Запах ментоловых сигарет

Я иду по дороге Центрального Парка, опустив взгляд, рассматривая жёлтые листья, которые беспомощно лежат на холодном мокром асфальте. Вместо музыки в наушниках — шум дорог, вместо запаха кофе — запах дождя. В голове, словно на сломанном проигрывателе, тихим, но таким уверенным мужским голосом, в который раз повторяется: «Лиён, возвращайся в Сеул». А ведь ещё пять лет назад я представляла себе подобную ситуацию и, полная уверенности, предвидела, как воспроизвожу свою яростную речь, выставляя себя жертвой. Всё было продумано. И вот сейчас, спустя пять лет происходит именно это, но что же со мной? Когда внутренний голос постоянно спрашивал: «Что будешь делать, если он объявится? Попытается тебя вернуть?», я бы решительно, даже не думая, ответила бы, что возвращаться не намерена. Но этот козёл даже не удосужился попытаться вернуть меня! Так, зачем сейчас я буду возвращаться спустя столько времени? У Юнги другая жизнь, у меня тоже. Найти бы хоть одну причину согласиться… Чёрт, нет. Ещё и причину я искать буду, пф. У меня тоже есть гордость. Я сажусь на лавочку, которая едва высохла после дождя и перебираю ногами листья. Холодный воздух отрезвляет разум и думается проще. А вообще, почему я должна думать об этом? Не буду и всё. Ну вот, а если поеду, то что? Что-то изменится? Разумеется, Юнги кинется мне в ноги и будет умолять простить его. Начнёт подбирать нужные слова для оправдания своего поступка, будет клясться в любви, а я, как сильная, независимая и уже не наивная, дам ему пощёчину, вложив в удар все свои отрицательные эмоции, которые испытывала в течении долгого времени после переезда и с гордо поднятой головой уйду. Вот мелодрама-то. А мелодрама — это жанр книги или кино, где всё выдумано для людей, которые верят в истинную любовь, как когда-то верила в неё я. Все вранье и выдумки, где-либо мальчик с девочкой сначала ненавидят друг друга, но потом парень влюбляется в хрупкую особу и всеми путями завоёвывает ее сердце. Либо, богатенький паренёк с отвратительным характером влюбляется в девушку нижних сословий, которая терпеть его не может. Увы, жизнь — не кино. А если коротко, то я никуда не поеду. Пришли к этому выводу снова, вот и отлично. У меня здесь — в Нью-Йорке только всё пошло вверх. Почему я должна всё это бросить из-за какого-то зелёного (простите, мятного) идиота, на которого я потратила, как там говорится, лучшие годы своей жизни? Конечно, он ведь так меня любил, что даже изменил и после того, как я буквально сбежала в другую страну, он не удосужился узнать обо мне что-нибудь. Ну как же так? Неужели всё это было игрой? Всё было тем самым фильмом? Что ж, видимо, сценаристу нравится забавляться с нами — несчастными актёрами. Или наоборот, в конец надоело и он решил пустить все на самотёк, предоставить нас самим себе, перед этим запретив даже думать о каком-то хэппи-энде. Телефон раз завибрировал в кармане и высветил на экран смс от мистера О, брайена. «Здравствуйте, мисс Мин. Сегодня Вам на карту будет переведена часть гонорара за проведение выставки». Ну и чем вам не судьба? Это смс значит то, что в Нью-Йорке у меня всё идёт отлично, и выставку организовала, и деньги скоро будут. Какой Сеул?! А если подумать, как пойдет «сюжет», если я откажусь? Тэхён расстроится, но не станет заставлять меня и уедет один. В Сеуле Юнги моментально узнает обо всём и первым же рейсом рванёт в Нью-Йорк к своей некогда любимой, то есть — ко мне. Или я всё же никогда и не была его любимой? Он прилетает в Америку, находит девушку и на коленях просит прощения. Она всеми способами посылает парня, давая понять, что знать его не желает, но тот, сияя всем своим упрямством, заявляет ей, что останется в Нью-Йорке до тех пор, пока снова не завоюет сердце красавицы. Спустя долгое время тернистых препятствий и горьких мучений девушка сдаётся — загоревшись любовью к парню, соглашается уехать, вместе они возвращаются в Сеул и «жили они долго и счастливо», а Голливудские режиссёры нервно курят в сторонке. Я невольно усмехаюсь — чтобы Юнги вот так вот унижался передо мной? Он ни за что не сделает этого. И мне это не к чему. Странно, что прямо сейчас мне захотелось думать о нём. Я так долго не вспоминала этого подонка. Итак, в моей темноволосой голове благополучно стали перематываться все события, начиная со времён начальной и средней школы и предательски заканчивая той самой ночью. А вообще-то, нет, сначала я даже вспомнила детство. Я плохо помню, как меня привели в дом Мин, но точно помню, как братики сначала не полюбили мою особу (что было весьма взаимно), но Чонки стал привыкать и в конце концов смирился, а этот упрямый козёл — нет. Помню, как таскала его футболки. До него не доходило, почему я так делаю и он на всех своих не самых положительных эмоциях ходил к маме с жалобами. А ведь он так и не узнал, что я делала это ему на зло. Признаюсь, мне нравилось, когда я видела его обиженное лицо, когда он осознавал, что его маленькую сестрёнку даже не собираются ругать за содеянное, а он в добавок ещё и выслушает поучительную лекцию. И лишь один раз я сжалилась, отступила, увидев его одного, обиженного на весь мир, почти спящего на холодном полу балкона. Даже извинилась перед ним! Но я не была злой, надоедливой младшей сестрой, которая то и делала, что доставала несчастного старшего братика. Он тоже хорош. Постоянно задирал меня, а в средней школе я терпеть его не могла. Но… да, потом я стала любить его, но не так, как должна была — как старшего брата. Я полюбила его, как парня. Чем этот придурок только привлёк меня тогда? Ведь, ещё незадолго до этого я непонимающе и с такой жалостью, свысока смотрела на добрую часть уже в который раз отшитых Юном девушек, которые продолжали безответно сохнуть по нему. Я понимала, за что в него можно влюбиться, но никогда не чувствовала к нему ничего подобного. Даже был период времени, когда я гордилась Юнги, видя бегающую за ним орду девчонок. «О да, это мой брат. Что? Он опять вас послал? Хах, как жаль», — вертелось тогда у меня в голове. А потом, так незаметно для меня прошло ещё немного времени и: «Хэй, это мой парень стервы. Уделаны. Я обошла вас всех. Он мой». И вообще-то, иногда мои слова подтверждали красные отметины на шее Мина. Все, видя нечёткие яркие круги на коже парня, знали — «какая-то шмара заполучила его». Все знали, что он стал кому-то принадлежать, но никто не знал кому именно. Я действительно влюбилась в своего старшего брата, но не стала участницей «клуба отвергнутых». В отличие от них всех — Юнги тоже любил меня. Любил ведь… да? Чёрт, я снова усмехаюсь — ему так не нравилось, когда я называла его своим. Ему не нравилось чувствовать себя собственностью, он любил быть собственником. Но милый, тогда — пять лет назад, я всё равно знала, что ты только мой, нравится тебе это или нет.