Моё сердце занято мной.

— Бери свои слова обратно!       Так Мэри скомандовала Фарлану, и с этого началось сложное перемирие двух упрямых людей. Мэри уже сжала кулачки и приготовилась к бою. Когда-то Джон обещала выдрать её, если ещё хоть раз услышит, что она с кем-то подралась: хватит ребячиться, твоя вспыльчивость к добру не доведёт, и чем скорее ты научишься сдерживаться, тем будет лучше для всех. А Мэри сразу вспомнила про это и отложила драку на второй план.       Пришли к перемирию они быстро, а игру с выдуманными персонажами пришлось забыть и больше никто о ней не вспоминал.       Когда Мэри с Фарланом были маленькими, они ходили далеко от дома; но когда к ним в компанию присоединился Леви, их стало тянуть в центр города, а дорога в ту сторону вела мимо Августьи Дуглас. Ее никак было не обойти, разве что сделать большой крюк вокруг домов. У Мэри уже бывали кое-какие столкновения с миссис Дуглас, и ей вовсе не хотелось знакомиться с нею ближе, но Фарлан сказал — надо же когда-нибудь и вырасти.       Миссис Дуглас жила одна с прислугой через два дома от Билибин. Она была старая-престарелая и весь день проводила в постели или в кресле на колёсах. Говорили — среди своих бесчисленных одеял и плащей она прячет старинный пистолет.       Они её терпеть не могли. Идёшь мимо, а она сидит на веранде и сверлит тебя злым взглядом. И непременно пристанет. А ходить мимо неё по другой стороне улицы тоже смысла не было, тогда она начинала орать на весь квартал. Ей никак нельзя было угодить. Скажешь ей самым весёлым голосом: «Привет, миссис Дуглас!» А она в ответ: «Не смей говорить мне «привет», скверная девчонка! Надо говорить: «Добрый день, миссис Дуглас!»       Один раз она услышала, что Фарлан называет своего отца по имени, так её чуть не хватил удар. «Свет не видал таких дерзких, нахальных дурней, как вы», сказала она. — Спокойнее, дети, — говорила Джон, — она старая женщина, и притом больная. А вы держите голову выше и будьте приличными. Чтобы она не сказала, ваше дело не терять самообладания. — Не такая уж она больная, больные так не орут! — лишь ответил Фарлан.       Наступил очередной день, и Леви с Мэри вместе шли за продуктами на обед, что сказала им купить кухарка. Когда они шли мимо дома миссис Дуглас, знакомый силуэт сидел на веранде. — Вы куда это собрались в такой час? — закричала она, — верно, лодыря гоняете? — Да ведь сегодня суббота, миссис Дуглас, — сказала Мэри. — А хотя бы и суббота, — туманно ответила она, — интересно, знают ли у вас в доме, где вас носит? — Миссис Дуглас, мы ходили одни в город, ещё когда были вот такими, — Мэри показала ладонью фута на два от земли. — Не лги мне! — завопила она, — Леви Аккерман, моя соседка, Милена Эриксон, сказала мне, что ты сегодня украл у неё три монеты. Она придёт к вам домой и пожалуется вашей добродушной кухарке Джон, и тогда ты пожалеешь, что родился на свет!       Леви даже близко к их домам не подходил, тем более не крал у них ничего такого ценного, а если бы он и украл, он знал: мисс Милен не стала бы жаловаться, и он так и сказал — «это неправда». Да, бывали за Леви случаи, когда он мог приложить свою руку к воровству, но взрослея, это дело отходило на второй план. — Не смей мне перечить! — завопила миссис Дуглас, — а ты, — она ткнула в сторону Мэри скрюченным пальцем, — ты чего это расхаживаешь в штанах, как мальчишка? Молодой леди полагается ходить в юбках да платьях. Если кто-нибудь не возьмётся всерьёз за твоё воспитание, из тебя выйдет разве что прислуга! Девица Билибин будет прислуживать в забегаловке, ха-ха!       Мэри похолодела от страха. Забегаловка — заведение на северном краю городской площади. Всем было известно, что это за место. Работали там в основном девушки, которые не нашли другого выхода зарабатывать себе на жизнь, взамен расплачиваясь своим телом. Мэри вцепилась в руку Леви, что привлекло его внимание. Он лишь посмотрел на неё и подарил успокаивающий взгляд. — Мелкая, — шепнул он, — не обращай внимания, держи голову выше.       Но миссис Дуглас не дала им уйти. — До чего же докатились Аккерманы! Мало того, что твоя мать прислуживала в забегаловке и прошлась небось по всем домам подземелья, так ещё другой исчез из города и оставил таких бедных дурней.       Леви выпрямился и застыл. Миссис Дуглас попала в самое больное место и она это знала. — Да, да, вот до чего дошло — что ты Билибин, что ты Аккерман, пойдёте такой же судьбой, что и ваши родные! Два сапога пара!       Хоть лицо Леви оставалось неизменным, но было видно, что в глазах сверкали молнии от накапливающейся злости. Мэри потянула его за рукав, и они пошли, а вслед им неслись злобные слова: их семья выродилась и пала — ниже некуда.       Не ясно, что больше всего возмутило Леви, а Мэри страшно обиделась на миссис Дуглас — чего она считает всех нас сумасшедшими? Аккермана ругали без конца, она почти уже привыкла, что касалось и её отца. Но это впервые при ней его оскорбил взрослый человек. Не начни она бранить Аккерманов, они бы её крику не удивились — не привыкать.       Они купили всё, что нужно было. Леви покупки не доставили никакого удовольствия, он запихнул всё в мешок и молча шагал рядом с Мэри. Девушка чувствовала, что настроение у Леви было испорчено; она пыталась привести его в нормальные чувства, рассказывая всяческую ерунду.       Когда они подходили к дому миссис Дуглас, на веранде не было видно силуэта старой женщины.       Потом Мэри не раз спрашивала себя, что заставило Леви так отреагировать и нарушить все его правила самообладания, которых он так старательно придерживался. Вероятно, Леви не меньше Мэри натерпелся от злых языков, но Мэри привыкла к тому, что он неизменно сохраняет хладнокровие, — он всегда был спокойным и мог вспылить только по очень серьёзным причинам.       То, что сделал Леви, Мэри сделала бы запросто, если бы не запрет Джон: им, конечно, не полагалось воевать с отвратительными старухами. Так вот, едва они поравнялись с домом Дуглас, Леви вытащил нож из заднего кармана Мэри, что всегда был с собой, и, ворвался к ней во двор. Он забыл все наставления Джон, забыл, что под своим плащом старуха прячет пистолет и, если сама она может промахнуться, то её служанка, вероятно, промаха не даст.       Он немного опомнился лишь тогда, когда посбивал верхушки со всех ирисов Дуглас, так что весь двор был усыпан зелёными бутонами и листьями. Тогда он бросил нож о землю, да так, что на земле лежали две поломавшиеся части.       К этому моменту Мэри взвизгнула. Леви вернулся сразу же и дёрнул её за волосы, сказал — ему всё равно, а если она не замолчит, то все волосы выдерет. Он опустил свою руку и поднял на Мэри глаза, кажется, ему стало её жалко. Говорить было не о чем.       Вернувшись домой, Леви бросил мешок с едой на кухонный стол и удалился в гостиную. Он сидел у окна, хмурился и ждал. Смеркалось.       На крыльце послышались шаги кухарки, кажется, она куда-то выходила. Хлопнула дверь, на минуту все стихло — Джон подошла к вешалке в прихожей; потом она позвала: — Леви!       Голос у неё был как зимний ветер.       Джон зашла в гостиную и уставилась на ребят, а они застыли и не шевелились. В одной руке у неё был сломанный нож Мэри, Джон протянула другую руку — на ладони лежали пухлые бутоны ирисов. — Леви, — сказала Джон, — это твоя работа? — Да. — Зачем ты это сделал? — Она плохо отозвалась о моей семье. — И поэтому ты так поступил?       Леви беззвучно покачал головой в знак согласия. — Я понимаю, что тебя могут донимать из-за твоей семьи, — сказала Джон, — но поступить так с больной старой женщиной — это непростительно. Очень советую тебе вернуться к ней и попросить прощения. После этого сразу возвращайся домой.       Леви не шелохнулся. Это было непривычно для него. — Иди, я сказала!       Мэри пошла из гостиной за Леви. — Останься здесь, — сказала ей кухарка.       Мэри осталась.       Джон направилась на кухню и стала распаковывать мешок, в котором лежали купленные продукты. Хоть убейте, но Мэри не понимала, почему та ведёт себя так спокойно, когда Леви сейчас могут застрелить из старого ржавого пистолета. Правда, бывало, Леви так может раздражать — сама бы его убила, но ведь, если разобраться, у Мэри, кроме ещё Фарлана, никого нет. Джон, видно, этого не понимает или ей все равно. — Мэри, мне нужно поговорить с тобой. — Тебе все равно, что с ним будет, — сказала Билибин, — послала его на верную смерть, а ведь это он за тебя и за всю его и мою семью заступился…       Джон разложила всё по полкам и подошла к девочке, притянув к себе. — Подожди волноваться, — сказала она, — вот не думала, что Леви потеряет из-за этого самообладание… Я думала, с тобой у меня будет больше хлопот. Тем более Леви у нас очень сильный мальчик, не думаю, что нужно волноваться.       Мэри сказала — почему это другим ребятам вовсе не надо никакого самообладания, только нам одним нельзя его терять? — Слушай, маленькая, — сказала Джон и обняла девочку так, что лицо кухарки нельзя было увидеть, — я знаю, несправедливо, что вам обоим так достаётся, но иногда надо собрать все своё мужество, и от того, как мы ведём себя в трудный час, зависит… Словом, одно тебе скажу; когда вы с Леви станете взрослыми, может быть, вы вспомните обо всем этом по-хорошему.       Она взяла Мэри за руку и посадила рядом с собой на гостиный диван, продолжила: — По пути домой я встретила Кенни Аккермана, что рассказал о случившемся и отдал мне твой нож, — на секунду сердце Мэри словно остановилось. — Он попросил передать тебе кое-что и не думаю, что мне и тебе стоит говорить об этом кому-то. У тебя есть возможность выбраться на поверхность, Мэри… — На поверхность? — глаза Мэри были распахнуты от удивления. — Да, маленькая. Скоро конец лета, ты провела здесь достаточно много в наказание за проделки твоего отца и Кенни сумел добиться твоего освобождения. — А…как же ты, Леви, а Фарлан? — паника охватила Мэри. — Мэри, глупая, у тебя есть возможность выбраться из этого места. — Мне там нечего делать без вас. — Хочешь ты этого или нет, выбор за тобой, — кухарка нежно взяла маленькие ручки Мэри в свои и крепко сжала, — не упускай такой шанс. Кенни приедет ещё раз в этом месяце и всё тебе подробно объяснит. Твоё дело, это принять решение.       Когда вернулся Леви, Мэри всё ещё сидела рядом с кухаркой. В гостиной царила тишина. — Ну, что, Леви? — сказала Джон.       Она выпустила руки Мэри из своих, и та исподтишка оглядела Леви. Он был цел и невредим, только лицо какое-то странное. Может быть, она заставила его выпить зелёнку. — Я у неё убрался, но я всё равно не виноват. И мне придётся работать у неё каждую субботу и постараться, чтобы эти ирисы опять выросли. — Если не считаешь себя виноватым, то и незачем извиняться, — сказала Джон, — Леви, она старая и притом больная. Она не всегда может отвечать за свои слова и поступки. Конечно, я предпочла бы, чтобы она сказала это мне, а не вам с Мэри, но в жизни не всё выходит так, как нам хочется.       Леви лишь кивнул и направился в свою комнату, одарив Мэри таким же виноватым взглядом. ***       В понедельник Леви с Билибин пришли к дому миссис Дуглас. Леви, с таким видом, что он уже все здесь знает, постучался в дверь. Служанка им отворила. — Это вы, Леви Аккерман? — сказала она, — и сестру привели? Вот уж не знаю… — Мы не родственники… — проговорила Мэри. — Впусти обоих, — сказала миссис Дуглас.       Служанка впустила их и пошла на кухню.       Едва они переступили порог, их обдало тяжелым, душным запахом — так пахнет в старых, гнилых от сырости домах, где воду черпают ковшом из канализации и спят на простынях из небеленой холстины. Этот запах двум чистоплюям был противен, обоим хотелось убежать подальше.       Они медленно прошли в заднюю часть дома, во двор. В углу стояло кресло, а на кресле сидела Дуглас. На минуту Мэри стало её жалко. Она была укрыта горой пуховых одеял и смотрела почти дружелюбно. — Стало быть, ты привёл свою чумазую сестру, а? — так поздоровалась с Леви Дуглас. — Она не чумазая, — спокойно сказал Леви, направляясь за маленькой лейкой, — и мы не родственники.       Мэри думала, она станет браниться, но та только сказала: — Можешь начинать, Леви.       Леви уже успел налить воды в лейку. Он начал поливать ирисы миссис Дуглас, которые выглядели намного лучше, чем в тот произошедший случай. Прошло две недели с того момента, Мэри считала, что здесь будет намного хуже: цветы бы выглядели всё также уродливо, старуха всё также кричала бы на них, а маленький дворик был бы таким же грязным. Но, вспомнив про любовь Леви к порядку и про его начисто убранную комнату, Билибин сразу поняла, что это всё его рук дело. — Можешь сесть рядом, раз пришла, — сказала Дуглас.       Мэри села на рядом стоящую табуретку. Никогда ещё она не видела её так близко, и больше всего на свете ей хотелось отодвинуться.       Она была ужасная. Лицо серое, точно грязный платок, в уголках губ блестит слюна и медленно сползает в глубокие ямы по обе стороны подбородка. На щеках от старости бурые пятна, в бесцветных глазах крохотные зрачки. Она не вставила нижнюю челюсть; время от времени она подтягивала нижнюю губу и трогала ею верхнюю вставную челюсть. Тогда подбородок выдавался вперёд и слюна текла быстрее.       Мэри старалась на неё не смотреть, а большое внимание уделяла парню. Леви уже прибирался во дворе, ставил вещи, как он думал, на свои места. Но Дуглас останавливала его и говорила, куда точно нужно ставить: правее, то на другую полку или вообще выкинуть. Леви убирался, наверное, уже минут двадцать, а Билибин смотрела то на него, то на цветы, что были хорошо ухожены после рук Леви, то снова на него, то опять в другую сторону — куда угодно, лишь бы не видеть Дуглас. Она все реже поправляла Леви в его действиях и больше не смотрела.       Мэри посмотрела на кресло.       С миссис Дуглас что-то случилось. Она сидела, полулежала на спине, укрытая одеялами до подбородка. Видно было только голову и плечи. Голова медленно поворачивалась то вправо, то влево.       Мэри тихо встала с места и подошла к Леви, потянула его за рукав. Он посмотрел на неё, потом на кресло. Голова опять повернулась в их сторону, и Леви сказал: — Вам плохо?       Она не слышала.       Старуха начала кашлять, Мэри в испуге застыла. Через минуту, они уже шагали домой. Они не удрали, их отослала служанка: не успела Дуглас начать кашлять, а она была во дворе и прямо вытаскала их. — Идите, идите, — сказала она, — пора домой.       В дверях Мэри было замешкалась. — Ей пора принимать лекарство, — сказала служанка.       Дверь за ними захлопнулась, но они успели увидеть — служанка быстро побежала к креслу.       Они вернулись домой. Кухарка Джон смирно готовила на кухне — она ничего не сказала, но подала им два кусочка поджаренного хлеба с маслом. Наверное, это было им за то, что они сидели у миссис Дуглас. Леви рассказал ей, как было дело. — Она вас напугала, — спросила Джон. — Нет, — сказал Леви, — но у неё начались припадки. — Она не виновата. Когда человек болен, на него не всегда приятно смотреть. — Она очень страшная, — произнесла Мэри. — Но тебе же не обязательно было ходить с Леви, — посмотрела Джон на девочку, что заставило последнюю немного покраснеть и пойти к себе в комнату.       В следующий раз Леви пошёл один. По его словам было все тоже самое: сперва Дуглас изводит его разговорами про свои ирисы; язык у неё ворочается все медленнее, она умолкает, а потом и вовсе забывает про него. Затем она снова начинает кашлять, служанка выставляет его за дверь и он может делать, что хочет.       Уже близился конец месяца. Мэри помнила слова кухарки, что Кенни должен приехать. Билибин не на секунду не забывала об этом. Она ждала, но ни одного появления Аккермана ещё не произошло. На вопросы о Кенни кухарка не отвечала, всё, что она знает, он приедет в последних числах.       С этими мыслями и переживаниями дни длились очень медленно. Билибин не хотелось оставаться в этом гнилом городе, но и возвращаться туда, где никого нет, тоже не хотелось. Она не знала, как поступить. Может, после разговора с Кенни всё станет ясней, но его всё ещё нет.       Мэри решается пойти вместе с Леви к Дуглас снова. Всё больше внимания Мэри обращает на своё поведение касающееся Леви; не привычные для неё чувства зараждались и пускали свои корни в глубине души девушки, крепко сковывали сердце и не давали дышать. Рядом с Фарланом она ощущает бурю эмоций, от веселья к безумию, что в любую секунду может произойти что-то неожиданное; но находясь вместе с Леви, на неё нападает чувство спокойствия и безопасности за себя и их обоих. Одно Леви знал точно, что рядом с ней он не чувствовал отвращения, а наоборот, хотелось её присутствия рядом с собой.       По дороге между ними была та уютная тишина, которая им нравилась. — За тот случай с ирисами. Извини, — не выражая ни одной эмоции произнёс Леви. — Какой случай? — Я дёрнул тебя за волосы. — Ничего страшного, — Мэри подавила появляющуюся довольную улыбку и добавила, — если бы ты не напомнил, я бы не вспомнила. — Ладно.       «Неужели, чувствовал за собой вину?», начала думать про себя Билибин, «Вряд ли.»       На улицах было также немноголюдно, но потеряться было легко. Поэтому двое из них шли близко друг к другу. Мэри на этот раз надеялась заменить знакомую шляпу в толпе. Она была готова искать эту шляпу по всему городу, лишь бы встретиться с Аккерманом. Но она не ожидала увидеть тень за углом дома миссис Дуглас. — Я не пойду, — вдруг произнесла Билибин и посмотрела на Леви, не подавая виду. — Боишься? — Немного, — пыталась быстро избавиться от парня и даже согласилась на то, что боится. Леви недовольно посмотрел на подругу и согласился: — Хорошо.       Он исчез за дверью старухи, а Мэри побежала за тенью, что уже успела скрыться. Казалось, что от этого разговора зависела её последующая жизнь или даже смерть. Хотя, так и есть. Она бежала, не замечала людей вокруг; столкнулась с кем-то плечом, но не успела как следует извиниться. Тень исчезла за домами, двигалась быстро, но Мэри уже знала её обладателя.       Добралась она до дома старого продавца, мистера Шорза, что давно был в отставке. У входа в дом стоял Кенни, скрестив руки. Он направил на Билибин свой взгляд и на секунду в голове у девушки проскочило — соскучилась. — Заходи.       За дверью её ждало холодное помещение, вдалеке горела одинокая свеча, что освещала письменный стол. Пройдя внутрь, она сразу оказалась в гостиной, где её уже ждал мистер Шорз. — Мэри Билибин?       Девочка обернулась на Кенни, что спокойно стоял позади неё и кивнул в ответ. — Да, — ответила Билибин и присела на диван напротив Шорза. — Джон всё рассказала? — Да, — от испуга Мэри не знала, что нужно ещё сказать. Так много вопросов накопилось за всё то время, а сейчас одно единственное «да» только может произнести. — Твоё пребывание здесь закончилось, Мэри, — произнёс Аккерман. — У тебя остался только август и в конце месяца ты должна будешь встретиться с мистером Шорзом, он проведёт тебя на поверхность. — Почему вы не спрашиваете моего мнения? — А тебе есть, что сказать? — в голосе Кенни прозвучала нотка недовольства. — Девочка, этот человек добился твоей свободы, а ты против? — начал уже возмущаться Шорз. — Вы думаете, мне есть там, что делать? Меня там никто не ждёт, никто не знает, а здесь у меня есть те, кому я хотя бы не безразлична, к кому я могу вернуться в любой момент, — эмоции закипали внутри Мэри. — Кому я нужна наверху, Кенни? Куда мне там пойти, к кому? — Замолчи, — голос прозвучал как иголка, что протыкает тело, заставляет замолчать, — когда ты выйдешь на поверхность, тебя направят в Разведкорпус. — Разведка? — испуганно переспросила Билибин. — Сначала ты пройдёшь подготовку, это не займёт много времени, — уже начал говорить Шорз. — Кенни наплёл о тебе столько хорошего, поэтому не разочаруй. — Затем тебя ждёт сама Разведка, поверь, там ты будешь нужна, и будет куда пойти и к кому. — Но… — Мэри! — уже подошёл Кенни близко к девушке и грозно посмотрел ей в глаза. — Это не обсуждается! Я обещал твоему отцу, что ты не подохнешь здесь. — Отцу? — Будь готова к 28 числу августа, мистер Шорз будет ждать тебя у главного входа на поверхность. Сделай так, чтобы никто из твоих здешних «близких» ничего не заподозрил. — Даже Леви?       Последовала тишина и вопрос остался без ответа. Поблагодарив мистера Шорза, Кенни с Билибин вышли из дома. «Я обещал твоему отцу…», застряло в голове Мэри, но переспросить она побоялась. События об отце быстро проскальзывали в голове Мэри, но она изо всех сил старалась не выдать свои бурные эмоции. Сегодня Кенни был особо не такой, каким привыкла его видеть девушка. Обычно с ним можно было просто поговорить, не задумываясь о формальностях, не задумываясь о его настроении, зная, что с ним всегда можно чувствовать себя как у себя дома, как у себя в родном доме. — Угрюмый едва живой малец, — вдруг начал Кенни, — таким я его помню. Всё, что осталось после его матери, Кушель. Я не был настолько бессердечным, чтобы его прикончить. Но и в отцы ему не годился, — они скрылись за домом, чтобы особо не попадаться кому-то на глаза, — если ему когда-нибудь выпадет возможность выбраться наружу, то ему стоит надеяться только на себя. В нашем мире выживает тот, кто наглядно показал, что является сильнее. Сила — вот что главное. По крайней мере, он хотя бы не кончит как моя сестра.       Повисла тишина, как та, что была совсем недавно рядом с Леви. — Когда-то я говорил тебе, не сближаться с ним, — Мэри виновато опустила голову вовремя его слов, — говорил ни с кем не сближаться, чтобы было легче избавиться от этого города. — Я не по своей воле. — Кому ты сказки рассказываешь?       Вечер уже превращался в ночь. Аккерман оставил Билибин на полпути от дома и ушёл. В доме всё ещё горел свет, наверное, Джон ждала её возвращения, а Леви давно уже вернулся и сидит у себя в комнате.       Последовал стук в дверь и громкие шаги за ней. — Мэри! — начала кричать уже Джон, но Мэри остановила её своим крепким объятием, — маленькая, где ты была? Леви сказал, что ты пошла домой…       Билибин посмотрела за спину кухарки и заметила глаза, что были направлены в её сторону, смотрели прямо, будто раздраженно. Руки были скрещены на груди, как это напоминало повадки Кенни, брови иногда хмурились, но в целом Леви выглядел таким же, только маленькие мелочи в его мимике выдавали его беспокойство и недовольство. — Я пойду спать, — заявила девушка и пробежала мимо парня как можно быстрей. ***       Прошла половина месяца и оставалось мало дней до «побега» Мэри из города. В целом, ничего не менялось, но девушка старалась больше времени проводить с людьми, которых она уже смело называла своей семьей. Только Джон могла понять её рвение к совместному времяпровождению. Ей самой было грустно от этой новости, но она была рада за неё.       Хорошее было это лето, дни становились все длиннее, и у ребят оставалось много времени на игры. По вечерам кухарка Джон также готовила на кухне и, наверное, забытая вами Агафья реже уже заскакивала к ним и читала последние новости подземелья. Однажды таким вечером, Джон вышла из кухни в прихожую и взяла свою накидку с вешалки. — Я иду к Дуглас, — сказала она, — скоро вернусь.       Но им давно уже пора было спать, а она все никак не возвращалась. А когда вернулась, в руках у неё была печеная коробка. Она прошла в гостиную, села и поставила коробку на пол возле своего кресла. — Что ей нужно? — спросил Леви.       Мэри давно уже не видела её, а Леви не ходил к ней последнюю неделю. Сколько раз теперь проходили мимо ее дома, но она уже не сидит как обычно на веранде. — Она умерла, — сказала Джон, — только что. — Хорошо, — сказал Леви. — Ты прав, это хорошо, — сказала та, — она больше не страдает. Она была больна очень долго. Знаешь, что у неё были за припадки?       Леви покачал головой. — Она была морфинисткой. Много лет она принимала морфий, чтобы утолить боль. Ей доктор прописал. Она могла принимать морфий до конца дней своих и умерла б вне таких мучениях, но она сказала, что хочет уйти из жизни, ничем никому и ничему не обязанная.       Мэри сказала: — Значит, от этого у неё и делались припадки? — Да, от этого. — И она умерла свободной? — спросил Леви. — Как ветер, — сказала Джон, — и почти до самой смерти не теряла сознания, — она улыбнулась, — и не переставала браниться.       Леви поднял с пола коробку. Там внутри лежал только белоснежный ирис. У него поднялись брови, а цветок полетел на пол. — Она даже перед смертью не забыла поиздеваться, — заявил Леви.       Он ненадолго сжал в руке коробку и кинул в камин. Поднял ирис, и, когда Мэри уходила спать, он сидел и осторожно перебирал широко раскрывшиеся лепестки. Джон начала читать газету, сидя на диване.       Перед сном Мэри решила попить воды, пройдя на кухню, и тут в комнате Леви начался какой-то непонятный шум. Ко сну он обычно готовился не так, она каждый звук знала наизусть, и Мэри постучалась к нему. — Ты почему не ложишься? — Сбегаю ненадолго в город, — он натягивал штаны. — А зачем? Уже почти десять или одиннадцать часов.       Это он знал, но всё равно собрался уходить. — Смерть старухи — плохое у меня предчувствие. — Тогда и я с тобой. И если ты скажешь не ходить, я все равно пойду.       Леви понял, что так просто Билибин дома не останется, придётся с ней драться, а значит, злить Джон, и нехотя сдался.       Мэри быстро оделась. Они подождали пока у кухарки погаснет свет, и тихо вышли из дома. — Фарлан тоже захотел бы пойти, — прошептала Мэри. — Пускай идёт, — хмуро ответил Леви.       Они пересекли через низенькую ограду, перешли двор и стали под окном Фарлана. Леви кинул в окно маленький камень. За стеклом появилось лицо парня, сразу исчезло, а через пять минут он отворил окно и вылез к ним. Как человек бывалый, он не стал ни о чем спрашивать, пока они не вышли на улицу. — Что случилось? — У Леви бродячий приступ. — Просто так захотелось, — сказал Леви, — просто так.       Миновали дом Дуглас, он стоял пустой, с закрытыми окнами, ирисы чуть виднелись среди разросшейся крапивы. Видимо, кроме Леви некому не было дела до цветов. До угла — до почты — до суда — оставалось пройти ещё десять домов.       Южная сторона площади была пустынна. Свет ещё горел и освещал улицу, а больше с этой стороны здания суда не было ни огонька.       Они шли по тротуару и вдруг увидели поодаль одинокий огонёк. — Странно, — сказал Фарлан, — у суда снаружи фонаря нет. — Это лампочка над дверью, — сказала Мэри.       Леви пробрался сквозь забор и направился к ближайшему окну здания. Он завис на месте, как камень, и на вопросы друзей не отвечал. Им пришлось также перелезть сквозь забор и подойти. — Он здесь, — тихо произнёс Леви и не сводил глаз с кого-то.       В свете голой, без колпака, лампочки сидел на стуле у входа двери Аккерман. Мэри понимала, что Леви может не сдержаться и пойти к нему. Она схватила того за рукав и добилась того, чтобы тот обратил на неё внимание. — Не ходи к нему, — сказала она, — ещё рассердиться. Он здесь — и всё в порядке, пошли домой. — Я только хотел убедиться, что он здесь, — убирая руку девушки, произнёс Леви.       За это время девушка знатно успела перепугаться. Они наискосок направились к выходу, но скрип открывающейся двери заставил их остановиться. Мэри не оставалось места в темноте здания, поэтому Леви притянул ту к себе и прижал настолько близко, чтобы её тени не было видно. — Не шевелись, — тихо добавил он ей куда-то в волосы.       Двое человек направлялись к выходу; один был всем знаком, а другой явно работник суда. Нельзя было понять, что именно они разъясняли между собой. — Сделай так, чтобы вся информация о её пребывании здесь была уничтожена, — произнёс Аккерман, что уже вышел за огороженную территорию суда. — Как же девчонке повезло, — добавил другой, — кто она тебе?       Тот ничего не ответил и направился в противоположную от спрятавшихся друзей сторону. Сердце Мэри бешено танцевало чечётку после сказанных слов о некой девочке, либо из-за рук, что крепко прижимали к сильному телу.       Дождавшись, пока все разойдутся, они вместе выбежали на улицу и начали переходить квартал за кварталом. — Чего ради мы пошли туда? — вдруг спросил Фарлан. — Я хотел убедиться, что был прав, — сказал Леви. — Откуда ты знал, что Кенни в городе? — добавила Мэри.       Леви остановился на полпути и уставился на Билибин. Между ними повисла мгновенная тишина. Брови его иногда дергались, а глаза были направлены в противоположные, будто поедали изнутри и заставляли чувствовать себя виноватым. — Это очевидно, — лишь ответил Леви и продолжил идти. ***       Дни в подземелье подошли к своему окончанию. Мэри успела много провести времени с мальчиками и, в особенности, с кухаркой Джон. Она как будто даже радовалась, когда девушка приходила на кухню и смотрела, как она там хлопочет.       Билибин старалась подавить в себе грусть и печаль во время совместного времяпрепровождения с друзьями. Фарлан, казалось, так ничего и не заподозрил, но Леви наоборот. После вечера около суда он переменился в отношении Мэри: стал более холоден и раздражителен, хотя раньше было не хуже; ещё меньше разговаривал, но также проводил время с Мэри и Фарланом; чаще закрывался у себя в комнате и не отвечал на пожелание от Мэри о спокойной ночи. Казалось, ничего необычного, но девушка воспринимала всё в штыки и не могла понять, в чем дело. Либо он знает о её побеге, либо знает о её встречах с Аккерманом, либо обижен на что-то, чего она даже и не делала.       Сейчас была глубокая ночь. 28 число. Мэри решила сбежать сразу же, не объяснив. Да, Джон будет волноваться, но она вскоре поймёт, в чем дело; Леви, возможно, будет всё равно; Фарлан может взбеситься и начать яростные поиски, но не сдастся и смириться с потерей первого его друга.       В последний раз осмотрев дом, маленькая слезинка пробежала по щеке девушки. Мэри уже хотела нажать на дверную ручку: — Осторожней, — были первые слова Леви, что спокойно стоял за спиной, скрестив руки.       Мэри подняла на него голову и уставилась в его такие привыкшие нечитаемые глаза. — Ты знал? — Догадывался, — сказал Леви, — я отчетливо видел кого-то за углом дома миссис Дуглас в тот день. А когда вернулся, тебя не было дома. Слова Кенни о девушке, чья информация должна быть скрыта, тоже заставили меня сделать такие выводы.       Мэри помотала головой, слабо улыбаясь. — Не рассказывай об этом никому. — Хорошо, — сказал Леви.       Девушка ещё раз подняла на него свой удивленный взгляд, она не была готова к его согласию. — В первый наш разговор ты угрожала мне своим именем, что будет сниться в кошмарах, — он медленно подходил к стоящей у двери Мэри, — мне нравятся эти кошмары, — остался один шаг между ними, но Леви остановился.       Между ними и вправду был один шаг, который вёл или в пропасть или на дорогу, что вела к солнцу. — Я доберусь до тебя, чего бы мне этого не стоило, — сказал он.       Леви сделал один шаг и сравнялся с девушкой. Ростом они были одинаковы, так что девушка с легкостью могла заглянуть в глаза напротив. Остался какой-то один шаг до порога двери, и его образ останется лишь в памяти. Остался один шаг, и она уже не сможет почувствовать его запах, посмотреть в его глаза.       Наверное, впервые со времени их знакомства он не скрывал себя за маской безразличия. На неё смотрели два почерневших огонька, в которых ярким пламенем горела грусть, нескрываемая тоска. Печаль в его глазах оглушала, перекрывала дыхание, резала и без того её кровоточащее сердце. Ей было бы легче, если бы он надел на себя маску. Ту самую маску, которую он так долго и старательно пытался врастить в свою кожу, стать с ней одним целым. Ей было бы легче, если бы в его глазах она увидела равнодушие.       Он видел, что она читает его, и впервые не пытался скрыть от неё свои чувства. Он видел её взгляды направленные именно на него, её попытки быть рядом. Странно, но тот делал то же самое, но более незаметно. Он вдруг вспомнил запах её волос, что отдавал цветами, когда он прижимал её крохотное тело к себе. Вспомнил маленькие ручки, что сжимали его рукав и просили обратить внимание на их обладателя.       «Слишком поздно»… Слишком поздно для того, чтобы сделать ещё один шаг ему навстречу, слишком поздно, чтобы в очередной раз изменить обдуманное и принятое решение, слишком поздно, чтобы снова позволить надежде заполонить всё её нутро. Слишком поздно, чтобы, наконец, признать своё поражение перед ней.       Она смотрела на него и чувствовала сожаление. Из всех чувств к нему осталось лишь сожаление, и оно разрывало её на части, разбивало её душу вдребезги. И вот он смотрит на неё и растворяется в своей боли. А она растворяется в нём. Они жили бок об бок в одном доме с малых лет, прошли многое вместе и могли бы пройти ещё больше, а момент, который позволяет им двоим понять, что же они чувствуют на самом деле по отношению друг к другу, настал только сейчас. — Моё сердце принадлежит мне. — Что? — переспросила Мэри, явно начиная краснеть. — Ты завоевываешь его каждый день своими глазами, что сейчас смотрят на меня, — тихо говорил Леви, всё же на втором этаже спокойным сном спала кухарка, — своим характером, что так меня раздражает и своей улыбкой, которую хочется стереть, — его дыхание можно было почувствовать на щеках, — своими попытками сблизиться со мной и понять меня, — он на секунду закрыл глаза и положил голову на плечо Мэри. — Ты жестока. — Прости, — лишь смогла выдавить из себя девушка, но слезы сдержать не смогла.       Возможно, они простояли так ещё минут двадцать. Он тихо стоял и головой утыкался ей в плечо, наслаждаясь привыкшим и, кажется, родным запахом девушки, что покинет его с минуты на минуту. Она тихо проливала слёзы, ладошками сжимая края рубашки Леви. Оба хотели досказать несказанные слова, но время поджимало.       Леви отошёл от Билибин и посмотрел на её красные глаза. — Ты заплакала при мне ещё раз. — Гордишься этим? — последовал смешок обоих. — Мне пора.       Парень только кивнул в ответ. Не сдержавшись, Билибин крепко прижалась к телу напротив на долю секунды и поспешила удалиться. Она не собиралась оборачиваться, боясь, что не сможет уйти. Он смотрел на удаляющийся силуэт, боясь, что её глаза больше не будут приходить ему во снах.