отцовство Тони Старка

Несмотря на раннее утро, на улице было жарко и душно. Небольшое семейство Паркеров, состоящее всего лишь из трёх человек, всегда отличалось умиротворённым, неспешным образом жизни. Не торопясь дойдя до ближайшей от дома кофейни, они расположились в дальнем углу. — Можно мне блины? Питер с энтузиазмом оглядывался по сторонам, изучая каждую малейшую деталь в окружающей обстановке в силу своей любознательности, и немного подпрыгивал на мягком сидении, положив обе руки на гладкий, прохладный стол из белого камня. Мария Паркер смерила сына предупреждающим взглядом и потрепала его по кудрявой макушке. Тот откинулся на спинку стула и принялся дергаными, беззаботными движениями теребить свои штаны на коленках. Паркеры не часто выходили все вместе куда-либо гулять или уж тем более просто завтракать. Ричард и Мария постоянно были на работе, о которой Питер ничего и не знал толком, а сами они о ней рассказывали под напором вопросов сына как-то смутно, туманно, отчего их деятельность прочно укрепилась в голове ребёнка как что-то загадочное и таинственное. Официантка приняла их заказы, вежливо улыбнувшись, и скрылась за поворотом, шелестя подолом чересчур короткой юбки. — Здесь малолюдно, — заметил Ричард. Питер не обратил на эту реплику должного внимания и продолжил разглядывать добрые лица своих родителей; темно-карие глаза обоих светились любовью к единственному сыну и друг к другу, но непривычно было видеть на их обычно умиротворённых, сдержанных лицах оттенок тревоги, отблеск волнения. Питер нахмурил брови, неопределенно переводя взгляд с одного родителя на другого. Его самого постепенно начало охватывать смутное беспокойство, но он выше поднял подбородок и плотнее сжал губы. — Что-то не так? — спросил он. Лицо приняло серьезное, внимательное выражение, которое он так часто видел на лице отца. — Ничего, — уверил его отец, тут же переводя на взгляд на ребенка. Уголки губ Ричарда приподнялись, но глаза были по-прежнему затуманены неопределенной мыслью, понять которую Питер был не в состоянии. — Давайте позавтракаем в другом месте? — вопрос Ричарда прозвучал больше как утверждение, и Питер сразу возмутился: — Что? Почему? Оба родителя обменялись уверенными взглядами, решительными, непроницаемыми. Питеру ничего больше не оставалось, когда они встали из-за своих мест. Спустившись на холодный плиточный пол, он подошёл ближе к матери. Они вышли на улицу, где ослепительно светило солнце, и поспешно зашагали прочь от заведения. Питер ничего не понимал и беспокойно хмурился, но хранил молчание под натиском безмолвной, явственно ощущаемой в воздухе тревоги родителей. В это время Питер не замечал ни следующей за ними по пятам машины, ни людей, ни на шаг от них не отстающих. Он только старался быстрее передвигать ноющие от усталости ноги и не отставать от своей семьи. Людей вокруг было необычно мало, но Питер считал это абсолютно нормальным для утра. Мария, стальной хваткой сжимающая маленькую ладошку сына, резким движением завернула за угол, прикрывая его всем телом, и опустилась на корточки. В это мгновение прозвучал первый выстрел; он раздался оглушительным взрывом, и Питер зажмурился, закрыв уши руками. Он услышал, как кто-то прислонился рядом с ними к стене, и огромным усилием воли заставил себя посмотреть перед собой. Раздался ещё один выстрел, второй, третий, но все они, сверкая огненной вспышкой, встречались с противоположной стеной из красного камня и с тихим звоном опадали на гравий. Ричард о чем-то быстро переговарился с женой, но Питер не понимал, о чем именно; в голове стоял шум, в ушах противно звенело, а на лице застыло выражение чистейшего ужаса и непонимания происходящего. Мария тихо выругалась, что Питер слышал от нее впервые, и повернулась лицом к сыну. Она тонкими пальцами обхватила его щеки и заставила его посмотреть себе в глаза. — Слушай меня, Питер. Сейчас ты должен убежать как можно дальше от этого места. Ты понял меня? — Ее громкий, твердый, уверенный голос заставлял его слушать внимательно, и он кивнул, чувствуя бешеное биение собственного сердца и подступающие слезы. — Просто убегай, милый, мы сами тебя позже найдем. Теперь уходи, быстро! — крикнула она, нежным, сожалеющим взглядом окидывая сына. На негнущихся, трясущихся ногах он поднялся, дрожа всем телом, и начал неуверенно бежать, когда сильная рука отца оттолкнула его, заставляя двигаться. Он больше ни разу не обернулся, но в глазах стоял образ его родителей, их испуганный, умоляющий взгляд. Бежать. Бежать. Бежать. Переулок вилял, разъединялся, и Питер несся, не разбирая дороги. Сзади то и дело слышались выстрелы, и каждый раз Питер вздрагивал, пригибаясь, чуть не падая, и все думал о том, что скоро он снова встретится с родителями, нужно лишь добежать до конца улицы и дальше. Внезапно раздался оглушительный взрыв, и ноги у Питера подогнулись, он упал лицом на горячий асфальт, сильно оцарапав щеку и бровь. Когда он очнулся, первым, что он услышал, был вой полицейской сирены, пронзительный и завывающий, как от мучительной боли. Голова со страшной силой пульсировала, но Питер разлепил болящие глаза и постарался встать на трясущиеся, сгибающиеся ноги. В отдалении приглушённо слышался смазанный, неразборчивый гул множества голосов, но мальчик даже не старался на нем сосредоточиться. Тяжело дыша, задыхаясь, он кое-как пробежал несколько метров, упёрся в тупик и свернул на главную улицу. Его тут же ослепило яркое солнце, и он машинально прикрыл глаза рукой. Послышались более отчётливые выкрики, и Питер кинулся в противоположную от них сторону, стараясь оказаться как можно дальше. Рука вспыхнула точно огнем, когда кто-то посторонний схватил его за предплечье и настойчиво потянул на себя. Питер слепо начал отбиваться, борясь с незнакомцем слабо, на грани последних сил. — Да успокойся ты уже! — прикрикнул на него голос, и Питер яростно пнул человека перед собой в колено. Тот коротко охнул, но хватку не ослабил, схватил свободной рукой его за плечо, и, приятнув чуть ближе к себе, четко и очень раздражённо проговорил: — Я тебе не наврежу. Хватит. Все, хватит брыкаться! — человек заглянул в широко раскрытые от страха глаза ребенка, в которых одновременно с этим плескалась ощутимая готовность сражаться. — Меня зовут Тони. Ты ведь Питер Паркер, верно? Сын Ричарда и Марии Паркер? Питер дернулся, предприняв ещё одну попытку сбежать, но не вышло. Со злостью посмотрев на человека перед собой, Тони, как тот представился, Питер сжал руки в кулаки. — Так где сейчас твои родители? — спросил Тони. — Я ничего не скажу! Тони раздраженно выдохнул, стараясь успокоиться, и осел на корточки, чтобы быть с Питером на одном уровне. Одна из его коленок громко хрустнула. — Я просто хочу тебе помочь, — медленно сказал он, внимательным, оценивающим взглядом рассматривая ссадины на лице ребенка и чуть хмурясь. — Ты в порядке? Питер угрюмо засопел, опустив голову и думая только о том, как ему вырваться из этой хватки и убежать прежде, чем его снова поймают. Он дышал тяжело, громко, поверхностно, и Тони действительно за него забеспокоился. — Скоро должна приехать скорая. Ты больше ничего не повредил? Тони долго пришлось ждать ответа, но в итоге тот все же едва заметно отрицательно качнул головой. — Мне велели бежать как можно дальше, — сказал Питер немного хриплым, сиплым голосом. — На нас напали какие-то люди, — он смерил Тони подозрительным, недоверчивым, вызывающим взглядом. — Я к этому не причастен. Я лишь хочу помочь тебе, ребенок. Питер инстинктивно сморщил лицо на такое обращение, и содранная кожа, ранки на лице тут же отозвались резкой болью. — Там полиция, видишь? — Тони пальцем указал на полицейские машины метрах в ста от них. — Да и стал бы Железный Человек вредить детям или кому бы то ни было? По лицу мужчины скользнула уставшая, доброжелательная улыбка. — Вы… Вы тот самый Тони Старк? — тот кивнул. Питер постарался перебороть в себе поднимающееся чувство восхищения этим человеком, как учёным, изобретателем, супергероем, о котором он много слышал, но тут же напомнил себе, что нужно дождаться родителей. — Мне нужно ждать родителей, — Питер замотал головой. — Они скоро должны… они сказали… Он не мог связно составлять предложения, мысли путались в голове, и он начал растерянно оглядываться по сторонам. Тони поудобнее взял ладонь ребенка в свою и вытянулся во весь рост. — Давай сначала вернёмся к сотрудникам полиции и там все решим, ладно? Ты можешь мне доверять, — Тони печально улыбнулся, вспоминая последствия взрыва и уже заранее зная, что ребенку, вероятнее всего, придется рассказать горькую правду. Питер растерянно, заторможенно кивнул, больше не зная, что ему делать, и безвольно поплелся за Тони. Последовали бесконечные вопросы, чьи-то голоса окружили их со всех сторон, и Питер снова стал искать взглядом в толпе родителей. Голова болела, ссадины на лице пульсировали, и он то и дело зажмуривал глаза, чтобы прийти в себя. Он не сопротивлялся, когда кто-то аккуратно усадил его в полицейскую машину и захлопнул дверь. Стеклянными глазами он смотрел перед собой, не думая ни о чем. Нервными, рваными движениями он теребил край своей футболки. Через окно заднего сидения он увидел подъезжающую машину скорой помощи. Его обдало ледяной дрожью, он дернулся и подскочил к стеклу, прижимаясь к нему лицом и внимательным взглядом следя за слаженными действиями врачей. Он почувствовал, что ему становится дурно. Раньше, едва сохраняя ясный ум и борясь с паникой, он и возможности не допускал, что с его родителями могло что-то случиться, а сейчас, смотря на всех этих людей, не мог отделаться от мысли, что они могли пострадать. Выбравшись из машины на деревянных ногах, он почувствовал приступ тошноты. Его стошнило на собственные кроссовки. В такой суете никто ещё не успел заметить согнувшегося пополам ребенка. Вытерев рукой бледное лицо от остатков рвоты и чуть дёрнув ногами в бессмысленно попытке вновь сделать их чистыми, он двинулся к переулку, где, казалось, всего секунду назад оставил своих родителей. В проходе стояло слишком много людей, было сложно что-то разглядеть, кроме редких язычков пламени в разных местах. Несколько сотрудников полиции наконец заметили его и постарались оттащить. — Нет! Не трогайте! Где мои родители?! На его крики обернулось несколько человек, в том числе и Тони, что теперь с сосредоточием и жалостью смотрел на ребенка. И Питера прошибло осознание. Он замер, как был, и невидящим, неверящим взглядом уставился в тот переулок. Кто-то потащил его, как безвольную куклу, к скорой, чтобы его могли тщательнее осмотреть, а позже снова в полицейскую машину. За всю поездку он не произнес ни слова. Казалось, не меньше сотни человек приходили к нему и уходили, что-то спрашивали о родственниках, о нем самом. В глазах у него стояли невыплаканные слезы, но ни одна из них не скатилась по лицу вниз. Когда к нему в очередной раз зашёл кто-то, пока он сидел в полицейском участке и ждал, насколько он мог понимать, органы опеки, Питер даже не обратил на это внимания. Человек сел на стул перед ним и вперил на него изучающий, беспокойный взгляд. — Привет, Питер, — тот сразу узнал голос Тони Старка, медленно поднял на него голову, но рта не раскрыл. Тони стушевался, сложил руки перед собой и словно искал правильные слова, но никак не мог подыскать их. — Мне правда жаль, что случилось с твоими родителями. Питер ощутил это на себе, как удар. Опустив голову, он почти не дышал. — Кто это сделал? — наконец спросил он. Голос его прозвучал глухо. Тони стойко выдержал взгляд мальчишеских глаз, побитый, подавленный, разбитый. Старк прокашлялся, прежде чем ответить: — Твои родители работали в одной секретной организации. У них было много врагов. — Почему они напали на нас? — допытывался Питер, всеми силами сохраняя безразличную, непроницаемую маску на лице, не позволяя ни одной эмоции промелькнуть на нем. — Мои родители им что-то сделали? — Они ничего плохого не сделали. Они были хорошими людьми, поэтому и стали целью по-настоящему плохих людей. Питер не понимал, о каких плохих людях Тони говорил, и его это злило. Ему было бы легче, если бы он точно знал причину нападения, ненависти к его родителям, даже к нему самому, ведь нападавшие видели, что перед ними пятилетний ребенок, когда открыли огонь. — В полиции мне сказали, что у тебя больше никого нет, — продолжил Тони, и Питер поднял на него яростный, беспомощный взгляд; принял его слова за личное оскорбление и выше поднял голову, цепляясь ослабевшими руками за побитые коленки. — Я не хотел тебя как-то задеть, — пояснил Тони, смотря на него, как на равного себе, — просто хотел уточнить. Оба замолчали, и напряжённую, давящую тишину прерывал лишь тихий скрип металлического стула Питера, когда тот двигался. — Я оформил временную опеку над тобой, — сказал Тони. До Питера далеко не сразу дошел смысл сказанных слов, и его передёрнуло. Он хотел все вернуть назад, вернуть родителей. — Зачем? — Питер до скрежета сжал зубы, заставляя себя не плакать от малейшего воспоминания о родителях. Тони словно раздумывал секунду-другую. Словно пытался решить, говорить с ребенком откровенно, честно, как со взрослым, или мягко уйти от ответа. — Ричард и Мария Паркеры были моими хорошими друзьями. Хотя чего уж говорить, они были замечательными людьми, их все обожали, — Тони грузно вздохнул, все же не опуская взгляд. — И я не могу позволить себе оставить их ребенка на произвол судьбы, тем более зная, какая жизнь тебя ждёт в детском доме. Поэтому я оформил попечительство и, если ты не против… Питер не сразу дал согласие. На протяжении всей речи он до боли сжимал свои колени пол столом, стараясь отвлечься или спрятаться от реальности. Но все же этим же вечером уже ехал в свой новый дом.