Давай совершим обмен

      Рань жуткая, Юра искренне ненавидит, что приходится часто вставать так рано и, когда ещё даже людей на улице по пальцам пересчитать, идти тренироваться. Он бы не пошёл, но Яков на вчерашней тренировке, гневно сведя брови к пояснице (жуткое зрелище...) сказал, что скоро Плисецкий вообще кататься разлучиться, если будет так безответственно относиться к занятиям.       А ещё Фельцман желчно сказанул что-то типа: «Конечно, кататься — это не с Веркой постоянно гавкаться».       Вспоминая Листопадову, Юра цокает языком и затягивает капюшон толстовки, поглядывая на дверь. Неправда, Яков нагло врёт! Они с этой дурой практически не разговаривают, ведь драгоценное время драгоценного Юры нельзя тратить на всякий сброд.       Плисецкий старательно внушает себе это, но в глубине души признаёт, что Вера настолько раздражающая, что он просто напросто не может сдерживать в себе тот поток гневных слов.       Обида? Определенно. Он тысячу раз скажет, что не обижается, что чувствует только раздражение и тысячу раз соврёт.       Когда она такая — как в детстве — что-то внутри неприятно тянет, тихо-тихо, почти незаметно, становится нелепо-грустно от осознания того, что маленький и глупый тогда Юра ей всё-таки доверился. Даже если мила с ним она была лишь раз, на том катке в парке, рыжая и неправильная для холодного, снежного мира вокруг, она светила, улыбалась ярко и говорила чушь.       Юра, возле которого в то время была только боль — потеря родителей, злость сверстников, завидующих и поэтому ненавидящих, повёлся на банальную доброту в свою сторону. На улыбку.       Сейчас ему противно. Он был так наивен... Так одинок.       — Блять, это нехорошо... — бурчит Плисецкий, сбитый с толку.       Мысли, засевшие в голове с самых малых лет, возвращаются.       Ты никому не нужен.       Мне никто не нужен.       Ты всегда будешь один. Все уйдут, даже дедушка.       Ты всегда будешь один. Все уйдут, даже дедушка?       Стены квартиры давят. Впервые давят так сильно. Юра трясет головой, почему, почему... слабость, уничтоженная в корне, запрещённая с детства, возвращается? Из-за чего... Не понимает, искренне не понимает, но чувствует себя жалко.       Так.       Есть цель и есть сила, есть занятие всей жизни и кот, которого можно обнять, когда одиноко.       Не грустно.       Не страшно.       Но на самом деле так неприятно. До сжатых кулаков.       Юра вздыхает и смотрит по сторонам. Растерянно, по-детски совсем, выискивая что-то, что могло бы успокоить, привести в себя. Приступы одиночества и страха бывают у всех, это нормально, да, а вот такая амбициозность Юры — дар богов.       Убеждает себя, набирая номер Милы. Возможно... стоит обратиться к ней за помощь? Не просить, но позволить себе помочь простым ответом.       Гудки.       Не берёт.       — Вот карга, — Юра закатывает глаза и сбрасывает вызов.       Пустоту никто не рассеивает, поэтому, дыша так же тяжело, он медленно идёт к двери, желая покинуть душную квартиру как можно скорее.       — А почему твои родители никогда тебя не забирают?       — Ч-что?..       Маленький Юра смотрит на спросившего стеклянными глазами, отчаянными глазами.       — Может потому что они погибли? — отвечает он едко.       А затем, не справившись с эмоциями, доводит себя до головокружения и рвоты, катаясь, катаясь, катаясь.       — Да бля-ять...       Юра не может поверить, что полуголая Листопадова, которая должна была вызвать только тошноту, в итоге вызвала всё это.       Какого хуя? Тупое время грусти настало сейчас? Прекрасно.       Юра захлопывает за собой дверь, небрежно закрывает её на ключ и, сжимая зубы, спускается по лестнице.       В ледовом дворце уж точно времени на всякие глупости не хватит, всё скоро закончится.       А пока можно зайти в ВК, хоть одноклассников Плисецкий и не жалует, но сообщения в беседе иногда забавные и поднимают настроение.       Но взгляд падает явно не на беседу.       Зачем она пишет? Зачем желает хорошего дня?       Я не поведусь на лицемерие. Я в него не поверю.       Я надеюсь, что ты перестанешь меня ненавидеть.       Почему? — один вопрос и ноль ответов.       Позже Юра об этом пожалеет, позже возненавидит себя, но сейчас он неуверенно заходит в диалог и, после раздумий в несколько минут, печатает ответ.       Я терпеть её не могу, но с самого детства меня к ней тянет. Только никому не надо знать, а мне не надо слишком много думать по этому поводу.       Юра вздыхает, ведь в сети Веры, как назло, нет, и продолжает медленно плестись на тренировку, музыка в наушниках хоть немного бодрит, хоть песня в начале и грустная. Такая, что херово становится ещё больше. Как давно он стал слушать такое? Отвратно, стоит переключить.       Выбор падает на песню группы «Вопрос», не сказать, что Юра фанат, но, узнай он, что концерт за миллион километров от него, рванул бы не задумываясь.       Какой-то день унылый получается, вот бы кошку на пути встретить, сердце тогда порадуется.

Не будет так чертовски одиноко.

      «удачного дня? он будет удачным, если тебя в нём не будет»       Что-то как-то обижает такое сообщение после пробуждения, Арина трёт глаза, вчитываясь в слова.       Состояние вау-это-же-написал-Юра-боже-вау проходит на, удивление, за пять минут и сейчас она просто сидит, перечитывает, вздыхает.       Ответить хочется, но что? Арина не находит нужных слов, поэтому выходит с ВК.       А день-то, по логике Плисецкого, у него будет удачным, Арина же в Ледовый дворец сегодня ни ногой.       Вообще, настроение лучше, чем было вчера, тянет чем-то заняться. Арина, с широкой улыбкой, понимает, куда именно она сегодня пойдёт.       Очки на глаза, маскировка уровня бога, волосы под кепку, бесформенная толстовка, и       Листопадова готова покорять лёд, трепещи, каток (не тот, где Юра и все-все-все, конечно нет!) Арина собирается сегодня блистать.       ...падать.       ... нервно стучать по бортику от неудач.       ...вставать после очередного падения, тереть ушиб/стирать кровь, и продолжать кататься.       Ведь сильная, ведь хочет летать, ведь бабушка учила, что катание — жизнь.       Голова начинает кружиться почти сразу же, виски сдавливает, перед глазами пятна, да здравствует высокое давление! Но пускай лучше свалиться без чувств, чем остановиться сейчас. И так много раз сдавалась, уходила, пряталась, время смотреть вперёд! Время делать блядский вздох, хоть и сложно, и, сжимая зубы, поднимать руки в прыжке.       Время доказать, что и она чёртова Листопадова, что и она может бороться!       Мечта ускользает всё дальше с каждым отказом от льда, машет ручкой, Арина сейчас пытается её нагнать, крепко схватить и вернуть.       Листопадова — та, которая должна сейчас поднять взгляд. Перестать убегать, взять себя в руки.       Влюблённость — чёрт... — в Юру сильно сбила с пути, заняла все мысли. Последние дни желание кататься сошло на нет, хотелось только смотреть в драгоценные глаза, которые преследовали во снах на протяжении всей жизни, слышать голос, пускай он посылает, касаться... говорить хоть что-то.       Это неправильно.       Это безнадежно.       Влюбляться — само по себе дело гиблое, а тут ещё и в него, звезду России, ангела... дивного и такого хрупкого... которого хочется видеть, восхищаться, держать за руку в нелёгкие моменты.       Тупо. Злит. Злость даёт сил, поэтому прыжок удачный, Арина благополучно опускается на лёд, вытирает кровь из носа (давление совсем не шутка) и кружится.       Это глупость и она пройдёт, исчезнет как и всё, что уничтожает, делает слабее. Юра — кумир. Юра — солнце, освещающее путь своим творчеством, но не тот, которого стоит любить. Листопадова понимает и чертыхается, какая же она дура, какая глупая.       Неожиданно сменившаяся в наушниках песня заставляет остановиться. Незнакомая мелодия... ах.       Скаченнная для прослушивания позже песня группы «Вопрос» звучит прямо сейчас, выключить бы, да вернуть свою, но Арина продолжает стоять и вслушиваться.       — Это феерия?.. — повторяет Листопадова слова.       Феерия — успех на льду. Юра живёт этой феерией?       То, что он чувствует... так сложно, так хочется познать.