Моё сердце занято мной.

      Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в стенах Роза в городе Трост, на небольшой улице, появилась пара человек. Первый из них, одетый в военную форму полиции, был среднего роста, довольно упитан, свою шляпу нес в руке, а очки украшали хорошо выбритое лицо. Второй — плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек также в форме, шёл рядом со старшим.       Первый был не кто иной, как член Военной полиции, Стэн, а молодой спутник его — недавно вступивший на службу Кармелл. Прогуливаясь по улицам города Стэн рассказывал новому солдату целую историю Военной полиции, о её механизме, правилах, о некоторых сослуживцах тоже не забыл.       Попав в тень чуть зеленеющих деревьев, граждане-полицейские первым долгом бросились к пёстро раскрашенной будочке с надписью «Пиво и воды». — Дайте пива, — попросил Стэн. — Пива нету, — ответила женщина в будочке и почему-то обиделась. — Пиво есть? — сиплым голосом осведомился Кармелл, передавая женщине небольшой мешочек с деньгами. — А ты быстро учишься, малец, — тот похлопал его по спине и взял в руку стакан свеже-налитого пива. — Спасибо, — он улыбнулся и сразу же получил смачный пендель. — Так точно, капитан, — он сделал глоток и на дне стакана уже не было ничего. — Но… — Когда-нибудь я дослужу до этого звания, — произнёс Стэн, вальяжно ставя стакан обратно.       Обильная белая пена, оставшаяся на дне стаканов, отдавала вкусно-приторный запах. Напившись, полицейские немедленно начали икать, поклонились женщине в будочке и зашагали вдоль улицы.       К вечеру на улицах было немноголюдно, а свет горел уже в каждом втором доме. Да, следует отметить некую странность этого майского вечера. Не только у будочки, но и по всей улице не оказалось ни одного человека. В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Трост, в сухом тумане вылилось куда-то за стены Роза, — никто не сел на скамейку, никто не прогуливался по улице, пустая была дорога. Закат медленно начал заходить за горизонт, а двое полицейских не спеша шли вдоль улиц, будто отыскивая что-то. И вправду. С недавних пор в городе творился беспорядок и всё это из-за жестоких похождений некого мужчины, который никак не попадался отделу полиции, будто после каждого убийства он, по взмаху волшебной палочки, испарялся. Найти его было, казалось, невозможным. Все улицы трещали об этом таинственном мужчине, который ровно через две недели убивал одного человека, будто давал передохнуть гражданам города. Каждый знал об этом, но каждый боялся говорить о нём, думая, что за их спинами уже стоит неизвестный, готовясь пронзить ножом.       Всё же, набившие свои животы пивом, солдаты были на задании и не забывали о человеке, который бессовестно убил восьмерых человек. Никто не знал зачем, почему и за что он убивал. Никто не мог понять, кто же этот человек и чем он руководствуется, вытворяя такое. Единственное, что было известно, последние три убийства проходили на одной и той же улице, где именно сегодня стояла тишина, только животные могли себе позволить смело ходить. — Как вы думаете, кого следующим убьёт тот самый убийца? — немного заикнувшись произнёс юнец. — Никто не знает. Дело по этому поводу уже хотят закрыть, руководствуясь тем, что после восьми убийств мужика не могут найти. Повеселится, поубивает, успокоится и сляжет на дно. — Разве полиция может так просто оставить всё? — Мы и не такое умеем, малец, — тот слегка ухмыльнулся, а немой смех пронзил уши        Стэн заметил не высокий силуэт, ускользнувший за угол дома, словно старался скрыться от них. Оба полицейских устремились за ним вслед и тотчас убедились, что догнать его будет очень трудно. Двойка солдат проскочила мимо домов и сколько они не добавляли шагу, расстояние между преследуемым и ими ничуть не сокращалось. И не успел Стэн опомниться, как после очередного поворота его пронзила острая боль.       Кармелл с самого начала знал, что не стоит ему идти на это задание, да ещё и со Стэном, который за всю свою жизнь посадил лишь одного человека за принуждение девушек к проституции. Когда малец только заканчивал прохождение подготовки к службе и уже выбрал отдел Полиции, он вспомнил слова матери. «Выберешь отдел Полиции и сердце матери будет биться спокойно», — кладя руки на плечи сына, проговаривала матушка. Жаль, что тогда сын не додумался спросить, почему она так уверена в том, что Военная полиция безопасней всего. Сейчас Кармелл сомневался за сердце мамы, сомневался в хороших качествах Стэна, как лучшего полицейского, и в безопасной работе в Военной полиции. Не оборачиваясь, он побежал в сторону выхода с улицы.       Жизнь Стэна складывалась так, что к динамичным и опасным явлениям он не привык. Побледнев, он вытаращил глаза и в смятении подумал: «Этого не может быть!..»       Гул в ушах не давал покоя, а огромная боль в районе лопаток не прекращалась. Такое было лишь раз, когда упал он на спину после полёта на УПМ, тогда он стоял ещё в рядах новобранцев и толком не знал, куда податься. А сейчас крик Кармелла будто полностью оглушил его. Небо было слишком светлым и из-за этого слепило глаза. Видел он только расплывчатый образ убегающего парня. Ноги плохо держали, а мальца уже не было рядом. — Кармелл, сукин сын, — пытался крикнуть, но всё казалось слишком бесполезным. — Знаменитая Военная полиция, рад видеть, — голос будто резал уши, а нож, который был вонзён в спину, был засажен ещё глубже, — спешу порадовать, сегодня был последний девятый труп в моей жизни. — Зачем тебе это? — перевёл взгляд на испечённого собеседника и заметил следы свежей крови на одежде. «И вправду убил…» — Зло можно победить злом, я не прав? — он наклонился к лицу Стэна и посмотрел прямо в глаза. — Тебе не жить. — На себя бы взглянул, — он толкнул солдата на спину, что нож казалось было уже не вытащить.       Отряхнувшись, мужчина потянул на себя и поднял уже труп полицейского. Самое мучительное, это прятать тела. Все восемь трупов он нагло сжёг в огромном бидоне, накидав внутрь палок и веток деревьев. Но мёртвый запах от тела скрыть никак не получалось. Он понёс полицейского в сторону заброшенного дома, но прикоснувшийся к спине пистолет, заставил остановиться. — Это месть? — он посмотрел на мертвого солдата. — Это Аккерман, — мужской, хриплый и будто выпивавший всю жизнь голос раздался над ухом убийцы. — А, давно не виделись, — хмыкнул он и бросил мёртвого в сторону голоса, поспешил удрать. — Очень, Билибин.       Верный пёс короля не то чтобы мог свободно разгуливать средь бела дня, но список его врагов сократился, а репрессии в отношении Аккерманов прекратились. Должность Капитана Центрального Отдела Военной полиции его совершенно не радовала. Он имел доступ практически ко всему, да с этого есть много выгоды, но и много забот было взвешенно на шею, а наглые люди «сверху» всегда что-то от него хотели. Услышав крики, да ещё и такие писклявые, Кенни направился на звук. Вечером на улицах города могли находиться только люди, шедшие домой после работы, либо полицейские, проверяющие «свои» окрестности. «Там тот самый убийца восьмерых человек!» — прокричал парень в форме и скрылся средь домов. Услышав это, шаги Кенни стали намного быстрей.       Аккерман мгновенно остановил Билибина и, подставив подножку, перевернул так, чтоб тот спиной уже лежал на земле. Мужчина упал навзничь, несильно ударился головой о землю, и успел увидеть в высоте, но справа или слева — он уже не сообразил, — луну. Билибин повернулся на бок, бешеным движением постарался подняться. Но в этот момент Кенни поставил свою ногу на грудь лежавшего и преградил все попытки встать. Убийца старался сдвинуть руками и ногами Аккермана, но Кенни не поддавался. Заметив в кармане маленький нож, тот вонзил его в ногу Кенни и поспешил удрать, но выстрел в плечо, оглушивший уши, остановил его и все попытки смыться. Билибин не вскрикнул, но вокруг него отчаянным голосом завизжала девушка, возвращавшаяся домой с новым выкроенным платьем на заказ. Тут в мозгу раненного кто-то отчаянно кричал — «Неужели?..» Ещё раз, и в последний, мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски, и затем стало темно. Аккерман посмотрел на лежащего и ударил его так, чтобы он точно потерял сознание. — Наигрался? — Кенни перебросил давнего знакомого через плечо.       Взволнованные люди, что прибежали на крик, смотрели на уходящий силуэт, что-то восклицая, но Кенни Аккерман их слов не воспринимал. Он лишь поправил ещё живое или уже нет тело на плече.

***

      В судебном зале собрался, казалось, весь город. Само по себе здание отнюдь не маленькое. Помимо довольно вместительного зала суда, на нижнем ярусе расположена темница, в которой держат временных заключённых, чьи дела ещё предстоит рассмотреть. Именно там провёл ночь мужчина, пойманый Аккерманом. Сейчас в судебном зале с одной стороны места были заняты горожанами, которые кричали слова ненависти и презрения в сторону обвиняемого, пока суд принимал решение. С другой стороны представители известной всем Военной полиции. Кто-то ликовал и это было видно по глазам, что сверкали счастьем. Кто-то также, как и горожане, смотрел на мужчину с завязанными руками и испепелял того взглядом отвращения и ненависти. Кому-то не было дела до того, что происходит, например, Аккерману.       В чёрном плаще, шаркающей походкой, ранним утром весеннего месяца на своё место прошёл судья. Он, не глядя ни на кого, сел в кресло и посмотрел в сторону полиции. — Капитан отдела Военной полиции, Аккерман, подойдите, — приказал судья. Последовал недовольный взгляд, но ослушаться он не мог. — У него есть родственники? — Мне откуда знать? — уже хотел сесть на своё место. — Некоторые из членов полиции видели вас вместе за рюмкой крепкой водки года три назад. — Ваши полицаи до сих пор ошиваются по таким местам, господин судья, это вас мало интересует? — осмотрел он стоявших позади некоторых из них. — Я задал вопрос и жду на него ответ. — Только дочь, ей около шести лет. — Больше никого? — Остальных уже нет в живых.       Судья понимающе кивнул и попросил зал замолчать. Ещё минут пять он обдумывал, что можно сделать с его дочерью. «Убить? Она слишком мала и уж точно не причастна к похождениям отца. Отпустить? Тоже не правильно, вдруг, пойдёт по стопам отца.» Прочистив горло, он всем своим видом дал понять, что готов вынести приговор. Судья опустил свой взгляд на убийцу, как-то тихо тот вёл себя, опустив голову. Казалось, что он готовит уже новый план мести. Этот человек был одет в старенькую рубаху. Правое плечо было украшено бинтами, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта — ссадина с запекшейся кровью. — Так это ты убил девятерых ни в чём невиновных людей?       Судья при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились при произнесении слов. Он старался не шевелиться, потому что боялся качнуть пылающей от боли головой. Человек со связанными руками несколько подался вперёд и начал говорить: — Господин судья! Позвольте мне всё объяснить…       Но судья, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его: — Мистер Билибин, вы приговариваетесь к смертной казни, а вашу дочь ждёт… — Нет. Оставьте мою дочь в покое, ей и шести лет нет! — Билибин поднял голову, в которых не было ни единой эмоции, кроме страха за дочь, — Причём здесь моя дочь? — А при чем здесь те девять человек, которых вы убили? — встал с места судья и направился к выходу, — Благодарите Бога, что мы не предприняли убить её вместе с вами, — так же монотонно добавил.       Слезы стекали с, казалось, бесчувственного Билибина. Перед ним маячил портрет дочери, а слова жены, чтобы малышка была в безопасности, въелись в голову. Он в долю секунды вспомнил маленькую комнатку, чёрные волосы, её красивое личико и сильное, но доброе сердце. Дочь всегда волновалась за отца, предчувствуя что-то плохое. Она была догадливой для своего возраста и порой Билибин думал, что малявка всё про него давно уже знает. Когда жены не стало, отец, пытаясь не навредить дочери, наврал, что мама уехала. Но вопрос: «Её же больше нет?», полностью сломал мир отца, а глаза у дочери, готовые заплакать, делали ещё больнее. Вокруг всё также кричал народ. — Моя Мэри, — он полностью упал на землю и взвыл, — Прости.       Гул не прекращался, всё это казалось ему каким-то сном с плохим концом. Билибину начали казаться шаги, слишком громкие, будто перекрикивавшие весь шум народа. Смерть с косой, нагло улыбаясь, уже пришла за ним. Последовал удар ногой в живот, а затем и по голове. «Да лучше бы их на пару убили!», «Мразей нужно держать в одной могиле!», «Ребёнок такой же, как и отец, судья!» Хотелось только увидеть дочь. Увидеть малышку Мэри и уехать с ней далеко-далеко, чтобы никто не смел помешать спокойно жить ей и отцу.       Одинокий, хриплый крик Билибина хороших результатов не принёс. Две каких-то девицы шарахнулись на месте, и он услышал слова «да он ещё и пьяный». — Билибин, если я продолжу бить тебя, ты и вправду сдохнешь, — последовал смешок и ещё один удар. — Проследи за моей дочерью, Аккерман. — Её отправят в подземелье и кто ты мне такой, чтобы я выполнял это? — Кенни, прошу. Я знаю только тебя. — Что мне с этого будет? — тот приподнял Билибина за шиворот, но на него смотрели пустые, безжизненные глаза, — Дерьмо.

***

      Дом стоял недалеко от улицы, где недавно случилось убийство полицейского Стэна. Всё же удивительно, как полиция не могла проследить за убийцей и не выследить его.       Небо над Тростом как бы выцвело, и совершенно отчетливо была видна в высоте полная луна, но ещё не золотая, а белая. Старинный дом семьи Билибина был двухэтажным кремового цвета. Было видно как шторки на окнах дома не давали пропускать уличный свет. А небольшая площадка перед домом была украшена маленькой клумбой с жёлтыми и белыми цветами. Жаль, Аккерман не знал ни одно название цветов. А. Тюльпаны. Помнится жена Билибина любила тюльпаны, наверное, это они. — Странно, что их ещё не украли.       Аккерман был здесь только раз и сумел застать ещё в живых жену Билибина. Познакомились они и вправду в кабаке за рюмкой. Разговаривали очень долго, а пили больше, чем нужно было. За разговором он узнал, что у Билибина недавно родилась дочь, а жена его никак не давала покоя с просьбами найти хорошо оплачиваемую работу. «Содержать ребёнка дороговато сейчас, но ты бы видел её голубенькие глазёнки, вся в мать, но характер мой!» — гордо признал Билибин и выпил ещё одну рюмку. В основном разговаривал один Билибин, Аккерман не был из тех, кто может легко участвовать в непринужденном разговоре, да и в последнее время не было тех, с кем можно было поговорить. Он не привык. А тут Билибин, как снег на голову. Приходится вставлять свои пять слов в разговор. Кенни хорошо себя держал, а новоиспечённый друг не мог внятно связать предложения между собой после трёх рюмок. Поэтому Аккерману пришлось спросить адрес алкаша и отвести домой.       Жена его, Лира, была очень красивой. У неё правда были голубые глаза, чёрные волосы, нежная улыбка и заботливый взгляд. Давно Кенни не видел таких сочетаний в одном человеке. Она была похожа на статуэтку, а малейшее касание, казалось, могло убить её. «Она же ещё рожала, как она выдержала то?» — на секунду задумался Кенни, что так всматривался в глаза Лиры. — Идти домой сейчас очень поздно. Вы можете остаться у нас и переночевать.       Она подарила ему улыбку и помчала помогать мужу подняться на второй этаж. Спустившись, она предложила ему кружку горячего зелёного чая. Разговор получился ещё более приятным, нежели с её мужем. Именно тогда Аккерман запомнил название цветов. Именно тогда он увидел те самые голубые глаза маленькой девчонки, Мэри. Именно тогда он немного позавидовал засранцу Билибину. Кто скажет что-нибудь в защиту зависти? И именно через год Кенни узнаёт, что госпожа Билибин была убита компанией пьяных мужиков, выходивших из бара. Дорога через бар была самой быстрой до дома, а малышка Мэри осталась в ту ночь одна, ведь отец нашёл вторую работу. Именно тогда Кенни пожалел, что оборвал все связи с семьёй Билибина, поняв, что этой светлой семье не нужно такое тёмное пятно, как Аккерман. А господин Билибин не виноват в том, что те девять человек, что выходили из бара оказались теми девятью, которых он убил и из-за которых он покинул этот мир, присоединившись к своей любимой жене. А Аккерман был уверен, что между этими двумя происходило что-то похожее на Любовь, нечто недостижимое ему.       Не соизволивший постучать, Кенни, зашёл внутрь дома. Тишина в доме была очень странной, будто никого не было внутри. На секунду ему захотелось, чтобы с лестницы спустилась вся такая же светлая Лира и предложила ему чашечку зелёного чая. Пройдя немного вглубь комнаты, Аккерману пришлось остановиться. К его спине было приставлено нечто острое, а держатель этого предмета казался слишком неуклюжим, но слишком решительным, чтобы держать нож у спины Кенни. Быстро перехватив руку нападавшего, он ощутил очень маленькую руку и увидел начисто отполированный кухонный нож, направленный на него, в руках маленькой девочки. Волосы её были прибраны в небольшой хвостик на затылке, красивое серое платьице было аккуратно выглажено, а голубые глаза наполнены яростью и одновременно испугом. — Кто вы такой? — её голос содрогнулся на секунду, но держалась она прямо и уверенно. — Не люблю разговаривать, когда на меня направлено оружие. — Ответь мне сейчас же! — крикнула она, а нож был прижат уже к животу Кенни. — Тебя этому отец научил? — Он говорил, что незнакомцев в этом доме нужно встречать таким образом. — Я давний знакомый твоего отца, — «который помог отправить его на тот свет.» — А где папа? — В другом городе и он попросил меня привести тебя туда, — он заметил некое недоумение с добавлением щепотки грусти в глазах Мэри. Скорее всего, Кенни отдал должное перед Лирой, наврав девочке об отце и не навредив детской психике. — Я никуда не пойду с незнакомцем! — А тебя никто не спрашивает! — не выдержал Аккерман и вырвал нож у девчонки, — Собирайся и выходи. Твой отец не будет ждать.       Девочка последний раз посмотрела на Кенни и побежала за вещами. Только сейчас Аккерман осмотрел дом, всё оказалось тоже самым. Та же вешалка, на которую он повесил когда-то только свою шляпу. Тот же самый диван, на котором он провёл ночь, не смыкая глаз. На тумбе в гостиной также стояли два горшка с тюльпанами, а на столе стояла зажженная свеча. «Она и спичками умеет пользоваться..» Вроде ничего необычного, но атмосфера уюта всё также, как и три года назад, витала по дому. На кухне в тумбочке он отыскал тот самый зелёный чай и, не постеснявшись, по хозяйски, положил к себе. — Да что тебе, в таком-то возрасте, можно собирать так долго?