Руконгайка

      Денёк обещал быть хорошим: солнечным, тёплым, приятно-летним. Я топала в конце нашей небольшой процессии и усиленно думала. Как всегда до меня как до жирафа слишком поздно дошло, что нам не придётся устраивать марш-бросок через несколько районов. В каноне у героев просто не было времени наслаждаться специфическими красотами Руконгая, поскольку Рукию должны были вот-вот казнить. А раз моя история недалеко ушла от канона…. Куукаку уже околачивается где-то рядом.       Значит, новых ботинок в ближайшее время не предвидится. Обидно.       Гандзю, шедший впереди, постоянно оглядывался и долго пристально меня разглядывал. Моё сосредоточенное лицо явно не внушало не доверие. Скорее, рождало определённые опасения. В конце концов, ему надоело вертеть головой, и он замедлил шаг, поравнявшись со мной.  — Малахольная, — а голос-то какой проникновенный, — у тебя живот случайно не болит? Или, может, зубы?  — Не дождёшься, — буркнула я. — Я думаю.  — Как-то страшно ты это делаешь, — хмыкнул Гандзю. — В первый раз у тебя такое зверское лицо вижу. С таким лицом только о расчленёнке можно думать.  — Почти угадал, — уклончиво ответила я.  — А можно конкретизировать? — поинтересовался Гандзю. — Не сочти за грубость, просто пока что все твои задумки выходили мне боком. Я хочу точно знать, где стелить соломку в следующий раз.  — Пока что, — мрачно возвестила я, — с нами ещё ничего толком не случилось. Но случится. Вот я и прикидываю, как пережить это с минимальными потерями.       Если бы взглядом можно было убивать, Гандзю размазал бы меня тонюсеньким слоем по земле. Но, к счастью, даже в загробном мире эта опция недоступна.  — Лучше расскажи мне. И сестре, — вздохнул он. — Если не я, то Куукаку точно придумает план втрое лучше любого из тех, что обычно посещают твою башку.       Я собиралась ему ответить, правда собиралась, не спускать же такое гнусное (хоть и соответствующее истине) оскорбление, но тут перед нами предстало родовое гнездо Шиба во всём своём великолепии. Особенно впечатляли руки, непримиримо торчавшие из земли. Йоруичи при виде этого кошмарного сна архитектора засияла так, будто во внешнем виде дома была её личная заслуга. Хотя… они же дружили долгое время. Может, местная женщина-кошка тоже не чужда эпатажу?       Мне и самой было интересно взглянуть на диковинку. Дело в том, что чем дальше от Сейретея располагала Куукаку своё обиталище, тем менее странно оно выглядело. Действительно, кого впечатлять в руконгайской глубинке? Местных бандюганов? Кого-то вроде Томоко-баа, для которого дом с целыми стенами и крышей уже восьмое чудо света? Алкоголиков, видавших в своих галюнах и не такое? Так что когда дом Шиба располагался возле моей новой малой родины, выглядел он абсолютно обычным особняком. Может, с немного интересными и неожиданными архитектурными решениями, но не более того.       Зато вблизи стен Сейретея Куукаку фонтанировала безумными идеями, точно Шляпник из Алисы. Я сильно подозревала, что представший нашим глазам образ — это не самая невероятная фантазия сестры Гандзю.       Кстати, интересный вопрос: а как она вообще перемещает эту махину? Это же не юрта или чум, так просто не соберёшь и себе на спину не навьючишь. Я в красках представила, как Куукаку, Гандзю и другие обитатели особняка разбирают его по кирпичику, собирают в мешки и, похожие на гномов, возвращающихся с рудника, неторопливо уходят в закат.       И тут грянул Армагеддон, Апокалипсис и Рагнарёк в едином флаконе. Ворота перед нами распахнулись и явили Томоко-баа собственной персоной. С клюкой наперевес. В сопровождении неизменной козы. Подозреваю, что моё лицо в тот момент было куда выразительнее лиц компании риок. Для них бабка была просто органичным дополнением в порядке общего бреда. Для меня же — карой египетской. Я зажмурилась, с силой ущипнула себя за руку, взвизгнула, открыла глаза — и ничего не изменилось. Бабка надвигалась на меня с неумолимостью девятого вала, ласково поглаживая клюку. Я нервно сглотнула. Вспомнила, как путанно, невнятно и пространно известила бабулю о своём предстоящем вояже. И сделала шаг назад. А потом ещё один.  — Сбегаешь? — ехидно поинтересовался Гандзю.  — Тактические отступаю, — огрызнулась я. Мог бы и поддержать, честное слово! В конце концов, кому как не ему понимать мои страдания? Можно подумать, что если бы на месте бабки обнаружилась разъярённая Куукаку, он поступил как-то иначе.       Томоко-баа, осознавшая, что жертва пытается скрыться, тут же перешла на первую космическую и рванула за мной. Пробегая мимо Куросаки, я краем глаза уловила его вытянувшееся лицо, подёргивающийся глаз и отвисающую челюсть. Но что именно произвело на него такое впечатление: дом, бабка или и то и другое разом — так и осталось невыясненным.       Я бегала кругами, отчаянно петляя, словно заяц. Добежала бы и до покинутого нами городка, но там скрывалась целая толпа народа, жаждущего намять бока мне и остальным. Вопрос «быть битой только Томоко-баа или целым городом» даже не стоял. Бабка же демонстрировала чудеса физподготовки и не только не отставала, но и потихоньку начинала догонять. При этом она умудрялась, не останавливаясь, читать морали и нотации. Громко. Даже слишком.  — Вы только поглядите на неё! — вопила Томоко-баа так, что её, наверное, и в Сейретее слышали. Мне бы такие лёгкие и такую лужёную глотку. Я бы смирилась даже с отсутствием способностей преобразовывать реяцу. — Ах ты, дрянь неблагодарная! Я её как родную приняла, одела, дала приют, кормила, а она! — «Мы его на помойке нашли, отмыли, отчистили, а он нам фигвамы рисует». — Сбежала! С каким-то проходимцем! Не пойми куда! Даже на внятное объяснение не расщедрилась, кошка драная! Ни тебе «спасибо», ни тебе «до свиданьица»! Ну, погоди, ужо я тебе покажу, как по городам-деревням носиться, хвост задравши!       Я не рисковала отвечать, боясь сбить дыхание. И без того хрипела и задыхалась так, словно марафон бежала. М-да, надо, надо было заниматься спортом, а не отлынивать от занятий в школе и универе.       Клюка достала меня в тот самый момент, когда я уже почти собралась юркнуть за спину Гандзю. Кости у меня оказались неожиданно крепкими, во всяком случае, надежды на то, что тут-то мне и настанет конец, не оправдались. Я только крякнула, ускорилась и влетела в Гандзю головой вперёд. В ужасе поняла, что вряд ли один удар удовлетворит жаждущую сатисфакции Томоко-баа, и меня сейчас снова перетянут поперёк спины. Но именно этот момент сочла подходящим Куукаку, чтобы явить свою персону народу.       Она воздвиглась в воротах дома, окинула окружающих взглядом умудрённого полководца, оценивающего потенциальных солдат, с которыми предстоит идти в атаку, и хмыкнула. Думается мне, на положительные выводы мы могли даже не рассчитывать.  — Ну, — ехидно поинтересовалась Куукаку, — и долго вы тут собираетесь стоять памятниками самим себе? Гандзю, позволь спросить: почему ты до сих пор не пригласил наших гостей в дом?       Гандзю, слегка контуженный моей обласканной клюкой тушкой, что-то нечленораздельно промычал. Скорее всего, пытался принести грозной сестрице извинения, но Куукаку не обратила на них внимание. Вместо этого она обратилась к бабке, уже заносящей карающую клюку для нового удара:  — Томоко-сан, надеюсь, мой безголовый братец доставил вашу воспитанницу домой в целости и сохранности? Я бы поспорила насчёт своей целостности и сохранности после встречи с Томоко-баа, но меня не спрашивали. Бабка же внезапно сменила гнев на милость и вежливо прошамкала:  — Благодарю вас, Куукаку-сама, за ваше участие. Дальше я сама разберусь с Ариной.  — Не стоит, Томоко-сан, вам по-прежнему рады в моём доме. И я не отзываю своё предложение. А ваша воспитанница, как я понимаю, нынче будет, кхм, гостьей моего брата?       Вопрос был задан таким тоном, что я бы на месте Гандзю не стала отказываться. Гандзю на своём месте поступил точно так же: энергично закивал, подтверждая правильность выводов сестры.  — Что ж, — удовлетворённо протянула Куукаку, — прекрасно. В таком случае возьмите уже ноги в руки и валите в дом! Это и к вам относится, — гаркнула она, обращаясь к риокам. — Мне интересно взглянуть на сумасшедших, которые провели в Обществе душ всего лишь день, а уже успели настолько прославиться, что Сейретей готовится, по меньшей мере, отбивать штурм.

***

       — Значит так, детки, — подытожила Куукаку, выслушав путанный и экспрессивный рассказ Ичиго, время от времени прерывающийся ремарками Йоруичи, язвительными замечаниями Исиды, охами и ахами Орихиме и многозначительным мычанием Садо. Мы с Гандзю о своих собственных приключениях, блёкнущих на фоне глобальной миссии по спасению Рукии, скромно умалчивали. Догадывались, что по головке нас за это не погладят. Надеялись, что пока суд да дело про разбор наших полётов и вовсе забудут.  — Думаю, вы не совсем идиоты и должны понимать, что теперь Готей знает о вас и готов дать вам по мозгам. Сами понимаете, у них больше опыта, они не вчерашние сопливые школьники. К тому же, в Сейретее вы будете на их территории, — задумчиво протянула глава клана Шиба, вертя в руках трубку. — Оказаться по ту сторону стены и раньше было непросто, но теперь дело серьёзно осложнилось. Хренова толпа шинигами жаждет вашей крови и патрулирует границы своей святая святых, чтобы не дать просочиться даже мухе. Так что вариант «просто подойти к другим воротам и постучать» не прокатит. Подойти всё к тем же другим воротам, но с тараном — тем более. И дело не в том, сильные вы или слабые, обладаете ли каким-то способностями или вас прихватили за компанию. Просто шинигами в Сейретее дохера, как комаров в болоте, и в лобовом столкновении они вас уделают исключительно количеством.  — Пусть только попробуют! — запальчиво заявил Куросаки. Ну да, ему-то чего бояться. Его в Готее один только Кенпачи и сможет затормозить. Ну, может, дед Генрюсай ещё. В драках с остальными бешеный отпрыск квинси и шинигами разве что проапгрейдится.  — Помолчи, сопляк! — почти беззлобно осадила его Куукаку. — Ты в нашем мире без году неделя, а уже считаешь, что лучше меня разбираешься в шинигами? В Готее? Как давно ты получил свои силы, мальчишка? Правду ли я слыхала, будто Абараи и Кучики разделали тебя намедни под орех?       Куросаки, как и все рыжие, если уж заливался краской, то становился насыщенного помидорного цвета. Он сердито сопел, семафоря окружающим алыми ушами и щеками, и яростно сверкал глазами. Но — что удивительно — молчал. Гандзю едва слышно фыркнул, ощущая себя частично отомщённым за недавний фингал, всё ещё отчаянно лиловевший на лице.  — Тем не менее, — продолжила Куукаку, обводя взглядом приунывших спасателей, — вам повезло, что я испытываю слабость к различным авантюрам. Ты ведь помнишь это, Йоруичи, моя старая подруга? Чем опаснее, тем веселее. Чем безумнее, тем интересней. Иначе зачем жить? Так что у меня есть один способ пробить барьер Сейретея. Способ, как водится, законом не разрешён. Но и не запрещён в виду своего безумия.  — Безумия? — почти возмутился Исида, но был остановлен метким тычком кулака от уже оправившегося Куросаки.  — Рассказывайте, Куукаку-сан, — подался вперёд Ичиго. Быстро же он по новой воспылал жаждой подвигов. Я бы после воспоминаний о том, как меня раскатали по асфальту два шинигами, как минимум поумерила пыл. Но этому хоть в лоб, хоть по лбу. Как там говорилось в фильме «Чародеи»? Цель видишь, в себя веришь — пошёл.       Куукаку, видимо, тоже это поняла, потому что звонко расхохоталась.  — Похвальное стремление, — сквозь смех выдавила она. — Пожалуй, несмотря на свою наивность, ты мне нравишься, мальчик! Мой брат таким же безбашенным был. Куросаки с сомнением покосился на Гандзю. Судя по всему, в том, что последний перерос свою безбашенность, сомневался даже вечный и. о. шинигами.  — Нет, — отсмеявшись, сказала Куукаку, — не эта бестолочь. Другой. Он погиб, давно уже.  — Из-за сучки Кучики, — процедил едва различимым шёпотом Гандзю, но сестра всё равно услышала и пригвоздила его к полу взглядом.  — Из-за Готея, — жёстко поправила она. — Ещё один вяк из этого угла, Гандзю, и я припомню тебе все последние косяки. Но Готей мы и впрямь не жалуем. Отчасти поэтому я готова помочь вам в вашей самоубийственной авантюре. Чем больше шороху вы там наведёте, тем лучше. Я припомнила, сколько в итоге шороху навела эта компания, и подумала, что Куукаку, должно быть, устроила по этому поводу вечеринку.  — Как же мы попадём в Сейретей? — стеснительно поинтересовалась Орихиме, слегка робевшая в обществе главы Шиба. Та усмехнулась.  — Всё просто. Пальнём по нему из пушки. А ядром будете вы.

***

       Я валялась на футоне в щедро выделенной мне комнате. Гандзю, Куросаки, Орихиме, Исида и даже Садо развлекались попытками создать шар из чакры. В смысле, из реяцу. Меня, как неспособную ни на какие фокусы с местной магией, вежливо попросили не встревать. Правда, вежливо. Я даже почти не услышала, как Гандзю проворчал: «Она только испортит всё».       В комнате я пряталась ещё и от вездесущей Томоко-баа. Когда я увидела её в воротах, то даже не задумалась, как же она здесь оказалась. Как позже выяснилось, Томоко-баа, обнаружив моё отсутствие в один прекрасный день и смутно припомнив мои путанные рассказы, в которых фигурировал Гандзю, схватила клюку и козу и бросилась на разборки. В этот момент я невольно почувствовала уважение к бабке: на её месте я бы не рискнула заявиться к главе клана шинигами с вопросом: «Кудай-то ваш раздолбай мою девочку уволок?». Очевидно, Куукаку прониклась к Томоко-баа схожими чувствами и предложила устроиться на службу. То ли экономкой, то ли завхозом, то ли ещё кем-то в таком же духе, но с японским национальным колоритом. А бабка согласилась при условии, что коза переедет с ней вместе. Куукаку пообещала, сказав, что вряд ли коза нанесёт её хозяйству больший урон, чем Гандзю, и наши суровые воспитательницы-надзирательницы ударили по рукам.       Так что спрятаться от бабки было почти негде. Разве что окопаться в какой-нибудь давно не использующейся комнатке и сидеть тихо-тихо. Потому что при каждой нашей встрече бабка смотрела на меня, как Ленин на буржуазию, и выразительно молчала. Нехорошо так. С намёком. Я мучилась совестью и стыдом, несмотря на все попытки убедить себя, что моей вины никакой нет, и старалась реже встречаться с Томоко-баа. Приходила потихоньку к мысли, что, наверное, всё-таки придётся извиняться. Жалко же бабку. Как ни крути, а без неё я бы здесь не освоилась. Или могла оказаться в куда более тяжёлых условиях. Тяжело вздохнув и постановив завтра же с утра подойти к Томоко-баа и поговорить с ней, повернулась на бок, укуталась в одеяло и задремала.       В этот раз мой сон оказался с причудами. Я изумлённо уставилась на высоченную стену Сейретея, через которую с лёгкостью и изяществом горных козлов сигали шинигами. В очереди к стене я обнаружила даже капитанов с лейтенантами. Они скромно стояли в сторонке и интеллигентно обсуждали, чьи офицеры и солдаты прыгают лучше.  — Однако, — ошалело пробормотала я. — Вроде бы овец перед сном не считала, откуда ж такие глюки?       Стена была головокружительно высокой, шинигами — неожиданно прыгучими, капитаны — благодушно взирающими на творящийся дурдом. Я ощущала, что всё-таки схожу с ума. Но тут рядом со мной раздражённо кашлянули, я опустила взгляд и поняла, что шиза — меньшая из моих проблем.  — Возможно, — с неудовольствием сказал демиург, — только возможно, от тебя может быть хоть какая-то польза. Как говорите вы, люди, с паршивой овцы хоть шерсти клок.       Слова давались ему с немалым трудом. Выдавливая их из себя, демиург кривился, морщился, сжимал и разжимал кулаки, передёргивал плечами — одним словом, активно страдал всеми частями тела. Видимо, признавать мою, пусть и относительную, полезность было для него истинным мучением.  — Во всяком случае, во всех предыдущих вариантах в доме Шиба не было ни бабки, ни козы. Гандзю не приводил этих детей в дом своей сестры, а Куукаку соглашалась не так легко, — подытожил демиург. — Правда, итог так и не изменился. Никаких признаков того, что кольцо будет разорвано.  — Я только начала, — произнесла я тоном Шварцнегера, говорящего знаменитое: «I’ll be back».  — Ну да, ну да, — ехидно сказал демиург. — Как начала, так и закончишь.  — Ты придумал, как вернуть меня домой? — не веря своим ушам спросила я. Внутри бушевал целый ураган эмоций. С одной стороны, я скучала по родным и друзьям да и место моё всё-таки там, в XXI веке, в мире без реяцу, призраков, Пустых и шинигами. С другой — я успела привязаться к Гандзю и его безалаберным дружкам (в их окружении я почти не выглядела валенком), к бабке (но не к козе), к простым как табуретка деревенским. Даже к свинье Бонни, несмотря на то, что катать меня она была склонна ещё меньше, чем Гандзю. Даже к Куросаки и компании, хотя знакома с ними лично была всего ничего. К тому же, тут только начинается самый замес! Правда, пока неизвестно, возьмут ли меня. В конце концов, с какой стороны ни посмотри, а я балласт для их компашки. Случись какой-нибудь коленкор — и что я смогу противопоставить даже рядовому шинигами? Разве что, поору громко.       Наверняка что-то из этих мыслей отразилось на лице, но демиург никак не прокомментировал мою напряжённую умственную работу.  — Нет, — сказал он. — Для того чтобы вернуться, ты по-прежнему должна умереть. Для Избранной был ещё один шанс на возвращение: ей достаточно было разорвать кольцо. Но ты не Избранная, и, к сожалению, я до сих пор не придумал, как тебя убить. Мой скепсис же относится к твоей способности изменить этот мир глобально. Ты перекраиваешь сущую ерунду, незначительные детали: пара лишних слов там, неожиданный персонаж тут. Но общая история от этого не меняется. Она по-прежнему идёт по своей колее. Рыжий сопляк спасёт девчонку шинигами, но упустит самолюбивого индюка, желающего стать богом. Война между шинигами и арранкарами неизбежно начнётся. А там и до войны с квинси недалеко. Так что не заносись, глупая девка!  — Дьявол, — назидательно заметила я, — кроется в мелочах. Раз ты демиург, то лучше меня знаешь про «эффект бабочки». Может, я уже наступила на какую-нибудь сюжетообразующую бабочку? И «пара лишних слов» оказалась вовсе даже и не лишней. «Гном» посмотрел на меня, как на душевнобольную. Только пальцем у виска не покрутил.  — Как же вы, люди, любите тешить своё самомнение. Заносчивые, самовлюблённые, надменные букашки, искренне полагающие, будто имеют какое-то значение для истории своего мира. Думаете, что каждый ваш чих меняет окружающую вас действительность. И ты такая же, наивная, самоуверенная дура! Нет такой бабочки, наступив на которую ты решила бы проблемы мира. В общем, не строй иллюзий, девчонка. Можешь трепыхаться и дальше, на это забавно смотреть со стороны, но изменить ты ничего не сможешь.  — Ты припёрся в мой сон только для того, чтобы наговорить мне гадостей и сделать один сомнительный комплимент? — обиделась я.       Демиургу хотелось сказать «да», я видела это по его лицу, но он сдержался. Сказал же совсем другое:  — Я предполагаю, что у тебя всё-таки есть шанс вернуться в свой мир, не умирая. Я совсем забыл про Хоугиоку. Эта деталь моего мира существует не только на физическом уровне, но и на метафизическом. Её силы хватило, чтобы закольцевать события мира. Она способна возвращать погибших, заново создавать разрушенное, уничтожать память здешних обитателей. Творить и повергать мир снова и снова. Это мой триумф как демиурга. И крохотная вероятность для тебя пробить врата между мирами. Крохотная, поскольку тебе не хватит сил не только воспользоваться Хоугиоку, но даже заполучить его. Всего наилучшего.       С негромким хлопком «гном» исчез, а я осталась пялиться на прыгающих шинигами и думать. Когда в твоих силах так откровенно сомневаются, это обидно, знаете ли. Надо этому недобогу доказать, что он совершенно зря так думает обо мне. Попаданка я или кто, в конце концов?