идти на компромисс. Он никогда не останавливался, чтобы рассмотреть чувства других. И он, конечно, никогда не извинялся. — Это была худшая заученная речь, которую ты когда-либо произносил. И это включает в себя тот случай, когда ты напился и в течение двух часов представлял перед аудиторией реформирование заработной платы на заводе. Его глаза сузились еще раз, его маска терпеливости рассыпалась, разбившись на куски на земле под их ногами. — Гринграсс заверяла меня, что она окажет на тебя положительный эффект. — Ты рассказал Дафне о нас? — Ради Бога, мы не были такими инкогнито, как нам хотелось притворяться. Люди замечали, когда мы исчезли из комнат одновременно. — Что ты сказал? Значит все в курсе того, что ты сделал мне предложение? — Не глупи, Грейнджер. Я бы не стал хвастаться тем, как великолепно меня отшили. Я рассказал Дафне только потому, что наши родители пытаются заключить брачный контракт между мной и ее сестрой. Её сердце сжалось, дыхание вырвалось из её легких. — Ты женишься на Астории? Он поднял бледную бровь со злобным восторгом в глазах, уголки рта приподнялись. — А что, если и женюсь? Ты ясно дала мне понять, что я не интересую тебя. Конечно, тебе нет дела до нашей свадьбы. — Две секунды назад ты извинился, сказав, что все понял, а теперь ты мне угрожаешь. — Так вот почему ты тогда сказал «нет»? Я поспешил? Он подошел ближе, и она отступила. На его лице мелькнуло выражение боли, лишь на одно мгновение, но вскоре за ним сразу последовал гнев. — Почему ты так ко мне относишься? Что я сделал, чтобы заслужить такое? — Ты ничего не сделал. — Есть ли что-то, что я должен был сделать тогда? Скажи. Ты знаешь, я ненавижу головоломки, Гермиона. Просто скажи мне, что тебе нужно, что ты хочешь, и у тебя все будет. Нет ничего, что я бы не дал тебе… Слова были произнесены с такой страстью, что она не могла думать, не могла дышать, не могла отреагировать, когда он снова вторгся в ее пространство, обнял ее, осторожно потянув ее на этот раз, одна рука растянулась вдоль ее нижней части спины, а другой вплеталась в волосы держа ее затылок и оттягивая ее голову назад, заставляя смотреть на него. — Гермиона… — он опустил голову. — Я положу весь мир к твоим ногам, только скажи — прошептал он ей на губы. Она закрыла глаза, не в силах сохранить разум, когда он так наполнял ее зрение. — Я не этого хочу, Драко. Она отвернулась, прежде чем он успел поцеловать ее и украсть последнюю каплю здравого смысла внутри нее. — Я говорила тебе это много раз. Его тело напряглось, крепче удерживая ее. — Тогда что ты хочешь? Она моргнула, глядя на карликовый папоротник у основания эвкалиптового дерева. — Я не знаю, — она слегка сглотнула. — Но я знаю, чего я точно не хочу. Она заставила свои глаза встретиться с ним. Они были похожи на лужи расплавленного серебра, быстро мелькнувшие, без сомнения пытающиеся выяснить ее слабость, найти способ выиграть этот спор между ними. Она покачала головой, прижимая руку к его груди. — Я не хочу мужа, который будет ненавидеть меня всю жизнь. — О чем ты говоришь? — Мы оба прекрасно знаем, что твой отец никогда не позволит тебе женится на мне. — Мне наплевать на то, что он хочет. — Он тебя отвергнет, Драко. Ты можешь твердить, что тебе все равно, но поверь мне, скоро тебе станет далеко не все равно. Ты прожил в кругу роскоши всю свою жизнь. Это все, что ты когда-либо знал. Некоторое время ты сможешь зарабатывать без его помощи, без сомнения, будешь считать все это забавой. Но скоро ты пожалеешь. Захочешь обратно. И ты будешь винить меня в том, что эта из-за меня ты потерял все что имел. — Это то, что ты думаешь? Поэтому ты отказала мне? — Частично, — ее глаза сузились, впиваясь в шелковистую ткань его идеально прижатого галстука. — Мне также не понравилось, то как ты сделал мне предложение. В основном потому что, что это было вовсе и не предложение, а требование. Предрешенный вывод, который ты сделал в уме еще до того, как пришел ко мне. Ты не признался в своей привязанности ко мне, в любви, ты просто объявил о коммерческом предложении, способе удержать меня от улиц. Мне вряд ли нужна твоя благотворительность, у меня все хорошо. — О да, и не сомневаюсь, так и процветаешь в своем приюте. Ты просто сияешь от счастья, одетая в такой дорогой одежде, они должны быть, щедро одаряют тебя богатством, не так ли? — Эй, чертов умник… — Более того, — прервал он, крепче сжимая ее, когда она отталкивалась, вспыхивая от негодования. — Я считаю, что это ты та, кто сделала предварительные выводы, изначально предполагая, что ты знаешь, на что мой отец способен, а на что нет. И даже если это так и было, тот факт, что ты думаешь, что, разочаровавшись, я бы избавился от тебя… Неужели за все это время, ты не смогла распознать меня, Грейнджер? — О, Бога ради, прекрати этот цирк, Драко. В глубине сердце, ты прекрасно знаешь, что все, что я сказала — чистая правда. Он хочет, чтобы ты женился на Астории Гринграсс, ради всего святого! Ты действительно думаешь, что он будет в восторге, если объявишь им, что женишься на мне? Он моргнул, открыв рот, но не издавая ни звука. Она кивнула. — Именно. И не заставляй меня начать про твою мать… — Не смей говорить что-то против моей матери. — Ну вот, то же самое. Всегда бросаешься защищать ее, даже когда она делает эти несправедливее замечания каждый раз, когда видит меня по близости! У нее случилось бы инфаркт, если бы ты сказал ей, что мы помолвлены. Я уверена, что она бы взбесилась больше, чем сам Люциус, и это уже о многом говорит. — Я взрослый мужчина и прекрасно знаю чего хочу. Мне не нужны их одобрения. — Ах, вот как? А как насчет их денег, Драко? Ты действительно думаешь, что справишься с жизнью в доме без частного крыла, посвященного исключительно игровым комнатам? — Я не собираюсь оправдываться за то, что родился в богатой семье. — И я не стану стыдиться того, что родилась в семье без нее. Они смотрели друг на друга, все еще твердо прижимаясь. Битва воли, которая сотрясла землю и расколола небо. — Мамочка! Смотри! Там кто-то есть! — Где дорогая? Я никого не вижу… О, Генриетта. Услышав голоса, Драко и Гермиона резко разлетелись друг от друга, словно одинаково заряженные магниты, наблюдая за тем, как женщина отводит свою маленькую дочь по дальше от извращённой пары, посылая надменное осуждение через плечо в их сторону. Гермиона впилась взглядом в отступающего незнакомца, слишком рассерженного, чтобы чувствовать смущение. Драко провел пальцами по волосам, выровняв каждую прядь, стирая все признаки прикосновений. Она глубоко вздохнула, шагая сквозь деревья и кустарники на кафельный проход. Он проследовал за ней, кипящий жар следовал за ней за спиной. — Ты твердишь, что не хочешь причинить мне боль, Грейнджер, и все же выбираешь из всех возможных, именно это место для нашей встречи. Она моргнула, снова поворачиваясь к нему лицом, стараясь держаться на расстоянии нескольких футов между ними. — Я выбрала это место, потому что здесь редко бывает людно по утрам в будние дни, и оно напоминает мне о лучших временах. — Лучших временах? То есть тот факт, что ты отвергла мое предложение в этих самых стенах, тебе помнится как одна из лучших времен? — Я не это… — Или то, что это то самое место, где мы разделили наш первый поцелуй? Она закрыла рот, мысли рассеялись от грубой боли и тоски в его глазах. Она почувствовала слезы на глазах и быстро моргнула, чтобы не дать им вырваться на волю. Он выдержал ее пристальный взгляд в течение нескольких долгих, тяжелых секунд, прежде чем подняться на полную высоту. Эмоции скрылись за его красиво обработанной маской Дебонаир. Она хотела оторвать ее от его лица, растереть в пыль под пяткой. — Понятно. Я понимаю, что наше совместное время так мало значит для тебя. Хорошо, что смог окончательно убедился в этом сегодня. Это поможет мне двигаться дальше, как и тебе, очевидно, помогло. Она почувствовала, как ее грудная клетка открылась. — Драко… — Не нужно тащить это тему дальше, мисс Грейнджер. Я прошу прощения за мои нежелательные попытки. Я оставлю вас в вашем мире, и, будьте уверены, я не стану больше вас беспокоить. — Я терпеть не могу твою мелодраму, Малфой, — она раздраженно вздохнула. — Тогда вы должны быть в восторге, так как вам больше не придется ее терпеть, — он начал хмуриться, маска покрылась трещинами, но он боролся с желанием, резко вдыхая через нос, отступая. — Значит, это конец? Его глаза блуждали по ее лицу и телу в последний раз, возбуждение, голод — все вместе бушевало внутри него, прежде чем пристально взглянуть на нее, заставляя ее задыхаться. — Конец, Грейнджер. А потом он повернулся на каблуках и вышел из Пальмового Дома… Прочь из ее жизни.***
Гермиона сидела за столом в водовороте неистового гнева. — Черт побери, — нарушила тишину Парвати, отрываясь от своей тарелки. — Что-то случилось? — Все отлично. — О, ну хорошо, тогда, — она закатила глаза и прикусила губу. Гермиона резко вздохнула, сузив глаза, осматривая открытое пространство рядом со своей соседкой по комнате. — Где Лаванда? Парвати пожала плечами, сглотнув слюну. — Не знаю. Наверное, бегает по улицам, сводя Филча с ума. — Что? — Сегодня была ее очередь идти в рынок. Она пошла вместе с другими девушками, думаю, что и Ханна была в группе вместе с ними. Гермиона моргнула, оглядывая столы, чтобы увидеть знакомый набор клубнично-блондинистых косичек. — Они уже должны были вернуться. — Не беспокойся, Миона. Ты знаешь, Лав, она специально вызывается в добровольцы, это лишь повод, чтобы снова встретиться с Кормаком, в то время как стальные делают всю работу за нее. — Я не понимаю, что она видит в нем. Ведь очевидно, что он использует ее, он никогда не заберет ее из этого места. — А кто сказал, что она сама не пользуется им? Он оплачивает большую часть ее гардероба, покупает все, что она захочет. — Но какой ценой? — Только потому, что для тебя это огромные деньги, не означает что это так для всех. Плечи Гермионы откинулись назад, щеки вспыхнули. — Я просто… Я просто имела в виду… — она сглотнула, качая головой. — Я просто не хочу видеть, как она страдает из-за него. Или как Амбридж выгонит ее на улицу по его вине. — Ты действительно ненавидишь этого парня, — ее соседка по комнате ухмыльнулась. — Он мерзок. — Он симпатичный, к тому же богатый. — Это не имеет ничего общего с его личностью. — Говорит настоящая дебютантка… — Я? Дебютантка? Ты, издеваешься? — брови Гермионы поднялись. — Возможно, в тебе не течет это чертова голубая кровь, но ты говоришь по-другому, ведешь себя по-другому… — она подняла руку, когда Гермиона замерла на своем месте. — Это не оскорбление, Миона. Скорее, комплимент. Ты образованная, воспитанная с твердой моралью девушка, в этом нет ничего плохого. Но я думаю, тебе трудно общаться с большинством девушек здесь именно из-за этих черт. Мы не были воспитаны как ты. У большинства из нас никогда не было образца для подражания, который научил бы нас различать правильное от неправильного, прежде чем оказаться в этом месте. Лаванда не считает себя скомпрометированной, когда бегает с Кормаком. Она видит себя статусом ниже его, она не уважает себя как женщина, Миона. Она не смотрит на мир твоими глазами. Гермиона медленно выдохнула, чувствуя, как слова оседают на ее коже до самых костей. Она почувствовала, как волна вины и стыда охватила ее, особенно после ее дневной встречи с Драко. Она была лицемеркой, мошенницей. Она несколько секунд смотрела на нее молча, прежде чем обрести голос. — Ты права, Парвати. Я не должна была судить ее. Я не имею на это права. Прости меня, если заставила тебя чувствовать себя неловко. Парвати улыбнулась, засыпав говяжий хэш на ложку. — Не беспокойся, дорогая, я бы выгнала тебя из нашей комнаты, если это было так. Гермиона ухмыльнулась, веря каждому слову. — Итак… — резко начала ее подруга. — Куда это ты так спешила этим утром? — У меня было поручение, мне надо было бежать. — Хм… поручение, которое потребовало, чтобы ты вытащила свое самое красивое платье и вернулась с красными, измазанными помадой губами? Рука Гермионы скользнула ко рту, кончики пальцев нежно прижались к ним, чувствуя нежную опухшую плоть. Она покраснела, не в силах встретиться взглядом с подругой. — Это было особенное поручение — улыбнулась она. — Я вижу. Должно было быть утомляющим, — усмехнулась она в ответ, когда Гермиона покраснела ярче. — И так, я жду от тебя малейших деталей из этого поручения, позже сегодня вечером. — Скорее всего, я скажу тебе то же самое, что сказала вчера за завтраком, — она замолчала, потеряв концентрацию. — Миона? — Твою мать! — прошипела она у себя под носом, заставляя соседку смеяться. — У, ты никогда не материшься, должно быть что-то серьезное. — Я только что вспомнила, что должна была встретится с Доктором сегодня и помочь ему с одним делом, после обеда. Парвати села прямо, глаза начали блестеть. — Ах ты везучая суч… — Слова! — Ты сама, только что ругалась матом! — Это было случайно. — Я начинаю обдумывать мое решение выгнать тебя из комнаты. Гермиона взглянула на большие часы, висящие над головным столом, вздыхая. — Мне пора, я не хочу опаздывать. — Но, ты совсем ничего не ела. — Я позже поем. — Ага… Гермиона избегала ее взгляда, вставая со стула. — Пожалуйста, когда она вернется обратно, убедись, чтобы Лаванда оставалась внутри здания и никуда больше не выходила. — Конечно, ты иди поиграй с добрым Доктором и оставь мне захватывающее дело привязать ее к кровати. — Я уверена, что у нее найдется набор наручников. — Мисс Грейнджер! — Ахнула Парвати от ее слов. — Да вы только что бросили грязную шутку, скандальная шалунья! Гермиона почувствовала дерзкую, подмигивающую через плечо улыбку. Бросив ей веселый взгляд напоследок, она покинула столовую.***
К тому времени, когда она достигла множества двойных дверей, весь ее юмор исчез. Клиника была расположена на первом этаже, изолирована от столовой и других общественных помещений. Она была закрыта в течение многих месяцев, все травмы и болезни были переданы на аутсорсинг другим объектам в зависимости от их серьезности. Большинство болезней были простудой, но в прошлом месяце одна из девочек заболела воспалением легких. Гермиона сама поставила ей диагноз и настояла, чтобы жительницу отвезли в Св. Мунго несмотря на то, что Амбридж решительно отрицала тот факт, что с ней что-то не так. Матрона сумела настоять на своем и задержала перевод девочки до тех пор, пока ее не нашли упавшую и задыхающуюся посреди коридора. Гермиона вздохнула с облегчением, что в доме наконец-то появился доктор, ей просто хотелось, чтобы это был кто-то менее… пугающий. Да, это было лучшее слово описывающее ее ожидание. Она сглотнула, приготовившись, прежде чем поднять руку и постучать в одну из дверей. Резкий звук эхом отразился от каменных стен по пустому коридору за ее спиной. Она почувствовала холод вдоль позвоночника, она стояла настороженная, с учащенным сердцебиением. — Войдите. Глубокий голос был приглушенным, отдаленным, но безошибочным. Она на мгновение закрыла глаза, прежде чем силой стряхнуть скованность с конечностей, потянувшись к ручке из прутка. «Не будь глупой, здесь нечего бояться. Ты сталкивалась с гораздо ужасными ситуациями. Этот, пустяк по сравнению с ними». Молчаливые размышления не были в силах успокоить ее, они просто наполнили ее еще большим ужасом. Гермиона открыла большую дверь и осторожно перешагнула через порог, останавливаясь чуть дальше, чтобы тщательно осмотреть клинику. Огромное пространство, одна длинная комната, которая была протянута по всей длине здания, казалось, разбитая белыми занавесками, свисающими с крючков, которые были подвешенны к потолку и окружали пустые неубранные кровати. Окна засоряли заднюю стенку, наполняя комнату обильным солнечным светом, слегка поднимая настроение Гермионы. Шум отвлек ее внимание: в стороне стоял большой дубовый стол, усеянный бумагами, книгами и случайными предметами, которые ее глаза не могли различить на расстоянии. За столом была большая полка с множеством книг, ее сердце начало биться быстрее, пальцы дергались. Она вздрогнула, когда почувствовала внезапное движение, звук шагов, и из-за стоящей перегородки появился силуэт, высокий и гибкий. Она шагнула внутрь, сложив руки перед собой. — Доктор? Силуэт ожил и полностью исчез, когда настоящая версия материализовалась у нее на глазах. Он стоял на том же расстоянии, что и утром в столовой, но без толпы свидетелей, окружавших его, он чувствовался намного ближе, больше. Гермиона будто смотрела на солнце. — Мисс Грейнджер. Я забыл, что вы должны были присоединиться ко мне к вечеру. Спасибо, что запомнили это за нас обоих. Она почувствовала, как волна разочарования нахлынула на нее от этих слов. Она должна была быть рада, что он наконец забыл о ней. И кроме того, она сама почти забыла. Она отодвинула это чувство в сторону, не желая останавливаться на нем. — Конечно. Чем я могу вам помочь? В одной руке он держал бумаги, а в другой — какой-то тонкий журнал. — Сейчас это место немного грязноватое. Похоже, здесь мало что было сделано для поддержания его чистоты. Я весь день занят просмотром и организацией файлов пациентов и не смог выгрузить лекарства, которые вы купили вчера. — Я с удовольствием займусь ими, — она слегка кивнула. Он поднял руку, держащую бумаги, указывая на большой шкаф у стены. — Корзина под моим столом, вы можете разгрузить ее в кладовку. Она быстро пошла в указанную сторону, немного поколебавшись, увидев хаос, взорвавшийся на столе перед ней. Она была до тошноты организованным человеком, и подобный беспорядок вызвал у нее зуд кожи. — Я чувствую себя точно также. Она остановилась, ее глаза резко поднялись, когда его глубокий голос тревожно приблизился. Он стоял в нескольких футах от нее, пристально глядя и слегка ухмыляясь. — Я вижу беспокойство в ваших глазах. У меня была похожая реакция, когда я впервые увидел, что меня ждет. Уверяю вас, обычно я очень организованный человек. Ее потрепанные нервы успокоились, рот сам по себе изогнулся в улыбке. — Я понимаю. Я могу только вообразить ту работу, которая должна быть сделана после того, как пост оставался заброшенным так долго. Он кивнул, затем его взгляд опустился на ее губы. — У вас аллергия, мисс Грейнджер? — Нет, ничего из того, что я не знаю. — Интересно. Твои губы выглядят необычно распухшими, — его взор штормового облака поднялся и снова прищурился к ней, зная блеск в их глубинах. Она горячо вспыхнула, сердце заикалось в ее груди под пронзительным взглядом. — Я… я иногда кусаю их, когда отвлекаюсь. «Черт возьми, я правда эта сказала?» — Я заметил. Она сглотнула. — Это довольно неприличная привычка. Нам придется обуздать это желание, предоставив вам что-то более интересное, чтобы удержать ваше внимание. Она покачивалась на ногах: комната была душной, какой-то невидимый источник тепла качал пар прямо в ее легкие, она беспокоилась, что может упасть в обморок. А потом он отвернулся, небрежно подошел к полке с книгами и положил тонкий журнал, казалось, не обращая внимания на дрожащую девушку за его спиной. Она медленно выдохнула, а затем резко вздохнула, закрыв глаза, вернувшись к своим ощущениям. «Что со мной?» Ее глаза распахнулись от звука его возобновляюших шагов. — Вы можете приступить к работе в любое время, — он говорил через плечо, глядя на одну из бумаг в своей руке, ее присутствие уже отвлекало. Она молча кивнула, обошла стол на дрожащих коленях и наклонилась, чтобы схватить аптечную корзину, неуклюжими пальцами и отнести ее в большую кладовку. Открыв двери, она на мгновение замерла от беспорядка внутри. «Какой уважающий себя врач позволил бы своему рабочему месту стать таким?» Он лишь воспользовался теми, кто был назначен на его попечение. Ему не было дело до остального. Она покачала головой, глядя в глаза множеству засоренных полок, пытаясь понять, с чего начать. Она слегка вздрогнула, увидев этикетки на нескольких банках, глотнув она, осторожно высвобождая их из кучи. Оглянувшись через плечо, она не решилась прервать его, снова привлекать к себе внимание, но в тоже время боялась что-либо предположить. — Доктор? — Хм? — отозвался он, не отрывая взгляда от того, что читал. — Помимо содержимых с истекшим сроком могу ли я выбросить и это? Он резко поднял глаза, сужая их, увидев баночку из слоновой кости в ее руках. Она заметила, как только он прочитал этикетку, глаза потемнели. — Подай ее мне. Она кивнула, вздохнув с облегчением, когда она поставила контейнер с надписью «Пиявки» на его стол. Больше не придется держать ее в руках. После ужасного испытания, от которого пострадали многие, в том числе Ада Лавлейс, одна из великих кумирок Гермионы, она не видела никакой пользы в архаичной практике, которая могла быть достигнута более современными и эффективными средствами. Она также отказалась от банки с надписью «Арсеник», зная, что данный порошок имеет много показаний, но несет гораздо больше риска, чем лечения. Она представила, как большинство молодых женщин попытаются использовать его в качестве косметического средства, медленно отравляя себя изнутри, ради бледного цвета лица. Она терялась в своей работе, ориентируясь в бутылках и расставляя вещи в соответствии со шкафами, которые она видела в магазинах своего отца, а также в больницах в окрестностях Лондона, которые она посещала со своей матерью по очереди. Она не знала, что прошел почти час, прежде чем Доктор подошел к ней сзади, нарушая звучащую тишину и ее концентрацию. — Вижу, мадам наконец-то была права в чем-то. Она подпрыгнула, слишком быстро обернувшись и едва не потеряв равновесие, схватилась за стол, когда его рука отскочила, чтобы успокоить ее, потянув ее вперед и обратно в вертикальное положение. Она вспыхнула под его удивленным взглядом. — У вас действительно есть опыт в медицине. — Да, мои родители оба работали в данной сфере деятельности. Она поняла, что он все еще держал ее за руку, когда его пальцы выпустили ее. Она неосознанно поднесла свою руку к тому же месту, подражая его прикосновению. — Ваш отец тоже был врачом? Она прикусила губу, говоря о родителях, все еще эмоционально тяжелое занятие, поэтому она была взволнована, когда делилась своей историей, своими достижениями с кем-то, кто действительно смог бы оценить их работу. — Он учился в медицинской школе, был практикующим врачом, но не в традиционном смысле. Он исследовал и разрабатывал лекарства от инфекционных заболеваний. Он провел большую часть своей карьеры, работая с военными, изучая иностранные болезни, чтобы обеспечить здоровье наших солдат за границей. Доктор поднял темную бровь, глаза зажглись от услышанного. — Впечатляет. Гермиона почувствовала, что ее грудь сжалась. Она стояла немного выше. — Что насчет матери? — Она была медсестрой. Работала на добровольной основе после моего рождения, чтобы сосредоточиться на моем воспитании. Но прежде, чем они поженились, она тренировалась у Флоренс Найтингейл в больнице Св. Томаса. Он наклонил голову, глаза блуждали по ее лицу. — Не менее впечатляюще. Общеизвестно трудная программа, в которую не так уж легко быть зачисленной. Гермиона с трудом, но все-же улыбнулась. — Она действительно была впечатляющей женщиной. Густая тишина пронзила комнату, его взгляд держал Гермиону в застывшем состоянии. Он шагнул ближе, но она была так потрясена его глазами, что не заметила. — Могу ли узнать, что с ними стало? Она сглотнула и открыла рот, но последовала долгая пауза, прежде чем слова смогли освободиться от сжатого горла и снова заговорить. — Они погибли в пожаре. Его глаза скользнули между ее, как будто ища в них что-то. Она понятия не имела, что именно он мог там искать, и только отвернулась. Наконец его взгляд успокоился, а сердцебиение замерло. — Мне очень жаль. Она кивнула, привыкнув к общим соболезнованиям, к словам, которые обязательно должны были последовать за таким признанием. Она была немного разочарована, услышав, как он произносит их, но также понимала, что он мало что мог сказать. Пока он не задал вопрос, который наклонил ее мир вокруг своей оси. — Как ты себя чувствуешь? — Как? — После их смерти. Ты просто чувствуешь грусть? Или тебя наполняет гнев? — Я… Я не понимаю… — Бросьте. Это простой вопрос, Гермиона. Она замерла, звук ее имени на его губах заставил неподвижно перенести себя обратно в ту ночь, когда они впервые встретились. Она была спрятана в его гардеробе, сердце в горле застряло между страхом и интригой. Она с удивлением посмотрела на него, прежде чем медленно смочить губы. — Я так злюсь, что иногда не могу дышать. Он смотрел на нее, воздух вокруг них сгущался, заряжался. А потом он кивнул тем же жестом, что и тогда, когда она впервые сказала ему свое имя, как будто он уже знал ответ, прежде чем она произнесла его. — Отлично. Она сглотнула, пульс ускорился. — Печаль калечит. Гнев мотивирует. Мир вокруг них стал туманным. — Твой гнев в силах захватить тебя полностью, Гермиона. Ты должна научиться управлять им, но никогда не искоренить его из своего арсенала. Она почувствовала, как что-то наполнило ее поверхность под кожей, отчаянно пытаясь разорвать ее на пополам… А потом он отступил назад, засунув руки в карманы брюк и сосредоточившись на шкафу, разбив стеклянный купол, окружавший их мгновение назад. Она моргнула, почувствовав головокружение от собственного признания, поворачиваясь лицом к шкафу, желая отвлечься, вернуться обратно к нормальной жизни. Его слова все еще звучали в голове, преследующие ее, подрывные, но все громче и громче, чем любой другой грохочущий голос. Она уже знала, что никогда не сможет стереть его совет из головы. Через несколько лет она будет вспоминать этот момент в полной ясности, к лучшему или к худшему. — Полки выглядят прекрасно. Я ценю вашу помощь. Я забрал вас от ваших запланированных дел на долгое время, думаю, на сегодня достаточно. — О… хорошо, — она была сбита с толку. Она хотела довести работу до конца, закончить то, что начала, и, конечно, это была единственная причина, по которой она чувствовала разочарование… Она также знала, что как только она выйдет из этих дверей, она будет страдать мыслями о Драко, их более раннем столкновении, и ей будет не на чем сосредоточиться, чтобы заблокировать этот поток эмоций. Она сложила руки, блуждая глазами по комнате, ища что-то, что угодно… Она заметила, что Доктор держал в руке медицинский трактат, часть названия была прикрыта его пальцами, но она смогла увидеть имя автора полностью. Ее сердце замерло. — Мой отец когда-то был студентом доктора Сноу. — Простите? Она указала на дневник. — Доктор Джон Сноу, он учил моего отца приёму холеры, когда тот только начинал работать в медицинской области. Он поднял дневник, глядя на обложку, прежде чем взглянуть на нее с выражением чистой интриги. — Я считаю человека настоящим пионером в области медицинских исследований. Она с энтузиазмом кивнула, чувствуя, что знакомые ощущения охватывают и ее. — Без сомнения. Его достижения в области гигиены окружающей среды известны. Если бы не он, мы до сих пор бы лечили людей от миазма. Странно думать, как легко массы принимали что-то на том основании, что так долго не было никаких доказательств, особенно когда практические решения были прямо у них под носом. Его глаза излучали тепло, окутывая ее в нем, когда они сканировали ее лицо. — Скажите мне одно, Гермиона… — ее сердце замерло. — Что такая девушка как вы, потеряли здесь? — Я сказала вам, мои родители умерли… — Но почему ты здесь? У тебя нет другой семьи? Наверняка твои родители оставили тебе средства выживания вне такого места? Она сглотнула, покачиваясь на ногах, вихрь схватил ее. — Я… Она надеялась, что явные признаки беспокойства, отраженные на ее лице, остановят его, что настоящий джентльмен вежливо воздержится от дальнейшего расследования. Но, точно не доктор Томас Реддл. Он держал ее в пленницах, используя внушительную стойку, которая была расположена слишком близко, чтобы считаться уместной. Она знала, что он не отступит, и, хотя она обычно придерживалась своих секретов, получая извращенное удовольствие от отрицания предъявляемых ей требований, она обнаруживала, что уступает, не в силах обуздать поток слов. — Мои родители были молоды, когда умерли, а мои дедушка и бабушка умерли, когда я была совсем маленькой, я их совсем не помню. И поскольку мне только исполнилось восемнадцать, когда начался пожар, семья моего друга не имела право удочерить меня, потому что из-за совершеннолетия я была не совместимой кандидатурой. Мой друг все равно предлагал мне жить у себя дома, до сих пор предлагает, но это было бы ужасно неуместным и нанесло бы непоправимый ущерб его репутации. У него впереди светлое будущее, и я отказываюсь ставить его под угрозу. Она остановилась, затаив дыхание. Доктор не моргал, его взгляд был таким жутким, что становился еще страшнее под лучами солнечного света, падающими на его лицо. — Такая самоотверженность с вашей стороны… Она ответила инстинктивно, ее рот работал перед ее разумом. — Это не самоотверженность, а любовь. Он поднял острый лоб, молния вспыхнула в его радужных оболочках. — Любовь? — Да. Пожалуй, самая эгоистичная эмоция из всех. Прошло мгновение прежде, чем угол его рта поднялся. — Какая захватывающая перспектива. Вы очень мудры для своего возраста, мисс Грейнджер. Она моргнула, чувствуя холод, когда услышала, как он произносит ее имя снова, но с теплотой принимая его комплимент. — Похоже, ваш отец вел успешную карьеру. Разве он не оставил вам деньги, чтобы обеспечить ваше будущее? Обсуждение финансов было чрезвычайно запретной темой для нее, даже среди тех, кто имел близкие связи с ней. То, что Доктор задавал ей такой вопрос, было в высшей степени неуместным, но в то же время полностью находящимся в сфере реализма, поскольку она уже давно обнаружила, что он из тех, кто нарушает правила на каждом шагу. И ей это нравилось. — Да, он оставил. К сожалению, Закон о собственности защищает только замужних женщин от потери своего состояния мужьям. Соответственно, тем из нас, кто не замужем, нельзя доверять в управлении собственными финансами. Все, что оставили мне мои родители, в распоряжении … Она замолчала, тело напряглось, дыхание снова ускользнуло от нее. — Гермиона? — он подошел ближе, вытянув руку, и она почувствовала, что слегка наклонилась. — Ты выглядишь бледной, хочешь присесть? Она быстро моргнула. Снова. Звук имени привлек ее внимание, его рука держала ее, привязывая ее к этому миру, не давая ей упасть головой в вращающийся черный вихрь у ее ног. Она облизала губы, качая головой. — Нет я в порядке. Я просто ни с кем давно не говорила об этих вещах, — она надеялась, что ее ложь съедобна. Он, казалось, грыз края, но в конце концов смог бросить ответ. — Ты казалась удивительно спокойной, говоря об их смерти минуту назад. Черт. Он безжалостен. Почему он не оставит меня в покое. Столько, сколько его упорство бесило ее, оно давало ей чувство искривленного удовольствия, осознавая тот факт, что он что-то видел сквозь пелену ее горечи. Никто другой не подталкивал ее к ответам, реальным ответам, даже Гарри, всегда боявшийся оттолкнуть ее от края невидимого утеса. Но Доктора, казалось, не заботило то, как далеко или как сильно он вырывал ее из зоны комфорта. — Печаль калечит. Гнев мотивирует. Она медленно выдохнула, рука горела под его давнишним прикосновением. — Мои деньги контролируются и управляются адвокатом моих родителей. Он выделяет мне ежемесячное пособие. К сожалению, он не считает меня достаточно взрослой, чтобы жить самостоятельно. Она тяжело сглотнула, отчаянно пытаясь сосредоточить свой разум вдали от теней и тьмы. Она держала его взгляд, используя его как маяк, когда она продолжала двигаться дальше. — Уверен, вы в курсе того, что женщины любого семейного положения могут наследовать землю и собственность, построенную для ней. Но наш дом сгорел дотла, ничего не осталось, кроме акров внизу. В настоящее время они ожидают аукциона. Из-за повреждения от пожара земля является непригодной для продажи, поэтому она, вероятно, будет продаваться за долю от ее первоначальной стоимости. Тем не менее, деньги полностью перейдут в мое распоряжение, и тогда я, вероятно, смогу рискнуть жить самостоятельно. Он наклонил голову, слегка сжимая ее пальцы, и она подумала, делал ли он это специально. — И куда именно ты рискнешь? — Я не знаю. Я еще не думала об этом… — Конечно, думала. Она закусила губу, когда его рука сжалась еще сильнее, останавливая ее кровообращение. Она не возражала. Она привыкла причинять себе немного боли, чтобы удержать свой разум в настоящем времени. — Я хочу путешествовать, увидеть мир. Получить опыт от каждой культуры, с которой я успею ознакомится. Я хочу жить полной жизнью, настолько, чтобы состариться уже до тридцати. Я хочу, чтобы мое лицо было заполнено морщинами от всего того, что я видела и делала. Я хочу достичь конца своих дней без сожалений. Потому что мое единственное настоящее сожаление — позволить страху неизвестного, удержать меня. Его глаза, казалось, светились внутренним источником света. Она находила это завораживающим, края комнаты были полностью размыты, единственное что оставалась идеально сфокусированным и ясным, было его лицо, его интенсивность. — Это довольно большая мечта, мисс Грейнджер. — Какой смысл мечтать иначе? Его глаза мелькнули, что-то в его лице выглядело слишком довольным, слишком удовлетворенным, чтобы быть простой реакцией на ее слова. Она вздрогнула, осторожно потянув его за руку. Его рука сразу отпала. Он отступил назад. — С вами было очень приятно беседовать, Мисс Грейнджер, — его слова звучали отрепетированными, пустыми, лишенными остроты страсти и намерения, как в прошлые мгновения. — Я еще раз благодарю вас за оказанную помощь. Теперь вы свободны. Она быстро кивнула, отошла, с дрожавшими конечностями, хотя ей удавалось дышать ровно. Она прошла полпути к двери, практически выбежав, прежде чем он привлек ее внимание, останавливая ее на полпути. — Мисс Грейнджер, выходя, будете любезны повесить расписание консультаций снаружи у дверей. Ее сердце бешено колотилось, когда она медленно повернулась и приблизилась, глядя на лист бумаги, который он держал в воздухе. Зная, что ее имя будет на нем. Она остановилась на некотором расстоянии, полностью вытянув руку, чтобы выхватить бумагу, когда его рука не решалась отпускать другой конец. Ее глаза резко поднялись и встретились с ним взглядом. Он смотрел на нее так, словно она была короткой вечностью, или, возможно, лишь пространством между ударами сердца. — Спасибо. Он протянул лист, их кисти рук отдалились, словно отрубленная лоза. — Пожалуйста. Она застыла на минуту дольше, сжимая бумагу белыми костяшками пальцев, заставляя себя уйти, медленно, спокойно, как нормальный человек. В эти дни ей приходилось напоминать себе, что она должна вести себя нормально. В основном в присутствии этого человека. У нее было такое сильное желание взглянуть на него в последний раз через плечо, что она чуть не растянула шею от напряжения, заставляя свой взгляд оставаться впереди, выскальзывая из клиники. Когда тяжелая дверь закрылась за ней, она ахнула, как будто поднимаясь из воды. Она прислонилась к дереву с закрытыми глазами, сердце билось беспорядочно. Что происходит? Она вздохнула, морщинистая бумага в руках притягивала ее внимание, глядя на расписания встреч. Она отсканировала имена. Как сказала ранее Амбридж, он начинал с новеньких, тех, кто не был у предыдущего врача. Слава Богу. Она с ужасом представляла, что могло произойти, если бы она прибыла в этот дом во время работы последнего врача. Ее взгляд остановился на ее собственном имени, почерк из черной чернили доктора Рэддла был элегантным и точным, то, чего она ожидала. Буквы в ее имени были не более цветными и изящными, чем любые другие из перечисленных, она была одной в море других, ничем особенной, ничем, кроме как местом на странице. Это к лучшему. Да, да, это было к лучшему. Ей лучше держаться подальше от этого мужчины. Он всколыхнул мысли и эмоции, которые следует оставить в темноте, там, где их место. Тем не менее, казалось, что она еще не освободилась от его когтей. Ее первый визит к нему был назначен на завтра. В последний день недели. Гермиона задержалась за дверью клиники на несколько минут, все еще глядя на свое имя, сердце застрянут в горле, прежде чем она заставила себя повернуться лицом к длинному пустому коридору. И пожалела сразу, что сделала это. Потому что на каменном полу прямо перед ней было такое ужасное зрелище, настолько ужасающее, что она стала немой от полученного шока. Кровавые следы. Ведут вниз, вниз, вниз… Она закрыла глаза, тело дрожало. «Это нереально. Это нереально». Температура быстро понизилась, ее следующий резкий вздох был полон кристаллов льда, ее легкие выдыхали струйку ледяного воздуха. «Это нереально». Она шагнула вперед, глаза все еще были закрыты, руки были подняты по бокам, чтобы сохранить равновесие. Но она так дрожала, что почти потеряла его. Она почти полностью упала, когда услышала навязчивый шепот. — Гермиона… Слезы текли по ее щекам, морщинистое лицо, руки закрывали рот, чтобы сдержать крик. Ее глаза открылись при звуке приближающихся шагов. Но они не были обычными шагами. Нет, они походили на сломанную походку Филча, но еще хуже. Стук. Сдвииииг. Стук. Сдвииииг. Стук. Сдвииииг. Гермиона стояла застывшая, дрожащая, с широко раскрытыми глазами на конце коридора, в правом углу, где заканчивалась стена, в ожидании, пока оно не появится… Стук. Сдвииииг. Стук. Сдвииииг. Звук прекратился. Она сглотнула, зрение затуманилось от слез. Внезапно рука обвилась вокруг стены, разорванная, раскрошенная, блестящая от крови с обнаженной костью. Пальцы были скручены, отчаянно хватаясь за камень, приближаясь к Гермионе. Она откинулась назад, открыв рот, готовая издать леденящий кровь крик, когда к голосу присоединился новый, заставив ее онеметь от ужаса. — Гермиона! У нее перехватило дыхание на полпути между криком и рыданиями. Шаги быстро приблизились, знакомые, нормальные — Герм… О, слава богу, ты все еще здесь! Парвати свернула в противоположный угол, пробежав темный коридор. Гермиона прыгнула вперед, протягивая руку, отчаянно пытаясь защитить ее, предупредить ее… Она посмотрела на другой конец коридора. Рука пропала. Она замерла, оглядываясь позади нее. Шаги исчезли. Она вздохнула, когда Парвати остановилась перед ней. — Я надеялись, что ты все еще будешь у… Миона? Ты в порядке? Гермиона быстро вытерла глаза, разум был слишком измотан, чтобы составлять слова. Она резко кивнула. — Ты плачешь? Она медленно вдохнула с закрытыми глазами, желая, чтобы страх покинул ее. — Я в порядке, что случилось, Парв? Ее соседка по комнате не выглядела убежденной ее ответом, но она решила оставить тему, с учетом новостей, которыми она должна была поделиться. — У нас проблемы. Ты представить не можешь какие… Гермиона была оторвана от ошеломления интенсивностью, сияющей в темных глазах подруги. — В чем дело? Парвати сглотнула, выглядя почти так же потрясенной, как Гермиона. — Лаванда пропала.