Символ надежды

Подобно растревоженному осиному гнезду, голова гудит от бесчисленных вопросов, на которые я так и не получил ответа. Засунув руки в карманы джинсов, иду следом за Гейлом по светлым коридорам клиники. Я выучил эти маршруты наизусть за столько-то лет. Тем более это бывшее здание тренировочного центра семьдесят четвертых игр. Сейчас это место не несет тяжелых воспоминаний или страха. За годы существования клиники, что теперь носит имя доктора Аврелия, эти стены пропитались теплом и спокойствием. Аврелий всю жизнь посвятил восстановлению душевного состояния бывших победителей, солдат и простых людей. Он никогда никому не отказывал в помощи, и даже сейчас, уйдя на пенсию, не покидает свой пост и по первому зову готов вновь погрузиться в наши проблемы. Джоанна говорит, он такой же сумасшедший, как и мы. Ведь разве будет нормальный человек со спокойным, понимающим выражением лица часами выслушивать бесконечное нытье, неконтролируемый гнев или навязчивую идею найти что-то давно и безвозвратно потерянное? Кстати он, до определённого момента, не поддерживал меня, убеждая смириться. Иногда я ему верил, старался походить на нормального человека, даже пытался строить отношения но… каждый раз это заканчивалось плачевно. За своими мыслями не замечаю, как оказываемся на двенадцатом этаже. Когда-то здесь жили трибуты нашего дистрикта, и мы с Китнисс в том числе. Эти стены давно претерпели изменения (жаль, что мою жизнь так легко не спасет ни одна перепланировка), сейчас здесь расположены творческие мастерские и зимний сад, к которому, судя по всему, мы и направляемся. Я любил посещать его во время пребывания в клинике. Особенно в ненастные, промозглые дни. Умелая имитация живой природы всегда помогала отвлечься. В любое время года здесь цветут цветы, слышны голоса птиц и даже, благодаря искусственному ветру, шумят кронами деревья в кадках. Гейл тормозит перед дверями и резко оборачивается. — Пит, — начинает друг и замолкает, чуть нахмурив брови, будто пытается подобрать слова. — Что бы ты там сейчас не увидел, — кивнул он в сторону сада, — просто знай, что все это правда. Я проверил. Киваю, хотя решительно ничего не понимаю. Пульс ускоряется. — Я не знал, как ты среагируешь, — Хоторн будто извиняется, — поэтому посоветовался с Аврелием, и он предложил такой вариант. — Что там, Гейл? — Сейчас сам все узнаешь. Идем, — говорит он и открывает дверь магнитной картой. В душе разгорается тревога, но я послушно иду следом. Ноги каменеют и наливаются тяжестью. Как бывает во сне когда надо кого-то догнать или убежать от чего-то неизбежного. Мы проходим тропическую зону и сворачиваем в сторону искусственного водопада. Рядом с ним, окруженное ажурной стеной из переплетенных ивовых стволов, находится небольшое кафе. Друг останавливается, пропускает меня вперед и сам заходит следом. Осматриваюсь. По периметру стоят солдаты, явно подчиненные Гейла, но почему их так много? В зале расположились Аврелий со своей помощницей, пара врачей и несколько крепких санитаров. Все очень странно смотрят на меня. Не сказать, чтоб меня это очень волновало, но хотелось бы понять. Почему? Для чего все они здесь собрались, и что вообще происходит? Но я не успеваю задать ни один из вопросов. Кроме врачебно-военной делегации замечаю за одним из круглых столов двух подростков. Мальчика и девочку. На вид им лет по десять, может больше, я не силен в детском возрасте. В голове возникает ещё один закономерный вопрос, который я так же не успеваю задать, поскольку слышу, как Гейл говорит мне идти к ним. Дети сидят за двухместным столиком. Пока я решаю, какой из близлежащих стульев взять, мальчик поднимается и, что-то шепнув девочке, встает за ее спиной. Никуда не отходит. Его темные глаза смотрят на меня в упор, со страхом, но решительно. Девочка все это время не поднимает головы, теребя в руках ручку матерчатой сумки. Она будто бы дрожит. Замерзла или боится чего-то? Её золотисто-каштановые волосы развеваются на искусственном ветру и отражаются нежной медью, купаясь в свете поддельного солнца. Завораживающая картина. Смотрю на неё, и горло схватывает спазм. Поза девочки, то, как она переминает в пальцах ткань, её руки… Меня поражает едва уловимое сходство с… Мотаю головой, боясь хоть на секунду задержать видение. Мало ли людей с похожими привычками и жестами. — Привет, ребята, — выдавливаю из себя приветствие и сажусь. — Здравствуйте, мистер Мелларк! Мы… — начинает говорить парнишка, но девочка прерывает его речь одним взмахом руки. — Не нужно, Стив. Я сама! Сердце дергается словно ему стало неуютно на его собственном месте, пульс продолжает сходить с ума. — Скажите, вам знакома эта вещь?  — говорит девочка и протягивает книгу. Я вижу, как дрожат ее руки. Смотрю на книгу… Не может быть! Сердце разгоняется галопом и уже стучит в горле, заставляя задыхаться. Оттягиваю ворот футболки, неожиданно резко он стал тугим. Я узнаю эту вещь… Я возвращался с работы особенно уставший. Не скажу, что до революции любил свой день рождения, но у меня была семья, родители, братья. У меня были друзья. Теперь же все они погребены под завалами родного дистрикта. Именно сейчас тоска и одиночество особенно остро ощущались. Я остался один. Нет конечно, не совсем. Меня поздравлял весь Панем, каждый человек, которого я встречал на улице, те, с кем работал бок о бок последние месяцы. Да и Энни, Джоанна, Эффи… я не мог назвать их совершенно чужими, но они далеко, а мне так не хотелось проводить этот вечер в одиночестве. На Хеймитча я не рассчитывал. Еще вчера он предупреждал, что напьется до беспамятства в честь такого дня. А единственный человек, от которого я ждал хоть слова, так и не поздравил меня. Китнисс исчезла из дома еще до рассвета. Не появилась днем у Сей и сейчас не ждала меня на крыльце. Обида ненадолго затмила сознание. Хотелось сразу пойти к себе, постоять под горячим душем, смыть с себя грязь, пепел и этот день. Возможно, напиться и потеряться где-то на грани сна и реальности или запереться в мастерской и выбросить все скопившееся на полотно, но беспокоиться за Китнисс у меня в крови, даже охмор не смог это вытравить. Я долго колотил в запертую дверь, но в её доме стояла тишина. Он смотрел на меня пустыми темными глазами окон. Сердце ухнуло в пятки, а в висках застучала паника. Я бросился к дому Хеймитча. Но и там меня ждала похожая картина. Где же они? Я сел на ступеньку и сжал руками голову, призывая здравый смысл. Если бы что-то случилось с Китнисс или с Эбернети, эта новость за считанные часы облетела бы весь Двенадцатый. У нас всегда так было. Любые сплетни распространялись как вертянка среди детей, а слухи раздавали в торговых лавках вместо сдачи. И сейчас ничего не изменилось. Несмотря на то, что после революции в дистрикте появились приезжие, любые новости, касающиеся бывших победителей, очень интересовали людей. Мне бы точно донесли. Еще немного подумав, я решил пойти к себе и на всякий случай позвонить в больницу. Переступив порог, щелкнул выключателем, но свет даже не подумал зажечься. «Еще один «бонус» в копилку этого дня», — подумал я, пробираясь к телефону, благо он не зависел от электричества. Я уже набрал первую цифру, как за моей спиной вдруг что-то ширкнуло. Я обернулся. Выдох, больше похожий на хрип, вырвался из груди, на ощупь я положил трубку обратно на аппарат. Мерцающий свет от свечей наполнил комнату, становясь все ярче, мягко освещая лица собравшихся. — Ну наконец-то, парень! Где тебя только носит? — радостно проворчал ментор. — Я тут страдаю из-за тебя! — Из-за меня? — на автомате переспросил я. Он хмыкнул что-то вроде «естественно», а затем добавил: — Сам посуди, я выбритый, голодный и трезвый! — перечислял он, а я смотрел на Китнисс, не замечая, что улыбаюсь как ребенок. — И все между прочим в честь твоего дня. Так что считай подарок я тебе уже не должен. Бррр, — он передернулся, словно раскусил лимон, — ненавижу быть сразу в трех состояниях. Ну чего замерли, есть то будем? Хеймитч говорил что-то еще, про пригоревший пирог, жирную утку и запрет алкоголя за ужином, но я уже практически не слышал его. Мой мир занимала девушка, стоящая напротив. И вроде бы не прибавилось косметики на усталом лице, и одета она в привычные футболку и брюки, но прекрасней до этого дня я, казалось, не видел её. Она то и дело покусывала нижнюю губу, её щеки покрывал румянец, а может это был блик от свечи, но главное, впервые со дня приезда Китнисс смотрела мне прямо в глаза. Неотрывно. Без страха. И это казалось лучшим подарком. Я спрашивал потом, почему первое время она так упорно избегала моего взгляда. «Потому что стыдно, — призналась девушка, прижалась сильнее и снова посмотрев на меня, добавила, — а еще я боялась увидеть мертвую бездну вместо лазурного неба». Китнисс подошла и взяла меня за руку. — С днем рожденья, Пит! — прошептала она и коснулась моей щеки робким поцелуем. — Это тебе. — Девушка протянула сверток. Руки дрожали, и я никак не мог справиться с оберточной бумагой. Получать подарки всегда волнительно, а уж от Китнисс оказалось особенно. Спустя пару минут я держал в руках скетчбук в кожаной обложке с гравировкой: «Засыпай с мечтой, а просыпайся с целью»… Разве я мог подумать тогда, что именно эта фраза долгие годы будет моим личным девизом? Нет. Сейчас передо мной лежит именно этот скетчбук. Забытый дома и исчезнувший вместе с моей женой. От времени огрубевшая кожа местами потерлась, с гравировки осыпались чернила, но это точно он. Я не могу ошибаться, узнал бы его из тысячи подобных. — Откуда? — спрашиваю я. Получается глухо. Откашливаюсь в попытке прочистить горло. — Это принадлежит моей маме, — дрожащим голосом говорит девочка.  — Кто вы? — балансируя на грани безумия, шепчу я. Пытаюсь удержать сознание, чтобы услышать ответ и заглянуть в глаза незнакомке. — Меня зовут Аврора Томсон. — Она отрывает, наконец-то, взгляд от своих рук и смотрит на меня. — Хотя моя настоящая фамилия Мелларк. И я ваша дочь!