Деградация

– Сатиэль, подойди, – равнодушный голос, которого она больше никогда не услышит. Сатиэль, русоволосая девушка из богатой семьи, выходит на середину кабинета, где стоят мать и ещё один мужчина, за которого она сегодня выходит замуж. Она видит его во второй раз в жизни, но скорее рада, чем опечалена переменой в своей жизни. Холодный дом, в котором она никому не нужна – как давно она мечтала его покинуть! Но сделать это неопытной, юной девушке под неусыпным присмотром дворецкого и служанок-сплетниц не так-то просто. Возможность предоставилась сама собой: на очередном банкете, бесцельно бродя по саду, она услышала шорох за спиной, а затем – тихий мужской голос: – Мне кажется, вы не очень счастливы, живя здесь в качестве внебрачной дочери. Хотите сделку? – Какую? – сразу, в тот же момент Сатиэль поняла, что готова на что угодно. Или думала, что готова. Во всяком случае, она даже не испугалась внезапного появления незнакомца и не задалась вопросом, сколько времени за ней велась слежка. Это всё не имело отношения кроме одного – свободы. – Официально ты выходишь за меня замуж, а на деле – живёшь в качестве сексуальной игрушки год или два – пока не надоешь. После я дам тебе денег и помогу устроиться в жизни. Но предупреждаю: мои сексуальные вкусы… весьма специфичны. Это будет работа, а не приятное препровождение времени. – Согласна. Всё, что пожелаете, но потом – свобода, – Сатиэль проигнорировала мгновенно-фамильярный переход на “ты” и позволила тут же в темноте облапать себя бесцеремонным мужским рукам, проверяющим мягкость и размер груди. Мать с самого начала была рада выгодной бизнес-сделке и удовлетворена покорностью дочери, которую до сих пор не знала, куда бы спихнуть, поэтому заключение брака состоялось буквально через две недели. И сегодня Сатиэль чувствовала себя живой куклой, наряжаясь точно по инструкции, которую ей выслал Саргон – так звали жениха. Ничего особенного – туфли, простое красное платье, хлопковое кружевное бельё… Супруг с улыбкой подошёл и крепко взял её за руку. – Пойдём… Всю дорогу домой они молчали, мужчина старательно игнорировал её, так что Сатиэль, даже понимая, на что пошла, начала нервничать. В глубине особняка, в коридоре, где нет окон, и дверь в который супруг открывает ключом, их встречают две бесстрастные и будто полжизни прожившие в качалке горничные, скорее похожие на телохранителей, нежели на деликатную прислугу. В тот же момент Сатиэль ощущает, как что-то тяжёлое и холодное защёлкивается вокруг её шеи и уже ставший знакомым голос супруга произносит: – Так, подготовьте мне эту сучку. Ужас ледяной иглой пронзает Сатиэль, но она собирается с силами и, не оборачиваясь, отправляется вслед за женщинами. Договор есть договор… Это всего лишь двадцать четыре месяца. Когда он пришёл, она уже лежала на кровати с туго связанными за спиной руками, и два широких ремня растягивали её лодыжки в стороны, так что она почти не имела возможности шевелиться. На ней всё ещё был плотный лиф, расстёгивающийся спереди, и обыкновенные, украшенные по бокам кружевными вставками, трусики. Русые волосы, обрамляющие загорелое лицо, придавали её облику горячую, знойную прелесть. Да что там, она была очаровательна: плотное, но довольно вытянутое тело, умеренная грудь, изящные, рельефные кости тазобедренного сустава. Его маленькая игрушка на несколько месяцев. Ей уже сделали по его указанию клизму, и теперь она лежала испуганная, дрожащая от пережитого шока и бесцеремонного насилия, совершённого над ней, отупело уставившись куда-то в потолок. Он неспеша подошёл и, усевшись рядом на кровать, мягко положил руку ей на плечо. – Ну что, милая, ты готова доставить мне удовольствие сегодня? – пальцы ласково погладили скулы, пробежали к виску, убирая за ухо волосы. Эта предварительная игра, эта игра на эмоциях – самая приятная, такая сладкая, что он держит себя в узде, чтобы не раскрывать намерения раньше времени. – Что вы будете со мной делать? – сиплый голос, в котором звучат слёзы. – Всего лишь немного поиграю с тобой. Ты давно приглянулась мне – такая потерянная и забитая. Именно таких я и люблю. В её глазах отражается ещё больший страх – замкнутый круг, в котором он один знает, как дёргать за ниточки. Ха-ха, это так мило. – Если ты будешь слушаться, ничего страшного не произойдёт. Покричишь немного, и я тебя отпущу, – продолжает он весело, склоняясь над ней. – Ну как, ты согласна быть хорошей девочкой? – Согласна, – выдавливает она. – Ну и правильно. Деваться-то тебе некуда, – он широко улыбается. – Тогда давай тебя разденем? – Д-давайте, – кивает она, краснея и отводя взгляд в сторону. Такая сладкая. Он расстёгивает и стягивает вниз по плечам бюстгальтер, обнажая приподнятую грудь с ореолами сосков, затем медленно, очень медленно, почти бережно подцепляет пальцами резинку трусов и опускает её до бёдер – дальше не позволяют растянутые в стороны ноги. Лицо девушки становится алым, и видно, как против воли напрягаются её плечи – однако верёвка держит крепко, вынуждая сохранять прежнюю позу. Тогда он наконец опускает ей на ключицы руки – и гладит всё её тело: грудь, рёбра, живот, бёдра, шею, пока она содрогается от его бесцеремонного ощупывания. – О, да… – выдыхает он, прикрывая глаза и внутренне кайфуя от этого напряжения. Ему кажется, он играет на живом органе. Он чуть задерживается на сосках и вдруг резко сжимает грудь, впиваясь в неё ногтями и оттягивая вверх. Из горла жертвы вырывается хриплый крик. Приятный голос. – Ну что ты, девочка, я же почти ничего не сделал, – он вновь гладит её, на этот раз спускаясь к промежности. Так забавно наблюдать её попытки сжать ноги и вместе с тем безжалостно проникать всё дальше и дальше. – Смотри мне в глаза, пожалуйста. Она поднимает на него влажные от унижения глаза и тогда он, не отрываясь, начинает ощупывать каждый миллиметр нежной кожи, наблюдая, как дрожат губы девушки и ежесекундно меняется выражение лица. Когда он нажимает на клитор, она дёргается, и, усмехаясь, он спускается чуть ниже, на этот раз стремясь вызвать приятные ощущения. – Тебе приятно? – Н-не знаю… – Да, я бы тоже на твоём месте не мог расслабиться. Сейчас помогу. Он достаёт с полки флакон и, выдавив прямо на её тело несколько порций крема, принялся втирать его. – Не бойся, это самая обычная мазь с согревающим эффектом. Она слушает его с несчастным видом. Но он умеет доставлять жертве удовольствие перед тем, как распотрошить её, и постепенно, разгорячённая, она немного расслабляется. В знак поощрения он отстёгивает ей одну ногу. Девушка поджимает её к животу, и он усмехается. Какая наивная. Неужели она не понимает, что играет прямо по его нотам? Её глаза широко распахиваются от ужаса, когда он достаёт длинный поблёскивающий нож. Она цепенеет, наблюдая, как он медленно опускает его, упираясь острым кончиком в податливую грудь. Хищно улыбается, вдруг показывая ей свою суть, и начинает вальяжно водить им по упругой коже – от груди к ключицам, дальше вниз по животу, и снова вверх, до колеблющихся под дыханием рёбер – процарапывая собственное имя. Иногда он чуть усиливает нажим, и тогда на вздрагивающей коже остаются тонкие розовые порезы. Его рука резко перемещается вниз, касаясь холодным металлом горячего клитора и вызывая ужас в её глазах. – Не надо… – придушенно шепчет она, боясь сделать неосторожное движение… – Хочешь, чтобы он вывернул твои внутренности наизнанку? – жёстко спрашивает он, убирая с лица все эмоции. Она судорожно трясёт головой. – Нет, нет, пожалуйста… – Тогда заканчивай этот цирк и убирай ногу. Она медленно, стыдливо раскрывается, и он гладит лезвием внутреннюю поверхность её бёдер и тонкую, розовую кожу, пока ему не становится видно всё – и тогда он начинает нежно ласкать её пальцами. Только там. Только снаружи – бережно, почти неощутимо задевая клитор и ощупывая мягкие ткани, играя ими, перебирая, до тех пор, пока они не начинают влажно блестеть. Она дёргается, волнуется, кусает губы и вытягивается в струнку, демонстрируя вставшую грудь – но нож, зажатый в его другой руке, всё время напоминает ей держать ноги врозь. Это самый прекрасный момент: она ломается. Глаза её потухают и она вся как-то никнет, принимая предательство собственного тела и его власть над собой. Он пробует её на вкус, а затем подносит свои пальцы к её рту. – Оближи, – она послушно выполняет, и в её глазах он угадывает боль. – Это будет наш с тобой косвенный поцелуй. Он ласково треплет её по щеке, а затем берёт за волосы и подтаскивает к паху: – Давай, твоя очередь сделать мне приятно. Тогда она послушно открывает рот и берёт его уже полуэрегированный член. Он не давит на неё и никак не управляет, предоставляя полную свободу действий и лишь наблюдая, как её лицо морщится и краснеет от стыда под его взглядом. Однако сосала она хорошо. Очень нежно, дразня головку языком и жёстко, но плавно скользя губами. От самой этой униженной покорности, от трепетной раздавленности у Саргона автоматически вставало. – Да, вот так, – выдыхает он, рассматривая её блестящий от слюны подбородок и задавая ей такт побыстрее. Она что-то всхлипывает, но он не отпускает, продолжая использовать её по собственному усмотрению. – Хорошая, хорошая девочка, – проговорил он, гладя её по бедру и усмехаясь про себя тому, как она пытается отстраниться от происходящего. Возбуждение нарастало. Он вновь стал мять её грудь, на этот раз грубо и бесцеремонно, и, откинувшись назад, прикрыл глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Оргазм был яркий и освежающий, и Саргон чувствовал, что впереди будет ещё хорошее продолжение. Он отбросил игрушку и направился в душ, где минут пять расслаблялся под тёплыми мягкими струями. Когда он вышел из ванны, её глаза были влажными от слёз. Он лениво прошёлся по комнате, картинно разглядывая узоры на обоях. – Ты знаешь, я считаю, что вся демагогия насчёт справедливости, взаимопомощи, сострадания – полная чушь. Мир всегда был полон жестокости. Сильный пожирает слабого. И наше с тобой положение это прекрасно подтверждает, – обернулся он, сладострастно улыбаясь и уже нисколько не скрывая своей эйфории от происходящего. – И поэтому я имею право делать с тобой всё, что захочу: вырезать на твоей шкуре своё имя, трахнуть в задницу, подвесить за руки и за ноги под потолком, чтобы вывернулись суставы и ты харкала от боли… – он говорил ей это прямо в лицо, наблюдая, как её зрачки расширяются от ужаса, и она вновь теряет самообладание, начиная непроизвольно дёргаться. Он рассмеялся, наблюдая, как колеблются её нежно-розовые соски. – Куда ты пытаешься убежать, ты, маленькая сучка? Ты всего лишь моя игрушка. Что бы мне с тобой сделать… А, точно! – воскликнул он, весело приближаясь к ней. – Давай ты сама будешь выбирать, как тебя использовать. Что мне сделать с тобой из перечисленного? С минуту её губы нервно дёргались, и потом он услышал придушенный шёпот. – Трахнуть в задницу… – Что? Не слышу, – он ласково улыбнулся ей. – Трахните меня в задницу! – хрипло выкрикнула она, дрожа всем телом. – С большим удовольствием. Он присел рядом и, достав из лежащего на полу пакета широкий скотч, перерезал его быстрым движением ножа. – Ммм! М! – истерично замычала она, когда липкая лента стянула губы. – Не бойся, других пыток не будет. Это лишь для разнообразия спектра впечатлений. Совсем же иное дело, когда ничего не можешь сказать, верно? – он потрепал её по щеке, а затем, переместившись, подхватил её свободную ногу и плотно привязал за щиколотку к бедру. Отцепил и то же самое проделал и со второй. – Ну что, чувствуешь? – он с наслаждением провёл рукой от её груди до промежности, чуть помедлил, и погрузил туда на всю глубину пальцы. – Без моего разрешения ты не можешь пошевелить и миллиметром своего тела. Совсем как готовая индейка на блюде. Ответом ему был нервный всхлип. Он рывком перевернул её на живот и раздвинул пошире бёдра. Схватил пальцами ягодицу, сильно оттягивая её в сторону. – Вот оно, – он нежно помассировал её анус, чувствуя, как всё её тело сжимается под его прикосновениями. И услышал тихий скулёж, который доносился откуда-то из-под раскиданных по покрывалу волос. – Не бойся, я тебя подготовлю. Поэтому делай, как сказано, и всё обойдётся без крови. Поняла? Вот и хорошо, – он звучно шлёпнул её по заднице и наклонился за новыми инструментами. Полив дилдо смазкой, он стал медленно пропихивать его ей в анус. Он видел, как судорожно сжимаются пальцы на её ступнях, как дрожат плечи и напрягается спина – и переставал давить, когда её глухие стоны переходили в панические мычания. Когда он закончил, блестящие капельки пота украшали её лопатки. Он провёл пальцем между ними, одновременно поигрывая в её заднице игрушкой и добиваясь ещё пары страдальческих завываний. – Умница. Хорошая игрушка, – похвалил он её, подхватывая за плечи и подтаскивая ближе к изголовью. Там, усевшись на подушки, он усадил её между своих ног, прижимая спиной к уже встающему члену. – Я дам тебе немного передохнуть, пока ты привыкаешь к нему. Посмотри вперёд. У противоположной стены стояло зеркало, и там она могла видеть себя – зарёванную, с красными следами на груди от его ногтей, связанную и распятую для него. От лобка до шеи тонкими изящными линиями алело его имя. Она вздрогнула и отвела глаза, но он поймал её за подбородок и вернул в прежнее положение. – Даже не думай отворачиваться, или я выдерну дилдо из твоей задницы безо всяких предупреждений, – он надавил пальцами на конец инструмента, и она глухо, судорожно застонала. – Видишь? Узнаёшь себя? – прошептал он ей, утыкаясь носом в шею и вдыхая её запах. – Это ты, это то, какой ты будешь отныне. Для меня. Он поддерживал её за плечи, чтобы, ослабевшая, она не упала, пока он покрывал поцелуями её спину. Затем вновь уложил на живот и велел выталкивать дилдо из себя. Она тужилась минуты две, виляя задницей и протяжно скуля, будто бы прося помочь ей, но он только усмехался, сидя рядом и наблюдая, как рефлекторно сжимаются мышцы. – Умница. Умница, – он погладил её по впалому животу, всё ещё вжатому от усилий. – Теперь ты готова к основному действию. Он добавил ещё смазки и навалился на неё, с наслаждением входя. Внутри было скользко, и он начал энергично двигаться, иногда приостанавливаясь, чтобы растянуть удовольствие. Ему нравилось ощущать под собой безвольную, связанную тушку, послушную всем его движениям. Он намеренно посильнее ударялся о неё бёдрами, чтобы ощутить, как удар прокатывается по всему телу, заканчиваясь коротким мычанием. Она не кричала, а только тонко вскрикивала в такт его движениям, словно отбивая ритм, и от этой мелодии он окончательно вошёл в раж. Стиснув её грудь, уткнулся носом в шею и начал буквально вдалбливать её в кровать чередой резких, животных рывков. – Ах, сука! – он укусил её, а потом так и остался лежать на ней, слушая бешеный ритм сердца. Стало жарко и снова захотелось в душ. Он впервые отметил, что её волосы сухие и ломкие от чрезмерного осветления и что на плече у неё три родинки. Тогда он наконец встал и перекатился на бок. Она никак не отреагировала, и её до этого всё время напряжённые плечи обмякли. Надо бы и её тоже обмыть, пожалуй. Он развязывает ей ноги и руки и, подняв, несёт в душ. Тогда становится видно, что она в сознании, но на её лице застыл безмолвный ужас. Что поделать – без таких практик он не может почувствовать возбуждение, даже лекарства никакие не помогают. Он усаживает её на кафель, сдирает скотч, ополаскивает водой. Она сидит и впрямь как кукла, слишком ослабевшая, слишком потрясённая, чтобы быть способной хотя бы на одну сознательную мысль. – Не бойся, больше мучать не буду, – бросает он и сам встаёт под ласковые струи. И тогда она начинает рыдать.