Руконгайка

      Как оказалось, я зря боялась, что меня не возьмут с собой. Гандзю просто сказал остальным: «Если будет совсем туго, мы в них Арину кинем. И пока проклятые враги будут разбираться, что это за монстр такой, по-тихому слиняем». Ну да, действительно. Приятно, когда твой друг так верит в тебя и твои силы.       К тому моменту мы успели помириться с Томоко-баа. Я рискнула встретиться с ней на относительно нейтральной территории – недалеко от комнаты Куукаку. Бабка угрожающе стискивала клюку, но пускать её в ход не торопилась. Сверлила меня взглядом и презрительно поджимала губы. Я сделала глубокий вдох и затараторила, пока не успела передумать: – Томоко-баа, простите меня, дуру бестолковую, пожалуйста, за те объяснения перед уходом. Ну правда, я не знала, что вы так прониклись ко мне, вот и повела себя по-свински. Мне казалось, что вы только обрадуетесь и свободно вздохнёте с исчезновением такой бесполезной нахлебницы, как я.       Вот. Главное – побольше раскаянья в голосе и через слово называть себя «ослицей», «свинюхой» и прочим скотом. Тогда оппонент, за которого уже всё сказали, растеряется и поумерит желание тебя ругать. Томоко-баа не стала исключением. Взгляд её чуть смягчился, и, хоть она по-прежнему сжимала клюку и неприступно хмурилась, я видела, что бабка начала отходить. – Дурында ты! – сказала, наконец, Томоко-баа. – Я ж к тебе со всей душой, а ты…. Эх, да что вам, молодым, говорить! Ты мне дочку мою напоминаешь, такая же безголовая. Я ужо её искала, искала в энтой помойке, а так и не нашла. Говорят, мало кто друг друга находит. Может, это за дела наши прижизненные наказание?.. А тут ты, ну точь-в-точь моя Аико. И точно так же, как подхватишься куда, как понесёшьси, глаза вылупивши. Держи – не держи, а толку?       Я опустила глаза и с трудом удержалась от того, чтобы начать ковырять носком ботинка пол. Нечестный приём, Томоко-баа, совсем нечестный! Мне всегда неловко, когда люди что-то подобное говорить начинают. Вот ты тут не при чём, а всё равно виноватым себя чувствуешь. Сразу тянет извиняться. – Томоко-баа, – протянула я плаксивым голосом, – ну я же не специально. Я же с Гандзю пошла, а он надёжный друг. Пожалуй, рассказывать про сутенёра и драку «стенка на стенку» не стоит. – Ой, – махнула рукой Томоко-баа и похлопала меня по плечу, – всё, угомонись, коза. Я ж клюкой тебя любя приласкала, для порядку и чтоб ума у тебя хоть чуток прибавилось. Хоть и понимаю, что пока свои шишки не набьёшь, не образумишьси. Сама такой была, что ж теперь. Но впредь – поперву думай, а потом делай. Гандзю – парень вроде хороший, сестра у него – девушка строгая и с характером, но ведь бывают и плохие люди.       Я шмыгнула носом – бывают, Томоко-баа, бывают – и обняла бабку. И как-то теплее на душе стало. Вот же ж, всего-то пару месяцев с ней знакома, а уже как родная. Впрочем, моя родная бабушка точно такой же была. Бабка несколько удивлённо крякнула и облапила меня в ответ. Наше примирение можно было считать состоявшимся.       Теперь я готовилась к десанту в Сейретей, нагруженная многолетним опытом Томоко-баа и гнущаяся к земле под грудой её наставлений. Эти наставления смахивали на те, с какими меня в пятилетнем возрасте отправляли гулять: с незнакомыми не разговаривай, с чужими дядями и тётями никуда не ходи, вещи из рук посторонних не бери. Томоко-баа к этому, правда, добавила: «Не нагуляй мне там, а то ишо принесёшь дитёнка в подоле». Куукаку тем временем скептически оглядела нас и признала условно годными для десантирования.       Вот скажите, вами когда-нибудь стреляли из пушки? Если мне не изменяет память, на подобный эксперимент с собой любимым решился только барон Мюнхгаузен, но он литературный персонаж, какой с него спрос? А я очень даже живой человек и, между прочим, до смерти боюсь летать! Нет, я помнила, что, находясь на большой высоте, главное – не смотреть вниз. Но, мать моя женщина, где же здесь низ, а где верх? По ощущениям, желудок прилип к позвоночнику и пытался просочиться через спину на волю, сердце и лёгкие застряли где-то в глотке, а остальные органы, похоже, перебазировались в пятки. Зверски тошнило и закладывало уши. Мне безумно хотелось зажмуриться, громко-громко завизжать, затопать ногами и прыгнуть к кому-нибудь на шею. Визжать я не могла, поскольку, во-первых, рисковала помешать сосредоточенности других участников нашей скромной спасательной экспедиции, а, во-вторых, подозревала, что в этом случае меня таки стошнит. Топать и прыгать я опасалась: мне не внушала доверия хрупкая плёнка шара. Так что я просто зажмурилась. С закрытыми глазами всё стало ещё хуже.       У остальных не было времени ни на страхи, ни на переживания, ни на прочие глупости. Они пытались удержать оболочку шара в целости и сохранности и без эксцессов добраться до Сейретея. Получалось это у них всего лишь чуть лучше, чем у лебедя, рака и щуки из известной басни. Самое ужасное, что я помнила, чем это в итоге кончится!       Удар о барьер отдался у меня во всех костях. Клацнули зубы. Рядом начали переругиваться Исида, Ичиго и Гандзю, Орихиме пыталась их усовестить, проводила бесполезные воспитательные работы Йоруичи. Один Садо молчал. Во имя всех существующих богов, Садо, спасибо, что ты есть и что ты так редко изменяешь себе! Как-то спокойнее становится.       А потом наш чудо-транспорт лопнул, брызнул во все стороны осколками и разметал нас взрывной волной. Последнее, что я почувствовала – как Гандзю грубо сгрёб мой воротник в ладонь.

***

      Отключилась я ненадолго, но в себя пришла уже на бренной земле. Знали бы вы, какое облегчение на меня нахлынуло. Но тут я осознала, что мой рот набит песком. И вообще я лежу, почти погребённая в этом песке.       Нет, ну откуда здесь эта груда песка? Мы на детскую площадку попали? Рядом с казармами, ага. Чтобы местные детишки с рождения становились защитниками Отечества. Или это стройка? Хотя что тут можно строить? Вроде бы всё, что можно и нельзя, в Сейретее построили ещё задолго до рождения Яхве. Или они расширяются и проводят капитальный ремонт казарм? Или…? Я вспомнила, сколько раз персонажи аниме и манги разрушали Готей чуть ли не до фундамента, а потом в считанные дни дома возводились заново, и новым взглядом посмотрела на песочек. Это многое бы объяснило.       Но тут мозги окончательно встали на место, и я вспомнила, что именно так Гандзю уничтожал стены. Видимо, позаботился о нас.       В общем-то, с одной стороны, я была рада мягкой посадке. Боюсь представить, сколько синяков набила бы себе, шлёпнувшись на голую землю. А уж сколько сломала бы костей…. Ускорение свободного падения и гравитацию персонально для меня, увы, никто не отменял.       С другой – ну, мама дорогая, ну я же этот песок теперь неделю буду выковыривать из самых непредсказуемых мест! Судя по бодрому матерку Гандзю, который уже сожалел о том, что выбрал именно такой способ смягчения падения, и угрюмому пыхтению Ичиго, они были со мной солидарны.       И тут, в этот благословенный момент, когда мы пришли к абсолютному консенсусу (впервые с нашей встречи, между прочим), за моей спиной очень доброжелательный и жизнерадостный голос сказал: – Йу-ху, вот это мне повезло!       У меня сразу же заныли рёбра. Мозг, выдрессированный совместным проживанием с Томоко-баа, обморочно пискнул: «Караул, нас опять бить будут!» – и заткнулся. Я оценивающе оглядела песочницу и вынуждена была признать, что закопаться не выйдет. Мелковато. Пришлось отказаться от идеи изобразить страуса и обернуться.       На нас с улыбками лисы, встретившей Колобка, смотрели Юмичика и Иккаку. – А вот и наша парочка – баран да ярочка! – нервно хихикнула я. – Осталось выяснить, кто из них кто.       А события тем временем катились своей чередой и набирали обороты. – Подумать только, – голосом ребёнка, дорвавшегося до торта, вещал Мадараме, – поленился пойти на пост и такой сюрприз – наткнулся на обнаглевших риок! Вот это повезло так повезло! А вот вам… Вам, похоже, не очень!       Я тут же высунулась из-за спин парней, благородно прикрывших меня от нежданной опасности. Это мило с вашей стороны, мальчики, но Иккаку сейчас будет танцевать, а такое зрелище нельзя пропустить!       Говорят, в каждом человеке живёт несколько личностей: занудный интеллектуал, жеманная леди XIX века и алкаш Виталик из соседнего подъезда. К чему это я? А к тому, что в Мадараме определённо в агонии умирала балерина. Трепетная, воздушная, призванная покорять сцены больших и малых театров. В принципе, в победной пляске было что-то, заставляющее ностальгически вспоминать танец маленьких лебедей. Какой гран-батман! Какая шикарная первая позиция! Какой изящный взмах руками! А когда Мадараме вставал на пальчики, то одним своим видом выражал презрение пуантам и человеческой физиологии. Интересно, где он этому научился? В Сейретее есть своя самодеятельность, театр оперы и балета местного разлива? Или это из Кенчика вышел такой знатный балетмейстер?       Лично я танцем насладилась. А что? Свежо, смело, оригинально. И почти не навевает мысль о необходимости вызвать добрых санитаров со смирительной рубашкой. Зато на моих спутников пляски Иккаку произвели неизгладимое впечатление. У Куросаки задёргался глаз. Бедолага, эдак он домой с хроническим нервным тиком вернётся. Гандзю, натренированный мной, отреагировал несколько спокойнее. Он просто повернулся ко мне и спросил: – Что, твой родственник, Малахольная? Или вы в одной палате лежали? – Да как вы смеете?! – взревел оскорблённый в лучших чувствах Иккаку. От его криков у меня даже уши заложило. – Я тут танцую свой Танец Везения, жду, когда вы, наконец, наберётесь храбрости, чтобы сразиться со мной, а вы вместо этого торчите как столбы и ворон считаете!       Я невольно подняла голову, но традиционных для комических аниме-сцен ворон, каркающих: «Ахо! Ахо!», не увидела. Жаль. Они бы придали ситуации неповторимый привкус безумия.       И убедили бы меня, что ситуация действительно комичная. – Сматываться надо, – краем рта прошипел нам с Куросаки Гандзю. – Я их реяцу до самой печёнки прочувствовал. Они нам не по зубам.       Я была склонна согласиться с Шибой. Это дома, сидя на диванчике, можно рассуждать, как ты одной левой наваляла бы любому офицеру шинигами, отпинала лейтенантов и закусила капитанами. Увы, в жизни офицеры давили реяцу так, что ныли все кости. Что же будет, когда мы встретимся с лейтенантами или, того хуже, с капитанами? А ведь впереди ещё и Зараки будет…. Мои коленки позорно затряслись. – Я боюсь, – меланхолично заметила я, всё ещё слегка оглушённая Иккаку, – что мы и сбежать от них не сможем. Они быстро, сволочи, бегают.       Наверное, мы бы всё-таки что-нибудь придумали, но тут в разговор с изяществом слона влез Куросаки. Его кунг-фу явно было сильнее кунг-фу и Юмичики, и Мадараме, поэтому он ничего не чувствовал. – Мы не имеем права бежать! – патетично рявкнул спаситель всего и вся. Мы с Гандзю переглянулись и закатили глаза. – Они нас киселём по асфальту раскатают, придурок! – процедила я, вцепляясь в рукав Куросаки. – Тебе-то ничего не сделается, а вот мы с Гандзю выше головы не прыгнем. Мне лично и прыгать-то некуда.       Мы бы, наверное, успели поссориться, но тут нашу интеллектуальную дискуссию самым бессовестным образом прервали. – ЭЙ! – крикнул окончательно потерявший терпение Мадараме. – Вы будете драться или как?       Мне очень хотелось ответить: «Или как», я даже рот открыла, но меня опередили. – Мы пришли сюда по делу и не собираемся отступать перед первым встречным! Ещё перед дракой я не пасовал.       Куросаки, дери тебя гиллианы, как же я тебя люблю! Вот прям тут же обняла бы. И если объятия покажутся тебе слегка похожими на удушающие приёмы, то только покажутся, честно слово.       Конечно, я помнила, что ни с Ичиго, ни с Гандзю ничего серьёзного не случится. Они даже успеют походя взять в заложники Ханатаро. Но насчёт меня никаких указаний в аниме и манге не имелось. Умереть я, конечно, не умру, а всё остальное? Неприятное какое-то у меня предчувствие….       Но слово «драка» уже произвело на народ должный магический эффект. Ичиго выпятил грудь вперёд, грозно свёл глаза к переносице и многозначительно положил руку на свой тесачок. Гандзю тяжело вздохнул, слегка позеленел, но многообещающе хрустнул пальцами. От меня, впрочем, не укрылся тот факт, что стоял он так, чтобы можно было в любой момент задать стрекача. Юмичика томно взмахнул этими своими опахалами, приклеенными к ресницам. Мадараме радостно вспотел лысиной.       А я? А что я? Я вспомнила, что из боевых искусств за свою жизнь изучила только учебник по ОБЖ за 8 класс. Тот, в котором при встрече с маньяком рекомендуется блевануть на себя и желательно на него. Я покосилась на шинигами. Боюсь, этот способ борьбы проканает только с Юмичикой. Да и то не факт. Тем не менее следовало показать, что если помирать, то исключительно с музыкой, а потому я быстренько приняла стойку «хромой жираф в прыжке лягает низко летящего бегемота». Судя по выражению лиц Мадараме и Юмичики, вышла достойная альтернатива блевотине.       А в следующий момент случилось сразу несколько событий. Мадараме, осчастливленный долгожданной дракой, выхватил меч. Ичиго тоже вытащил свой тесак, чуть не снеся мне голову. Гандзю рванул с места, как заправский спринтер, схватив меня в охапку. Юмичика с криком: «А ну стойте!» бросился в погоню. Всё произошло так быстро, что я только через несколько минут осознала, что мы куда-то бежим. Если бы не умение Гандзю пробивать двери в стенах, для этого не предназначенных, мы давно уже попались бы Юмичике. Но пока нам удавалось сохранить статус кво. – А что, Малахольная, он нас догонит? – тяжело дыша, поинтересовался Шиба. – Что твой третий глаз на сей счёт говорит? – Я и без… третьего глаза могу… тебе сказать, что догонит, – прохрипела замордованная бегом я. – А если… тебе важно… будущее, то скоро мы… добежим до старого места казни. Там-то он нас и прижмёт… ну, не к стенке, а к обрыву. – Так, может, не побежим туда? – спросил Гандзю, прожигая надвигающуюся стену взглядом. Наверное, хотел убедиться, что упомянутого места казни за ней нет. – Наоборот! – запротестовала я. – Туда-то нам… уф, и надо. Переберёмся на ту сторону… и оторвёмся от Юмичики. – От кого? – От него вон.       Гандзю какое-то время бежал молча, обдумывая мои слова. Потом сказал: – Знаешь что? Пошли в обход.       Я собиралась возмутиться, а потом подумала: почему нет? Мне ведь нужно что-то поменять. Почему бы не изменить это? Мало ли. – Как скажешь, – покладисто ответила я. Гандзю не остановился только потому, что Юмичика висел у нас на хвосте. – Ты что задумала, Малахольная? – подозрительно поинтересовался Шиба. – Ничего! – возмутилась подобным недоверием я. – Просто… а вдруг ты прав? Вдруг всё уже поменялось?       Ничего не понявший Гандзю, видимо, решил разобраться с моими странностями в более располагающем месте и в более удобное время и рванул вперёд с удвоенными усилиями.       Если ты намерен давить доисторических бабочек, то нужно морально подготовиться к любой подлянке от мира. Я почему-то забыла об этом. Или понадеялась, что и так с удручающим постоянством влипаю во всё подряд, поэтому дополнительных бонусов от мироздания мне не полагается. Короче говоря, не знаю, чем и о чём я думала, но того, что мы на полной скорости вылетим не к обрыву, а к Куроцучи Маюри, мне в голову не приходило.       Бежим мы, значит, крушим мимоходом архитектуру Сейретея, слушаем грозные вопли Юмичики в арьергарде, никого не трогаем. И тут за очередной стеной оказывается, мать его, капитан двенадцатого отряда, которому, видите ли, именно сейчас захотелось воздухом подышать. Кажется, в каноне он не принимал слишком деятельного участия в поимке нарушителей спокойствия, сидел себе в лабораториях, изрекал прописные истины с видом умудрённого магистра. А тут вспомнил, понимаете ли, о пользе прогулок на свежем воздухе. Мы с Гандзю сумели увернуться, то ли потому что имели горький опыт общения с Куукаку и Томоко-баа, то ли потому что от изумления Куроцучи на короткое время замер. Так или иначе, нам повезло. А вот Юмичике не очень.       В тот момент, когда пятый офицер отряда, который мог бы быть четвёртым, но хотел быть третьим, вылетел из пролома в стене, капитан отряда двенадцатого как раз намеревался приблизиться к нам и изучить предположительных добровольцев в подопытные кролики. Разминуться не вышло. Юмичика головой протаранил Куроцучи, и они вместе впечатались в соседнюю стену. Я от неожиданности притормозила и подумала, рискнёт ли Маюри портить отношения с Кенчиком. – Давай, Малахольная, – отдыхиваясь, прошипел Гандзю, – побежали. Пусть они тут друг с другом решают вопросы.       Я бы с радостью рванула с места, но вы же помните про давящую реяцу, да? Вот меня и придавило, аж коленки в желе превратились. Я жалобно перевела взгляд на Гандзю, пытаясь одними глазами сказать, мол, не бросай, командир. Шиба выглядел немногим лучше меня, но всё же твёрдо держался на своих двоих. В ответ на мои дрожащие губы и огромные глазки он только обречённо выдохнул и, подхватив меня под руку, бросился вперёд.       Увы, Куроцучи не пожелал решать свои разногласия с одиннадцатым отрядом, не отходя от кассы. Может быть, решил, что проклятого офицера он всегда успеет разобрать на запчасти, а вот неизвестно откуда взявшиеся риоки – редкий материал, который каждый день с неба не падает.       Поэтому Маюри довольно шустро чем-то приложил Юмичику, оставил его отдыхать в тенёчке и бросился за нами. Конечно, просто капитан – это лучше, чем капитан и пятый офицер. Но я бы предпочла, чтоб не было ни одного, ни второго. Правда, мироздание, как всегда, когда просила я, заткнуло уши наушниками, включило музыку на полную и повернулось филейной частью. – Ну? – проревел Гандзю. – И что теперь?       Какой хороший вопрос, друг мой! Замечательный вопрос! Актуальный прямо-таки! Чтоб я ещё знала, что с этим делать. – Не… зна… ю…, – пробормотала я, чувствуя, что ещё немного – и Гандзю поволочёт меня у себя на горбу, потому что даже на чисто символическое шевеление ногами у меня не останется сил. – Та… ко… го… в моих… виде… ниях… не было. Сам… захотел… изменить… – Я же спрашивал, надо или не надо! – взвыл Гандзю. – Так… я… ещё… и… виновата?! – искренне возмутилась я. Шиба злобно зыркнул на меня, но промолчал. Берёг дыхание.       Конечно, по-хорошему и по-товарищески следовало велеть Гандзю бросать меня и спасаться самому. Во-первых, без такого балласта, как я, у него на это больше шансов, а, во-вторых, меня, в отличие от него, нельзя убить. И, честное слово, настигай нас трёхметровыми скачками сейчас какой-нибудь Киораку, я бы так и сделала! Но это был Куроцучи Маюри. Грёбаный Куроцучи Маюри, начиняющий собственных подчинённых взрывчаткой просто потому что! Если он не сумеет угробить меня первым же ударом, уволочёт в свои лаборатории и будет исследовать. А я с детства врачей боюсь, тем более таких монструозных!       Мы убегали, с каждой минутой всё медленнее, Маюри настигал, хоть и не так быстро, как ему хотелось, и потихоньку зверел. Я понимала, что до фразы «Рви, Ашисоги Джизо» остаются считанные мгновения, Гандзю, судя по бледному, долбануто-вдохновлённому и сосредоточенному лицу, как и полагается благородному самураю, сочинял предсмертное стихотворение. И тут земля ушла из-под ног. В прямом смысле этого слова.       Перед тем, как приземление в канализационном стоке выбило из меня дух, я успела понадеяться, что остальным членам банды веселее, чем нам.